Мегатренды / Д. Нейсбиг; Пер. с англ. М.Б. Левина. — М.: ООО «Издательство ACT»: ЗАО НПП «Ермак», 2003.

[Извлечение]

1. ОТ ИНДУСТРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА К ИНФОРМАЦИОННОМУ

Данная книга посвящена десяти главным трансфор­мациям, которые происходят в нашем обществе в дан­ный момент. И самая из них неуловимая и при том самая взрывная — это мегасдвиг от индустриального об­щества к информационному.

Я это говорю по опыту общения с разными людьми по всей Америке, с которыми я этот мегатренд обсуждал. Меня всегда поражало, как много людей страстно со­противляются понятию экономики, построенной на ин­формации, и отрицают, вопреки огромной массе при­знаков, что индустриальная эпоха закончилась. Я думаю, что корни этого чувства лежат в нашем коллективном нежелании прощаться с эрой величия.

Конечно, я не первый заговорил об информацион­ном обществе. Эта идея не нова. На самом деле это уже и не идея — это реальность.

Информационное общество началось в 1956 и 1957 годах, в десятилетие, олицетворяющеее индустриальную мощь Америки.

1956 год был годом процветания и промышленного роста Америки. Эйзенхауэра выбрали президентом вто­рой раз. Японию, все еще оправляющуюся после опустошений Второй мировой войны, приняли в ООН. Вошла в строй служба трансатлантического телефонного кабе­ля. А Уильям X. Уайт опубликовал книгу «The Organization Man» («Человек организации») — описание квинтэссен­ции делового менеджмента индустриальной Америки.

Со стороны Соединенные Штаты казались процвета­ющей промышленной экономикой, хотя уже имелся один ключевой признак окончания индустриальной эпохи, тог­да не замеченный: в 1956 году впервые в истории Амери­ки количество «белых воротничков» на технических дол­жностях, на постах менеджеров и клерков превысило количество «синих воротничков» — рабочих. Индустри­альная Америка стала уступать место новому обществу, где впервые в истории большинство работает с инфор­мацией, а не с производимыми товарами.

Следующий год, 1957-й, отметил начало глобализации информационной революции: русские запустили спут­ник — тот самый технологический катализатор, которого не хватало для роста информационного общества. Истин­ное значение спутника — это не открытие космического века, это начало эры глобальной спутниковой связи.

Точно так же мы неправильно поняли значение ус­пешного запуска и эффектного возвращения первого шаттла в 1981 году. В период нашей жизни это собы­тие имеет куда большую важность для информацион­ного общества, нежели для любых будущих исследова­ний космоса.

Спутники обратили Землю лицом к самой себе.

Современный шаттл может выводить на орбиту 65 000 фунтов полезного груза — в 355 раз больше веса первого спутника и во много раз более сложного. В прошлые вре­мена сложные компоненты спутниковых систем должны были находиться на наземных станциях. Но новый шаттл позволяет запускать спутники большего размера, выпол­няющие функции, свойственные наземным станциям, а сами наземные станции теперь могут помещаться на кры­шах домов.

Шаттлы куда больше влияния оказывают на глобализацию экономики, нежели окажут — при жизни нашего поколения — на исследование космоса.

Я не хочу принижать значения первого спутника и шаттла «Коламбия», открывших для нас небеса. Но вот на что не было обращено должного внимания: спутники преобразуют землю в то, что Маршалл Мак-Люхан на­звал «глобальной деревней». Вместо того чтобы повер­нуть нас к космосу, спутниковая эра повернула Землю лицом к самой себе. (Мак-Люхан считал, что Землю пре­вратит в глобальную деревню телевидение, но мы теперь знаем, что это сделает спутниковая связь.)

Современные информационные технологии, от ком­пьютеров до кабельного телевидения, не породили новое информационное общество. Оно уже начало заметно раз­виваться в конце пятидесятых годов. Сегодняшняя изощ­ренная технология лишь ускоряет наш вход в информа­ционное общество, которое уже появилось.

Проблема в том, что наше мышление, наши пред­ставления и, следовательно, наши способы принятия ре­шений не угнались пока за реальностью. Как и в случае остальных девяти мегатрендов, о которых говорится в данной книге, изменения здесь настолько фундаменталь­ны и настолько притом неуловимы, что мы их стараем­ся не видеть, а если видим — отмахиваемся как от упро­щенчества и забываем.

