Сделай Сам Свою Работу на 5

И ПРОЧИЕ СОВЕТСКИЕ НАРОДЫ





 

* * *

А навстречу эшелонам с корейцами и китайцами шел поток эшело­нов с "добровольно" переселяющимися на Дальний Восток евреями.

Началась (вернее, продолжалась) великая сталинская "стройка" страны - возведение ее политико-национальной административной структуры: создавались "защищенные" Конституцией национальные автономии, которые спустя десятилетие начнут той же рукой уничто­жаться. Но Еврейская автономная область - созданная по Указу от 7 мая 1934 г. - существует и поныне. По последней переписи (1989г.), в ней проживает 215,9 тысячи человек - украинцы, русские и 8887 евреев. Все - переселенцы.

Расположена Еврейская автономная область в долине между судо­ходными притоками Амура - Бирой, Биджаном и Тунгуской (а где, кстати, тунгусы?) на территории в 36 тысяч квадратных метров. Ис­торических корней ни у одного из населяющих ее народов здесь нет так же, как их нет у корейцев, живущих в Казахстане, Киргизии, на Европейской территории России. И живя здесь, даже благополучно, все оторванные от своих корней народы тоскуют и стремятся туда, откуда они родом.

В Биробиджане пришлось открыть собственный ОВИР. Свыше 900 билетов до Тель-Авива было заказано в 1990 году. 400 биробиджанцев уже до марта 1991 успели закупить бланки контрактов для работы в США...



Светлана АЛИЕВА

 

* * *

Поляки... Не те, что в Польше, а - советские поляки. Что известно о них в СССР? Практически ничего.

 

* * *

Насильственно депортированы (поляки. - Прим. ред.-сост.) в 1936 году - 35 820 человек.

История СССР. 1989. N6

 

* * *

В начале 30-х годов было на Украине и Белоруссии 670 польских школ, 2 вуза, 3 театра, 1 центральная, 6 республиканских и 16 район­ных газет, издавались польские книги.

К 1985-м поляки имели национальные права только в Литовской ССР...

Сталинские репрессии почти "решили" польскую проблему: из Белоруссии, с Украины поляков повезли в Казахстан. Это было за несколько лет до войны, до переселения немцев, но об этом не пишет­ся...

Поляки разбросаны от Литвы до Дальнего Востока среди других национальностей...

Ежи ПАНКЕВИЧ

Дружба народов. 1990. N 3.

 

 

* * *

...Пишет бывший работник прокуратуры...

"...разнарядка на арест так называемых врагов народа спускалась в райотделы НКВД, а те старались выполнить ее любыми средствами... отделу НКВД была спущена разнарядка на арест по греческой линии (были так называемые линии: греческая, немецкая и т.п.), мужчины-греки были арестованы, а разнарядка полностью не выполнена. Тогда был арестован этот русский Григорьев, но дело на него было оформле­но как на грека Григориану, под этой фамилией он отбывал наказание в лагере около 20 лет".



 

Из беседы с писателем Анатолием РЫБАКОВЫМ

Дружба народов. 1989. № 9.

 

* * *

Бывший житель Республики Немцев Поволжья Я.Я.Гебгардт (совхоз Кубанка Алтайского края) в годы "хрущевской оттепели" ре­шил навести справки об отце, о своем дяде и четырех двоюродных братьях, которые были арестованы разом в 1937 году и о которых семье ничего не было известно. Случай свел его с майором-чекистом из Энгельса Цыгановичем. Когда Гебгардт спросил у него: "Чем уж так провинились мои отец, дядя и братья - рядовыми же были людьми, - что никто из них не вернулся домой?", тот ответил: "В те годы забирали не по вине, а по разнарядке. Придет телеграмма из Москвы: подгото­вить 300 - 500 человек! Мы и начинаем облаву - кто попадется..."

Сообщение Александра ДИТЦА

Барнаул

 

Фаридун ЮСУПОВ

ИРАНЦЫ

Очерк

 

Наибольший процент представителей моего народа от их общего числа в Союзе (в настоящее время на территории СССР их проживает около 80 тысяч) приходится на Советский Азербайджан (около 40%). Остальная часть расселилась в республиках Средней Азии. Очень высокий процент иранцев сосредоточен в Самарканде. Много их также в Казахстане, где они оказались в результате насильственного пересе­ления с территории Азербайджана в 1938 году. Собственно, под общим названием "иранцы" были объединены в основном три национально­сти, в разные годы прибывшие с территории Ирана: это иранские азербайджанцы (около 60 %), персы или фарсы (30 %) и иранские курды (10 %). Все они являют собой яркий пример билингвизма, тем не менее персы, свободно владеющие азербайджанским языком, пред­почитали расселяться не в Закавказье, а среди таджиков, язык кото­рых относится к иранской языковой группе.



Появлению моих соплеменников на территории СССР предшест­вовало два миграционных потока, первый из которых начался задолго до Октябрьской революции и был прерван в 1938 году, в период ста­линских репрессий.

Было время, когда жители Ирана, имевшие на советской террито­рии родственников, беспрепятственно приезжали в нашу страну. На надутых воздухом бурдюках иранцы спокойно пересекали Аракс, про­водили трапезу на советском берегу и вечером возвращались на роди­ну. Но немало было и таких, что оставались в Союзе навсегда: одни - в поисках лучшей работы, другие по политическим мотивам. По этим, кстати, мотивам все они продолжали сохранять подданство своей род­ной страны - Ирана.

Представители иранской интеллигенции, составлявшей основную оппозицию шахскому режиму, прибыли, в основном, с первым пото­ком. Среди них - впоследствии известный советский поэт и прозаик Абулькасим Лахути. Одним из иранцев, с которым Лахути поддержи­вал близкие отношения, был мой дед по матери, Ибрагим Мамед-заде, прибывший в Россию еще до Октябрьской революции. Выпускник Тегеранского университета, он всю свою жизнь отдал преподаватель­ской работе. Свободно владея, помимо тюркских и иранских языков, еще и арабским, Мамед-заде одно время преподавал в Ленинградском институте восточных языков имени Енукидзе. Кроме того, он редак­тировал и сам составлял учебники по грамматике, разговорной лекси­ке арабского и языка фарси, внеся, таким образом, лепту в дело ликвидации безграмотности в Средней Азии...

Казалось, люди обрели, наконец, то, к чему так упорно стремились: жилье, работу, семейное счастье. Но наступил 1938 год, и надежды на благополучную жизнь разом рухнули. Все эмигранты, в соответствии с их национальной принадлежностью были поделены на немецких, японских и английских шпионов. Иранцы оказались в числе послед­них. Пятого февраля 1938 года был отдан приказ об аресте всех иран­цев, проживающих в Киргизии. Грозный лев на обложке иранского паспорта не производил ни малейшего впечатления на неустрашимых сотрудников НКВД: иранцев бросили за решетку, наплевав на их иностранное подданство. Отец оказался в одном подвале с боевым командиром кавалерийского полка времен гражданской войны Алие­вым и наркомом земледелия Киргизии Эсенамановым. (Оба вскоре были расстреляны как "враги народа").

Допрашивали заключенных, как и было принято по тем временам: били - жестоко, превращали человека в безвольный мешок костей, затем сталкивали вниз по лестнице в подвал, где сидящий за столом следователь вручал своей жертве бумагу и ручку и заставлял их под­писывать "признание в шпионаже". Применялись пытки - примитив­ные, но рассчитанные на максимальный успех: арестованных заставляли стоять во время допросов, пока не сознаются в содеянных преступлениях. У стоящего без сна и отдыха человека неимоверно распухали ноги, не вмещались в штанины брюк. Тогда брюки разре­зали, а человек продолжал стоять. Если " британский агент" делал попытку прислониться к стене, его снова били - по чему попало и чем попало, чаще всего по голове рукояткой нагана. Мне рассказывал об этом 78-летний Гулам Мамед-заде, отстоявший во время допросов восемнадцать суток кряду, а чтобы убедить меня в правдивости своих слов, он оттянул нижнюю губу и продемонстрировал мне в виде доказательства обломки передних зубов, изувеченных во время допросов с пристрастием. Гулам Мамед-заде был среди тех, кто, не выдержав пыток, "сломался" и подписал компрометирующие его бумаги, абсо­лютно не понимая, в силу слабого знания русского языка самой сути обвинений. Его единственным желанием, по его собственным словам, было - "умереть лежа". Мой отец отстоял на ногах шестнадцать суток, но обвинительного акта не подписал. Когда я вздумал похвалить его за мужество, он усмехнулся и сказал, что просто из двух, сменявших друг друга караульных, один оказался "хорошим человеком" и иногда позволял ему стоя вздремнуть, прислонившись к стене.

Впрочем, признания арестованных принципиального значения не имели, так как дело до суда не дошло. То ли обвинения были слишком смехотворны, то ли расстрел Ежова внес некую сумятицу в ряды НКВД, а может, тюрьма на улице Логвиненко уже не вмещала "врагов народа" (по словам моих собеседников, в камеры, рассчитанные на двенадцать человек, набивалось по восемьдесят с лишним, примерно через год иранцев начали выпускать на свободу. Военный прокурор, рассмотрев апелляционные жалобы, нацарапанные под диктовку за­ключенных их сердобольными сокамерниками из числа местных жи­телей, распорядился об освобождении "английских шпионов" иранской национальности. Сами пострадавшие считают, что решаю­щую роль в их освобождении сыграл расстрел Ежова. По их словам, все следователи, проводившие допросы, после устранения главы НКВД, бесследно исчезли. Часть освобожденных, получив по буханке хлеба и по сорок пять рублей деньгами, была выслана в Талас. Очень немногим разрешили остаться в столице. Те, кому после всего пере­житого в тюрьме даже деспотический шахский режим показался раем, использовали все возможные средства, чтобы вернуться в Иран, и многим это удалось. Оставшиеся все же не теряли надежды на переме­ны к лучшему. Для них Киргизия стала второй родиной.

Сегодня почтенный Мамед-заде с присущим ему юмором, который не смогли выбить полсотни лет назад его мучители, вспоминает, как его водили на допросы. Двое солдат упирались штыками ему в спину, еще двое, направив штыки в грудь, пятились задом вверх по лестнице, каждую секунду рискуя опрокинуться на задницу. Тут бы порадовать­ся за старого человека: значит, время действительно залечивает раны, раз уж многие трагические эпизоды способны вызвать самый искрен­ний смех у тех, кто все эти ужасы испытал на себе. Но я смотрю в глаза дедушки Гулама и вижу, как плещется в них смертельная тоска, которую не выразишь никакими словами, не скроешь даже за толстен­ными стеклами очков...

Второй поток миграции иранских подданных приходится на после­военные 1946-1947 годы. Незадолго перед этим по инициативе совет­ских оккупационных властей на территории Иранского Азербайджана была создана так называемая демократическая партия Азербайджана, основной целью которой было присоединение Иранского Азербайджа­на к советскому. Молодых членов партии, имевших образование не ниже шести классов (т.е. умеющих свободно писать и читать), агити­ровали поступать на учебу в Бакинское военное училище, где им предстоял фантастически краткий срок обучения - всего три месяца.

Среди первой партии добровольцев, прибывших в Баку, был и нынешний житель г.Фрунзе Пиригам Мамед-заде. Он вспоминает, какая торжественная встреча была устроена будущим офицерам: иг­рала духовая музыка, произносились громкие речи, перед присутст­вующими выступил сам первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Багиров...

Шло время. Вместо назначенных трех месяцев минуло девять. Бу­дущие офицеры возрастом от 17 до 19 лет, истосковавшись по родным и близким, запросились домой. Они не знали, что на их родине с уходом оттуда советских войск разразились репрессии против тех, кто принадлежал к демократической партии. Количество людей, бе­жавших от расправы в Советский Союз, колебалось от 20 до 30 тысяч.

Родители многих курсантов Бакинского военного училища были брошены в тюрьмы Ирана, многие из них подверглись мучительной казни. Молодым иранцам было предложено оставаться в Союзе, назы­валось и место их предполагаемого поселения - город Нуха на севере Азербайджана. Но эти предложения никто не захотел слушать. Реше­ние иранских парней было единым: лучше смерть на родине, чем любые блага на чужбине.

Убедившись, что иранцев уговорами не возьмешь, власти обошлись с ними так, как принято было в ту пору обращаться с собственным народом: всех непокорных поместили в лагерь для военнопленных в Мингечауре, где содержалось около 30 тысяч немцев. Все личные и ценные вещи, деньги у них отобрали. Новых пленных перевели на такой режим заключения, что смерть в сравнении с ним выглядела наградой. Уже через полгода некоторые из них не выдержали, согла­сились на предложенные им ранее условия. Но услышали в ответ: "Поздно..."

Всем заключенным предъявили стандартное обвинение по форме НППГ - нарушение правил перехода границы. Вскоре их погрузили в вагоны для перевозки скота и отправили в долгий путь. На двадцать вторые сутки поезд прибыл в Архангельскую область, где молодых иранцев, испытавших за время пути нечеловеческие муки голода, жесточайшие атаки холода, лишившихся за время пути половины своих товарищей, - вновь заключили в лагерь. В лагере 35-градусные морозы и непосильный физический труд окончательно сломили несо­стоявшихся офицеров-экстернов, которым удалось остаться в живых по дороге сюда: они стали гибнуть в лагерных бараках, на делянках лесоповала, от болезней, от истощения, от пуль конвоиров. Среди заключенных, рассказывал мне Пиригам Мамед, был его близкий друг Фитрат Хусейн, отца которого повесили в Иране во время гонений на демократов. У себя на родине Хусейн занимался вольной борьбой. Когда его поместили в лагерь, на могучем бицепсе его правой руки красовалась татуировка, изображавшая царя зверей. В лагере иранцы Оказались настолько истощены, что, по образному выражению Мамеда, "хвост у льва на руке Фитрата очутился в его собственной пасти". На исходе седьмого месяца в лагерь прибыла врачебная комиссия для обследования заключенных. Было решено депортировать иранцев на юг страны, чтобы не допустить их полного вымирания. Так вторая партия иранских эмигрантов, выпущенных в марте 1950 года из ста­линских лагерей, оказалась в Казахстане, там они жили в течение нескольких лет в условиях жесткого надзора спецкомендатуры. В 1955 году те, кто принял советское гражданство, были сняты со спецучета и получили свободу передвижения. Вот тогда многие иранцы перебра­лись в Киргизию. Об их количестве на территории республики сегодня статистика точных сведений не дает.

Прибывшие в Союз иранцы в большинстве своем были малограмот­ны... Основная масса иранцев традиционно занималась торговлей. Пожалуй, все фрунзенцы с ностальгической грустью вспоминали чай­хану, что располагалась напротив кинотеатра "Ала-Тоо" и где всегда можно было вкусно и дешево пообедать. Директором этой чайханы был иранец Ахмед Джамшиди, участник военных событий на озере Хасан, имевший ранения и награды. Судьба распорядилась так, что пока Ахмед с оружием в руках защищал восточные границы нашей страны, его родной брат Мамед-Али Джамшиди был безвинно осужден в 1937 году и провел десять лет за колючей проволокой Архангельских лагерей...

Сегодня редко встретишь иранцев, торгующих на рынке. После того, как перед иранцами открылись двери вузов, они стали учиться... Но среди иранцев почти не встретишь руководителей - это объясняется тем, что представителей моего народа не принимали в КПСС, а бес­партийных не делали руководителями. В своей основной массе иран­цы, прибывшие в Советский Союз, были атеистами - это явилось одной из причин, по которым они решались на эмиграцию. Однако нацио­нальные традиции мы отмечаем довольно широко, хотя редко кто из нас держит уразу - многодневный пост накануне курьян-байрама.

Время и неотвратимая ассимиляция делают свое дело: забывается язык, забываются обычаи. Но есть один день, в который все иранцы вспоминают, что они - иранцы: 21 марта, день весеннего равноденст­вия, Новруз байрам - Новый год... 22 марта немногочисленные потом­ки царя Дария и шаха Аббаса наносят визиты друг другу, чтобы посудачить за столом, узнать новости, рассказать о наболевшем. Впро­чем, на вопрос: "Существуют ли у вас какие-нибудь проблемы?" - всякий уважающий себя иранец ответит отрицательно: гордость не позволяет ему опуститься до громких жалоб...

Фрунзе, 1988

 

 

КУРДЫ

 

Сулхадин КАСЫМОВ

 

КУРДЫ

Очерк

 

Курды, или курманджи, - один из древнейших народов Передней Азии. Они оставили заметный след в истории, внесли значительный вклад в духовное развитие народов Турции, Ирана и ряда арабских стран. В ХП веке курд Саладин, легендарный полководец, основавший впоследствии знаменитую Эюбидскую династию в Сирии, остановил продвижение крестоносцев на Восток. Населявшие в XIV - XIX веках территорию нынешнего Курдистана сорок курдских племен попали в номинальную зависимость от шахского Ирана и Османской империи. Однако попытки могущественных соседей лишить курдов статуса сво­бодного народа, ассимилировать их среди персов и турок приводили лишь к очередному восстанию, к очередной кровопролитной войне.

Сейчас, по оценочным данным, на Ближнем и Среднем Востоке проживает до 20 млн. курдов, в том числе 10 млн. - в Турции, 6 - в Иране, 3 - Ираке, 1 млн. - в Сирии. Хотя формально курды имеют равные права с представителями основных наций, правительства не­которых из перечисленных государств не признают их в качестве самостоятельного народа, подвергают всяческим притеснениям, пы­таются военной силой выбить у курдов мысли об иной судьбе...

Как же появились курды на территории нашей страны? Притом в немалом количестве: сейчас в СССР их насчитывается, по официаль­ным данным, около 150 тысяч, а по неофициальным - втрое-вчетверо больше, и рассыпаны они по всей стране, но основные скопления их наблюдаются в Казахстане - 120 тысяч и в Киргизии - 10 тысяч. В XIX веке после русско-персидских войн часть территории исторического Курдистана, согласно условиям Гулистанского мирного договора 1813 года и Туркманчайского договора 1828 года отошла во владение Рос­сийской империи, и курды оказались - то есть не оказались, ибо они ниоткуда сюда не переселились, а жили на своей земле исконно - в административных границах Азербайджана, Армении и Грузии.

В первые же годы Советской власти Совнарком Азербайджана по личному указанию В.И.Ленина внес в ЦИК республики проект о со­здании автономной республики Курдистан с центром в Лачине (Кара­бах). В состав республики, образованной в 1923 году, вошли районы с преобладанием курдского населения в составе шести наименований - Каракышлак, Кельбаджар, Котурлу, Курд-Гаджи, Муратханлы (ны­не объединенные в 4 района - Кельбаджарский, Лачинский, Кубатлинский и Зангиланский). Первым председателем правительства советского Курдистана стал Гуси Гаджоев.

В 1921 году Ленин, узнав о голоде в Курдистане, распорядился оказать бедствующим курдам максимальную помощь. А в середине 20-х годов в молодой республике открываются школы с родным язы­ком обучения, в городе Шуша начинает свою работу курдский педаго­гический техникум, выходят национальные газеты и книги, ведутся регулярные радиопередачи на курдском языке. Как отклик на созда­ние в Азербайджане Курдского национального округа в тех районах Армении, Грузии и Туркмении, где компактно проживало курдское население, также создаются курдские школы, выпускаются газеты, а в Ереване возникает даже курдский национальный театр.

Период с 1923 по 1936 год можно назвать золотым для формирова­ния национальной культуры: в это время у нас появилась своя интел­лигенция. Не стоит забывать и о том, что успехи советских курдов в построении новой, более счастливой жизни активизировали борьбу курдов за рубежом, которые убедились, что Советский Союз - друг курдского народа, именно он дает образец решения национального вопроса. (Кстати, когда в 1941 году Красная Армия вошла в Иран, курды помогали продвижению советских войск - давали проводников, разоружали жандармские и армейские подразделения, которые пыта­лись сопротивляться). Подводя итог первому этапу социалистического строительства, секретарь Средазбюро Зеленский заявлял с трибуны Х1У съезда партии: "...из сопредельных с нами стран, из-под ворот Индии, за многие тысячи верст и в одиночку, и семьями, и родами переходят к нам различные восточные национальности и племена. Мы имеем переходы значительных групп белуджей, курдов, джамисидов, хезарейцев, берберов. К нам стремятся те, которые ищут выхода из подневольного положения, из-под гнета, те, которые хотят найти путь разрешения национального вопроса..."

Но вскоре политика центрального правительства совершила кру­той поворот. На курдов, как и на многие другие народы, обрушился 1937 жестокий год. Для Курдского национального автономного округа испытания начались значительно раньше. После кончины Ленина вся просветительская работа с курдским населением стала сокращаться, закрывались школы, перестали выходить газеты, в 30-х годах исчезло из обихода само слово "курды", их численность стала резко сокращать­ся. В 1937 году была арестована большая часть коммунистов, совет­ских и партийных работников, курдской интеллигенции, закрыты школы на курдском языке, перестали выходить национальные газеты, печататься книги... Курдские дети, оставшись без своих школ, пере­шли было в армянские, грузинские, азербайджанские, но проучились там недолго - сказалось незнание языков, и поэтому почти все при­шельцы были исключены за неуспеваемость. Неграмотных станови­лось все больше, только что начавшая возрождаться культура оказалась отброшенной назад.

Но это далеко не самое худшее. В 1937-38 годах курдов из Азербай­джана и Армении стали переселять в среднеазиатские республики и в Казахстан. Расселение велось так: по 3-4 семьи в каждый населенный пункт. Казалось, кем-то была поставлена четкая цель - растворить курдов как нацию...

Так или иначе, автономию курдов уничтожили. Этим дело не ограничилось. Тогдашний секретарь ЦК КП Азербайджана Багиров начал запугивать: если вы не хотите быть репрессированными, как ваши соплеменники в Армении и Нахичеванской АССР, то должны навсегда забыть слово "курд". И люди стали записывать себя азербай­джанцами, хотя, конечно, запись в паспорте не могла изменить ни национальный уклад курдов, ни наш язык. Но раз формально в Азер­байджане курдов нет, значит, и курдского вопроса больше нет, и какая может быть автономия у несуществующего народа?

Если в годы образования Курдистанской автономии здесь прожи­вало 48 тысяч курдов, то по данным переписи 1979 года - ни одного. По народным подсчетам, с учетом действительного естественного при­роста, то есть с учетом многодетного уклада курдской семьи по самым скромным показателям должно быть около 300 тысяч курдов. Физиче­ски эта численность имеется, но юридически они выступают под вы­веской чужой национальности и бесспорно частично ассимилировались. Такова же участь многотысячного курдского насе­ления в Туркмении, проживающего по границе с иранским Курдиста­ном. По данным переписи 1926 года в республиках Закавказья и в Туркмении проживало более 300 тысяч курдов.

В последующие десяти­летия разного рода репрессивные меры - депортации, уничтожение национальной интеллигенции, закрытие школ, печатных органов, на­сильственная запись в другие нации, невольная ассимиляция привели к тому, что в последующие годы переписи курды попали в графу "и другие национальности". Сегодня сотни курдов обнаруживаются сре­ди азербайджанцев, армян, грузин, туркмен, турков...

"Киргизские" курды живут на территории Ошской области, особен­но много их в городе Кок-Янгак, есть поселения в Таласской и Чуйской долинах. Я нередко бываю в этих местах, знаю соплеменников не понаслышке, вижу самые разные грани их повседневного бытия. Не так давно в Джалал-Абаде был создан фольклорный ансамбль, в кото­ром выступали курдские юноши и девушки. Но, к сожалению, этот ансамбль сегодня работает только в парадных отчетах. В соседнем Казахстане ситуация более отрадная. В Джамбульской области во время фестиваля народного творчества курды демонстрировали блюда национальной кухни, образцы старинных ремесел, пели обрядовые песни...

Сегодня в нашей стране, в частности, в Киргизии, появилась до­вольно многочисленная курдская интеллигенция, есть научные работ­ники, руководители предприятий. Назову доктора наук Ордихана Джалилова, работающего в ленинградском Институте востоковеде­ния. Этот прекрасный ученый продолжает дело своего отца Джасыме Джалила - известного курдского писателя. Длительная дружба связы­вает меня с семьей Тельмана Амирова, который работает директором совхоза "40 лет Киргизии" Манасского района. Хочу назвать имена академика АН Казахской ССР Н.К.Надирова - крупного специалиста в области нефтехимии, физика Усена Садыкова, инженера Азима Асанова, биолога Садо Юсипова... Но все это счастливые исключения на общем малорадостном фоне.

Большая часть нашего народа испокон века живет в сельской мес­тности и занимается скотоводством... По вероисповеданию курды яв­ляются мусульманами-суннитами, часть из них - шииты и езиды. За рубежом наша письменность основана на арабской графике, в СССР - на русской, в Европе - на латинице. В средние века курды создали богатую и своеобразную культуру, однако в нашей стране она курд­скому народу не известна. Современный курдский народ в нашей стране воспитал плеяду замечательных курдских сказителей - знато­ков богатого курдского фольклора. У каждого - ярко выраженная ин­дивидуальная манера повествования, собственный репертуар сказок, эпических преданий и народных рассказов-анекдотов. Среди мастеров героического эпоса – сказители Мамо Ишхане Садо, Карахон Шараф-хонов, Атаре Шаро. Окруженные кольцом слушателей, они то спокой­но, неторопливо, то страстно и взволнованно повествуют об удивительных событиях далеких дней, о кровавых битвах и славных победах любимых героев.

В большинстве своем малообразованные, они поражают необыкно­венной памятью, образностью и красочностью речи. И до сих пор жители курдских деревень в долгие зимние вечера часто собираются послушать красноречивого сказочника, который то увлекает своих слушателей в волшебный мир, где обитают дивы, пери и джины, то развлекает грубоватым юмором бытовых сказок. Два раза в год курды отмечают свои традиционные праздники - Новроз, Новый год по му­сульманскому календарю, и 20 июля - религиозный праздник "Аила Курбане". В этот день приносят специальные жертвы - режут барана и раздают семи семьям по семь кусков (семь - число священное), причем обязательно в сыром виде. Кроме того, женщины готовят раз­ные блюда (их также должно быть семь) и пекут семь различных видов хлеба. Сохраняются и обряды - свадьбы, похороны, детские праздни­ки...

Надо сказать, что курдянки никогда не носили паранджи, ходили с открытыми лицами, но платья традиционно шились ниже колен, с длинными рукавами, голова повязывалась платком. Хотя сейчас эти правила соблюдаются далеко не всегда, оставшихся обычаев достаточ­но для того, чтобы положение наших женщин по-прежнему было нелегким. По пальцам можно перечислить тех курдянок, которые имеют образование и могут не зависеть от мужа. Не так далеки време­на, когда девушкам не разрешали учиться в средней школе, с десяти лет заставляли работать по хозяйству, в шестнадцать выдавали за­муж. До сих пор у курдов бытует мнение, что в семье все должна делать именно женщина. Однако несмотря на цепкие традиции, уже практи­чески не найти девушку, которая не посещала бы школу. И все же мало, очень мало учится их в техникумах, профтехучилищах, а тем более в институтах, большинство по-прежнему вынуждено выбирать одну профессию - домохозяйки...

Надо признать честно: культурный и образовательный уровень курдов находится на крайне низком уровне. И не по вине курдского народа: у наших властей нет интереса к развитию их культуры, к сохранению ее самобытности, ее соответствию времени. Беда курдов и счастье их в том, что большинство народа занимается овцеводством и живет так, как они жили пятьдесят, и сто, и триста лет назад: в горах, вдали от всех дорог, в кое-как слепленных глинобитных домишках, в местах, куда питьевую воду привозят на ослах. Повсюду царит пол­нейшая антисанитария. Вечерами пользуются допотопными кероси­новыми лампами, а нет керосина - лучинами. Еду готовят на кострах. О газетах и телевизорах имеют весьма смутное представление. Семьи, как правило, многодетные, но собесы никакого внимания к ним, к матерям, заезженным работой, не проявляют. Дети (чаще всего девоч­ки) подолгу не посещают школу. Мальчики, которых отправляют в интернаты, учатся плохо: родители безграмотны сами и, естественно, никакого интеллектуального развития своему ребенку дать не могут. Курдские мальчики из семей овцеводов нередко остаются по два года в одном классе и в конце концов, не доучившись, возвращаются домой. Стремления к учебе практически не наблюдаются, отцы и матери семейств убеждены в том, что раз "отцы и деды жили без учебы и мы проживем!"

Но благодаря такому образу жизни - курдский народ без изменений сохраняет свою национальную самобытность. Он попал в своего рода заповедник, в котором консервируются все национальные обычаи, обиход, мышление. Однако такой образ жизни - без нормального развития - ведет народ к затуханию, к гибели через несоответствие его стреми­тельно меняющемуся времени. И думаю, что безразличие к судьбе курдского народа, к его культуре является преступлением.

Жалобы от курдов услышишь нечасто: мои соплеменники, как ни печально об этом говорить, привыкли к такому положению, привыкли и к тому, что о них почти не вспоминают как о самостоятельном народе, у которого есть нужда в развитии своей национальной куль­туры.

Мои заметки подходят к концу. И меня не волнует, что кому-то не понравится грустная нота, на которой я их заканчиваю. Но было бы кощунством превращать рассказ о сегодняшней жизни курдов в бара­банный бой достижений, восторгов и вдохновляющих перспектив. Ма­ло желания

самих курдов изменить свою жизнь - необходима, остро необходима помощь правительства. У нашей страны сегодня много серьезных проблем, среди них и наша - проблема национально-куль­турного возрождения талантливого и многотерпеливого курдского на­рода.

Фрунзе, 1990

Я, НАДИРЕ КАРИМ, КУРД

Воспоминания

 

На моем примере, на моем образе жизни, на моей биографии можно проследить судьбы всех депортированных в СССР народов.

Мы жили в селе Кикач Нахичеванского (в то время Сталинского) района. Отец умер в 1936 году, когда мне было всего четыре года. У матери на руках оставалось девять детей. Это было мое первое детское воспоминание. А через год новая трагедия.

Утром просыпаемся, а наш дом и наше село окружено солдатами с винтовками. Запомнил еще, что к винтовкам были прикреплены шты­ки. Они что-то говорят, а взрослые почему-то плачут. Потом я понял все, что говорили солдаты. Мол, собирайте самые необходимые вещи и вас куда-то должны увезти. 24 часа в нашем распоряжении. А коро­вы, дом? Остальное, отвечали нам, вы потом вернетесь и заберете. Старшие братья и сестры быстро начали собирать в кошму, одеяла, все, что можно было унести. На другой день погрузили нас в грузовики и привезли на железнодорожную станцию. Подогнали вагоны, пред­назначенные для грузов и скота, и приказали всем там размещаться. Ехали месяца полтора-два. Как потом узнал, привезли нас в город Мирзоян, будущий Джамбул, что в Казахстане. Там нас пересадили на грузовики, которые доставили несколько семей из нашего села в голую степь. Правда, протекала речушка. Спрашивают: есть ли шат­ры? "Есть", - отвечаем. "Вот поживите пока в них, а потом на ваши деньги построим дома". Причем, как потом оказалось, родственников из одного села расселили по разным местам.

Со временем построили саманные дома. Слава Богу, наконец, мы хоть где-то остановились. Так, на карте Джамбульской области поя­вились новые села: имени Буденного, Каска-Булак. Казалось, все горести позади. Можно спокойно обживаться. Но нет. Очередная тра­гедия. Тоже ночью приехали работники НКВД, поднимают всех и спрашивают: "Кто глава семьи?" Старший брат Абдулла, которому только исполнилось 22 года и который только-только женился, сказал, что он. "Пойдемте с нами". И все, до сих пор мы так и не знаем, что с ним случилось. В ту ночь все семьи нашего села потеряли старших в доме.

Мы стали спецпереселенцами. Без права выезда. Без права поступ­ления в вузы. Короче говоря, тюрьма. Правда, без колючей проволоки.

Где-то через год в нашем селении открыли школу. Среднюю школу, в которую заставляли ходить всех детей. Конечно, нас радовало, что учиться буквально заставляют. А кто же будет преподавать? В то время и среди казахов-то не хватало учителей, а как же быть с курда­ми-поселенцами? Назначили учителей из курдов, имеющих мало­-мальское образование. Помню Алиева Карима, закончившего Ереванский педтехникум. Его назначили директором школы. Моего старшего брата Анвара, чуть-чуть недоучившегося в таком же техни­куме, сделали завучем.

Но самое странное - преподавать-то необходимо было на казахском языке, которого, естественно, никто в то время из курдов не знал. Конечно, все курды благодарны казахскому народу за то, что в тяже­лые минуты он принял нас, помог, чем сумел. Но у нас в селе не было ни одного казаха, тем более учителя-казаха. А учебники на казахском языке... Как наши учителя-курды выходили из положения - одному Аллаху известно, но школу я закончил и довольно успешно. И казах­ский знал прилично. Даже писал стихи на казахском.

После 10-го класса пришел в комендатуру - хочу поступать в инс­титут. Какой там институт, отвечают мне. Скажи спасибо за десяти­летку и работай в своем селе.Тогда я написал письмо Сталину - ведь все наши надежды, помыс­лы были связаны с этим именем. Написал, что хочу учиться. Консти­туция же дает такое право.

Через несколько месяцев комендант меня вызывает и говорит: "Пи­сал Сталину? Вот ответ: вы можете учиться в высших учебных заве­дениях, только не в столичных городах. Выбирай какой-нибудь областной город, где есть институт, и мы можем дать тебе туда разре­шение на выезд". А в то время во всем Казахстане, - а только в пределах республики я и мог учиться, - только в Кзыл-Орде и Чимкенте и были вузы. Кзыл-Орда - это бывшая столица Казахстана. Туда в 1937 году перевели Корейский Дальневосточный пединститут, одновременно с депортацией корейцев.

Мечтал же я поступить в медицинский, стать хирургом. А в Кзыл-Ординском пединституте был химико-биологический факультет, ко­торый более или менее меня удовлетворял. Год после школы, пока писал письма, я потерял, но в 1949-м решил сдавать экзамены. Для этого необходимо было сначала получить вызов из института, а затем разрешение от комендатуры на выезд в Кзыл-Орду. Получив вызов, я к сроку не попал на экзамены - разрешение из комендатуры пришло только в конце августа. Спасибо случаю - проректором института оказался такой же переселенец, как и я, кореец Ли... Причем экзаме­ны мне необходимо было сдать без "троек", чтобы получить стипендию и тем самым обеспечить себе студенческую жизнь. Сдал успешно и на радостях написал стихотворение на казахском языке "Мечта моя, институт!" и отдал в местную газету. Каково же было мое удивление, когда 1 сентября оно было напечатано.

Меня тут же пригласили в кружок молодых поэтов института, где председательствовал Насраддин Сералиев, а консультировал классик казахской литературы Аскар Токмагамбетов. Так я стал студентом.

Но не таким, как все. Закончилась зимняя сессия, все собираются домой на каникулы. Прихожу к коменданту и говорю, что хочу пое­хать к родным. Нет, нельзя. Заявление на выезд к родным надо было написать за три месяца до каникул. Ну вот, все разъехались, один я в общежитии остался. Меня спрашивают, почему я не поехал к матери, вроде стыдят. Говорить правду мне было стыдно, мол, переселенец-курд, я и придумывал разные отговорки.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.