СОВРЕМЕННЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ РАЗВИТИЯ ТЕНДЕРНОЙ ТЕОРИИ И ТЕНДЕРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Хотя сам Фуко не интересовался непосредственно вопросами пола, разработанная им методология оказала огромное влияние на тендерную теорию. Главным предметом его исследований была власть. Фуко различает две ее разновидности, или, точнее, состав­ных элемента: собственно власть, понимаемую как абстрактную и повсеместно проникающую силу, и доминирование (как конкрет­ные привилегии, которые принадлежат людям, обладающим вла­стью). Он подчеркивает роль государства, которое с помощью идеологии и организации системы знания (например, по пово­ду сексуальности, криминальности, психической нормальности) мо­жет весьма эффективно управлять своими гражданами. При этом агенты власти существуют практически на всех уровнях социальной иерархии, выполняя роль идеологической/моральной «полиции» -сюда относятся и психоаналитики, и тюремные надзиратели, и учите­ля, и родители. Таким образом, именно эпистемологическое форми­рование дискурса, как определенного способа организации знания (по определению Фуко, дискурсом является набор утверждений, при­надлежащих к единой системе формирования знания - например, экономический дискурс, дискурс естественной истории, психиат­рический дискурс и т.п.)⁷⁵ определяет условия существования. Власть, с точки зрения Фуко, является самостоятельным механиз­мом, действующим в значительной степени независимо от тех, кто находится в позиции социального доминирования, определяя для нас язык, которым мы пользуемся, и знания, которыми мы обладаем. Вслед за Фуко, многие авторы, работающие в сфере тендерной социологии, занялись исследованиями того, как различные дискур­сы, от медицинского до дискурса моды, классифицируют, репрезен­тируют и помогают контролировать человеческие тела, и убедитель­но продемонстрировали, как системы знания функционируют в качестве элемента аппарата власти. Этот подход оказался особенно продуктивным в области теории культуры и культурологических ис­следований. Одним из наиболее известных примеров приложения идей Фуко к тендерному анализу стала работа Джудит Батлер «Гендер­ная тревога: Феминизм и подрыв индивидуальности»⁷⁶, в которой она

⁷⁵ Фуко М. Археология знания. Киев: "Ника-центр", 1996. С. 106, 107.

⁷⁶ Butler J. Gender Trouble. Feminism and the Subversion of Identity. N.-Y.: Routledge, 1990.

предложила «перформативный» подход к гендеру. Основным пред­метом ее теоретического анализа стала концепция субъективности, в частности, она утверждает, что гендерные различия на самом деле являются просто артикуляцией повторяемых перформансов культур­но санкционированных актов тендера. Тендер не существует ни до возникновения соответствующего дискурса, ни вне его.

При всей оригинальности работ Батлер и других постмодер­нистских теоретиков, их подход практически невозможно эффек­тивно применить для анализа многих важнейших аспектов тендер­ных отношений, например, в контексте рынка труда, ухода за детьми, насилия, тендерных режимов различных социальных институтов, материального неравенства.

Эти вопросы имеют центральное значение для другого на­правления современной тендерной теории, которое принято назы­вать материалистический феминизм. Генетически он связан с марксистским и социалистическим феминизмом, однако имеет ряд существенных отличий. Марксистский материализм был таковым в силу материалистического взгляда на историю, на взаимоотноше­ния труда и капитала. При этом марксистское представление о тру­де было достаточно абстрактным, он рассматривался преимуще­ственно в экономических терминах. Материалистический же феминизм главное внимание уделяет телесности как основе всех социальных отношений, распространяя марксистский концепт ма­териального на физический мир разделенных по полу тел. При этом осуществляется синтез не с психоаналитической традицией, а с ра­дикальными феминистскими теориями сексуальности. В центре вни­мания материалистического феминизма находятся материальные интересы и материальные практики. В рамках этого подхода тендер понимается как выражение взаимоотношений между сферами производства и воспроизводства. Примером исследования, вы­полненного в парадигме материалистического феминизма, может служить работа С.Кокберн о половом разделении труда в печатной индустрии⁷⁷. Слабым местом материалистического феминизма, однако, является его евроцентризм: основным предметом анализа по-прежнему остаются страны классического капитализма, при этом игнорируется специфика гендерных порядков посткоммунис­тических стран и стран Третьего мира.

⁷⁷ Cockburn С. Brothers: Male Dominance and Technological Change. London: Pluto, 1983.

Далее мы рассмотрим другие теории тендера, наиболее влия­тельные среди корпуса работ «третьей волны феминизма».

Теория социального конструирования гендера

Главный тезис теории социального конструирования гендера состоит в том, что статус мужчины и женщины, а также кажущееся естественным различие между мужским и женским не имеет био­логического происхождения, а, скорее, является способом интер­претации биологического, легитимным в данном обществе. Таким образом, можно говорить о том, что теория социального констру­ирования гендера критически переосмыслила и инкорпорировала три ведущие социологические теории — теорию социального кон­струирования, теорию символического интеракционизма и этно-методологическую теорию. Рассмотрение гендера в качестве соци­ального конструкта непосредственно связано с отрицанием биологического детерминизма'в гендерных отношениях.

Основная идея теории социального конструирования заклю­чается в том, что наше восприятие социальных проблем зависит от нашего восприятия мира. Существующие в обществе проблемы возникают не в силу «объективных» обстоятельств, а потому что разные социальные группы имеют различные интересы. Превра­щение данных интересов в конфликтные и появление конфликтных ситуаций выступают свидетельством социальной неудовлетворен­ности определенных групп. Происходит смещение фокуса научно­го анализа с реальных, «объективно существующих» объектов и действий на символические значения. Политическая значимость теории социального конструирования заключается в том, что по­средством нее было поставлено под сомнение существование объективного знания. Развитие данного подхода позволило изме­нить перспективу социального познания: общественно значимые феномены и явления стало возможным рассматривать в качестве выражений интересов отдельных групп социума.

Классики теории социального конструирования П.Бергер и ТЛукман в своем анализе социализации делают акцент на деятель-ностный характер усвоения индивидами ролей⁷⁸. Данное положе-

⁷⁸ Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: Медиум, 1995.

ние было экстраполировано феминистскими исследователями на изучение тендерных ролей. Способность к созданию новых тендер­ных правил и отношений, в первую очередь, в ходе микровзаимодей­ствий, делает данную теорию принципиально отличной от теории социализации, разработанной в рамках структурного функционализ­ма. Другое существенное положение теории социального констру­ирования тендера состоит в том, что тендерные отношения конст­руируются как отношения неравенства, дискриминации, где доминирующие позиции занимают мужчины.

Этнометодологические исследования можно считать вторым образующим основанием теории социального конструирования тендера, в рамках которых стало возможным рассмотрение не только тендера, но и пола в качестве социального конструкта. Концептуа­лизация исследования тендерных отношений ГТарфинкелем пред­ставлена анализом случая Агнес⁷⁹. Рассмотрение данной истории смены половой идентичности дает понимание о том, что соци­альный порядок основан на различии мужского и женского, опре­деленным образом гендерно сконструирован. Этот случай описы­вает, как после операции по смене биологического пола перед Агнес встает трудная задача - стать настоящей женщиной, «сконструиро­вать себя», «сделать свой тендер», как позднее это назвали амери­канские феминистские исследователи К. Уэст и Д. Зиммерман⁸⁰. Главным для нее было избежать разоблачения, быть социально-компетентным в тендерном отношении человеком, то есть знать и владеть соответствующими практиками, необходимыми для успеш­ной коммуникации. Агнес становится «методологом-практиком», как называет ее Гарфинкель, занимающимся созданием собствен­ного тендера и категоризацией пола в повседневной жизни. Про­блемная ситуация тендерного сбоя, в которую попала Агнес, вы­являет механизмы «делания социального порядка», «делания тендера»⁸¹.

Критическое переосмысление явления транссексуальности на примере исследования Гарфинкелем случая Агнес позволило фе-

⁷⁹ Oarfinkel H. Studies in Ethnomethodology. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall , 1967.

⁸⁰ Уэст К., Зиммерман Д. Создание тендера // Тендерные тетради. Труды СПб филиала ИС РАН, 1997. С.94-124.

⁸¹ Здравомыслова Е., Темкина А. Социальное конструирование тендера // Социологический журнал. 1998, № 3-4. С. 177-182.

министской теории по-новому поставить вопрос о понятиях пола и тендера, и их соотношения. Уэст и Зиммерман предлагают рас­смотреть важные и на сегодняшний день недостаточно разработан­ные различия между полом, категорией пола и тендером.Пол для них — это «определенность, основанная на использовании соци­ально принятых биологических критериев для классификации индивидов как женщин или мужчин»*². Критерием классифика­ции могут выступать в данном случае первичные половые органы, набор хромосом и т.п.

Иной, по мнению авторов, представляется категория пола. Она является социально сконструированной. .«Отнесение к кате­гории по признаку пола достигается через использование критери­ев принадлежности к полу, но в обыденной жизни категоризация усиливается и поддерживается социально заданными иденти­фикационными проявлениями (дисплеями), которые свидетельству­ют о принадлежности к той или иной категории по признаку пола»⁸³. Пол и отнесение к категории пола могут не совпадать. Иллюстрацией такого несовпадения и служит случай Агнес, у ко­торой были мужские гениталии и претензия на принадлежность к категории женского пола. Таким образом, категоризация по при­знаку пола может совпадать или не совпадать с биологическим полом индивида, но сама по себе процедура по приписыванию принадлежности к определенному полу и помещение в категорию «мужчина» или «женщина» для человеческих взаимоотношений на повседневном уровне носит атрибутивный характер.

В качестве аргумента, подкрепляющего тезис о необходимос­ти идентификации по признаку пола в процессе межличностной коммуникации, Уэст и Зиммерман приводят описание случая в компьютерном магазине, когда клиент-исследователь не смог иден­тифицировать пол продавца⁸⁴. Невозможность отнесения партнера по взаимодействию к определенной категории по полу мешала не только эффективной коммуникации между продавцом и клиентом, но и самому процессу покупки.

Таким образом, исследователи приходят к выводу о том, что приписывание пола (или категоризация принадлежности по полу)

Зиммерман Д. УкаЗ.соч. С.96.

⁸³ Там же.

⁸⁴ Там же. С. 104, 105.

является базовой практикой повседневного взаимодействия; она становится нерефлексируемым фоном для коммуникации во всех социальных сферах, избавиться от нее невозможно. Категоризация по полу предстает неотъемлемым атрибутом социального взаимо­действия. В случае затруднения в отнесении индивида в категорию по полу возникает сбой коммуникативного процесса.

Принадлежность к категории по признаку пола и тендер не являются одним и тем же. «Тендер является деятельностью по организации ситуативного поведения в свете нормативных пред­ставлений об аттитюдах и действиях, соответствующих кате­гории принадлежности по полу»*⁵. Иными словами, тендер явля­ется конструктом, всегда соотносящимся с конкретным культурным контекстом.

Третьей составляющей теории социального конструирования гендера является символический интеракционизм Ирвинга Гоффма-на^к. В фокусе исследовательского внимания Гоффмана находится конституирование социального порядка через процессы взаимодей­ствия, происходящие на микроуровне. Рассмотрение категории ген-дера в данной теоретической перспективе позволяет говорить о том, что гендер представляет собой одновременно и результат, и источник социального взаимодействия индивидов. Гоффман считает гендер базовым отношением социального порядка: «Каждое физическое пространство, каждая комната, помещение для социальных со­браний обеспечивают необходимые основание, способы проявле­ния, которые могут быть использованы в гендерном дисплее и под­тверждать гендерную идентичность»*¹.

Для того, чтобы показать, как конструируется социальный порядок в каждой конкретной ситуации межличностного обще­ния, Гоффман вводит понятие «гендерный дисплей»: «если ген­дер можно определить как культурно установленный коррелят пола (вследствие биологии или научения), то гендерный дисплей относится к конвенциональным изображениям этих корреля-

⁸⁵ Там же. С.96.

⁸⁶ Goffman E. Frame Analysis of Gender. From "The Arrangement Between the Sexes" // Lemert C, Branaman A. (eds.) Goffman Reader. Oxford: Blackwell, 1997. P.201-208; Goffman E. Gender Display. From "Gender Advertisements: Studies in the Anthropology of Visual Communication // Lemert C., Branaman A. (eds.) Goffman Reader. Oxford: Blackwell, 1997. P.208-227. ⁸⁷Ibid.P.207.

moe»⁸⁸. Иными словами, гендерный дисплей представляет собой совокупность формальных конвенциональных актов взаимодей­ствия. Дисплей выполняет функцию «информатора», является ос­новным механизмом создания гендера на уровне межличностной коммуникации⁸⁹.

Гендерный дисплей имеет ряд структурных особенностей.

Во-первых, он носит диалогический характер, т.е. строится по принципу «утверждение - ответ». Дисплей представляет собой конвенциональные модели поведения, в рамках которых наличие или отсутствии симметрии может выступать причиной возникно­вения как отношений господства, так и взаимного уважения (ра­венства).

Во-вторых, дисплей либо активизируется в начале и конце дей­ствия, но остается «нейтральным» во время него (в этом случае дисплей представляет собой как бы «скобки» деятельности, обозна­чающие ее начало и конец), либо предваряет начало более значи­мой деятельности, т.к. является вписанным в контекст более важной практики. Таким образом, дисплей играет важную роль именно при переключении видов деятельности.

В-третьих, гендерный дисплей выполняет функцию идентифи­кации. Она заключается в том, чтобы в начале коммуникативного процесса давать информацию о партнере по взаимодействию (на­пример, стиль прически, стиль одежды, тембр голоса), что позволя­ет идентифицировать его определенным образом и выбрать соот­ветствующую форму коммуникации.

В-четвертых, Гоффман отмечает многозначность и многоадрес-ность гендерного дисплея. Иными словами, информация, «закодиро­ванная» в дисплее, обладает несколькими социальными смыслами, воплощающими определенные иерархии. В качестве иллюстрации данного тезиса автор приводит пример о том, что в основных евро­пейских языках мужской род является нейтральным, в то время как женский часто несет негативные коннотации.

Идентификационная система, по Гоффману, есть идентифи­кация и типизация по полу, которая представляет собой, во-первых, узнавание того, «кто» попал в поле внимания, т.е. помещение в категорию; во-вторых, она содержит способы, которыми мы мар-

⁸⁸ Ibid. 210.

⁸⁹ Здравомыслова Е., Темкина А. Указ.соч. С. 10, 11.

кируем объект внимания — наименования. В повседневной практи­ке для этого используется сложившаяся система имен, фамилий, титулов и т.д. Наименование происходит как в письменных, так и непосредственных, речевых обращениях к адресату. Гоффман ссы­лается на лингвистические формы наименования по фамилии, ука­зывающие на пол индивида, которые существуют во многих евро­пейских языках.

Уэст и Зиммерман критически переосмыслили и развили под­ход к рассмотрению понятия «гендерный дисплей». Они не соглас­ны с трактовкой Гоффманом дисплея только как переключающего механизма, который «включается» в конце или в начале деятельно­сти, но не присутствует в ней самой. Недооценка воздействия ген-дерного дисплея на все виды человеческой деятельности вытесняет гендер на периферию процесса межличностного взаимодействия. По мнению же американских конструктивистов, он обладает все­проникающей способностью.

Основное положение теории социальной конструкции реаль­ности (и социальной конструкции тендера как ее варианта) заклю­чается в том, что индивид усваивает культурные образцы (паттер­ны) в процессе социализации, продолжающейся в течение всей жизни. Период первичной социализации связан в основном с бес­сознательными и пассивными механизмами усвоения культуры, в то время как вторичная социализация предполагает большую вклю­ченность когнитивных механизмов и возможность творческого пре­образования среды. По данным психологов, константа тендерной идентичности формируется у детей в возрасте 5-7 лет, а в дальней­шем идет ее развитие и содержательное насыщение за счет опытов и практик.

Важнейшим этапом вторичной социализации является воз­раст между 17 и 25 годами, когда формируется мировоззрение лич­ности и ее представление о собственном предназначении и смысле жизни. Это период юности, в течение которого усваивается опыт поколения. События, пережитые и осмысленные в этом возрасте, становятся базовыми ценностными детерминантами.

Значимость агентов социализации на разных этапах жизнен­ного пути различна. В период младенчества и детства (первичной социализации) главную роль играют семья, группы сверстников, соответствующие средства массовой информации, школа, «значи­мые другие». В дальнейшем в период вторичной социализации, когда, по выражению Э.Гидденса, «уже социализированный ин­дивид входит в новые сектора объективного мира своего обще­ства»⁴⁰, особенно значимы образовательные институты (учебные заведения), сообщества, средства массовой информации. Именно здесь формируется среда, которую восприемлет индивид, с кото­рой он себя идентифицирует и существование которой он поддер­живает⁹¹ .

Теория социального конструирования тендера позволила рассмотреть динамическое измерение тендерных отношений на микроуровне и дала представление о том, как происходит по­вседневное «делание тендера». Однако она не способна объяс­нить существование и воспроизводство тендерной асимметрии на институциональном и мета-социальном (социетальном) уровнях.

Цветной феминизм

Феминизм цветных женщин (т.е. женщин не белой расы) как интеллектуальное и политическое течение начал складываться еще в 1970-е гг. как реакция на игнорирование их интересов в феминис­тском мэйнстриме «второй волны». He-белые женщины фактичес­ки оказывались «невидимыми» в феминистском движении, лиди­рующую позицию в котором занимали белые женщины среднего класса, которые при этом делали заявления от имени всех женщин. Термин «сестринство», которым они пользовались, противопос­тавляя всех женщин как жертв угнетения всем мужчинам, на прак­тике означал, что «по умолчанию» политические практики и теоре­тизирование осуществлялось на основе жизненного опыта и политических взглядов белых гетеросексуальных женщин среднего класса. Тот жизненный опыт, те проблемы, с которыми им не при­ходилось сталкиваться, не востребывовался и не осмыслялся. Такая ситуация вызывала естественное чувство протеста среди цветных, в частности чернокожих женщин, а также лесбиянок.

Первое собрание чернокожих женщин, на котором была ар­тикулирована сложившаяся в феминистском движении ситуация,

⁹⁰ Giddens A. Sociology. Cambridge: Polity Press, 1994. P.80. " Здравомыслова Б., Темкина А. Тендерное измерение социальной и политической активности в переходный период. СПб.: Центр независимых социологических исследований, 1996. С.5-13.

произошло в Америке в 1973 г. и привело к созданию Националь­ной организации чернокожих феминисток. В Великобритании пер­вая аналогичная организация было создана на следующий год. Эти организации стали выражением необходимости преобразования женского движения, с тем, чтобы оно стало более чувствительным не только к тендерным, но и к расовым различиям.

Одним из начальных пунктов теоретической рефлексии чер­ного феминизма стала реакция на распространенную в дискурсе второй волны риторическую фигуру, сравнивающую положение (бе­лых) женщин с положением чернокожих. Этим сравнением, напри­мер, пользовались и Кэйт Миллетт⁹², и Суламифь Файрстоун⁹³. Не­трудно заметить, что подтекст этой аналогии означает сравнение белых женщин с черными мужчинами; позиция же черных жен­щин, оказывающихся жертвами двойной дискриминации - и по ра­совому, и по половому признаку — вовсе оставалось незамеченной. Известный теоретик черного феминизма бели хуке писала по этому поводу: «Как и многие другие люди в нашем расистском обществе, белые феминистки могли вполне комфортабельно себя чувствовать, выпуская книги и статьи по «женскому вопросу», в которых они проводили аналогии между «женщинами» и «чернокожими»... при­знать, что термины «чернокожие» и «женщины» могут перекры­ваться, означало сделать эту аналогию неочевидной. Но продол­жая ее употреблять, они простодушно демонстрировали, что термин «женщина» для них является синонимом «белой женщи­ны», а термин «чернокожие» - синонимом чернокожих мужчин. Это указывает на то, что даже в языке движения, считающего себя направленным на уничтожение сексистского угнетения, при­сутствуют сексистско-расистские предрассудки против черноко­жих женщин»⁹⁴.

Эту лингвистическую конструкцию белл хуке считает симп­томатичной и символизирующей отсутствие чернокожих женщин в большинстве феминистских аналитических работ. «Ощущение себя жертвами угнетения дало белым женщинам право не заме-

⁹² Millett К. Sexual Politics. London: Virago, 1977. P.80.

⁹³ Firestone S. The Dialectic of Sex: The Case for Feminist Revolution. London: The Women's Press, 1979. P. 104.

⁹⁴ hooks b. Ain't I a Woman: Black Women and Feminism. London: Pluto Press, 1982. P.8.

чать, что они сами могут быть угнетателями»⁹⁵. Воспринимая половое угнетение как наиболее фундаментальную форму власт­ных отношений в современном обществе, белые феминистки по­лагали, что другие формы угнетения были не столь тяжелыми, либо что достижение полового равенства автоматически приве­дет к уничтожению всех остальных видов угнетения.

Рассмотрим, в чем же заключалось игнорирование опыта и специфики позиции цветных женщин.

Дискуссия о семье. Для белых феминисток семья была од­ним из основных институтов угнетения женщин. При этом она мыс­лилась ими именно как нуклеарная семья с мужчиной — главой семьи и кормильцем, и зависимой от него женщиной. Для цветных женщин семья, пусть и не-эгалитарная, зачастую оставалась глав­ным убежищем и источником поддержки против расистски на­строенного окружения. При этом сами практики семейной жизни в цветных семьях даже в таких странах, как Англия и Америка, об­ладали значительной спецификой, не говоря уже о странах Третье­го мира. Так, например, женщина очень часто там была единствен­ным работающим членом семьи и главой домохозяйства. Проис­ходило это потому, что цветные женщины занимали множество рабочих мест, связанных с неквалифицированном трудом в сфере обслуживания, таких, как уборщицы, помощники продавцов, до­машняя прислуга и т.п. «Мужских» же рабочих мест, не требую­щих квалификации, находящихся в самом низу социальной лестни­цы, было меньше.

Если женщины среднего класса всячески пытались подорвать «карьеру домохозяйки» как основной легитимный тип «женского предназначения» и добивались права на труд, то для большинства цветных женщин эта проблема вообще не стояла: они просто не имели материальной возможности оставаться дома и посвящать свое время семье (при том, что их семьи были в среднем более многодетными).

Психоаналитические объяснения разной мужской и женской социализации, подобные тем, которые предложили Ходоров и Дин-нерштейн, для них тоже были не вполне релевантны, потому что их опыт материнства был отличен. Цветные семьи чаще всего про­живали в своих этнических сообществах и поддерживали тесные

⁹⁵ Ibid. P.9.

отношения с широким кругом родственников, при этом принято было, чтобы в уходе за детьми матери помогали ее родственницы (не обязательно близкие), а иногда просто подруги или соседки. Таким образом, ребенок даже в первые месяцы своей жизни знал не только свою мать, но и других людей.

Дискуссия о репродуктивных правах, развернувшаяся в 1970-е гг., также продемонстрировала разную возможность их про­чтения: для доминирующих белых феминисток эти права означали прежде всего право на бесплатную контрацепцию и на аборт, в то время как цветные женщины еще помнили, что не далее как в нача­ле XX века некоторые из них могли быть подвергнуты насильствен­ной стерилизации в рамках евгенического движения. Политика ре­гулирования рождаемости до сих пор поддерживается во многих странах Третьего мира и спонсируется, в частности, Мировым бан­ком. На практике это нередко означает, что женщины из «многона­селенных» и бедных стран всячески подталкиваются к стерилиза­ции, а иногда — к использованию вредных для здоровья средств контрацепции.