Но при этом мы подвергаем огромному риску свои фирмы, свои собственные карьеры, всю нашу экономи­ку в целом. Например, нет смысла реиндустриализовать экономику, которая построена не на промышленности, а на производстве и распространении информации. Не учитывая те глобальные изменения, которые перестраи­вают наше общество, мы действуем на основании уста­ревших допущений. Потеряв связь с настоящим, мы об­речены на провал в грядущем.

И мы должны разорвать эту мертвую хватку прошло­го и думать о будущем. Следует понять и принять новое, информационное общество и те изменения, которые оно с собой несет. Надо пересмотреть концепции наших на­циональных и глобальных целей, чтобы они соответство­вали этой информационной экономике.

Годы 1956 и 1957 —это поворотный пункт, конец индустриальной эпохи. Сбитые с толку и не желающие расставаться с прошлым, даже наши лучшие мыслите­ли заходят в тупик, пытаясь описать наступающую эру. Гарвардский социолог Дэниел Белл назвал ее «постин­дустриальной», и термин прижился. Эры и движения всегда называют «пост-» или «нео-», если не знают, как их еще назвать.

Теперь уже ясно, что постиндустриальное общество — это общество информационное, и так я его и называю во всей этой книге. (Как бы там ни было, Дэниел Белл был одним из самых ранних и, наверное, самых лучших мыс­лителей, занимавшихся этой темой, и многое из того, что я буду говорить, основано на его работе.)

Постиндустриальное общество Белла понималось не­правильно. Снова и снова теоретики говорили нам, что постиндустриальная экономика будет основана на услу­гах. И мы продолжаем говорить об услугах. На первый взгляд такое понятие кажется логичным, поскольку мы традиционно мыслим об экономике в терминах товаров или услуг. Если большинство нас более не будут заняты в сфере производства товаров, логично предположение, что мы будем предоставлять услуги.

Но тщательное рассмотрение так называемой сферы ус­луг заставляет думать по-иному. Подавляющее большин­ство работников сферы услуг фактически заняты созданием, обработкой и распространением информации. Так называ­емый сектор услуг без работников информационной сфе­ры с начала пятидесятых годов постоянно занимает всего лишь около одиннадцати-двенадцати процентов всей ра­бочей силы. Изменился характер рабочих мест в сфере ус­луг — например, практически нет домработниц, и появи­лись тысячи работников ресторанов быстрой еды, но число их остается достаточно неизменным — примерно одна де­сятая рабочей силы Соединенных Штатов трудится в тра­диционном секторе услуг.

Реально увеличилось число работников, занятых в ин­формационной сфере. В 1950 году всего 17% американ­цев трудились на работах, связанных с информацией. Сей­час с информацией работает 65% всех работников — программисты, преподаватели, клерки, секретари, бух­галтеры, биржевые маклеры, страховые агенты, чинов­ники, юристы, банкиры и инженеры. И еще многие ра­ботники в производственных компаниях тоже заняты работой с информацией. Большинство американцев свое время посвящают созданию, обработке и распростране­нию информации. Например, работники банков, рынка акций и страхового дела все заняты работой с информа­цией. Дэвид Л. Бринч из MIT сообщает, что на май 1983 года только 12% нашей рабочей силы были заняты в про­изводственных операциях.

Это очень важно — осознать, какой работой мы заня­ты, потому что мы есть то, что мы делаем, и то, что мы делаем, и формирует наше общество.

Фермер, рабочий, клерк. Такова вкратце история Соединенных Штатов.

История изменения структуры занятости в США го­ворит о нас многое. Например, в 1979 году первое место в США занимали клерки, за ними рабочие, далее ферме­ры. Фермер, рабочий, клерк. Такова вкратце история Со­единенных Штатов. Фермеры, которые еще недавно, на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий, составля­ли одну треть всей рабочей силы, сейчас составляют ме­нее 3%. По сути, сейчас в наших университетах трудится больше народу, чем в сельском хозяйстве.

Вторая наибольшая категория после клерков — это специалисты, полностью соответствующие новому ин­формационному обществу, в работе которых знание — критически важный ингредиент. Спрос на специалистов существенно возрос по сравнению с 1969 годом, даже больше, чем спрос на клерков.

Специалисты — это почти все информационные работ­ники: юристы, учителя, инженеры, программисты, систем­ные аналитики, врачи, архитекторы, бухгалтеры, библио­текари, репортеры, социальные работники, медсестры и священнослужители. Конечно, каждому для выполнения своей работы нужны какие-то знания. Металлисты, меха­ники, сварщики, сортировщики руды достаточно много зна­ют о том, что они делают. Разница между ними и специа­листами в том, что у последних создание, обработка и распространение информации составляют суть их работы.

В 1960 году примерно 7,5 млн. специалистов состав­ляли пятую по величине категорию работников и при­мерно 11% всей рабочей силы. К 1981 году эта группа насчитывала около 16,4 млн. человек и составляла почти 17% всей рабочей силы (и почти половина этих работни­ков — женщины).

НОВЫЙ ВИД БОГАТСТВА - НОУ-ХАУ

В индустриальном обществе стратегическим ресурсом является капитал. Сто лет назад многие могли знать, как построить сталелитейный завод, но мало кто мог найти деньги на это строительство. Следовательно, таким об­разом ограничивался доступ к этой системе. Но в нашем новом обществе, как первый указал Дэниел Белл, стра­тегическим ресурсом является информация. Не един­ственным ресурсом, но самым важным. А если инфор­мация является стратегическим ресурсом, то доступ к экономической системе сильно упрощается.

Примером этого является создание широко известной корпорации Intel. Она образовалась в 1968 году, когда Ро­берт Нойс и Гордон Мур откололись от своего прежнего работодателя, Fairchild Semiconductor. Стартовый капитал Intel составлял 2,4 млн. долларов, но технологический про­рыв, благодаря которому объем продаж фирмы вырос к 1982 году до 900 млн. долларов, был обеспечен интеллек­туальным ресурсом. Нойс считается одним из изобретате­лей интегральной микросхемы микропроцессора Intel.

И Нойс, основатель фирмы, отлично знает, какой ре­сурс является для него стратегическим.

«В отличие от стальной, автомобильной и некоторых других отраслей, эта отрасль никогда раньше не была оли­гополией, — говорит он о полупроводниковой промыш­ленности. — В ней всегда интенсивно использовался ин­теллект, а не капитал» (курсив наш).

Вот это и есть самая важная причина нынешнего взры­ва предпринимательства в Соединенных Штатах, колос­сального роста числа новых малых предприятий. В 1950 году новые предприятия возникали со скоростью 93000 в год. В настоящий момент возникает более 600000 новых компаний в год.

Периоды перехода от одного экономического уклада к другому — это периоды бума предпринимательства. Сейчас мы переживаем такой период.

Предприниматели, создающие новый бизнес, созда­ют и рабочие места для других. За семилетний период, окончившийся в 1976 году, мы увеличили рабочую силу на 9 миллионов работников — куча народу! И сколько этих рабочих мест были созданы самыми большими кон­цернами, входящими в список Fortune-1000? Ноль. Но 6 миллионов их созданы на малых предприятиях, боль­шая часть которых существовала к тому времени не более четырех лет. (Остальные были созданы в правительствах штата и местных, но не федеральных органах власти — существенная часть политической децентрализации, о которой пойдет речь в главе 5.)

Мы сейчас заняты массовым производством информации, как раньше массово производили автомобили.

В информационном обществе мы систематизировали производство знаний и усилили наш интеллектуальный потенциал. Применяя промышленную метафору, мы сей­час заняты массовым производством знаний, и эти зна­ния являются движущей силой нашей экономики.

Новый источник силы — это не деньги в руках немногих, но информация в руках многих.

В отличие от других природных энергий, знание не подчиняется закону сохранения: его можно создать, его можно уничтожить, но главное — знание синэргично, то есть целое, как правило, больше суммы своих частей. Как замечает Питер Дракер, «продуктивность знания уже стала ключевым моментом для производительности труда, конкурентоспособности и экономических дости­жений. Знание уже стало базовой отраслью, то есть та­кой, которая снабжает экономику существенным и цен­тральным ресурсом производства».

Нам необходимо выработать теорию прибавочной стоимости, создаваемой знанием, взамен устаревшей теории Маркса о прибавочной стоимости, создаваемой трудом.

В информационной экономике, следовательно, при­бавочная стоимость создается не трудом, но знанием. Марксова теория стоимости, рожденная в начальном пе­риоде индустриальной экономики, должна быть заме­нена теорией стоимости, создаваемой знанием. В инфор­мационном обществе прибавочная стоимость создается знанием, то есть трудом такого вида, который Маркс не имел в виду. Чтобы понять стоимость знания, достаточ­но посмотреть на один из главных наших видов экспор­та. В дни, когда внешние рынки США сокращаются, американские компании не испытывают затруднений при продаже своих ноу-хау, экспертных знаний, навы­ков управления. В 1980 году американские компании заработали 60 млрд. долларов на экспорте услуг — это 20% мирового рынка.

Тем не менее мысль, что знание может создавать эко­номические ценности, как правило, в большей части эко­номических анализов просто отсутствует, хотя есть не­которые признаки, что ее начинают принимать в расчет. Один экономист из министерства торговли США, Эд­вард Денисон, провел исследование, чтобы определить, какие факторы дали наибольший вклад в экономичес­кий рост за период с 1948 по 1973 год. Он пришел к выводу, что около двух третей экономического роста обя­заны своим возникновением возросшему уровню обра­зования рабочей силы и увеличению объема знания, до­ступного работнику.

Дэвид Берч из Массачусетского технологического ин­ститута показал, что из 19 млн. рабочих мест, созданных в США в семидесятые годы (это больше, чем за всю нашу историю), только 5% были созданы непосредственно на производстве и всего 11% относились к производствен­ному сектору. Значит, почти 90%, то есть 17 млн. новых рабочих мест, были созданы в непроизводственной сфе­ре. Как говорит сам Берч: «Мы уходим из производствен­ного бизнеса в мыслительный». Цифры Берча особенно достойны доверия потому, что они получены «снизу вверх» — компьютерным анализом миллионов компаний, а не «сверху вниз», простым (и традиционным) изучени­ем общих цифр.

ДРУГИЕ СДВИГИ: ВРЕМЯ И СМЫСЛ ЖИЗНИ

Перестройка Америки от индустриального общества к информационному вполне может оказаться столь же глубокой, как переход от сельскохозяйственного общества к индустриальному.

Но тут есть одна существенная разница. Если пере­ход от аграрного общества к промышленному занял 100 лет, то произошедший переход от промышленного общества к информационному потребовал всего двух де­сятилетий. Изменения происходят так быстро, что не остается времени реагировать, и надо предвидеть бу­дущее заранее. Так что в новом информационном об­ществе меняется и ориентировка во времени.

В аграрном периоде существовала ориентация на про­шлое. Фермер из опыта прошлых лет узнавал, как па­хать, как собирать урожай, как его хранить. В индустри­альном обществе время — это настоящее время. Сейчас сделать, сейчас продать, решить вот эту задачу, короче, сухой остаток — и так далее.

Мы должны учиться у будущего точно так же, как мы когда-то учились у прошлого.

В нашем новом информационном обществе время ориентировано в будущее. Это одна из причин, по кото­рым мы так им интересуемся. Мы должны научиться пред­видеть будущее из настоящего. Когда мы сможем это де­лать, тогда поймем, что тренд — это еще не рок. Мы сможем учиться у будущего точно так же, как когда-то учились у прошлого.

Это изменение ориентации во времени объясняет на­блюдавшийся в семидесятых годах рост обывательского и профессионального интереса к будущему. Например, число университетов, предлагающих диплом по какой-нибудь ориентированной на будущее профессии, воз­росло от 2 в 1969 году до 45 и более в 1978-м. Количе­ство членов World Future Society (Общества Будущего Мира) выросло от 200 в 1967 году до более чем 30 000 в 1982-м, а число популярных и профессиональных пери­одических изданий, посвященных «снятию с мели» науки о будущем, резко увеличилось — от 12 в 1965 году до 122 и более в 1978-м.

Вполне возможно для отдельной страны находиться одновременно в аграрном, промышленном и информаци­онном обществе. Да, во всех трех цели жизни различны, как указал Дэниел Белл. В сельскохозяйственном периоде смысл жизни — это игра человека против природы. В про­мышленном — игра человека против искусственной при­роды. В информационном обществе, впервые за всю ис­торию цивилизации, игра состоит во взаимодействии с другими людьми. Количество личных взаимодействий ра­стет в геометрической прогрессии, причем по всем видам межличностных связей: телефонные разговоры, подписан­ные чеки, докладные записки, телеграммы, письма и мно­гое другое. Это одна из основных причин, почему необхо­димо будет сохранять общество с сильной тенденцией к судебному решению споров: при таком количестве лич­ных взаимодействий с необходимостью должны возникать конфликты, приводящие к росту числа судебных исков. Плохо здесь то, что адвокатов и крючкотворства стано­вится слишком много.

Адвокаты подобны бобрам: они находят главную струю и строят плотину поперек.

В 1960 году в США было 250 000 адвокатов. К 1983 году это число подпрыгнуло до 622 000, а к 1987 году их будет уже 750 000 — как предсказывает Американская ас­социация адвокатов. ААА утверждает, что в середине де­вяностых адвокатов в Америке будет уже миллион. Со­гласно отчету Бюро США по статистике рабочей силы от 1983 года, число среднего юридического персонала рас­тет еще быстрее — поскольку перегруженные адвокаты обнаружили, что юристы без дипломов могут работать не хуже, и притом дешевле. К 1990 году ожидается удвоение числа таких работников. И все же популярность юридических школ не падает. В 1982/83 учебном году в юриди­ческих школах, имеющих сертификат ААА, обучалось почти 128000 студентов.

ПЯТЬ КЛЮЧЕВЫХ ПУНКТОВ

Вот пять главных пунктов, характеризующих переход от индустриального общества к информационному, ко­торые следует запомнить:

— Информационное общество есть экономическая реальность, а не мысленная абстракция.

— Инновации в области связи и вычислительной техники ускорят темп изменения благодаря сведению к нулю времени передачи информации (informational float).

— Новые информационные технологии сперва будут использоваться для решения старых задач промышленности, а затем постепенно породят новые виды деятельности, процессов и продуктов.

— В обществе с высокой грамотностью, где нам, как никогда, нужны основные навыки чтения и письма, наша система образования выпускает все более низкокачественный продукт.

— Технология новой информационной эры — не абсолютная гарантия успеха. Ее ждет успех или провал согласно принципу «технический прогресс — душевный комфорт».

Информационная экономика — реальность

Если мы собираемся говорить об информационной экономике, то нам надо иметь возможность как-то кон­кретно ее измерять. Какая доля национального богатства на самом деле производится в информационном секто­ре? Сколько нас зарабатывают себе на жизнь работой, связанной с информацией?

Без ответов на эти вопросы большинство из нас на­верняка предпочтут поклясться в верности той экономи­ческой реальности, к которой мы привыкли, индустри­альной эпохе, когда мы производили «реальные» товары с «реальными» ценниками. От информационной эконо­мики мы отмахнемся как от эфемерной бумажной вы­думки, существующей разве что как приложение к сфере производства товаров.

Да, документирование информационной экономики — задача заведомо трудная. Для конкретного исследования экономики создания, обработки и распространения ин­формации необходимо уметь количественно оценивать и классифицировать множество разнообразных мелочей.

К счастью, эти вопросы были поставлены и на них были даны подробные ответы в работе специалиста по информа­ции доктора Марка Пората, и эта работа была поворотным пунктом. При поддержке министерства торговли США По-рат усердно проанатомировал национальную экономику и установил критерии, по которым та или иная работа пол­ностью или частично относится к информационному сек­тору, производственному сектору или к чему-то другому.

«Точное указание, кто является работником инфор­мационной сферы, а кто нет, — рискованное утвержде­ние», — пишет Порат. Тем не менее его работа дает до­кументальное подкрепление его выводов, достаточное, чтобы убедить сомневающихся в существовании инфор­мационной экономики.

Порат, рассмотрев около 440 профессий в 201 отрас­ли промышленности, идентифицировал информацион­ные профессии и вычислил их вклад в ВНП. Профессии, относительно которых неясно, информационные они или нет, были исключены, так что ошибка в выводах воз­можна только в сторону недооценки.

Исследование Пората невероятно детально. Он на­чинает с очевидного выделения и подсчета экономи­ческого значения легко определяемых информационных профессий, таких как клерки, библиотекари, системные аналитики, и называет эту группу «Первичным Инфор­мационным Сектором». Согласно подсчетам Пората за 1967 год, 25,1% ВНП США было создано в Первичном Информационном Секторе, то есть в том секторе эко­номики, где создаются, обрабатываются и распростра­няются информационные товары и услуги. Сюда вклю­чается производство компьютеров, телекоммуникации, печать, средства массовой информации, реклама, бух­галтерский учет и образование, равно как и отрасли уп­равления рисками, в том числе частично — финансовые и страховые предприятия.

Но Порат в своей работе идет дальше к вопросам, которые ставили в тупик других исследователей. В ка­кую категорию следует отнести лиц, занимающихся ин­формационной работой в производственных и прочих не­информационных фирмах? Для ответа на этот вопрос необходимо «разделять фирмы (в смысле учета) на ин­формационную и неинформационную часть».

Порат создает новую группу, которую называет «Вто­ричный Информационный Сектор». Здесь количествен­но учитывается экономический вклад информационных работников в неинформационных фирмах.

Эти работники производят информационные товары и услуги для внутреннего потребления в производствен­ных и иных компаниях. На самом деле их информацион­ная продукция продается на фиктивный счет, относящийся к производящему сектору компании. Вторичный Инфор­мационный Сектор дает дополнительные 21,1% ВНП.

В работе Пората делается вывод, что таким образом информационная экономика доходит до 46% ВНП и дает более 53% дохода. И это все в 1967 году.

Порат не хочет давать оценок, насколько выросла с тех пор информационная экономика, он лишь говорит, что она «выросла скачкообразно».

Исследование Пората почти не оставляет места для со­мнений. Более поздние изыскания Дэвида Берча утвержда­ют, что всего 5% новых рабочих мест, созданных в 1970 году, относились к производственному сектору (почти 90% рабочих мест связаны с информационной работой, знани­ями или услугами). Это еще более подчеркивает существен­ность того факта, что мы теперь — нация информацион­ных работников. Например, в то время, как численность всей рабочей силы выросла между 1970 и 1978 годом всего на 18%, число администраторов и менеджеров выросло в три с лишним раза сильнее — на 57%. Число администра­торов в сфере здравоохранения выросло поразительно — на 118%, государственных служащих —на 76%, банковс­ких работников — на 83%, системных аналитиков — на 84%. А вот число инженеров выросло менее чем на 3%.

В Нью-Йорке, бывшем когда-то маяком индустри­альной Америки, число рабочих мест в производствен­ном секторе уменьшилось по сравнению с 1947 годом вдвое. Только между 1977 и 1980 годом их число сокра­тилось на 40 000. Зато наблюдается бум роста инфор­мационных рабочих мест. По оценке Regional Planning Association, более половины валового продукта города Нью-Йорка теперь создается людьми, работающими в сфере информации. В последние годы юридические ус­луги стали главным предметом нью-йоркского экспор­та, сменив предметы одежды.

В нескольких штатах совершается попытка повторить этот переход от индустрии к информации, который, кажется, в Нью-Йорке произошел естественно. Ключевой стратегией является создание большего числа стимулов для высокотехнологических информационных компаний,

например:

— В 1980 году штат Северная Каролина вложил миллионы в новый научно-исследовательский центр по микроэлектронике. General Electric тут же решила построитьрядом новый завод.

— Законодательное собрание штата Миннесота финансирует расширение отделения микроэлектроники университета штата, чтобы привлечь к сотрудничеству побольше высокотехнологичных информационных компаний.

— В Огайо организован пятимиллионный фонд для предоставления ссуд компаниям, занятым в сфере высоких технологий.

— В 1983 году университет штата Орегон обнародовал стратегический план «О виде взаимодействия, которое системе высшего образования необходимо иметь с децентрализованной (grain-type) промышленностью».

Города, штаты и предприятия, предвидящие новый информационный век, окажутся в выгодном положении, чтобы пожать его плоды. А плоды эти будут обильны.

Сегодня информационные компании выходят в чис­ло самых крупных в стране. В 1982 году валовой доход «AT&T» превысил 65 млрд. долларов, что больше ВНП многих государств. Среди других информационных ком­паний можно назвать IBM, ITT, Xerox, RCA, все банки и страховые компании, теле- и радиокомпании, издатель­ства и компьютерные фирмы. Почти все сотрудники этих фирм и предприятий заняты той или иной обработкой информации, и они создают добавленную стоимость, ко­торая приобретается на американских и международных рынках.

Сокращение времени передачи информации до нуля

Скорость изменений еще увеличится по мере того, как технологии связи будут сокращать время передачи инфор­мации. «Нить жизни» века информации — это канал свя­зи. Если говорить просто, для связи нужен отправитель, получатель и канал. Появление развитых информацион­ных технологий революционизировало этот простой про­цесс. Сети обеспечивают более быструю передачу инфор­мации по каналу, сближая отправителя с получателем или уменьшая время передачи информации, — время, в тече­ние которого информация передается по каналу. Если я пошлю вам письмо, вы его получите дня через три-четы­ре. Если я то же письмо пошлю по электронной почте, вы его получите через пару секунд. Это и есть сокращение времени передачи. Если вы на мое письмо ответите в те­чение часа, то мы договоримся за час вместо недели, что ускоряет жизнь и течение дел. Все изменения будут про­исходить намного быстрее.

Когда был убит президент Линкольн, эта весть была передана почти по всем США с помощью телеграфа, но так как телеграфной связи с Англией не было, то в Лон­доне об этом узнали только через пять дней. Когда про­изошло покушение на президента Рейгана, журналист Генри Фэрли, сидевший за машинкой в квартале от мес­та происшествия, узнал об этом по телефону из Лондона от редактора газеты Spectator, который увидел видеосъемку события почти сразу же.

Сокращение времени передачи информации можно сравнить с переходом человечества от меновой торговли к стандартным валютам. Только представьте себе, как это ускорило совершение сделок. Теперь, пользуясь элек­троникой для перевода денег в любой уголок земного шара со скоростью света, мы почти полностью устранили задержку при передаче денег. Переход от наличности к электронике настолько же изменит экономику, насколь­ко ее изменил переход от бартера к деньгам.

Для удобства и отправителя, и получателя новые технологии открывают новые каналы информации бо­лее широкого диапазона и с расширенными функция­ми. Они сокращают расстояние между отправителем и получателем и увеличивают скорость обмена инфор­мацией. Но что важнее всего — они устраняют задерж­ку информации.

Когда речь заходит об информационном обществе, впервые в истории мы говорим об экономике, ключевой ресурс которой не только возобновляемый, но и самопроизводящийся.

Теперь, через сто с лишним лет после изобрете­ния первых устройств обмена данными, мы стоим на пороге колоссальной коммуникационной революции. Объединение телефона, компьютера и телевизора со­здало единую информационно-коммуникационную си­стему, осуществляющую передачу данных и непос­редственное общение между людьми и компьютерами. Как наша транспортная сеть в прошлом переносила продукты индустрии, так эта возникающая телеком­муникационная сеть будет переносить продукты ин­формационного общества. Эта новая объединенная система связи будет энергией жизни нового инфор­мационного общества — каковы были электроэнер­гия, нефть и уран для общества индустриального и природные силы: ветер, вода, мускульная сила —для общества аграрного.

Впервые в истории ключевой ресурс экономики не толь­ко возобновляемый, но и самопроизводящийся. Нет проблемы, что он исчерпается, — есть проблема, что он нас затопит. Например:

— Ежедневно на свет появляются от 6000 до 7000 научных статей.

— Объем научной и технической информации растет на 13% в год, то есть каждые 5,5 лет удваивается.

— Но эта скорость в ближайшее время повысится до 40% в год благодаря новым, более мощным информационным системам и увеличению числа ученых. Это значит, что объем данных будет удваиваться каждые двадцать месяцев.

— К 1985 году объем информации в четыре —семь раз превысит тот, что существовал лишь несколько лет назад.

Мы тонем в информации, но испытываем голод по знанию.

С таким уровнем информационной насыщенности явно невозможно справиться современными средствами. Неконтролируемая и неорганизованная информация в информационном обществе уже не является ресурсом — она становится врагом информационного работника. Ученые, тонущие в массе технических данных, жалуют­ся на информационное загрязнение и утверждают, что меньше времени уходит на осуществление эксперимен­та, чем на поиск сведений, не был ли он уже поставлен ранее.

Информационные технологии вносят порядок в хаос информационного загрязнения и тем придают ценность данным, в противном случае бесполезным. Если пользо­ватели — с помощью информационных средств — полу­чат возможность отыскать нужную им информацию, они готовы будут за такую возможность заплатить. Поэтому суть информационного общества меняется и состоит не просто в получении информации, но в ее отборе.

Этот принцип лежит в основе работы современных электронных издательств, которые предоставляют пользо­вателям онлайновые базы данных и коммуникационные каналы для сортировки и отбора этих данных. Эти новые предприятия продают средства доступа, а не информа­цию как таковую.

Индустрия отбора информации в режиме он-лайн до­стигла уже оборота в 4 млрд. долларов в год. Примерно 80% провайдеров дают пользователям прямой доступ к ресурсам (базы данных — источники), а остальные двад­цать процентов (библиографические базы данных) ука­зывают пользователям, где найти то, что они ищут. Даже список некоторых из этих ресурсов дает возможность де­лать выводы. Например, диалоговая система компании Локхид дает доступ к ста с лишним отдельных баз дан­ных, и пользователь получает возможность обратиться к таким различным источникам информации, как National Agriculture Library, Foundation Grant Index, Maritime Research Information Service (MRIS), Social Science Citation Index (SSCI) и World Aluminum Abstracts (WAA).

Несмотря на возникающий энтузиазм, очень немно­гие американцы владеют компьютерами, но число вла­дельцев растет потрясающими темпами.

— В начале, в восьмидесятом году, существовал лишь 1 миллион компьютеров — по оценке президента компании Commodore International, одного из главных производителей персональных компьютеров. Сейчас такое количество продает одна только фирма Commodore.

— Компания по исследованию рынка Dataquest, Inc. из Купертино, штат Калифорния, дает следующую оценку. В 1983 году было продано более 1,5 млн. персональных компьютеров, а к 1990 году их будет продаваться около 11,5 млн. ежегодно.

—Фирма Apple, пионер в области персональных компьютеров, продала более четверти миллиона компьютеров с момента своего возникновения в 1977 году, а сейчас продает около 20 000 ежемесячно.

—В 1977 году было лишь 50 магазинов, обслуживающих любителей компьютеров, в 1983 году их 30 000.

Проникновение персональных компьютеров в наши жилища пока еще сдерживается недостатком хорошего программного обеспечения. Улучшение качества про­граммного обеспечения приведет к повышению продаж аппаратного обеспечения (компьютеров), а это, в свою очередь, вызовет написание новых видов программного обеспечения. Это будет как с электропроигрывателями. Сначала было мало программ (записей), но рос рынок аппаратуры, и вырос настолько, что стало выгодно со­здавать новые записи. Когда стало можно купить чудес­ные новые записи, вырос и рынок оборудования (проиг­рывателей). После некоторого критического момента аппаратура и программы стали друг друга поддерживать, как будет и с компьютерами.

За наступившим бумом домашних компьютеров вскоре последует питающий его бум программного обеспечения.

Планируется, что к 2000 году стоимость домашней компьютерной системы (компьютер, монитор, модем и так далее) будет равна примерно цене системы телефон — магнитола телевизор. До этого количество компьютеров достигнет некоторой критической массы, прежде всего в Калифорнии. Будут работать информационные службы городского масштаба. В какой-то момент в каком-то го­роде Соединенных Штатов (очень вероятный кандидат — Сан-Диего) наберется персональных компьютеров достаточно, чтобы местная газета, скажем, San Diego Union, перестала публиковать таблицы сотен акций, тратя все дорожающую газетную площадь, и предложила каждый день передавать избранные котировки на компьютеры пользователей по индивидуальным заказам. Благодаря та­кой услуге возрастет продажа компьютеров, а это вызо­вет появление новых подобных программных предложе­ний. Это опять-таки сдвиг от снабжения информацией к ее отбору.

В будущем не редакторы будут нам говорить, что читать, — мы сами будем говорить редакторам, что мы хотим прочесть.

В 1980 году Энтони Смит в книге «Прощай, Гутенберг!» (Goodbye Gutenberg) указал, что мы сейчас находимся в начале периода, когда «суверенитет над текстом» перехо­дит от автора к получателю. Сотни лет авторы и редакторы решали, что вложить в пакеты, которые они для нас созда­ют — журналы, газеты, телепрограммы, — а мы из них вы­бирали, решая, что хотим читать или смотреть. Теперь, имея новые технологии, мы сами будем составлять себе пакеты, господствовать над текстом. Это произойдет не вдруг, но накапливающееся влияние людей, господствующих над тек­стом, несомненно, окажет сильное воздействие на то об­щество, которое мы сейчас формируем.

Три стадии технологии

Сначала технологические процессы будут применяться к прежним индустриальным задачам (вторая стадия тех­нологических новшеств).

Развитие новой технологии проходит три стадии. На первой стадии технология или инновация идет по линии наименьшего сопротивления. На второй она использует­ся для совершенствования прежних технологий (и эта стадия может длиться долго), а на третьей открываются новые направления ее использования, вырастающие из самой сути этой технологии.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: