Одна из раскопок в Греции (на острове Делосе).

В одно прекрасное утро 1876 г. меня вызвал к себе г. Дюмон, директор французской школы в Афинах, и обратился ко мне с вопросом, не желал ли бы я произвести раскопки. Я принял это предложение без малейшего колебания. 1328 франков 25 сантимов (около 505 руб.) — вот вся та сумма, которая была предназначена на раскопки острова Делоса. Но Дюмон не был из тех людей, которые любят только помечтать о великих вещах. Ему казалось лучше получить деньги путем успешной постановки предприятия, чем выпрашивать их обещаниями.

Сама история острова ясно указывала нам программу наших изысканий. Прежде всего надо было найти и откопать храм Аполлона, исследовать его и определить его окружность. Затем следовало перейти к торговым с. 562 помещениям, так как эти два пункта были средоточием античной жизни: храм и рынок должны были соприкасаться, потому что ярмарки расцвели под сенью святилища, а храм обогатился от приношений, жертвуемых торговцами. Признаки торговой деятельности и благочестия древних греков бросались в глаза уже на поверхности почвы: плотина, набережная, бассейны, гранитные столбы магазинов, мраморные колонны храмов и портиков, подножия статуй; а найденные в разных местах надписи говорили еще более ясным языком.

Но это не все. У греков, живших на этом острове, был в употреблении не только культ Аполлона, а потому необходимо было отыскать и другие храмы. Иностранцы, принося своих богов, возводили для них святилища; узкая терраса длиною в 100 метров, расположенная на склоне Кинфского холма, была заполнена развалинами храмов, приписывавшихся Серапису, Изиде, Анубису, Гарпократу и Афродите, богине сирийской. Остатки архитектурных произведений на берегу священного озера свидетельствовали о существовании других памятников. На склоне холма возвышались массивные стены театров; развалины на равнине означали местоположение античной гимназии. Затем по всей поверхности острова то в одиночку, то группами были рассыпаны древние жилища; хотя стены и были наполовину разрушены, однако вышина их достигала иногда от трех до четырех метров. Таким образом, перед нами предстал в самых разнообразных видах мало до тех пор изученный греческий дом. Планы дома и внутреннее расположение его, живописные и мозаичные украшения греческих жилищ, почти неизвестные до того времени, сделались теперь доступны изучению.

Было бы бесполезным преувеличением сказать, что выполнение этой программы не встречало никаких препятствий и что едва стоило нагнуться, чтобы найти все нужное. Прежде всего, трудно было иметь жилье на этом острове, так как он был необитаем в течение целого года, за исключением времени посева и жатвы, когда пастухи и земледельцы ищут только временного убежища в жалких, с. 563 грязных, почти не защищающих от ветра хижинах. Если бы мы предвидели наперед, что нам придется пробыть здесь так долго, то, вероятно, с самого же начала выстроили бы себе дом и, быть может, даже завели бы посевы; но мы всегда чувствовали себя как бы на отлете и берегли наши столь скромные средства для лучшего применения. Кроме того, в наше распоряжение было предоставлено до появления ближайшей эпидемии здание лазарета на соседнем острове Ринее.

Некоторое затруднение представлял также и вопрос о пропитании. Ни на Делосе, ни на Ринее не было ничего. У меня был сосед на Ринее, некто Базилис, но он не всегда был расположен продавать продукты даже за хорошую цену. Однажды он не согласился продать мне курицу под предлогом, что она несла яйца. Тогда я попросил его продать яйца. «Но ведь из яиц выходят куры», сказал он и захлопнул дверь. Приходилось питаться консервами. Хлеб и свежие продукты мы получали из ближайшего города Микона. Все это было бы прекрасно, если бы не нужно было переезжать на лодке по морю, которое не всегда позволяло нам возобновлять наши припасы. Много раз приходилось есть заплесневелый хлеб или выпрашивать его у рабочих и матросов. Я с благодарностью вспоминаю об одном бифштексе, который предложил мне командир французского корабля le Sané, и о нескольких бутылках вина, которые адмирал русского флота Кремер велел, без нашего ведома, положить на дно нашей лодки. Мы были не менее чувствительны и к нравственным удовольствиям, которые испытывали, видя флаги наших национальных цветов, получая новости, разговаривая на родном языке и приходя хотя бы на мгновение в соприкасание с отечеством и культурным миром.

Хотя мы все время работали летом, климат на острове был умеренный. Этим мы обязаны были северным ветрам, дующим там беспрерывно с конца июня до начала сентября. За исключением нескольких безветренных дней, в самом деле чрезвычайнос. 564 мучительных, мы страдали от жары меньше, чем в иные дни во Франции. Мы могли бы только восхвалять ветер, если бы он, освежая воздух, не подымал бурное волнение и противные течения. Нам постоянно приходилось переплывать море: утром, когда мы ехали на работу, и вечером, возвращаясь домой или отправляясь то за провизией, то для найма рабочих; при этом приходилось пользоваться нашей утлой лодчонкой. Волны брызгали нам в лицо, захлестывали в лодку воду, которую мы с трудом успевали вычерпать, и промачивали нас до костей. Раз в открытом море волны вырвали у меня руль; другой раз ветер сломал мачту, выбросил нас на голую скалу, едва не разбив вдребезги.

В Миконе, кроме свежих припасов, мы получали всех наших рабочих. Несмотря на дурную славу людей сварливых, которою жители Микона пользовались в древности и которая осталась за ними до сих пор, они проявляли покорность и даже преданность. За исключением одной попытки к стачке, сейчас же подавленной, работы в течение пяти лет протекали мирно и без повышения заработной платы.

Надсмотрщики, которых, по греческому закону, обязаны иметь все производящие раскопки, не всегда были просвещенными и любезными людьми. Эти поистине всемогущие лица, исполняя на раскопках роль полиции и контролируя ведение работ, могли в любой момент остановить их. Между тем, эта обязанность была возложена на одного матроса, не имевшего занятий, но находившегося в родстве с каким-то министром. Этот человек прежде занимал место гребца на каком-то каике, а потому именовал себя капитаном; он был человеком грубым, всецело преисполненным сознания своего достоинства, и едва умел читать. Я освободился от него без особого труда после первого же скандала, так как министр в это время сменился. Тогда меня наградили другим начальником, который во всех отношениях был полною противоположностью первому, так как отличался мягкостью, покорностью, с. 565 уживчивостью и любезностью. Дело с ним вести было не только легко, но и приятно; к несчастью, он заболел лихорадкой. Видя, как он дрожал от озноба, я закутал его своим плащом и заплатил за его проезд, так как его кошелек был пуст. Вскоре я получил письмо, наполненное… благословениями. Благодарность — монета настолько редкая, что ею стоит довольствоваться. Его сменил поэт, горячий сторонник социалистических реформ. Он, видя мою холодность к его стихам и теориям, заявил мне через посредство жандармерии о прекращении раскопок. После стольких передряг я имел право на награду. Я нашел ее в лице г. Каввадиаса, человека любезного и ученого. Не всем выпадает такое счастье; но в настоящее время все греческие надсмотрщики — люди воспитанные, а часто даже образованные.

Теперь, когда все эти неприятности уже в прошлом, было бы даже, пожалуй, жаль, если бы их совсем не пришлось претерпеть: они носили скорее юмористический, чем трагический, характер и были для нас школой терпения и дипломатии. В общем они послужили для нас к лучшему и ничем не повредили раскопкам. Кроме того, сколько наслаждений доставляла нам эта свободная жизнь на открытом воздухе, под самым прекрасным в мире небом, на берегу сверкающего моря, среди нескольких изящных островков, которые вызывали тысячи поэтических воспоминаний!

Но самое лучшее заключалось в постоянном возбуждении от деятельности, в беспрерывной борьбе с препятствиями, в горячем нетерпении сделать открытие, в постоянной неожиданности от неизвестного, в радости успехов, которые так часто увенчивали наши усилия.

(Homolle. Conférence faite au Trocadéro le 30 juin 1889).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: