И ПРОЧИЕ СОВЕТСКИЕ НАРОДЫ 10 глава

Когда я назвался, генерал подтянул к себе довольно пухлую папку - мое персональное дело. Боже мой! Сколько же бумаг находилось в ней! И что только можно было написать о моей скромной персоне? В это мгновение мне стало страшновато...

Несколько минут генерал молча перелистывал бумаги, спрашивая при этом, кто я да откуда. Потом отложил дело в сторону и сказал:

- С сегодняшнего дня ты освобожден от конвоя. Тебе выдадут про­пуск, по которому ты сам будешь ходить на работу. Все остальное, что касается мобилизованных немцев, остается для тебя в силе.

Это была огромная радость - ходить одному на работу, не чувствуя за спиной дыхание вооруженных солдат и свирепых овчарок. Появи­лась иллюзия свободы, хотя я и не имел права отклоняться от маршрута, указанного в пропуске. В противном случае грозил арест. Сажали в карцер на хлеб и холодную воду. Я имел возможность про­вести там без постели пять суток за то, что завернул на рынок купить немного чесноку от начинающейся цинги.

К этому времени многие объекты были уже построены. Один за другим поднимались жилые дома для вольнонаемных. Почти ежеднев­но прибывали этапы с военнопленными и заключенными, в основном, женщинами из Курской области, которые во время оккупации, якобы, имели связь с немец-кими солдатами и офицерами. Теперь стало боль­ше людей, имеющих свободный вход и выход из зоны и работавших на разных объектах.

Когда монтаж турбин и оборудования турбогазодувной станции прибли-жался к концу, стали поджидать какого-то генерала из Москвы для личной проверки готовности завода. Оставались несделанными сварочные работы. Познанский велел мне срочно ехать за кислород­ными баллонами. Когда я привез их, несколько заключенных стали на разгрузку. Но каждый баллон весил около восьмидесяти килограммов, и четыре изможденных человека с трудом поднимали его. Познан­ский, увидев, как медленно делается дело, закричал на них. Я впервые увидел его кричащим и таким злым. Видимо, работы по газосварке во что бы то ни стало надо было закончить до приезда генерала. Я отстра­нил еле державшихся на ногах заключенных, поставил баллон верти­кально на землю, прижал его обеими руками к себе и понес один. Дотащившись до цеха, я почувствовал сильнейшие боли в животе. Познанский, увидев, что я стал белым, как мел, приказал отвезти меня в больницу для вольнонаемных. От непосильной тяжести я пол­учил паховую грыжу, и мне тут же сделали операцию.

Когда я вышел из больницы, Познанского, как опытного специали­ста, перевели на другую работу. Перед отъездом он посоветовал Дави­ду Мона-стырскому, начальнику Промстроя-1, взять меня к себе. Тогда на строи-тельных объектах работали и мобилизованные со­ветские немцы, и военнопленные, и заключенные, и осужденные по 58-ой статье, то есть за "политические преступления", - люди самых разных национальностей. Монастырский поручил мне принимать ра­бочую силу из других лагерей, которых под Краснотурьинском было пятнадцать, и строго-настрого указал, какие специальности нужны нам, а какие нет. Однако начальники лагерей старались сплавить людей, которые не желали работать или уже не могли. Из-за этого у нас возникали частые споры и ссоры с начальниками. Монастырский не хотел иметь на строительстве заключенных и узбеков. Первые стараются трудиться как можно меньше, а вторые не выдерживают морозов и погибают. А вот трудмобилизованных немцев он ценил очень высоко, даже разрешал мне принимать взамен пяти бригад заключенных одну бригаду советских немцев. Ставил он их всегда там, где нужно было работать быстрее и лучше. И военнопленные немцы тоже работали качественно, выполняя задания точно в срок. Однако Монастырский боялся их, несмотря на то, что и они его тоже боялись. Эти люди уже не хотели ни убивать, ни воевать, но, тем не менее, делая обходы объектов, где работали военнопленные или за­ключенные, Монастырский всегда брал меня с собой.

Увидев нас, военнопленные тут же передавали по цепочке друг другу: "Работать, работать! Еврей идет!"

Когда фундамент самого важного объекта - электролизной - был готов, и металлоконструкции смонтированы, меня назначили хоздесятником. Я получил приказ подключить все автомашины для пере­возки готовой продукции с кирпичного завода. Но от основной дороги нагруженным машинам нужно было проехать еще пятьдесят метров по глинистому грунту. Колеса увязали в тяжелой липкой глине, мото­ры глохли. Монастырский приказал, пока машины будут загружаться на заводе, соорудить на скорую руку подъезд от дороги до электролиз­ной. Чтобы хоть как-то выполнить приказ в срок, прораб Козулькин велел военнопленным уложить дорогу из досок и балок и привести к основной дороге четыре автокара, на которые будут перекладывать кирпич с автомашин. Военнопленные аккуратно выполнили все, что им было приказано. Но когда кирпич перегрузили на автокары, то под его тяжестью дощатая дорога тут же просела в мягкий раскисший грунт. Подъехав на последней машине, я увидел картину: грузовики вереницей стоят на дороге, а военнопленные изо всех сил тол-кают автокары с кирпичами. На первом прикреплена дощечка с надписью "Урал-экспресс".

Монастырский, увидев затор и издевательскую надпись, пришел в бешенство. Вызвав нас с Козулькиным в контору, он начал кричать, что мы позволяем фашистам издеваться над ними, что мы дураки, чучела, набитые соломой, и чахоточные призраки, что он сейчас же отправит нас в каменный карьер, откуда есть только один путь - на тот свет.

На каменный карьер он меня не отправил, но я, не в силах забыть его оскорбления, спустя несколько недель, сославшись на послеопера­ционные боли в животе, попросил освободить меня от работы хоздесятником. Теперь я стал нормировщиком.

Думаю, что Монастырский, сам постоянно находился под страхом ареста. Ведь особенно беспощадно относились к тем, кто обвинялся в срыве работ и несвоевременном вводе в эксплуатацию сооружений и цехов. Всех беспрестанно подгоняли, заставляли работать при любой погоде.

Нужно было бетонировать фундаменты для шаровых мельниц цеха спекания боксита. Но на улице стояли морозы ниже 35 градусов.

Старший прораб Шпеттер, всеми уважаемый инженер-строитель, сказал, что делать это в морозную пору категорически нельзя, могут быть очень тяжелые последствия. Однако Монастырский настоял на немедленном бетонировании, иначе тормозилось все строительство, а для него это был большой риск. Шпеттер вынужденно подчинился приказу. Две пятидесятиметровые мельницы диаметром более трех с половиной метров воздвигали на бетонный фундамент. Дальше все было так, как предсказывал Шпеттер: весной мерзлый бетон оттаял, мельница и торцовая стена рухнули. Все ведущие специалисты объек­та были тут же арестованы, им грозил расстрел.

Но, к удивлению и радости, Монастырский потребовал их освобождения. Он принял вину на себя. Все были освобождены. Почему Монастырский остался на свободе - знает только он. Позднее он был назначен управляющим трестом БАЗстрой.

Послевоенные годы были крайне тяжелыми. Мы голодали еще больше, чем в военное время. После отмены хлебных карточек почти невозможно стало что-то купить. Буханка хлеба стоила на рынке от ста до двухсот рублей. Уехать мы никуда не могли, находясь под контролем Военной комендатуры. Староста барака каждый вечер до­кладывал коменданту, что все на месте, а в конце недели мы должны были собственной персоной являться к нему для отметки.

Теперь нам позволили брать к себе на постоянное жительство свои семьи. Для этого надо было получить разрешение управляющего трестом

и подать заявление в комендатуру. Для прибывающих семей в бараках оборудовали одно- и двухкомнатные "квартирки".

Моя жена с сынишкой одними из первых приехали в Краснотурьинск. Затем ко мне приехала мать с Давидом и Доротеей из Актюбинской области, куда они были выселены в сорок первом году. В это время всем, кто хотел строить себе жилье, давали строительные материалы. Многие принялись, кто во что горазд, возводить дома из досок и утеп­лять их опилками и котельным шлаком. Вскоре вокруг выросло мно­жество поселков. Разрешение это было дано для того, чтобы предотвратить массовый выезд из города к тому времени, когда ко­мендатура будет упразднена.

Самовольный выезд немцев-трудармейцев с места жительства или переход с одной работы на другую наказывался, как и прежде, лише­нием свободы от двух до двадцати лет. Так продолжалось вплоть до пятьдесят пятого года, но и после него местные власти еще долго не знакомили нас

с изменениями в законе, чтобы подольше задержать у себя рабочую силу. Когда нам, наконец, выдали паспорта, стало легче дышать.

В это время я работал начальником планового отдела жилищно-коммунального хозяйства треста БАЗстрой и имел возможность дваж­ды присутствовать на судебном процессе. Судили группу воров и мошенников. Эти люди, лишенные человеческой совести, были быв­шими начальниками лагерей и руководителями подразделений треста: начальник 14-го лагер-ного отряда Каневский, началь­ник первого ОЛПа Папперман, его замести-тель Энтин, главный бух­галтер ОРСа Штерман, главный бухгалтер треста Белоусов и многие другие. Их обвиняли в краже и разбазаривании продо-вольствия, кото­рое они недодавали нам, трудармейцам, тем самым обрекая тысячи ни в чем неповинных людей на медленную голодную смерть.

На строительство Богословского алюминиевого завода было приве­зено более девятнадцати тысяч немцев-трудармейцев, из которых, на день снятия вокруг лагерей колючей проволоки, осталось в живых четыре тысячи человек. Четыре из девятнадцати!

Заведующий продовольственным складом 14-го лагер­ного отряда Шварцкопф давал показания, сколько было украдено и вывезено только с

его склада.

- Это фашист! Не верьте этому фашистскому лгуну! - истерически

кричали подсудимые.

А Шварцкопф приводил конкретные доказательства и точные циф­ры с указанием года, месяца и числа.

Судебный процесс длился почти три недели. Большинство подсу­димых было осуждено на десять лет лишения свободы. Но спустя два года, во время служебной командировки на Уралмаш, в буфете цент­ральной гостиницы Свердловска я встретил Штермана. От него узнал, что все, осужденные вместе с ним, освобождены из лагеря по причине "плохого состояния здоровья".

Когда теперь я вспоминаю те кошмары, те преступления, жесто­кость, мошенничество, воровство, вспоминаю всех, повинных в этом, то каждый раз в душе моей невольно возникает справедливый вопрос: почему до сих пор эти и подобные им люди не предстали перед судом? Ведь фашистов судят до сегодняшнего дня.

В день смерти Сталина нам велели идти к клубу строителей на траур-ный митинг. На небольшой площади собралась толпа народу. Стояли, обнажив головы, тесно прижимаясь друг к другу. Я задумался и не снял головной убор.

- Эй ты, фашист! А ну, снимай свою шапку! - сильно ударил меня
кулаком в спину здоровый верзила.

Сердце мое оборвалось. Я рванул шапку с головы и замер. Работ­ница нашего управления, стоявшая рядом со мной, резко повернулась к верзиле:

- Тебе кто дал право обзывать этого человека фашистом?! Да ты сам после этого настоящий фашист!

- Тише вы там! Замолчите сейчас же! - вполголоса зашумели на нас со всех сторон.

Работница, наклонившись ко мне, прошептала:

- Умер бы он до сорок первого года, многого бы не случилось! Но теперь все изменится!

Меня била сильная нервная дрожь. И еще долго после траурного митинга я не мог успокоиться, все думал, что меня вот-вот арестуют. Однажды я случайно узнал от знакомой из отдела кадров, что нас уже не могут судить за самовольную смену работы. Я перешел работать начальником планового отдела, и впервые за время с сорок второго года почувствовал себя человеком. Но самой большой радо­стью для советских немцев было выстраданное долго­жданное помилование, подписанное Н.С.Хрущевым.

Конечно, не только для немцев действия Н.С.Хрущева оказались спасением и счастьем, для многих и многих людей разных национально­стей.

Однажды мне довелось ехать в одном купе с русским пожилым мужчиной. Он разоткровеничался сомной, рассказал мне всю свою жизнь.

В шестнадцать лет удрал вместе с другом-ровесником из родного

села под Тулой. Прибились к буденовским войскам и воевали до конца гражданской войны. После войны их обоих направили в Москву для учебы

в военной академии. После ее окончания друга назначили главнокомандую­щим Белорусским военным округом, а он, по их совмест­ной с другом прось-бе, стал его помощником. Ворошилов лично дал согласие на их совместную работу.

В тридцать седьмом году его вызвали ранним утром в штаб. Едва перешагнул порог, как его схватили за руки двое сотрудников НКВД. Третий, приставив к груди пистолет, сорвал с мундира знаки отличия.

После этого отправили в Минскую тюрьму. Ему предъявили обвине­ние в государственной измене: якобы в случае отступления войск Белорусского военного округа он должен был дать указание взорвать мосты и дороги передвижения войск, чтобы отступающие попали в плен. С него потребовали подписать эту галиматью. Он категорически отказался. Тогда каждую ночь его стали подвергать страшным, невы­носимым пыткам, пока он не падал без сознания. Его тащили обратно в переполненную камеру, где люди задыха-лись от недостатка кислорода. Каждую ночь в ней умирало от десяти до пятнадцати человек.

Однажды его вызвал новый следователь, который не был так жес­ток, как предыдущий. На третьем допросе он тихо шепнул:

- Дорогой человек! Подпиши эту ложь! Завтра отправляют этап с заключенными на Урал или в Сибирь. Ты можешь попасть в него и, возможно, спасти свою жизнь. Это твой единственный шанс.

Фальсифицированное обвинение было подписано. Действительно, уже на следующую ночь он был отправлен в Тавду на Урал. Там стояли жестокие морозы, а поселили их в брезентовые палатки, пока они сами для себя не выстроят бараки. Более половины заключенных с этого этапа погибло от воспаления легких, цинги и других болезней. А ему предстояло десять лет находиться в лагере, а потом тяжелобольному жить в Тавде без права на выезд. Отправлять и получать письма он не имел права. Случайно до него дошло известие, что жену, которая после его ареста не отреклась от мужа, "врага народа", уволили с работы и с пятилетним сыном и старой матерью выселили из квартиры прямо на улицу. Кто-то тайком посочувствовал им и пустил зимовать в летнюю кухню. Но топить было нечем, и все его родные заболели и умерли.

Теперь этот человек был реабилитирован, полностью восстановлен в гражданских правах и ехал в Москву получать новые документы. Но в глазах его стояла неизбывная тоска - ведь он потерял всех родных, друзей, дом, здоровье, молодость, веру, надежду, и жизнь казалась ему бессмысленной.

В Свердловске мой случайный попутчик вышел. Имя его я забыл, но то, что он рассказал, вспоминаю часто, все больше и больше осоз­навая грандиозный масштаб страданий миллионов людей не только моего народа, но и русских, и северокавказцев, и людей многих других национальностей. Это было страшное время, проклятый период мас­совых репрессий, расстрелов, жестоких пыток, причем уничтожали целенаправленно и последовательно всех самых лучших, энергичных и думающих. Сейчас мне хочется бить в набат:

- Люди! Граждане нашей страны! Будьте бдительны! Не дайте повториться темным временам!

Нижегородская область. Март 1988

Перевод с немецкого Татьяны САРТАКОВОЙ

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

О том, что немцы, калмыки, ингуши, чеченцы, финны, латыши и другие переселены в предоставленные районы навечно и что выезд их с мест поселения без особого разрешения органов МВД карается каторжными работами до 20 лет.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР

А.ШВЕРНИК

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР

А.ГОРКИН

Москва, Кремль. 26 ноября 1948 года

СОВЕТСКИЕ НЕМЦЫ

Справка

Год 1959 год 1970 год

СССР 1 238 549 1 619 655 1 535 826

РСФСР 806 301 820 091 1 324 490

Каз.ССР 51 102 658 698 211 336

Узб.ССР 4 646 18 000 ----

Кирг.ССР 4 291 39 915 -----

Тадж.ССР --- 32 588 -----

Азерб.ССР 13 149 ---- -----

Бел.ССР 7 075 ---- ----

Укр.ССР 12 075 ---- -----

По областям в 1970 году:

Алтайский край 130 000

Красноярский край 561 000

Кемеровская область 521 000

Омская область 112 490

Семипалатинская область 46 926

Павлодарская область 78 730

Целиноградская область 85 680

Депортировано 855 674

Репатриировано 208 388

Находились на спецпоселении (на 1 января 1953 года) 1 224 931

Погибло при депортации от 15 до 30 %

Находились в лагерях в период 1941 - 1946 гг. около 970 000,

из них погибло около 300 000 человек.

По данным еженедельника "Аргументы и факты". 1989. № 39,

а также книги А. Айсфельда (ФРГ).

-----------------------------------------------------

Статистика приблизительная, не отвечающая реальности. - Примеч. ред.-сост.

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

О снятии ограничений в правовом положении с немцев и чле­нов их семей, находящихся на спецпоселении

Учитывая, что существующие ограничения в правовом поло­жении спецпоселенцев - немцев, и членов их семей, выселен­ных в разные районы страны, в дальнейшем не вызываются необходимостью, Президиум Верховного Совета СССР постановляет:

1. Снять с учета спецпоселения и освободить из-под админи­стративного надзора органов МВД немцев и членов их семей, выселенных на спецпоселение в период Великой Отечественной войны, а также немцев-граждан СССР, которые после репатриа­ции из Германии были направлены на спецпоселение.

2. Установить, что снятие с немцев ограничений по спецпосе­лению не влечет за собой возвращения имущества, конфискован­ного при выселении, и что они не имеют права возвращаться в места, откуда они были выселены.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР

К. ВОРОШИЛОВ

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР

Н. ПЕГОВ

Москва, Кремль. 13 декабря 1955 г.

* * *

Советские немцы не предпринимали акций, направленных против Советского государства: "среди обнародованных немецких архивных документов пока нет ни одного, который позволял бы сделать вывод о том, что между 3-м рейхом и немцами, проживавшими на Днепре, у Черного моря, на Дону или в Поволжье, существовали какие-либо заговорщицкие связи", свидетельствует Луи де Ионг. Он подчеркивал, что "в Советском Союзе немецкие органы разведки не смогли опереть­ся на помощь немецкого национального меньшинства, так как оно проживало в таких глубинных районах России, что наладить с ними связь оказалось невозможным. Кроме того, некоторые немцы, особен­но молодежь, сочувствовали коммунизму".

Луи де ИОНГ

Немецкая пятая колонна во второй мировой войне.

М., 1958.

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

О внесении изменений в Указ Президиума Верховного Совета СССР

от 28 августа 1941 года

"О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья"

В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 г. "О переселении немцев, проживающих в районах Повол­жья" в отношении больших групп немцев - советских граждан были выдвинуты обвинения в активной помощи и пособничестве немецко-фашистским захватчикам.

Жизнь показала, что эти огульные обвинения были неосновательными и явились проявле­нием произвола в условиях культа личности Сталина. В действи­тельности в годы Великой Отечественной войны подавляющее большинство немецкого населения вместе со всем советским народом своим трудом способствовало победе Советского Сою­за над фашистской Германией, а в послевоенные годы активно участвует в коммунистическом строительстве

Благодаря большой помощи Коммунистической партии и Со­ветского государства немецкое население за истекшие годы прочно укоренилось на новых местах жительства и пользуется всеми правами граждан СССР. Советские граждане немецкой национальности добросовестно трудятся на предприятиях, в сов­хозах, колхозах, в учреждениях, активно участвуют в обществен­ной и политической жизни. Многие из них являются депутатами Верховных и местных Советов депутатов трудящихся РСФСР, Украинской, Казахской, Узбекской, Киргизской и других союзных республик, находятся на руководящих должностях в промышлен­ности и сельском хозяйстве, в советском и партийном аппарате. Тысячи советских граждан-немцев за успехи в труде награждены орденами и медалями СССР, имеют почетные звания союзных республик.

В районах ряда областей, краев и республик с немецким населением имеются средние и начальные школы, где препода­вание ведется на немецком языке или организовано изучение немецкого языка для детей школьного возраста, ведутся регуляр­но радиопередачи и издаются газеты на немецком языке, прово­дятся и другие культурные мероприятия для немецкого населения.

Президиум Верховного Совета п о с т а н о в л я е т:

1. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года "О переселении немцев, проживающих в районах По­волжья" (Протокол заседания Президиума Верховного Совета СССР, 1941, N 9, с. 256) в части, содержащей огульные обвинения в отношении немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, отменить.

2. Учитывая, что немецкое население укоренилось по новому месту жительства на территории республик, краев и областей страны, а районы его прежнего места жительства заселены, в целях дальнейшего развития районов с немецким населением поручить Советам Министров союзных республик и впредь ока­зывать помощь и содействие немецкому населению, проживаю­щему на территории республик, в хозяйственном и культурном строительстве с учетом его национальных особенностей и инте­ресов.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР

А. МИКОЯН

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР

Москва, Кремль. 29 августа 1964 года

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

О снятии ограничений в выборе места жительства, предусмот­ренного

в прошлом для отдельных категорий граждан

Президиум Верховного Совета СССР п о с т а н о в л я е т:

1.Снять ограничения в выборе места жительства, предусмот­ренного Указами Президиума Верховного Совета СССР от 13 декабря 1955 года в отношении немцев и членов их семей, от 22 сентября 1955 года в отношении греческих и турецких граждан и иранских подданных, принятых в советское гражданство, от 27 марта 1956 года в отношении греков, болгар, армян и членов их семей.

2.Разъяснить, что лица, на которых распространяется указан­ное ограничение и членов их семей, являющихся гражданами СССР, пользуют-

ся, как и все советские граждане, правом изби­рать место жительства на всей территории СССР в соответствии с действующим законодательством о трудоустройстве и паспор­тном режиме, а иностранцы и лица без гражданства в соответст­вии с законодательством о порядке проживания в СССР иностранцев и лиц без гражданства.

3. Поручить Министерству юстиции СССР совместно с Мини­стерством внутренних дел СССР, Комитетом Государственной безопасности при Совете Министров СССР представить предло­жения о при-знании утратившими силу законодательных актов, предусматривающих ограничения в выборе места жительства для лиц отдельных национальностей, переселенных в прошлом из мест их проживания в дру-гие районы страны.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР

Н.В.ПОДГОРНЫЙ

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР

М. ГЕОРГАДЗЕ

Москва, Кремль. 3 ноября 1972 года

Владимир КИСЕЛЕВ

ВМЕСТО ФРАНКФУРТА - В УЛЬЯНОВСК:

Как вытесняют советских немцев из Саратовской области

и почему их ждут в Ульяновской

Журналистское расследование

Когда к Александру Кригеру подошел мальчишка-пионер с тетрад­кой: "Дяденька, если вы против возвращения немцев - распишитесь", он понял, что в Саратовской области его не ждут. Но все же не смог уехать сразу - слишком долго он мечтал о встрече с родной землей, откуда в самом начале Великой Отечественной под конвоем была выслана его семья, как и другие немецкие семьи. Агроном с большой практикой, он видел погубленные бездумной мелиорацией некогда плодородные поля, запустелые села с заросшими бурьяном кучами мусора на месте порушенных домов - и у него сжималось сердце. Он ездил из совхоза в совхоз, пытаясь устроиться на работу, но всюду разговор кончался, стоило ему назвать свою фамилию - Кригер.

По официальной статистике в области загублено более 600 тысяч гектаров, специалисты утверждают: гораздо больше. На селе остро не хватает рабочих рук. В Краснокутском районе до войны, когда депор­тировали поволжских немцев, было 6 колхозов-миллионеров. Сейчас в магазинах пустые полки. Но народ выходит на митинги с плакатами: "Лучше СПИД, чем немцы!" А Саратовский комитет "Родина" рассы­лает по стране листовки: "За спиной народа решается вопрос о созда­нии Германии на нашей Родине! То, что не удалось Гитлеру в 1941 году... с помощью Москвы пытаются сделать сейчас".

В прошлом году из СССР выехали 105 тысяч советских немцев, прежде всего специалисты и квалифицированные рабочие. Поток уве­ли-чивается. Лишь за 4 месяца этого года он увлек 45 тысяч человек. Согласно исследованиям Института немецкой экономики Франкфурта-на-Майне, до 2000 года Федеративная Республика Германия спо­собна принять 2 миллиона переселенцев. Приток умов и рабочей силы увеличит к рубежу веков валовой доход на 84 миллиарда марок. Соответственно, если где-то прибывает, то в другом месте убывает. По оценке союзного Госплана, потери СССР при отъезде немцев достиг­нут 80 миллиардов рублей.

Так что нам совсем не безразлично, как сложится дальнейшая судьба Александра Кригера, что решит для себя Валерий Штендауэр, классный водитель, четверть века просидевший за баранкой автомо­биля, какой выбор сделают Владимир Витт и трое его сыновей, 20-лет­няя Татьяна Ким - повар, музыкант, продавец-товаровед и 25-летний шофер 1-го класса Владимир Майер, его тезка - строитель-бетонщик Вебер и Александр Гарт - ветврач, крановщик, агроном и строитель...

Кто-то из них совсем был близок к отчаянному шагу, даже доку­менты оформили на выезд. Но услышал: Ульяновская область пригла­шает советских немцев на постоянное жительство. Как на последний огонек надежды потянулись они сюда со всей страны. Пишут письма, спешат воочию убедиться, насколько все здесь серьезно затевается. А самые решительные приехали уже навсегда, - я назвал их имена, с них начинается возрождение немецкого Поволжья. Пока они будут стро­ить жилье. Затем привезут семьи и станут работниками совхозов или свободными фермерами.

Свернули с асфальта на грунтовку, и стрелка на спидометре нашего "газика" упала до отметки 20 км/час. То взлетая на очередной кочке, то ухая в глубокую промоину, пробивались мы к деревне Красное Сюндюково, где намечено строить первое в Ульяновской области не­мецкое село.

- Начинать надо с дороги. Иначе все наши замечательные замыслы в грязи утонут, - вздохнул Яков Гауэрт, генеральный директор Улья­новской промышленной ассоциации "Союз". Ей в короткое время предстоит поднять два компактных немецких поселения, ряд малых предприятий по переработке сельхозпродукции, кирпичный и чере­пичный заводы, экологически чистую электростанцию на реке Свияге. Все это не только займет людей зимой (сельскохозяйственные работы, известно, сезонные), но и даст скорую экономическую отдачу.

Первоначально строительство намечалось в селе Васильевка. Но Красное Сюндюково на общем сходе граждан решило: у нас удобнее. Опять же отличный выпас для скота, свиноферма, комплекс по откор­му молодняка крупного рогатого скота - поделимся с новыми соседями, негоже им с нуля начинать. А если будет на то их воля, пусть зачислят нас в свою промыш-ленно-сельскохозяйственную фирму "Нойес лебен" ("Новая жизнь").

Видел, как встречали в Сюндюкове представителей советских не­мцев, с какой готовностью показывали им хозяйство, хвалили свои урожайные черноземы. А еще видел брошенные, заросшие крапивой дворы, зако-лоченные крест-накрест слепые глазницы домов и старенькую деревянную школу, которая с будущего года закрывается, поскольку единственный ученик Раиль Рахматуллин окончил уже третий класс и будет теперь заниматься на центральной усадьбе.

Увы, Ульяновская область не являет собой исключения во всеоб­щем бедственном положении российского села. За последние десять лет здесь стало меньше на 64,4 тысячи жителей. Снято с учета 45 населенных пунктов. Зачастую на одного работающего колхозника приходится несколько пенсионеров.

Вот та самая ситуация, когда земля нуждается в умелом работнике. Все это крепко держал в уме заведующий кафедрой местного педин­ститута Евгений Миллер, решив хоть отчасти попытаться прервать грозящий стать необратимым поток беженцев-немцев в ФРГ, пригла­сив их в Ульяновскую область. Хотя бы тысяч десять, сколько жило здесь до войны. Прочитав его письмо на 25 страницах, председатель облисполкома (теперь председатель областного Совета народных де­путатов, первый секретарь обкома партии) Юрий Горячев сказал "да".

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: