При этом сохраняется незыблемым доминирование мужчин в публичной сфере и асимметричное распределение обязанностей в семье.

Как мужчины, так и женщины испытывают проблемы в про-сграивании своей гендерной идентичности и утверждении привыч­ных сценариев мужественности и женственности: мужчины из-за проблематичности реализации традиционных ролей профессиона­ла на рабочем месте и кормильца в семье в условиях экономичес­кой нестабильности, женщины из-за отсутствия институциональ­ной поддержки выполнения привычной роли работающей матери. Новые сценарии, такие как независимый собственник-профессио­нал, домохозяйка, сексуальный объект, бизнес-леди, широко реп­резентируются в медийном дискурсе, но плохо соотносятся с жиз­ненными реалиями подавляющего большинства россиян.

Гендерная сегрегация на рынке труда сохраняет разницу эко­номических возможностей мужчин и женщин, а слабость соци­альной политики делает ее последствия даже более острыми, чем в советский период.

Отсутствие доминирующего идеологического фрейма созда­ет, тем не менее, возможности для выработки на микро- и даже институциональном уровненовых форм гендерных отношений, для их диверсификации и творческого переосмысления. Высокий об­разовательный уровень и относительная экономическая самосто­ятельность российских женщин дает основания предполагать, что имеющая свои уникальные черты российская тендерная система имеет и определенный потенциал развития в направлении тендер­ного равноправия.

ЛЕКЦИЯ 7.

ГЕНДЕР И НАЦИОНАЛЬНОСТЬ

Тендер и нация: соотношение понятий

Тендерные отношения имеют сложную структуру, они диф­ференцированы в зависимости от принадлежности к тому или ино­му классу, расе, этничности, национальности религиозному веро­исповеданию и другим социальным группам, дающим основания для существования коллективных идентичностей. Однако до сере­дины 1980-х гг. в социологии практически не существовало работ, рассматривающих соотношение национальной и тендерной иден­тичности. В 1980-х гг. в центр внимания многих социальных и поли­тических теорий попало понятие «гражданство», традиционно оп­ределяющее связь между понятиями «нация» и «государство». Это, в свою очередь, вызвало интерес к институту гражданства, расши­рение представлений о его неоднородности, о существовании раз­ных групп граждан. В том числе возник вопрос и о том, являются ли женщины гражданами в том же смысле, что и мужчины? Участву­ют ли они в тех же самых национальных проектах, что и мужчины, и какую они играют в них роль?

Для того чтобы ответить на эти вопросы, необходимо в пер­вую очередь определить понятие «нация», которое само по себе неоднозначно. Эрнст Геллнер подчеркивал, что «нация» не имеет определенных границ- ни политических, ни культурных; такие при­знаки наций, как общий язык, религия или обычаи, как правило, взаимопересекаются¹²³. Некоторые теоретики полагают, что суще­ствует реальная связь между теми культурно-политическими сооб­ществами, которые называют себя «единой нацией», и их истори­ческим происхождением. На этом основании считают нации «естественными», или примордиальными образованиями¹²⁴. Дру-

¹²³ Gellner E. Nations and Nationalism. Oxford: Basil Blackwell, 1983.

¹²⁴ Geerts C. Old Societies, New States. New York: Free Press. 1963.

гие авторы, напротив, полагают, что нации представляют собой ис­кусственный конструкт, возникший уже в современную эпоху. Так, видный исследователь национализма Бенедикт Андерсон считает нации «воображаемыми сообществами», неизбежно ограничен­ными, но в то же время суверенными¹²⁵. С термином «нация» час­то соотносится термин «этничность», представляющий собой со­циологический концепт, относящийся к формированию групповых идентичностей, основанных на общих культурных, религиозных или лингвистических корнях. Употребляемый в этом же контексте термин «раса», в отличие от этничности, связан прежде всего с так называе­мыми биологическими различиями, такими как физические черты и цвет кожи, и имеет очень сильные эссенциалистские коннотации.

Можно выделить пять основных подходов вопросу о том, как взаимосоотносятся понятие тендер с такими понятиями, как граж­данство, этничность, нация и «раса».

1. Тендер никак не влияет на природу национальных/этничес­ких отношений. (Э.Геллнер, Б.Тернер¹²⁶).

2. Симметричный первому подход, основанный на представ­лениях о том, что национальные/этнические отношения никак не влияют на тендерные. Этот подход связан со второй волной феми­низма и подразумевает, что гендерное неравенство во всех обще­ствах имеет общие черты, и женщины повсеместно подчиняются одному и тому же патриархатному угнетению (М.Дели¹²⁷).

3. Третий подход представляет собой попытку объединения двух предыдущих. Смысл его заключается в том, что системы тен­дерного неравенства и национального/расового/этнического нера­венства следует рассматривать как одновременно сосуществую­щие: так, женщины, принадлежащие к угнетенным нациями, например, чернокожие, страдают как от расового, так и от полово­го неравенства, как от расизма, так и отхексизма). В рамках этого подхода признается также, что женщины, принадлежащие к раз­ным национальным группам, могут находиться в отношениях не­равенства и эксплуатации. По логике он очень напоминает теорию

¹²⁵ Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М.: Канон-Пресс-Ц, 2001. С.ЗО.

¹²⁶ Gellner E Ibid.;Turner В. Orientalism, Postmodernism and Globalism. Lon­don:'Routledge, 1994.

¹²⁷ Daly M. Gyn/Ecology: The Metaethics of Radical Feminism. Boston, MA: Beacon Press, and London: The Women's Press, 1991.

«двух систем», в рамках которой предпринимались попытки объе­динения классового и тендерного анализа.

4. Четвертый, выдвинутый пост-колониальным феминизмом, утверждает, что специфические институты, в рамках которых осу­ществляется политика неравенства и угнетения белых женщин и которые традиционно были в центре внимания классического фе­минизма, на самом деле не играют центральной роли в определении положения женщин, принадлежащих к другим этносам (белл хуке¹²⁸).

5. Пятый подход основан на признании тесного взаимопереп­летения национальных/этнических и гендерных отношений, кото­рое не может быть понято с помощью простого суммирования тендерной теории и теории нации/этничности. Взаимоотношения этих фундаментальных социальных категорий могут быть проясне­ны только с помощью тщательного анализа причинных взаимосвя­зей между различными формами тендерной и национальной/эт­нической дифференциацией и неравенства (Ф.Антиас и Н.Ювал-Девис¹²⁹, С.Инлои¹³⁰).

Первым автором, проблематизировавшим национальную принадлежность и национальную идентичность женщин, была зна­менитая писательница и теоретик феминизма Вирджиния Вулф. Ей принадлежит известное высказывание: «Как женщина я не имею отечества. Как женщине мне не нужно отечество. Моим отече­ством как женщины является целый мир»^1П. Однако многие со­временные феминистские авторы оспаривают ее заявление, по­скольку оно делает «невидимым» отношения национального угнетения и разницу в положении женщин, принадлежащих к раз­ным этносам. Так, Г.Спивак, белл хуке и другие авторы настаивают на признании национальных различий между женщинами в каче­стве существенных факторов, определяющих их реальное положе­ние в социуме и их идентичности¹³².

¹²⁸ hooks, bell. Yearning: Race, Gender and Cultural Policies. London: Turna­round, 1991.

¹²⁹ Anthias F., Yuval-Davis N. (eds) Woman-Nation-State. London: Macmfflan, 1989.

¹³⁰ Enloe C. Bananas, Beaches, Bases: Making Feminist Sense of International Politics. London: Pandora, 1989.

¹³¹ Woolf V. Three Guineas. London: Hogarth Press, 1943. P. 197.

¹³² Spivak G. Three Women's Texts and a Critique of Imperialism // Besley C., Moore J. (eds) The Feminist Reader: Essays in Gender and the Politics of Liter­ary Criticism. London: Macmillan, 1989.

Роль женщин в национальных проектах

В книге Ф.Антиас и Н.Ювал-Девис выделены пять основ­ных ролей, которые отводятся женщинам в рамках любого нацио­нального проекта¹³³:

- они занимаются биологическим воспроизводством членов этнического сообщества;

- они воспроизводят границы и различия между этнически­ми или национальными группами;

- играют центральную роль в передаче национальной идео­логии и культурных паттернов (через социализацию детей);

- женщины обозначают этнические/национальные различия как фокус и символ идеологического дискурса, используемого для конструирования, воспроизводства и трансформации этнических/ национальных категорий (например, Родина-Мать);

- наконец, напрямую участвуют в экономической и полити­ческой жизни, а также нередко - в национальном движении и даже в военных конфликтах.

Ярким и драматичным примером того, насколько важна сим­волическая роль женщин в национальных отношениях, служат, в частности, события, развернувшиеся в 1920-е гг. в республиках Средней Азии, где компания по "освобождению" женщин стала центральным элементам покорения этих этнических территорий власти большевистского режима. Компания "по снятию чадры" началась осенью 1926 г. и имела достаточно тяжелые последствия для женщин, которые решились добровольно или под давлением новых властей к ней присоединиться. Ношение чадры не было запрещено официальным законом, но могло быть препятствием при приеме на работу и во всяком случае считалось доказатель­ством политической нелояльности. Населением обоего пола кам­пания была воспринята, прежде всего, как средство насильно навязать новую культуру и власть большевиков вместо тради­ционной национальной культуры и религии. Не случайно в Уз­бекистане она была названа узбекским словом худэкум, что зна-

¹³³ Anthias p., Yuval-Davis N. Woman-Nation-State. Basingstoke: Macmillan. 1989. P.l-15.

чит "атака"¹³⁴. Согласно историческим свидетельствам, ни одно другое мероприятие Советской власти в Средней Азии: ни закры­тие мечетей, ни коллективизация, ни репрессии не породило столь упорного и открытого сопротивления. Многих женщин, которые снимали чадру, отвергали их семьи, немало из них были убиты бас­мачами и даже просто своими родственниками. Это подтверждает идею о центральной роли женщин в идеологическом обозначении и воспроизводстве этнических объединений: и те, кто проводили компанию против ношения паранджи, и те, кто ей сопротивлялись, понимали, что на карту поставлено будущее Средней Азии.

Авторы, принадлежащие к пост-колониальному феминизму, подчеркивают различия в положения женщин, принадлежащих к главенствующему и подчиненному в рамках данного государства этносу и настаивают, в частности, на наличии особых национальных идентичностей у небелых женщин, имеющих отличный от европе­ек опыт. В частности, они полагают, что у многих женщин из стран Третьего мира «есть отечество» и позитивный опыт борьбы про­тив империализма за национальную независимость, который яв­ляется для них также ресурсом в борьбе против тендерного нера­венства. Это не означает, однако, что их членство в этническом сообществе является таким же, как и членство мужчин, и половые различия не имеют для них значения. Каждый проект, отражающий «национальные интересы», выдвигается и формулируется нацио­нальной элитой и носит на себе отпечаток прежде всего ее интере­сов. Нация не представляет собой гомогенной группы, она иерар-хизирована, в том числе и по тендерному признаку, и разные уровни иерархи имеют разную степень заинтересованности в успехе лю­бых национальных проектов. Так, например, хомейнистская рево­люция в Иране осуществлялась под лозунгами борьбы с империа­лизмом, но ее победа привела к значительным ущемлением прав женщин.

Примером тендерных различий в рамках национальности может служить отношение к военным акциям, предпринимаемым под предлогом защиты национальных интересов. Вооруженные силы служат важнейшим атрибутом национального государства,

¹³⁴ Akiner S. Between Tradition and Modernity: The Dilemma Facing Contem­porary Central Asian Women // Buckley M. Post-Soviet Women: From the Bal­tic to Central Asia. Cambridge: Cambridge University Press, 1997. P.261-304.

но при этом они являются в высшей степени гендерно сегрегиро­ванным институтом. Женщины, как правило, в меньшей степени, чем мужчины, поддерживают милитаристские кампании и чаще участвуют в пацифистских движениях (например, российский Союз солдатских матерей). Часто это объясняют врожденным жен­ским «миролюбием», однако, более корректно говорить об осо­бенностях тендерной культуры, предписывающей женщинам быть «миролюбивыми», а также о том, что женщины как соци­альная группа обычно бывают меньше заинтересованы в победо­носном исходе войны.

