Параноидная личность в сравнении с психопатической

В главе 7 я прокомментировала дифференцирующее значение вины как центральной динамики в соответствующих психологиях параноидных и антисоциальных людей. Я должна также упомянуть любовь. Если параноидный человек чувствует, что вы разделяете с ним основные ценности и вас можно считать стоящим над все­ми бедами, фактически, не существует предела верности и вели­кодушию, на которые он способен. Процессы проекции являют­ся общими с антисоциальными личностями. Но там, где психо­паты абсолютно неэмпатичны, параноидные личности глубоко связаны с объектом. Главную угрозу для продолжительной привя­занности в ситуации с параноидной личностью представляет не недостаток чувствительности к другим, а, скорее, опыт предатель­ства; фактически, они способны прекратить отношения, продол­жавшиеся 30 лет, когда чувствуют, что с ними поступают не­справедливо. Эти люди связаны с другими на основе аналогичных чувств исходной морали, следовательно, ощущают, что они сами и их объекты любви едины в понимании того, что хорошо и пра­вильно. Любые моральные нарушения со стороны личности, с которой они идентифицируются, ощущаются как порок в себе, который должен быть искоренен посредством изгнания виновного в преступлении объекта. Но история прерванных взаимоотноше­ний — это не то же самое, что неспособность к любви.

Параноидные личности в сравнении с обсессивными

Обсессивные личности подобны параноидным индивидуумам в чувствительности к вопросам справедливости и правил, в ригид­ности и отрицании "нежных" эмоций, в озабоченности проблемой контроля, в подверженности стыду и склонности к праведному

негодованию. Они также глубоко вникают в детали и могут непра­вильно понимать картину в целом благодаря своей фиксации на мелочах. Кроме того, обсессивные личности при декомпенсации в психозы могут соскальзывать постепенно от иррациональных навязчивостей в параноидный бред. Многие люди обладают одно­временно и параноидными, и обсессивными чертами.

Однако люди данных диагностических категорий отличаются по той роли, которую в их историях и восприятиях играет унижение;

обсессивная личность боится контроля, но не испытывает страха физического повреждения и морального уничтожения, свойствен­ного параноидной. Обсессивные пациенты пытаются скоопериро­ваться с интервьюером, несмотря на свою оппозиционность, и работающие с ними терапевты не испытывают той степени трево­га, которую вызывают параноидные пациенты. Стандартная пси­хоаналитическая техника бывает полезна для обсессивных клиен­тов. Яростная реакция на обычные прояснения и интерпретации в ситуации с пациентом, который диагностировалия как обсессив-ным, могут являться первым знаком того, что у него доминируют параноидные качества.

Параноидная личность в сравнении с диссоциативной

Большинство людей с множественным расстройством личнос­ти имеют дополнительную личность, которая несет паранойю в системе личности и может производить на интервьюера впечатле­ние, что она представляет собой целую личность. Поскольку пло­хое эмоциональное ведет к происхождению и паранойи, и диссо­циации, то сосуществование у отдельного индивидуума данных процессов является обычным. В главе 15 я буду обсуждать диаг­ностику диссоциативных расстройств достаточно основательно, так что станет понятно, как выделить индивидуумов с параноидной личностью из диссоциативных лиц с параноидной дополнительной личностью или параноидными тенденциями.

Заключение

Я описала явные и латентные качества людей, обладающих лреимущественно параноидными личностями, подчеркивая их опору на проекцию. Возможные этиологические переменные вклю­чают в себя внутренне присущую агрессивность или раздражитель-

ность а также — как следствие — подверженность чувству страха, стыда, зависти и вины. Я рассмотрела роль формирующих пере­живаний угрозы, унижения и процессов проекций в семейной системе, а также значение одержимо-тревожных противоречивых посланий в развитии данного вида личностной организации. Кроме того, я описала чувство собственного "Я" параноидной личности как попеременно беспомощно уязвимое и всемогуще разрушитель­ное, с постоянной озабоченностью, происходящей из глубинной хрупкости идентичности и самоуважения. Обсуждалась интенсив­ность процессов переноса и контрпереноса — особенно тех, что включают в себя злость.

Технические рекомендации терапевту, работающему с параноидным пациентом, предполагают, что ему следует демонстриро­вать добродушно-юмористическое восприятие собственной лично­сти и так же подходить к оценке человеческих слабостей; работать скорее с аффектами и процессами, нежели с защитами и содер­жанием; идентифицировать специфические "осадки", лежащие в основе симптоматичной потери душевного равновесия, избегая прямых атак на параноидные интерпретации переживаний; произ­водить различие между идеями и действиями; сохранять границы; передавать позицию личностной силы, аутентичности и уважения. И, наконец, в настоящей главе лица с преимущественно парано­идной психологией дифференцировались от лиц с психопатичес­кой, обсессивной и диссоциативной личностной организацией.

Дополнительная литература

Наиболее понятной книгой о паранойе могут быть "Параноид­ные процессы" Мейсснера (Meissner (1978) "The Paranoid Pro­cess"). Однако глава книги Шапиро (Shapiro, 1965), посвященная параноидному стилю, написана лучше, короче и более жизненна.

ДЕПРЕССИВНЫЕ И МАНИАКАЛЬНЫЕ ЛИЧНОСТИ

В этой главе я собираюсь рассмотреть людей, чьи характерологи­ческие паттерны создаются депрессивной динамикой. Я коротко рассмотрю психологию тех, чьи личности характеризуются отрица­нием депрессии — тех, кто может быть назван маниакальными, гипоманиакальными или циклотимиками. Люди последней диаг­ностической группы руководствуются жизненными стратегиями, противоположными тем, которые бессознательно используются депрессивными людьми. Но все же основные организующие темы, ожидания, страхи, конфликты и бессознательные объяснительные конструкты депрессивных и маниакальных людей аналогичны.

Хорошо известно, что многие люди переживают чередование депрессивных и маниакальных состояний психики; те из них, чье состояние соответствует психотическому уровню, обычно описы­ваются как имеющие "маниакально-депрессивное" заболевание. В настоящее время их предпочитают называть "биполярными". Пре­дыдущий термин предполагает наличие галлюцинаций и суицидаль­ных тенденций, тем не менее множество людей, никогда не имев­ших психотического опыта, отмечены циклами мании и дистимии. В каждой области континуума развития находятся и люди, пре­имущественно депрессивные и преимущественно маниакальные, и те, кто периодически переходит от одного полюса к другому*.

Депрессивные личности

По мнению многих аналитических комментаторов (Frances & Cooper, 1981; Kernberg, 1984), нашему коллективному професси­ональному пониманию депрессивной психологии было создано

*Возможно, что "практически все" люди с гипоманиакальным характером яв­ляются пограничными (Kernberg и др. , 1989). Однако я знаю некоторых гипоманиакальных людей. Я также лечила пациентов, которые в большой степени были зависимы от отрицания и других архаических операций, но при этом обладали слишком хорошо интегрированной идентичностью и способностью к самонаблюдению, чтобы Рассматривать их как пограничных.

излишнее препятствие, когда создатели DSM-III решили помес­тить все депрессивные и маниакальные состояния под заголовок "Растройства настроения". При этом, а также отказавшись от ис­пользования категории "депрессивная личность", они сделали акцент на аффективных аспектах дистимических состояний и не­сколько пренебрегли ценностью когнитивных, сенсорных, пове­денческих аспектов и компонентов воображения, которые в рав­ной степени важны в феноменологии депрессии. Как следствие, такое решение отвлекло наше внимание от понимания тех защит­ных процессов, которые характеризуют депрессивных людей даже тогда, когда они не находятся в клинически депрессивном состо­янии*.

Нет сомнений в том, как выглядит клиническая депрессия. Кроме того, многие из нас имели несчастье страдать от депрессив­ного состояния. Непреходящая печаль, сниженная энергетика, ангедония (неспособность радоваться обычным удовольствиям) и вегетативные нарушения (проблемы питания, сна и саморегуля­ции) являются очевидными. Фрейд (Freud, 1917) был первым, кто сравнил и противопоставил депрессивные ("меланхоличес­кие") состояния нормальному переживанию горя. Он обнаружил важное различие между этими двумя состояниями: при обычных реакциях горя внешний мир переживается как уменьшившийся ка­ким-либо важным образом (потеря значимой личности), в то вре­мя как при депрессивных состояниях то, что переживается как потерянное или разрушенное, является частью самого себя. Сле­довательно, в некотором смысле депрессия противоположна пере­живанию горя. Люди, которые проходят процесс переживания горя нормальным образом, не становятся депрессивными, даже при том условии, что они глубоко печалятся в течение некоторого перио­да времени после тяжелой утраты или потери.

Когнитивные, аффективные, сенсорные процессы и воображе­ние, которые резко тормозятся при внезапной клинической деп­рессии (особенно это наблюдается у личностей без сильных дис-

*Коллеги, участвовавшие в дискуссии, в результате которой появилась новая нозология, сообщали мне некоторые члены сообщества ожидали, что аналитики станут диагносцировать своих характерологически депрессивных пациентов как “300.4” (Дистимическое нарушение) по Шкале II, характерологической составляющей всей диагностики Но когда я проделываю это с целью страховки или внимательной пе­репроверки, данный диагноз отвергался. Такова сила формальных категорий, формирующая наше отношение к психопатологии и нашу способность представлять и понимать людей тем или иным образом.

тимических наклонностей), в психике тех из нас, кто является депрессивными личностями, действуют хроническим, организу­ющим, самостабилизирующим образом (Laughlin, 1956, 1967). Возможно, если иметь в виду читателей настоящей книги, соче­тание "тех из нас" особенно уместно: если доверять профессиональ­ным впечатлениям, существенное количество психотерапевтов является характерологически депрессивным. Мы вполне естествен­но эмпатически откликаемся на печаль, ощущаем раны в самооцен­ке, ищем близости и сопротивляемся потере и приписываем наши терапевтические удачи усилиям наших пациентов, а неудачи — нашим собственным личными ограничениям.

Гринсон (Greenson, 1967), комментируя связь между депрессив­ной чувствительностью и необходимыми качествами успешных терапевтов, пошел так далеко, что высказал следующее мнение:

аналитики, которые сами не страдали от серьезной депрессии, испытывают затруднения в работе в качестве целителей. Гринсон, возможно, рассматривал себя как пример здоровой личности, вместе с более заметными выдающимися историческими фигура­ми, подобными, например, Абрахаму Линкольну. На серьезно нарушенном конце спектра находятся пациенты, которые безжа­лостно ненавидят себя и испытывают галлюцинации и которые до открытия антидепрессантов могли годами поглощать посвященные им усилия терапевтов и все еще некритически верить, что лучшим способом спасти мир является разрушение самого себя*.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: