Сделай Сам Свою Работу на 5

И ПРОЧИЕ СОВЕТСКИЕ НАРОДЫ





 

 

СТРОГО СЕКРЕТНО

ВСЕСОЮЗНАЯ КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ (большевиков)

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ

31.1.1938 Г.

тов. Ежову

Выписка из протокола № 57 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) 49

- Вопрос НКВД.

Разрешить Наркомвнуделу продолжить до 15 апреля 1938 года операцию по разгрому шпионско-диверсионных контингентов из ПО­ЛЯКОВ, ЛАТЫШЕЙ, НЕМЦЕВ, ЭСТОНЦЕВ, ФИННОВ, ГРЕКОВ, ИРАНЦЕВ, ХАРБИНЦЕВ, КИТАЙЦЕВ и РУМЫН, как иностранных подданных, так и советских граждан, согласно существу­ющих приказов НКВД СССР.

Оставить до 15 апреля 1938 года существующий внесудебный порядок рассмотрения дел арестованных по этим операциям людей, вне зависимости от их подданства.

Предложить НКВД СССР провести до 15 апреля аналогичную операцию и погромить кадры болгар и македонцев, как иностранных подданных, так и граждан СССР.

Секретарь ЦК Архив ЦК КПСС

Публикация 21 июня 1992 г.

"Московские новости»

* * *

В 1934-1941 гг. из районов, расположенных вокруг Тбилиси, административным порядком было выселено за пределы Грузии около 160 000 азербайджанцев.

 

Из архива газеты "Азербайджан" (Баку)

Публикация В.Рзаева

 



* * *

Во время этапа по Оби на пароходе "Ворошилов" моими попутчика­ми оказались восемь женщин и около 30 детей. Женщины окружили меня и стали допытываться, можно ли по этой реке добраться до Азербайджана. "Несчастные! - хотела я им сказать. - Трижды несчаст­ные вы люди! Эта река - путь к Смерти. И впадает она не в Каспий, а в Ледовитый океан!"

 

Житие Евфросинии Керсновской

Огонек 1990, № 3.

* * *

В 1942 году Сталин подготовил Указ Государственного Комитета Обороны об очищении Баку и прилежащих к нему районов от "неблаго­надежного населения", а именно - о депортации 1 млн. азербайджанцев. Желание "обезопасить" богатые нефтеносные районы от "антисоветски и протурецки" настроенных азербайджанцев было столь велико, что Сталин и Микоян держали этот проект втайне даже от Первого секретаря Азербайджанского ЦК КПА М.Багирова. Утечка информации произошла через Берию. М.Багиров, терзаемый страхом за возможные последствия задуманного, отдал по республике приказ за два дня собрать из азербайджанцев сверх нормы еще две ди­визии и срочно телеграфировать Сталину в ГКО о готовности этих "добровольцев" отправиться на фронт.



Кровопролитные бои за Сталинград и личная встреча М.Багирова со Сталиным отсрочили осуществление операции. Но Сталин не оста­вил замысла очистить Закавказье от азербайджанцев - теперь уже пол­ностью.

Он лишь отложил его исполнение до более удобного времени...

 

По свидетельству академика З.БУНИЯТОВА

Из архива газеты "Азербайджан" (Баку)

 

* * *

В ноябре 1942 года из Саратовской области в Казахскую ССР выве­зено 2014 поляков, из них - 318 детей.

История СССР. 1989, № 6.

 

 

КАРАЧАЕВЦЫ

 

ТЕЛЕГРАММА

 

ГОРЯЧО ПРИВЕТСТВУЕМ ВСЕХ ПАРТИЗАН КАРАЧАЯ И ЧЕРКЕССИИ. МЫ ЗНАЕМ О ТЕХ ТРУДНОСТЯХ, КОТОРЫЕ ПРИХОДИЛОСЬ ПЕРЕНОСИТЬ ВАМ, И ОЧЕНЬ БЕСПОКОИЛИСЬ ЗА ВАШУ СУДЬБУ. МЫ УВЕРЕНЫ, ЧТО НА ПРЕД­СТОЯЩИЙ ПРАЗДНИК, КОТОРЫЙ БУДЕТ НА НАШЕЙ УЛИЦЕ, ПАРТИЗАНЫ КАРАЧАЯ И ЧЕРКЕССИИ ТОЖЕ ПРИДУТ С КРУПНЫМИ ДОСТИЖЕНИЯМИ. ИСКРЕННЕ, ОТ ДУШИ ЖЕЛАЕМ ВАМ БОЛЬШИХ УСПЕХОВ И ВЫРАЖАЕМ ГОРЯЧЕЕ ПОЖЕЛАНИЕ О БЫСТРЕЙШЕЙ НАШЕЙ ВСТРЕЧЕ В НАШЕМ КРАЕ, ОСВОБОЖДЕННОМ ОТ ГИТЛЕРОВСКИХ МЕРЗАВЦЕВ... М.СУСЛОВ

Красный Карачай. 1942. 22 дек.

 

ТЕЛЕГРАММА

 

СЕКРЕТАРЮ МАЛОКАРАЧАЕВСКОГО РАЙКОМА ВКП/б/ ХАДЖИЕВУ ПЕ­РЕДАЙТЕ КОЛХОЗНИКАМ И ТРУДЯЩИМСЯ МАЛОКАРАЧАЕВСКОГО РАЙОНА СОБРАВШИМ ОДИН МИЛЛИОН РУБЛЕЙ НА СТРОИТЕЛЬСТВО БОЕВЫХ СА­МОЛЕТОВ «КОЛХОЗНИК КАРАЧАЯ» БРАТСКИЙ ПРИВЕТ И БЛАГОДАРНОСТЬ КРАСНОЙ АРМИИ - И.СТАЛИН

Красный Карачай. 1943. 17 мая

111/13В

Не для печати

 

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

О ликвидации Карачаевской автономной области



и об административном устройстве ее территории

 

В связи с тем, что в период оккупации немецко-фашистскими захватчиками территории Карачаевской автономной области многие карачаевцы вели себя предательски, вступали в органи­зованные немцами отряды для борьбы с советской властью, предавали немцам честных советских граждан, сопровождали и показывали дорогу немецким войскам, наступающим через пе­ревалы на Закавказье, и после изгнания оккупантов противодей­ствуют проводимым советской властью мероприятиям, скрывают от органов власти бандитов и заброшенных немцами агентов, оказывая им активную помощь, -

Президиум Верховного Совета СССР п о с т а н о в л я е т:

1. Всех карачаевцев, проживающих на территории области,
переселить в другие районы СССР, а Карачаевскую автономную
область ликвидировать.

Совету Народных Комиссаров СССР наделить карачаевцев в новых местах поселения землей и оказать им необходимую госу­дарственную помощь по хозяйственному устройству.

2. В связи с ликвидацией Карачаевской автономной области:
А/ Оставить в составе Ставропольского края Зеленчукский, Усть-Джегутинский и Мало-Карачаевский районы бывшей Кара­чаевской автономной области, подчинив эти районы Ставрополь­скому краевому исполкому Советов депутатов трудящихся.

Мало-Карачаевский район переименовать в Кисловодский сельский район.

Б/ Включить Преградненский район бывшей Карачаевской автономной области в состав Молотовского района Краснодар­ского края - с юга, запада

и востока в существующих границах, а на севере определить восточную границу района по линии, начи­ная от селения Куньша Краснодарского края, далее через высоты 1194, 1664, исключая селение Круглый, высоты 1274, 1225, с выходом на границу пастбищ Черкесской автономной области в районе высоты 1918.

Остальную территорию Преградненского района со станцией Преградной включить в состав Зеленчукского района Ставро­польского края.

В/ Передать Учкуланский и часть Микояновского района быв­шей Карачаевской автономной области в состав Грузинской ССР, образовав из указанных районов новый Клухорский район с центром в г.Микоян-шахаре.

Гор. Микоян-шахар переименовать в город Клухори.

Установить в Клухорском районе следующие границы между РСФСР и Грузинской ССР: с запада - по существующей границе Б.Микояновского района, далее на восток - севернее города Клухори, и далее по реке Мара, исключая селение Н.Мара, с выходом на границу Б.Учкуланского района, южнее В.Мара и далее на юг по существующей восточной границе Б.Учкулановского района.

Остальную часть территории и населенные пункты Б.Микоя­новского района включить в состав Усть-Джегутинского района Ставропольского края.

 

Председатель Президиума Верховного Совета СССР

М.И. КАЛИНИН

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР

А. ГОРКИН

Москва, Кремль. 12 октября 1943 года

 

 

* * *

Докладная записка руководства НКВД Ставропольского края

 

Народный комиссариат

внутренних дел СССР

Заместителю наркома С.Н.КРУГЛОВУ

 

В ноябре 1943 г. были депортированы из Карачаевской автономной области 14 774 семьи - 68 938 карачаевцев. После выселения основного контингента Управление Народного Комиссариата СССР по Ставро­польскому краю выявило еще 329 карачаевцев. Все были выселены в места основного проживания.

Начальник Управления НКВД по Ставропольскому краю

ТКАЧЕНКО

Заместитель начальника Управления НКВД по Ставропольскому краю

ИВЛЕВ

Из собрания доктора исторических наук Н.Ф.БУГАЯ

 

Светлана АЛИЕВА

 

КРАСНОРЕЧИВАЯ ДЕТАЛЬ

 

В этой карте, на первый взгляд, нет ничего необычного: карта как карта, предназначенная для картографов, агротехников и землеме­ров. Как обычно, в верхнем правом углу ее паспорт: "Академия наук СССР. Совет по изу-чению производительных сил. Почвенная карта Северного склона Кавказа (Центральная и восточная части). Соста­вил С.В.Зонн. Под редакцией проф.Б.Б.Полынова. Масштаб 1:500 000..." Над паспортом штамп -"СЕКРЕТНО", а внизу паспорта год -1942 - и место издания: Ленинград-Казань. Последние указатели го­ворят советскому человеку о многом: разгар войны и отступления наших войск, Ленинград в блокаде и подготовленная здесь до войны картографическая работа эвакуирована в Казань, а поскольку жизнь продолжается, советский народ нацелен на победу и только победу, анализ производительных сил стране необходим - потому в Казани, несмотря и вопреки, издается эта карта.

Внизу слева на карте, как и положено, "Условные обозначения". Они гипнотизируют спокойной, глубоко мирной озабоченностью: Гор­но-луговые почвы - альпийские под низкотравными лугами и пусто­шами, субальпийские под высокотравными лугами... Горнолесные почвы - высокогорные хвойные и мелколиственные леса, широколист­венные, буковые, буково-грабовые и смешанные леса... буроземы, черноземы, каштановые почвы, солончаки и солонцы, суглинок... По­чва страны, которой предстоит отстоять свою независимость.

Справа на карте извилистая линия побережья Каспийского моря, а в пестром рисунке условных обозначений на всей ее поверхности - точки городов. Названия их, известные с прошлых веков, внушают надежду на незыблемость родной истории, неподвластность ее врагу - Пятигорск, Кисловодск, Ессентуки... Но что это? Вместо названия столицы Карачаевской автономной области "Микоян-шахар" стоит черным по белому "Клухори"? Название, официально данное городу Карачая в конце 1943 года, спустя полтора года после издания карты, по Указу Президиума Верховного Совета СССР "О ликвидации Кара­чаевской автономной области..." Но сначала вместо "Микоян-шахар" употреблялась грузинская форма "Микояни", и лишь позднее утвер­дилось официальное "Клухори".

Но - карта издана в 1942 году, а по всей видимости подготовлена в Ленинграде еще до войны, откуда же "Клухори"? Нечаянность? Рас­чет? Запланированное до войны намерение?

Красноречивая деталь. О чем же она говорит?

Вероятно, о том, что вопрос о выселении карачаевцев с их террито­рии был решен еще до войны, а их земли, очерченные и определенные лично Лениным в Карачаевскую автономию, уже распределены меж­ду Грузией и Россией. Кисловодск и Ессентуки введены в Ставрополь­ский край, а центральная - горная и основная часть бывшей автономии влита в Грузию.

И уже - впрок, "научно обоснованно" переименована на карте для служебного пользования. Однако для выселения требова­лась убедительная мотивация - для изгнания народа, которому века принадлежали эти земли, получившие названия от языка его предков - Теберда, Домбай, Ессентуки, Бештау, Зеленчук, Хурзук, Джегута, Архыз, Махар, Кубань, Терек... И мотивация определилась войной и нечистой игрой политического руководства края, готового служить удовлетворению всех желаний Сталина и Берии.

Были в оккупации? Пять месяцев? И трех недель достаточно для расхожего обвинения: изменники родины. Все! Поголовно, включая сыновей и мужей, сражающихся на фронтах. Раз карачаевец - значит, предатель независимо от возраста, и родившийся после войны - все равно предатель потому, что карачаевец.

А заодно по той же мотивации очистить для Грузии весь Кавказ­ский хребет с его северными склонами: убрать балкарцев, родствен­ных карачаевцам, а с ними заодно чеченцев и ингушей, немало досадивших Сталину и Берия еще в годы Гражданской войны. Что с того, что Чечня и Ингушетия и дня не были под врагом - не были, но "ждали" гитлеровцев, "тайно ждали", и потому "изменники родины". Берия лелеял мечту о создании Мингрельской АССР, и вместе со Сталиным - об утверждении Великой Грузии, гостеприимно приютив­шей на своей, грузинской земле прочие народы Кавказа...

Если дать волю воображению - так и слышится сталинское презри­тельное неудовольствие нерешительностью, трусливостью, мягкоте­лостью царского правительства, которое вознамерилось было очистить Кавказ и предприняло три "добровольных" выселения с Кав­каза народов, мешающих колониальному управлению, но не довело дело до конца. Две трети вольнолюбивых горских народов - адыгов, абхазов, чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев, а с ними и ногайцев спровадило поближе к гробу Пророка в страны Ближней Азии и в Турцию, - но оставило на благословенной богом земле самых упорных, самых не­послушных, самых независимых и любящих свою родину, и потому самых опасных. Сколько их там, мусульманских горцев, живущих по границе с Грузией? Четыре? Общей численностью? Около миллиона. Уговаривать не будем - выселим навечно, навсегда с этой прекрасной плодородной земли, вычеркнем из истории их имена, наведем свой порядок на их исторической родине... Создадим новую историю.

При­чина? Измена родине, предательство, поддержка гитлеровцев... Что с того, что предавать нечего и предателей фактически не было? Не было - будут!

Так, логически реконструируя содеянное Сталиным, видишь, как стал "наводиться грузинский порядок" на Северном Кавказе, а затем и в Закавказье, и далее - в России, в Поволжье, Крыму... Но задумы­валось все это до войны, и карта 1942 года, на которой столица Кара­чаевской автономной области уже переименована в "Клухори", явилась той красноречивой деталью, что расшифровала преступные замыслы...

1990 г.

 

Алексей МАЛЫШЕВ

 

И З Г Н А Н Н И К И

Отрывок из повести "Горный обвал"

 

В сентябре в поселок, да и в другие села и аулы автономной области прибыли на отдых войска наркомата внутренних дел. Одеты все с иголочки. Офицеры в новой форме, с красной окантовкой фуражек и блестящими погонами, которых не видели со времен гражданской войны, выглядели, как на картинке. И фронтовые виллисы, на кото­рых они разъезжали по поселку, тоже были совсем новыми.

"Неудивительно, - думал Джоджур, - что отдыхать их прислали к нам. Долина в сосновых лесах, воздух чище не бывает, а горная вода и вкусна, и живительна... Пусть ребята сил набираются, наверное, уж навоевались".

Зашедший в Совет начальник поселковой милиции, пожилой ка­питан, сказал Джоджуру:

- Ну, теперь у нас полный порядок, нашей милиции и делать нечего. Только смотри, председатель, все, что они скажут, надо выполнять точно. Ты здесь - Советская власть, за все в ответе.

Но командование воинской части никаких требований не предъяв­ляло. Снабжение у них было свое, воинское, учений не проводили, к жителям проявляли внимание. Каждый дом навестил офицер с солда­том, благоже-лательно расспрашивал о составе семьи, о настроении, о планах на жизнь, побеседовал о том, о сем. Недели через две гости устроили в клубе вечер художественной самодеятельности, пригласив на него жителей поселка. А когда пришло время убирать картошку, то солдаты даже помогли в уборке. Джоджур, как и другие жители, был доволен их пребыванием в поселке. После немецких бесчинств ува­жительное отношение к селянам советских воинов было особенно при­ятно.

Офицер, время от времени заходящий в дом Глоовых, был всегда какой-то мрачный. Забитхан пыталась угощать его и сопровождающе­го его солдата сметаной и хычином, но офицер отказывался. Она, конечно, рассказала ему о сыновьях, сражающихся и погибших на фронте, успела пожаловаться на мужа, - Джоджур все дни пропадал в Совете и о семье почти не заботился.

А к соседке Фатиме, матери Мурата, заходил лишь один молодой солдат, всегда веселый и доброжелательный. Он назвал себя Никола­ем. Фатима как-то заметила, что армейские брюки на коленке у него порвались, наверное,

зацепил гвоздем, и взялась их починить. Пока она накладывала заплатку, он, оставшись в шинели, наколол в сарае кучу дров.

Мурат с колхозным табуном находился в горах, домой приезжал только за продуктами. Однажды дома он встретил Николая. Тот раз­говорился с ним, признался, что тоже любит лошадей, вспомнил, как у себя в деревне упал с коня и тот его волочил за стремя по всей улице. Рассказывал он с юмором, и они вместе посмеялись над этой историей. Мурату Николай понравился, он даже пригласил его на свой кош в горы, где пас табун.

В конце октября начальник милиции зашел в Совет с взволнован­ным видом.

- Послушай, председатель, - тихо, оглядываясь, обратился он к Джоджуру, хотя в кабинете кроме них никого не было. - Есть крупная новость: большой человек собирается к нам приехать. Будь на чеку!

- Кто это?

- Нельзя говорить, но тебе, как власти, открою. - Он нагнулся к уху:

- Сам Лаврентий Павлович.

- Берия? - удивился Джоджур.

- Ну да! В Кисловодске он сейчас. Тут кругом его войска. Может, проверить их хочет? А, может, наши курортные места понравились. Есть слух, тут ему одно местечко для правительственной дачи пригля­нулось. Только, смотри, молчок!

Джоджуру стало не по себе. Кто не слышал о Берии! Имя его постраш- нее Ежова, который, как сообщалось, вредительски уничто­жил десятки тысяч советских людей. В честь "прославленного, люби­мого всем народом, сталинского наркома товарища Ежова", как писали газеты и передавало радио, соседний город, областной центр Черкессии, в 1937 году был переименован в Ежово-Черкесск. А года за два до этого город назвали Сулимовом, по имени Председателя народ­ных комиссаров республики, но Ежов Сулимова в 37-ом году расстре­лял как врага народа. Однако и сам Ежов очень скоро был разоблачен как враг народа, и город остался со своим прежним названием - Чер­кесск, а до того назывался станцией Баталпа-шинской.

«Может быть, - подумал Джоджур, - раз Берия проявляет к нам такой интерес, теперь и наш областной город назовут его именем?" В поселковом Совете уже шли разговоры, что через реку Теберду при­дется строить второй мост, потому что на лесную поляну заповедника, где Берия хочет поставить правительственную дачу, без этого моста строительные материалы не завезти. Если Берия будет приезжать сюда на дачу, - пронеслось в голове Джоджура, "наверняка, много людей заметут в поселке. Упаси нас Бог от такого соседства!"

- Что надо делать, капитан? - взяв себя в руки, спросил он.

- А что теперь успеем? Пусть жители хоть улицы подметут и заборы починят. Да и скот пусть не распускают. Коровы по улицам бродят. Неприятности могут быть: сам Берия на машине, с ним его охрана, а поперек пути коровы лежат.

- Что со скотом сделаешь? У нас в поселке завсегда так.

- А черт его знает, что делать? Только непорядок это!

Решили, тем более близились Октябрьские праздники, устроить дежурство депутатов, на том и разошлись.

Через несколько дней капитан вновь заглянул. Предложил заку­рить, протянул Джоджуру свой наградной портсигар.

- Должно, Берия до праздников не приедет,- сказал он. - А то бы
нас уже предупредили. Говорят, в Ставрополь уехал. - Покуривая,
спросил: - Скажи, Джоджур, ты чистый карачаевец? Ну, может, твоя
мать другой народности, к примеру, из кумыков или аварцев? - Капитан испытующе смотрел на него.

- Нет, - усмехнулся Джоджур, - я самый что ни на есть чистокров­ный карачаевец. А к чему ты меня, капитан, спрашиваешь?

- Да так просто. Имя у тебя какое-то странное. Я такого больше не слышал.- Он бросил курить, ткнул папироску в пепельницу. - Хоро­ший ты мужик, Джоджур, - вздохнул он. - Вот я и поинтересовался, каких ты кровей. Ну ладно, бывай!

Джоджур удивленно посмотрел ему вслед: "Чего это он такой взбудораженный? Или расстроился, что Берия не приедет? А зачем нам Берия?"

На следующий день из облисполкома в Совет пришла странная теле-фонограмма: согнать весь скот, колхозный и частный, с ферм и кошей в поселок для переучета. Джоджур недоумевал: зачем затеяли такое перед праздником, тем более всегда делалось это по-другому - комиссия выезжала на фермы и коши для переучета, а не скот сгоняли в поселок. Мыслимое ли дело - отовсюду, где зимовал скот, собрать его в одну кучу! И убыток колхозу, а хлопот сколько! Скот и бараны вес потеряют, горные тропы трудные, да и падеж неизбежен в пути.

Он позвонил в облисполком. Ему ответили: "Делайте, что приказа­но". Пришлось искать нарочных, посылать верхами по кошам и фер­мам в горы. Домой возвращался усталый.

Зайдя к себе во двор, услышал у соседей, у Фатимы, плач женщин. Вышедшая ему навстречу младшая дочь Кельмесхан сказа­ла:

- Фатима получила похоронку. Мужа убили. А наша мама утром уехала к Халимат - дядю Айлыка убили. Горе-то какое у всех, атам.
Джоджур вздохнул: поздно уже, да и сил нет, а то надо бы и ему поехать к Халимат, двоюродной сестре жены, в другой аул, пригласить к себе. Осталась одна с шестью детьми без кормильца. Придется помогать, одной не справиться. Ну, да это потом, а вот к Фатиме сходить нужно, выразить соболезнование. Передовым колхозником был ее муж, хороший парень, все его ценили. Жаль человека!

Около Фатимы сидела кучка женщин, горевали вместе с хозяйкой. Джоджур сказал несколько ободряющих слов, постоял немного и вер­нулся в свой дом.

Несмотря на разбитость во всем теле, долго не мог заснуть. Да и отец в соседней комнате ночью стонал, видно, ноги болели. Но про­снулся в обычное время - на рассвете. Выглянул в окно: на траве белая изморозь, значит, утро холодное. А день, пожалуй, будет ясным. В доме тоже прохладно. Дом большой, в несколько комнат, еще сыновья помогали строить, рассчитывали, что семья долго будет жить в полном сборе. И его отец, Умар, тогда еще здоровый, убеждал: нужен большой дом, чтобы все, как в старину, жили вместе.

Нет, не удержал детей просторный отчий дом, почти все разъеха­лись, только две дочери пока с родителями, скоро останется одна, вторая собирается замуж. А дом хороший. Добротный. Построен из сосновых бревен и досок, покрыт пихтовой дранью, и до сих пор, кажется, пахнет зеленым бором. Правда, потемнели от времени и стены, и крыша. Когда его строили, он был крайним в поселке. Рядом тянулся лужок вниз, до самой реки. А чуть повыше, по склону Лысой горы, сосновый лес взбирался, и сейчас стоит, только сильно изредили его люди.

Теперь по соседству с домом Глоовых выстроился целый порядок: дома Фатимы и Рамазана, за ними другие. Жили соседи мирно, не ссорились. Из каждого дома ушли мужчины на фронт, и, получая от них письма, в семьях сообща читали их, делились радостями и бедами. Если получали похоронки, вместе горевали и плакали. Вместе горди­лись и боевыми заслугами фронтовиков. Старшего сына Джоджура – Азрета наградили орденом Красной Звезды еще в Финскую, да и Хызыр получил награду за Халхин-Гол.

Джоджур с удовлетворением подумал, что при немцах в поселке не было доносчиков, не замечалось и особых вражеских подпевал. Были, правда, бургомистр и полицейские из своих, поселковых, так Абдул-Малик не столько немцам служил, сколько жителей прикрывал, а в полицейские пошли лишь поселковые неудачники, да дел у них почти что и не было. А вернулись свои, образовался поселковый Совет, Джоджуру неплохо помогали соседи, выручали и в общественных делах. Добрые соседи - это все-таки хорошо, - наспех умываясь, решил Джоджур. Он вышел во двор, подбросил корове сена, которая мычала в сарае. Дел сегодня в Совете много, до праздников осталось четыре дня. Он перебрал в памяти незаконченные дела, собираясь выйти за ворота и удивленно остановился: во двор уверенно входили незнако­мые люди. Приглядевшись, он узнал того угрюмого офицера, который не раз бывал в их доме. С ним шли четыре солдата, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками.

Офицер подошел к Джоджуру, козырнул, строго предложил зайти в дом. Солдаты быстро разошлись в разные концы двора.

Младшая дочь вышла из дома с подойником.

Офицер сказал ей:

- Вернитесь! - В комнате спросил: - Все члены семьи дома? Собе­рите их.

- Мама уехала в другой аул, - робко проговорила Кельмесхан. - А дедушка больной, он у нас не встает. Сестру и тетю сейчас разбужу.

Те через минуту вошли в комнату.

Офицер вынул из полевой сумки бумагу.

- Я сообщу вам правительственное постановление. Слушайте вни­мательно.

То, что он прочел, Джоджуру показалось настолько непостижи­мым,

что просто не укладывалось в голове.

В Постановлении Государственного Комитета Обороны говори­лось:

в силу того, что карачаевцы в период гражданской войны служи­ли в войсках Деникина, в тридцатых годах принимали участие в мятежах против Советской власти и в Отечественную войну помогали гитлеровцам, Советское правительство решило выселить весь карача­евский народ в плоскостные районы Советского Союза.

Сразу подумалось: кто-то, может, и служил у Деникина, и участ­вовал в мятеже, и помогал фашистам, но причем здесь он и его семья? Его сыновья воюют с гитлеровцами, ежечасно рискуя жизнью. Нет, все-таки это какая-то ошибка! Сейчас он все объяснит, и все уладится.

- Товарищ старший лейтенант, - прерывающимся от волнения го­лосом сказал он. - Здесь просто недоразумение. Я исполняю обязанно­сти предсе-дателя поселкового Совета. У меня все сыновья на фронте. Двое из них погибли. А еще один погиб в партизанах. Вот, посмотрите!

Он подошел к фотографиям, висящим на стене. - Это мой стар­ший, он майор, награжден орденом. А этот погиб...

- Никакого недоразумения, гражданин Глоов, нет, - перебил его чеканным бесстрастным голосом офицер. - Ваши семейные обстоятель­ства я знаю. Но постановление касается всех без исключения. Изволь­те собираться. На сборы дается один час, не более. Взять продукты и теплую одежду. Только самое необходимое.

- Да что вы! Это же касается тех, кто шел против Советской власти. А

я и мои сыновья... Посмотрите на фронтовые письма...

Трясущимися руками он достал из комода пачку армейских треуголь- ников, он хватался за них, как утопающий за соломинку, объятый одной мыслью, что происходящее в эти минуты - страшная ошибка и ее надо скорее исправить.

- Теперь все это можете выбросить в помойку! - рассердился офи­цер, его раздражало бессмысленное, наивное сопротивление Джоджура - Вы, может быть, хотите, чтобы я применил к вам силу? – повысил он голос.

Дочери, обнявшись стоя, плакали. Джоджур сгорбился, беспомощ­но развел руками.

- А как наша мама? - спросила старшая, Кемисхан.

- Найдется ваша мать. Но вам осталось на сборы только пятьдесят минут, - офицер взглянул на часы. - Быстро все выносите во двор. Сейчас подойдет машина.

- Дочки, соберите дедушку, - срывающимся, жалким голосом ска­зал Джоджур. - Возьмите продукты, одежду. Я сейчас вернусь.

Он, наконец, понял - бесполезно умолять. У него возникло уже знакомое, пережитое им когда-то ощущение опасности - от падающей скалы, от неизбежности обвала, под которым он теперь оказывается вместе со всей семьей. В нем нарастало то чувство отчаяния, когда человек знает - от гибели уйти невозможно. Все стало безразличным, но какой-то внутренний голос напомнил: иди, простись с тем, к чему ты привык и что больше никогда не увидишь. Он решил в последний раз обойти двор и дом. Он просто не в состоянии был что-то собирать в нежданную дорогу, копаться в каких-то вещах. Зачем, когда рушилась вся жизнь!

Джоджур вышел из дома. Офицер вслед ему прокричал:

- Со двора - ни шагу!

В разных углах усадьбы стояли вооруженные солдаты. С соседнего двора послышался возмущенный хриплый голос Рама­зана.

- Да я только корову на водопой сгоняю. Сейчас же вернусь! Куда я денусь? - Корова вчера отелилась, не может она без воды.

- Тебе корова больше не понадобится,- со смехом отвечал солдат, винтовкой преградивший ему путь со двора.

Но другой русский солдат, видя, что растерявшийся Рамазан начал бестолково хватать все попадавшиеся под руку вещи, остановил его и тихо сказал:

- Ты, отец, бери побольше продуктов. Чтобы живыми остаться. А вещи еще наживешь.

Он даже помог ему отсыпать муки в кыпчак - кожаный мешок и собрать вяленое мясо, развешанное на стенке сарая.

Однако, едва в дверях дома показался офицер, солдат отпрянул, подтянулся, сделав вид, что строго наблюдает за хозяином.

- Быстро, быстро! - крикнул Рамазану офицер. - Чего ты набрал?
Не на базар едешь!

С другой стороны двора доносился плач и крики Фатимы, потом вдруг резко ударили выстрелы. Что там произошло, узналось позже. Мурат, накануне пригнавший с горных пастбищ колхозный табун, вызванный для переучета, узнал о похоронке на отца и ночь не спал. Он утешал мать, пока, обессилев от слез, она не забылась сном. На рассвете Мурат повел со двора коня, на котором приехал, на водопой. Навстречу ему, по улице, ехал верхом Николай, тот самый солдат, что не раз заходил к ним домой. Он был в новой офицерской форме с погонами.

- Вернись! - сказал он, остановив коня. - Сейчас есть дела поважнее.
Мурат понял, что Николай - офицер, но, бывая у них, зачем-то переодевался солдатом. Они вместе зашли в дом.

- Уважаемая хозяйка, - сказал Николай, увидя только что подняв­шуюся с постели Фатиму, - вас выселяют. На сборы могу дать полтора часа, от меня ничего не зависит. Я очень сожалею, но это приказ свыше. Я вам зачитаю...

Он достал правительственное постановление.

Измученная горем Фатима, услышав приказ о выселении, потеря­ла сознание. Николай, зачерпнув миской воду, стал брызгать ей в лицо.

- Куда выселяют? - сдавленным чужим голосом спросил Мурат. Он весь напрягся. Как это: немцы не тронули, а свои выселяют. За что?

- Не знаю куда, Муратик, - печально отозвался офицер.- Только в горах вам уже не жить. Помоги матери. Да не мешкайте, собирайтесь. Ничего исправить нельзя. Я тоже помогу вам в сборах.

- Нет! Все это обман! - отчаянно закричал Мурат. - Сталин обма­нул! И ты нас обманывал, притворялся солдатом. И все вы такие! Куда я пойду? Здесь моя родина, я родился тут. Понимаешь? Я не хочу...

- Успокойся, мальчишка! - посуровел офицер. - Не ты один. Весь ваш народ выселяют. Будь мужчиной, Мурат! Потом уладится.

Фатима, придя в себя, отрешенными потемневшими глазами гнев­но смотрела на офицера.

- Ты знаешь, - срывающимся голосом сказала она, - у меня мужа убили. Там, на фронте. Похоронка вчера пришла. Его отца убили, - она кивнула на сына. - За Родину погиб...- Так что же? За это нас выселяют? - Фатима повысила голос. - За то, что мой Хасан жизнь отдал? За Советы, за Сталина. Может, ты все-таки объяснишь, за что Хасан кровь пролил?

Мурат не выдержал, громко всхлипнул, жалко, совсем по-детски, и, резко повернувшись, бросился из дома.

- Стой! Куда ты? - крикнул, выбегая за ним, Николай.

Мурат вскочил на стоявшего во дворе колхозного коня, ударил его плеткой, конь, рванувшись, перепрыгнул через дощатый забор и по­несся вскачь по улице к окраине поселка.

Офицер выхватил из кобуры пистолет, выстрелил в воздух.

Из соседних дворов на улицу выскочили солдаты и начали стрелять вслед всаднику.

Мурат ускакал. За ним началась погоня. Что было дальше, осталось неизвестным.

Глоовы побросали в подошедшую грузовую машину кучу сверну­тых одеял, узел с бельем, бурдюк с айраном, мешок с лепешками и вяленым мясом, ведро с топленым маслом...

Джоджур вместе с дочерью вывел под руки старого Умара. Ноги у деда не слушались, волочились, словно тряпочные.

- Стойте! - закричал дед. - Я хочу посмотреть на дом, на горы. Может, я их больше не увижу. Да стойте, говорю вам!

Джоджур остановился.

Умар осмотрелся, закинув голову, прощально взглянул на заалев­шие

от первых солнечных лучей гребни горных хребтов, повернулся к дому и неожиданно, со строгостью, спросил Джоджура:

- А ты корове сена положил?

- Да, атам, но я положу ей еще. Кемисхан, поддержи дедушку, чтобы не упал.

Он быстро вернулся, взял из копны большую охапку сена, понес в сарай. Солдат задержал его, но когда Джоджур объяснил, отошел. Джоджур обнял корову за шею, и - слезы покатились по щекам. Он обтер лицо рукавом бешмета и поспешно вышел из коровника. Вспом­нил: надо отцу прихватить его матрас, на чем же он будет лежать в дороге? Забежал в дом. Подумалось с горечью: "наверное, в последний раз". Скатав старый матрас, понес его под мышкой.

Старика подвели, подняли в кузов машины.

Рядом стоял нахмуренный офицер.

- Это еще что? - сердито спросил он, заметив, что Джоджур кладет в кузов отцовский матрас. - Всякое барахло тащите. Выбросьте сейчас же!

- Отец больной, - заговорил Джоджур, - и старый. Ему девяносто пять лет. На чем ему лежать?

- Выбросить! - приказал офицер солдату. - Все! Поехали.
Жителей с их наспех собранными вещами свозили в два места – к санаторной прачечной и в санаторий на другом берегу реки. Из остав­ленных дворов слышались крики, плач, рев некормленного и непоенного скота, протяжный вой оставленных собак. Сидящие на машинах растерянно всхлипывали.

Джоджур и дочери беспокоились, что будет с Забитхан, где они с ней встретятся, - но к вечеру ее привезли под конвоем в сборный пункт на штабном виллисе. Она носила на груди последнее фронтовое письмо Хызыра, и оно послужило ей вместо документа и помогло вернуться в свой поселок.

Забитхан сказала, что в том ауле, где она была, также много воен­ных, и накануне выселения один русский солдат, жалея ее сестру Халимат, только что получившую похоронку на мужа, под большим секретом сказал с вечера, что завтра утром их будут выселять, и пусть она заранее соберет нужные вещи. Халимат, плача, поделилась секре­том с Забитхан, но та не поверила, решив, что солдат, наверное, перепутал. Она успокоила сестру, объяснив, что это относится только к тем, кто служил у немцев и скрывался в горах, а их как раз аресто­вали в тот вечер, когда предупредил солдат. Но на рассвете стали выселять весь аул, подряд, без разбора, и дали лишь полчаса на сборы. А что можно было собрать за такое короткое время? Как пожалела Забитхан, что сбила Халимат с толку. Она добавила, что соседа сестры, фронтовика, недавно вернувшегося из госпиталя, офицер при выселе­нии заставил поднять руки и тщательно обыскал его, подозревая, что у того может быть оружие. Фронтовика отправили вместе со всеми. А на дверях домов, после удаления хозяев, солдаты ставили черной краской кресты.

Забитхан горько заплакала, узнав, что побывать в своем доме и собрать нужные вещи ей уже не придется. Хорошо хоть, что дочери не забыли захватить письма и фотографии сыновей. Кемисхан связала их в узелок, и Забитхан, прижав его к груди, окаменела в своем горе.

В душном длинном помещении прачечной люди сидели на камен­ном полу кучками, приткнувшись к своим узлам и одеялам. Прачеч­ную оцепили часовыми, дальше ветхой деревянной уборной, стоящей во дворе, ходить было запрещено. Помещение гудело голосами, слы­шался непрерывный плач маленьких детей, горестные причитания женщин. Старики говорили:

Гитлеровцы так собирали евреев перед казнью. Кто знает, что с нами сделают?

- А вот довезут до станции и вернут всех обратно, - уверенно ответил Байрам-Али, брат Джоджура. - Ошибка вышла! Сталин узна­ет, такого не допустит.

Он искренне был убежден, что недоразумение с выселением разъ­яснит-ся за день-два, и все опять станет на свое место. Он сумел даже в гестапо выкрутиться, его оттуда выгнали, не стали связываться, а, может, просто оставили для приманки, с надеждой, что наведаются к нему сыновья, ушедшие в партизаны.

Несмотря на свой возраст, Байрам-Али работал учетчиком на кол­хозной молочной ферме. Вчера вечером спустили с гор на подводе фляги со сметаной, и так как было уже поздно, оставили до утра в его подвале. Теперь Байрам-Али беспокоился: если во время сметану для детей в санаторий не сдадут, она перекиснет. У него в доме жил русский квартирант, и он просил одного из охранявших солдат обяза­тельно передать ему, чтобы тот, не мешкая, сходил в санаторий и сдал сметану. На слова Байрам-Али, что вмешается Сталин, один из ста­риков возразил:

- Нет, я слышал другое: Берия сказал Сталину - надо выслать всех карачаевцев, а на их место поселить другой надежный народ, нечего с ними возиться. И тогда Сталин согласился и сказал в Цека: "Есть такое мнение, чтобы на Кавказе духа карачаевцев не было".

- Ты что, сам слышал слова Сталина? - удивился сосед.

- Мне русский квартирант - партийный он, утром успел сказать. А он все знает. Берия в Ставрополе был, дал команду выселять нас.

Женщины, услышав о Берии, стали его проклинать.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.