Женщины и биологическое воспроизводство нации

Борьба женщин за репродуктивные права, т.е. за свое пра­во решать, иметь или не иметь детей, и в каком количестве, все­гда была исключительно важной частью женского движения. При этом большинство дискуссий о «праве на выбор» и «праве на жизнь» до недавнего времени касались индивидуальных прав женщин: того, насколько наличие или отсутствие таких прав вли­яет на женское здоровье, на занятость и возможность карьеры и профессиональной мобильности, на семейные отношения. Од­нако очень часто давление на женщин, направленное на поощ­рение или, напротив, ограничение рождаемости, осуществля­ется на них не как на индивидуальности, а как на членов национальных сообществ. В зависимости от характера нацио­нального проекта, все или некоторые женщины детородного возраста призываются, а иногда и принуждаются, иметь больше (или меньше) детей. Н.Ювал-Девис выделяет три основных дис­курса, в рамках которых осуществляются манипуляции женщи­нами как потенциальными матерями:.

— дискурс «человеческих ресурсов», который рассматривает увеличение численности своей нации как жизненно необходи­мое средство реализации национальных интересов;

- мальтузианский дискурс, который, напротив, направлен на уменьшение «демографического давления» как средство избежа­ния будущей «национальной катастрофы;

— евгенистический дискурс, ставящий своей целью «улуч­шение качества» национального сообщества с помощью поощ­рения рождаемости среди «лучших» по биологическому или классовому происхождению групп населения и ограничения рождае­мости среди «неподходящих» групп¹³³.

Каждому дискурсу соответствует определенная социальная и государственная политика. Так, примером первого типа поли­тики может служить Япония, где за рождение каждого следую­щего ребенка в семье выплачивается удвоенное детское пособие, или Советский Союз в период с 1936 по 1953 г., где были запре­щены аборты. Таким образом, любая демографическая политика может проводится как с помощью поощрительных, так и запре­тительных мер.

Классическим примером мальтузианской политики служит Китайская народная республика (но она осуществляется также в целом ряде стран Африки, Латинской Америки и Карибского бас­сейна). Она получила свое название по имени английского эконо­миста XVII века Томаса Мальтуса, который считал, что планета скоро будет не в состоянии обеспечивать все возрастающее насе­ление Земли своими сокращающимися ресурсами. Так, в Китае предусмотрены серьезные санкции против семей, имеющих бо­лее одного ребенка, вплоть до увольнения родителей с работы и отказ в получении «лишним ребенком» образования.

Евгенистический дискурс основан на псевдонауке евгенике, целью которой служит регуляция не численности населения, но его «качества». В фашистской Германии евгенистическая поли­тика проводилась наиболее последовательно и включала в себя насильственную стерилизацию неарийского населения. Однако это далеко не единственный исторический прецедент: например, в 1927 г. в североамериканском штате Виржиния был принят ана­логичный закон, направленный против «неполноценных» жите­лей штата. В настоящее время в более мягкой форме эта политика проводится в Сингапуре, где бывший премьер-министр Ли Куан Ю призывал образованных женщин исполнить свой патриотичес­кий долг и рожать детей с хорошими генетическими характерис­тиками, в то время как бедные и необразованные женщины полу­чали $ 10 000 долларов за согласие на стерилизацию.

Все описанные выше виды политических дискурсов имеют ярко выраженный тендерный характер: их адресатами являются

¹³⁵ Yuval-Davis N. Gender & Nation. London, Thousand Oaks, New Daly: SAGE, 1997. P.29-35.

преимущественно женщины, потенциальные матери, а не потен­циальные отцы. Именно они подвергаются медицинской стерили­зации (иногда в качестве условия получения работы или социаль­ного пособия), именно их репродуктивное поведение контролируется. Один из эффектов мальтузианской политики свя­зан также с тем, что на многих территориях, где она проводятся, по социальным и экономическим причинам гораздо выше ценятся дети мужского пола, что приводит, в частности, к инфантициду, направ­ленному на младенцев-девочек. Так, в ряде деревень Китая и Индии после принятия государственной политики ограничения рождае­мости в некоторых возрастных стратах оказалось только мужское население.

Центральной идеей многих из этих политик является забота о генетическом составе населения. Те национальные проекты, кото­рые придают решающее значение генеалогии и происхождению как главным принципам организации национального сообщества, под­разумевают исключение несоответствующих этим критериям чле­нов сообщества. Это ведет за собой контроль над браками, рожде­ниями и сексуальностью, т.е. насильственную регуляцию гендерных отношений.

Культурное воспроизводство нации и гендерные отношения

Генетическая общность - только одно из возможных осно­ваний объединения нации/этничности. В любом национальном проекте значительная роль отводится общей культуре и традици­ям, особую роль при этом играет вероисповедание и/или язык. Нередко общность культуры считается более важным признаком, чем биологическое происхождение. Мифическое единство наци­ональных «воображаемых сообществ», которое разделяет мир на «мы» и «они» укрепляется и воспроизводится за счет символи­ческих «границ». Эти границы тесно связаны с культурными ко­дами, заключенными в стиле одежды и поведения, также как и в более разработанных системах обычаев, религиозных практик, художественного производства и, разумеется, национальном языке. • Во всех этих сферах особенно большое значение имеют ген­дерные символы и способы конструирования мужественности и женственности, так же как и сексуальности и распределения власти между полами. Важнейшая роль при этом принадлежит жен­щинам как символам культурных границ и воплощению нацио­нальных ценностей, одновременно являющимся ключевым звеном в воспроизводстве культуры. Поэтому такую роль в борьбе за путь развития нации играли «традиционалистский» и «модернистский» дискурсы, противоположным образом трактующие значение «эмансипации женщин» (под которой могло пониматься снятие паранджи, право голоса, доступ к образованию и профессиональ­ной занятости). Можно сказать, что на женщинах лежит «нагрузка репрезентации», благодаря которой они конструируются как сим­волические носители идентичности и чести своей нации. Так, на­пример, в подростковой фашистской организации «Гитлерюгенд» для мальчиков и девочек, состоящих ее членами, предлагались раз­ные лозунги: для девочек — «Быть верной; быть чистой; быть нем­кой»; а для мальчиков — «Достойно жить; храбро сражаться; уме­реть, смеясь». Национальный долг мальчиков означал жить и умереть во имя нации, девочкам же не надо было действовать - они должны были воплощать нацию. За последнее десятилетие немало палес­тинских женщин было убито своими родственниками-мужчинами за то, что их поведение «позорило» их семьи и нацию в целом (их вина заключалась в том, что они носили одежду в западном стиле и пользовались косметикой). Более мягкой версией репрессий про­тив женщин, опозоривших свою нацию, во многих европейских стра­нах после окончания Второй мировой войны было массовое обри-вание волос гражданок этих стран, подозревавшихся в любовных или сексуальных отношениях с немецкими солдатами во время ок­купации.

Положение женщин внутри национального сообщества обычно бывает амбивалентным. С одной стороны, как упомина­лось выше, они символизируют собой национальную честь и един­ство, являясь к тому же конечным аргументом при обосновании любого национального или этнического проекта (в частности, большинство войн ведется под лозунгом защиты «наших женщин и детей» - С.Инлои предложила даже ввести специальную еди­ную категорию для расхожей националистической фразеологии: «женщиныидети»)¹³⁶. В то же время, они часто исключаются из

¹³⁶ Enloe С. Womenandchildren: Making Feminist Sense of the Persian Gulf Crisis // The Village Voice. 25 September 1990.

реальной национальной политики и являются, скорее, ее объектом, чем субъектом. Строгие культурные коды, предписывающие, что значит быть «достойной женщиной», часто означают, что она нахо­дится в подчиненном положении.

Гендерные аспекты гражданства

Национальная принадлежность, равно как и само понятие «на­ция», может определяться разными способами. Некоторые нацио­налистические проекты основаны на идее общего происхождения (Volknation), другие на идее общей культуры (Kulturnation), третьи, наиболее модернизированные - на идее общего национального го­сударства (Staatnation), объединяющего в своих рамках равноправ­ных граждан - членов нации. Понятие «гражданства», таким обра­зом, является в этой трактовке центральным для определения национального сообщества.

В привычной для политической теории либеральной тради­ции гражданство определяется в индивидуалистических терминах, т.е. как набор нормативных ожиданий, определяющих отношения между национальным государством и его индивидуальными чле­нами и регулирующих их права и обязанности, а также сеть прак­тик, с помощью которых эти ожидания реализуются. Более кор­ректное определение принадлежит известному английскому теоретику Т.Маршаллу: «Гражданство - это статус, которым обладают полноправные члены сообщества. Все, кто обладает этим статусом, равны между собой и обладают правами и обя­занностями, подразумеваемыми этим статусом»¹³⁷. Маршалл выделял три аспекта гражданства:

- гражданский (civil); — политический;

- социальный.

Гражданский элемент включает в себя основные индивиду­альные права и свободы - неприкосновенность личности, свободу слова и вероисповедания, право собственности на личное имуще­ство и право на правосудие. Политический — право участвовать в

¹³⁷ Marshall Т.Н. Citizenship and Social Class. Cambridge: Cambridge Univer­sity Press, 1950. P. 14.

основных демократических процедурах, выбирать и быть избран­ным. Социальный - право на государственное социальное обеспе­чение, на предоставляемые гражданам льготы и привилегии. Он считал, что разные аспекты гражданства в европейской истории реализовывались не одновременно, а последовательно: сначала, приблизительно в XVIII веке, большинство населения получило гражданские права, затем, в XIX, политические, и в XX веке, по мере возникновения идеи«социального государства» — соци­альные. Для женщин, однако, даже в Европе, эта последователь­ность, была совершенно ивой. Даже после получения женщинами права голоса (период с 1918во 1928гг.)вботышшствестрануних отсутствовал ряд личных свобод, в частности, право полностью контролировать собственное тело (из-за запрета абортов), право отказывать мужу в сексуальной близости и тл. Да и в наши дни судебные процессы по поводу изнасилования в браке (аспект не­прикосновенности личности) возбуждаются лишь в немногих стра­нах и с большим трудом.

Однако проблема равного гражданства заключается не толь­ко в этом. Практически гражданские права, особенно в их поли­тическом аспекте, связаны с участием в публичной сфере обще­ства. Женщины же в рамках гендерного порядка сильно привязаны к его приватной сфере, где на них лежит множество обязанностей, связанных с заботой о других - обязанностей, от которых мужчи­ны в гораздо большей степени свободны. Это означает на практике наличие серьезных ограничений, связанных с реализацией жен­щинами своих гражданских прав. Это касается также и социально­го гражданства: так, зарабатывая меньше денег,-, чем мужчины, женщины рискуют получать более низкую пенсию. Вообще, для женщин социальное гражданство в целом имеет большее значе­ние, чем для мужчин, поскольку они находятся в более уязвимой экономической позиции. Они получают больше социальных посо­бий, и при наличии успешной социальной политики, они, хотя и становятся более зависимыми от социального государства, об­ретают значительную свободу в сфере семейных отношений (как и было, в частности, в Советском Союзе). Таким образом, граж­данство является одним из гендеризированных институтов и его структура играет значительную роль в тендерном порядке лю­бого общества.

Активное гражданство подразумевает не только права, но и обязанности, ответственность перед национальным государством. Высший гражданский долг состоит в том, чтобы быть готовым от­дать жизнь за свою страну. Конструирование мужественности и женственности в каждом национальном сообществе связано с пред­ставлениями о том, в какой мере оба пола могут быть пред­ставлены в вооруженных силах, обладать оружием. Традиционно ведение войны считалось естественным долгом мужчин, женщи­ны же считались столь же естественно приверженными миру и стабильности. Образ женщин, протестующих против военных действий, существует в западной культуре со времен знаменитой комедии Аристофана «Лисистрата», впервые поставленной на сцене в Афинах в V веке до н.э. Тем не менее, на практике война никогда не была исключительно «мужской зоной»: женщины все­гда играли определенную роль в вооруженных силах, нередко весь­ма существенную (например, заботились о раненых) - но никогда на равных основаниях с мужчинами. Разделение труда по полу в вооруженных силах всегда было более жестким и формализован­ным, чем в гражданском секторе. Участие в вооруженных силах важно для достижения полноценного гражданства, поэтому пра­во женщин быть военными являлось частью требований феми­нистского движения.

Современные армии играют две, потенциально противореча­щие друг другу роли:

— с одной стороны, они считаются фокусом патриотизма и единства нации, в рамках которого стираются классовые, регио­нальные, а иногда даже возрастные и тендерные различия (осо­бенно во времена войн и национальных кризисов);

— с другой стороны, они представляют собой эффективные современные корпорации, структурированные вокруг возможно­стей наиболее эффективным путем вести военные действия (т.е. производить смерть и разрушения).

' В зависимости от того, какая сторона в данный момент в данном государстве преобладает, включение женщин в вооружен­ные силы может иметь разное значение. Так, например, относительно массовый приход женщин в армии НАТО (особенно в США) произошел именно тогда, когда они стали полностью профессио­нальными и перестали формироваться на призывной основе. На­бор женщин в армию в этом случае не столько укрепил их граждан­ский статус, сколько послужил шагом на пути преобразования вооруженных сил из выполнения «священного долга» в более или менее обычную работу. Этому способствовало включение в со­став современной армии множества должностей, напрямую не свя­занных с военными действиями, а относящихся к сфере обслужива­ния военного контингента: обеспечение коммуникаций, питание, работа с документами и т.п.

Четкое разделение труда по полу в армии исчезает, однако, когда стираются различия между фронтом и тылом, например, в случае национально-освободительной борьбы (как было в армии Эритреи). Но даже и в этих случаях, непосредственно участвуя в военных действиях, женщины, как правило, за исключением от­дельных моментов, выполняют отличные от мужчин задачи. Так, например, даже в армии Израиля, единственной современной ар­мии, куда призываются женщины, они никогда не участвуют не­посредственно в боевых действиях, и лишь 60%> девушек призыв­ного возраста реально попадают в армию.

Тендерные различия на войне проявляются не только в воо­руженных силах, но и в том, кто становится ее жертвами: кого убивают, насилуют, кто становится беженцами.. Так, порядка 80% современных беженцев - женщины и дети. Мужчин же, даже не воюющих, с гораздо большей вероятностью убивают их против­ники, например, в ходе этнических чисток (как показали события в бывшей Югославии). Даже если им удается избежать этой учас­ти, то они чаще всего физически отсутствуют: бывают призваны на фронт или вынуждены скрываться, чтобы избежать смерти. Женской же участью нередко бывают массовые изнасилования (как это было, например, в Боснии середине 1990^х и в Бангладеш в 1981 г.) Стоит отметить^ что на венском форуме ООН по правам человека в 1994г. изнасилование было определено, как «преступле­ние против чести», а не как форма физического издевательства. «Честь» в этом контексте, несомненно, понимается как нечто боль­шее, чем принадлежность самих женщин, но, скорее, достояние всего национального сообщества, включая мужчин. Изнасилова­ние в ходе военных действий представляет собой более публичный акт, чем произошедшее в результате криминального нападе­ния в мирной жизни, нередко о нем становится известно окружаю­щим (поскольку насильники, сознательно «бесчестящие» завоеван­ный народ, обычно не считают нужным это скрывать). Соответственно, оно имеет для жертв более тяжелые последствия, особенно в случае наступления беременности: нередко от них от­ворачиваются их сограждане и собственные семьи. Таким обра­зом, военный опыт мужчин и женщин также существенным обра­зом различается.______________________________________

Даже поверхностный анализ национальных и тендерных отношений показывает, что они не существуют параллельно и независимо друг от друга, а, напротив, тесно переплетены. И мужчины, и женщины подвергаются специфическому давле­нию со стороны своих этнических и религиозных сообществ, Перед ними ставятся разные «национальные задачи». Тендер не может анализироваться без учета его этнической составля­ющей, равно как и этничность не может изучаться без учета гендерной композиции этноса. Разная позиция мужчин и жен­щин в Национальных иерархиях связана с их разной степенью участия в вооруженных силах и разным характером реального гражданства.

ЛЕКЦИЯ 8.

СОЦИОЛОГИЯ МАСКУЛИННОСТИ

Возникновение «мужских исследований»

«Мужские исследования» представляют собой критическое, в значительной степени политизированное направление тендерной теории. Их возникновение в рамках западной социологии в каче­стве самостоятельной исследовательской сферы в 1970-ые годы не­посредственно связано с воздействием, которое оказала вторая волна феминизма на содержание и направление развития социальной те­ории. Если одной из задач женских исследований было формиро­вание фемининности как категории тендерного анализа и ввод ее в публичный дискурс научного познания, то цель «мужских иссле­дований» в большей степени была политической. Она заключалась, в первую очередь, в артикуляции властной составляющей, инкор­порированной во взаимоотношения не только между полами, но и вяу1ир»-каждого пола. Вследствие этого акцент в анализе сместился с критики традиционной мужской роли и способов ее реализации на осмысление и критику отношений доминирования и подчине­ния, существующих между различными типами мужественности.

Произошедшее изменение фокуса исследований привело к по­явлению альтернативных возможностей для изучения тендерных ка­тегорий, а также к возникновению новой парадигмы социального знания. Объектом изучения социологии маскулинности изначально была не гегемонная маскулинность (белый гетеросексуальный муж­чина среднего класса), а «маргинализированные типы маскулиннос­ти, связанные с расовой/этнической принадлежностью или сексуаль­ной ориентацией»¹³⁸. Лишь впоследствии в поле внимания ученых попала и нормативная, доминантная мужественность, а также про-

¹³⁸ Messner M. Power at Play: Sports and the Problem of Masculinity. Boston: Beacon Press, 1992. P.219.

блемы формирования мужской идентичности, мужской социальной роли, культурного сценария мужественности и прочие.

Строго говоря, не вполне правомерно говорить о возникно­вении «мужских исследований» лишь в конце 1970-х годов. В этот период произошла их институциализация в социальных науках, тог­да как первые исследования, имплицитно посвященные изучению мужественности и мужских ролей, были проведены еще в 1920-40 годах представителями Чигакской школы¹³⁹. Непосредственным объектом этих исследований выступал феномен городских марги­нальных сообществ, однако интерпретация полученных данных в терминах тендерного анализа позволяет считать их примерами изу­чения субкультурных образцов мужественности.

В рамках этих исследований была описана юношеская и муж­ская гомосоциальная девиантная среда. Она порождает определен­ный тип поведения - девиантное поведение - и определенный тип мужественности. В маргинальных субкультурах мегалополисов этот тип существует в качестве нормативного и представляет собой «крайний» случай проявления традиционной мужской роли. По­добный образец мужественности характеризуется такими качества­ми как агрессивность, примат физической силы, гиперсексуальность и пр.

В качестве одной из ведущих причин девиантного поведения подростков, а также возникновения и утверждения подобного об­раза мужественности исследователями был отмечен феномен «от­сутствующего» отца. Он типичен для гендерной культуры обществ нового времени, когда жесткая дихотомия предписанных половых ролей и моделей поведения продуцирует появление «отклонений» от «нормы». Так, мужчина, поглощенный выполнением норматив­ной роли «кормильца», оказывался не просто дистанцированным, а фактически исключенным из участия в приватной жизни семьи и процесса воспитания детей. Как следствие, мальчики, выросшие в ситуации реальной безотцовщины, оказывались более склонными к девиантному поведению. Это происходит потому, что во время процесса гендерной социализации, идентификации и становления мужественности квази-сироты, не видя перед собой модели отца,

¹³⁹ Thrasher F. The Gang: A study of 1313 gangs. Chicago: University of Chica­go Press, 1927; Whyte W.F. Street Corner Society. Chicago: University of Chi­cago Press, 1943.

как взрослого мужчины, воспринимают и интериоризуют норматив­ные образцы мужественности, формируемые и транслируемые в группе сверстников, а также репрезентируемые средствами мас­совой информации. Это приводит к тому, что мужская идентич­ность, возникающая в гомосоциальных подростковых сообществах, является отличной от тендерной идентичности взрослого мужчи­ны-отца и строится на основе противопоставления материнской, женской идентичности. Формируемый таким образом норматив­ный тип мужественности оказывается типом «гипермужественно­сти». Набор его атрибутивных характеристик состоит из примата физической силы, высокой ценности насилия, агрессивности, ми-зогинии, гомофобии.

Впрочем, такого рода «девиантная маскулинность» являет­ся не столько девиацией, сколько утрированным вариантом мас­кулинности традиционной. Энтони Гидденс описывает тради­ционную, нормативную мужественность как совокупность следующих черт:

- стремление доминировать над другими мужчинами в сфере общественной жизни;

- двойной стандарт (что допустимо для мужчины, неприемле­мо для женщины);

- разделение женщин на "чистых" (на которых можно женить­ся) и "нечистых" (проституток, содержанок, ведьм);

- понимание половых различий, как незыблемых, данных Бо­гом или природой;

- представление о женщинах, как существах иррациональных, с неясными желаниями и действиями (женщина как проблема);

- разделение труда по признаку пола.

Это описание представляется довольно точным, но гораздо более сложно объяснить причины устойчивости этой конфигура­ции «истинной маскулинности» и предложить позитивный про­ект ее изменения.

Основные теории маскулинности

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: