|
|
Интуитивно подсознательно 29 глава– Ну, не совсем так. Есть другие данные. И потом – а сколько наша страна потеряла? И вообще… Мы же про отца Михаила… – Да, но отец Михаил кому служил? Разве не Христу? – Вы как-то странно… – Но Бог – это Правда. – Да, Бог – это Истина. Бог – это Справедливость. А тут посмотрите, при жизни про отца Михаила много напраслины было… Потому что его архиепископ Евсевий за независимость не любил. А уж архимандрит Лев из Прибужа… Вот, посмотрите, какая про него книга толстенная, и в ней что? В ней черным по белому о том, что это архимандрит Лев храм в Гдове построил. А отец Михаил, вроде, как и ни при чем. Разве это справедливо? Это же неправда!.. – Да, и вот еще справочник «Псковская епархия». И здесь – тоже всё неправда. Вот, читайте: «Инициатором воссоздания древнего собора был архимандрит Лев Дмитроченко… Построенный им собор – лучший памятник этому замечательному батюшке». Вы видите, что получается? Получается, что это не храм Божий, а памятник он себе возводил. Да и не он строил-то. Все заботы, все труды по строительству отец Михаил на себя взял… Зачем же так-то?.. – Матушка Марина, – спрашиваю, – вы что-то от церкви, от Епархии получаете? Пенсию? Какую-то помощь? – Рад за вас. От души поздравляю! Но рукописи своей вам не дам. – Почему? – Иерея Павла Адельгейма знаете? – Да. Ой, ему, бедному, досталось. Сколько же он претерпел. – Ну вот. С отцом Михаилом мы сколько рядом прожили? Больше двадцати лет. Едва ли не четверть века. Так что написать о нем – это мой долг. Но писать полуправду… Полуправда, говорят, та же ложь. Даже хуже. Зачем же вам еще и из-за меня неприятности? – Да, – усмехается, – не зря же батюшка говорил – бунтарь вы. Ну что ж, воля ваша… С тем и расстались. А мне опять затылок скрести. Беру названные книги, читаю. Вот – в твердой, что называется, гламурной твердой обложке в глянце с портретом архимандрита Льва Дмитроченко с заглавием «Ратник духовный». Автор – Игорь Изборцев. Любопытно, любопытно, насколько слышал, кажется это сотрудник Псковской Епархии. И книга солидная – 327 страниц добротной, высшего качества бумаги. Год издания – 2010, и еще пометка – «издание второе, дополненное». И тираж по нынешним временам немалый – 1000 экземпляров. И действительно со страницы на страницу слащавые, взахлеб похвалы, елей и дифирамбы архимандриту Льву Дмитроченко. Он и инициатор, он и отваливший вон какую сумму на строительство, он же и строитель возрожденного в Гдове Свято-Державного Димитровского собора. А уж документов-то, документов! Тут и договора на оказание посреднических услуг Кохтла-Ярвеского кооператива на поставку церковного кирпича, и расписки о получении денег, и платежные ведомости на выдачу зарплаты, и согласования о стоимости работ – не повесть, а прямо-таки нечто вроде обвинительного следственного дела на подсудимого протоиерея Михаила Женочина, который чего доброго вдруг явится с того света и затеет судебную тяжбу. И зачем мне все это, мне, так сказать, стороннему читателю? Как будто и меня вовлекают в свидетели или в третейские судьи между двумя попами, причем поскольку их давно уже нет в живых, то, значит, на посмертный и потому, выходит, вечный нескончаемый суд. Спрашивается, а зачем? А затем, видите ли, чтобы доказать и показать, сколь благороден архимандрит Лев Дмитроченко и сколь грешен протоиерей Михаил Женочин. Право, прости им, Господи, похоже, не ведают, что творят. Бегло читая, на странице 209 натыкаюсь на такие весьма уместные в таком контексте слова: «Чем смиреннее человек, тем он разумнее, чем тщеславнее, тем безумнее…» Адресованы они не конкретно какому-то человеку имя рек, а безотносительно всем и каждому в поучение и назидание. А мне невольно подумалось, что в первую голову надо бы поразмыслить над этими мудрыми словами самому автору и прикинуть, кем же конкретно в описываемой им распре двух священников двигало, да как бы и поныне движет, постыдное тщеславие. Вступаюсь за отца Михаила? Да нет, ему, пожалуй, теперь это и ни к чему. Тем паче, что и при жизни он уклонился от спора с архимандритом Львом. А вот за матушку Марину – обидно. Ведь так или иначе и на нее ложится тень нехороших подозрений. Небось, тоже причастна. Муж да жена – одна сатана… Не скажу, что я никогда не спрашивал протоиерея, что же и как было на самом деле. Ходят же, дескать, слухи, что как, мол, не погреть руки возле таких денежек. Отец Михаил невесело усмехнулся: – Каждый ведь мерит на свой аршин. А я, знаете, может это громко прозвучит, но… Словом, я мальчишкой еще, школьником будучи, призвание в себе почувствовал… Понимание, не корысти ради. Пушкин подсказал. Помните… – И он негромко, но с чувством продекламировал: Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы, Мой друг, Отчизне посвятим Души прекрасные порывы!.. – И еще знаете, – помолчав, продолжал он, – был и остается для меня примером священномученик Вениамин, митрополит Петроградский и Гдовский. Его в 1922 году большевики расстреляли. Ну вот… А мне в душу врезалась его заповедь: «Не надо себя жалеть для Церкви…» – О, интересно. А я такое у Максима Горького читал. Только у него не про церковь, про людей. Помните, как Данко воззвал: «Что сделаю я для людей?..» И сердца своего не пожалел, жизни своей не пожалел ради жизни своего племени. И потом Горькой тоже как заповедь всем нам написал: «Да здравствуют люди, которые не умеют жалеть себя!..» – Вот видите – вы меня понимаете… Атеист, а – понимаете. А он… – Да удовлетворите вы его самолюбие! – посоветовал я. – Подчеркните его участие в возрождении храма как-нибудь публично. Ну, скажем, статью напишите. – Но он же не один деньги дал… А он все только «я» да «я»… – Так вот правду и напишите… И отец Михаил написал. Его статья под заголовком «Воссоздание Гдовской Святыни» была опубликована в журнале «Санкт-Петербургские Епархиальные ведомости» (вып. 32, 2004 г.), где и было подчеркнуто, что при сборе средств на воссоздание храма в Гдове «самую большую материальную помощь оказал архимандрит Лев (Дмитроченко)». Но тому, прямо скажем, тщеславие, себялюбие, жажда личной славы затмила всё, затмила правду. Да ладно бы только ему. Отец Михаил давно уже почиет вечным сном у алтарной стены возрожденного им собора, а в Псковской Епархии выходит книга за книгой, где над аннотацией значится: «По благословению Высокопреосвященнейшего Евсевия, митрополита Псковского и Великолукского», а в тексте неправое возвышение архимандрита Льва Дмитроченко во имя умаления протоиерея Михаила Женочина. «Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно», -- как сказал некогда Лермонтов. Мне-то, атеисту, смешно, а каково верующему видеть, что его духовные пастыри, оказывается, мягко говоря, вздорят, не ладят, грызутся между собой не во имя правды, а из личного тщеславия, во имя лжи. Явно сознавая, что шила в мешке не утаишь, что ничего нет тайного, что не стало бы явным (Мф. 10.26), автор елейно-слащавой и вместе с тем, мягко говоря, лукавой книги «Ратник духовный» строжайше предупреждает предполагаемых критиков: «Следует обратить внимание на то, что проповедь церковная обращена прежде всего к чадам Церкви, кто принял Святое Крещение и тем самым обязался жить по заповедям Христовым. Но восстают против слова духовного назидания, как правило, люди, не имеющие к Церкви никакого отношения или давно уже утратившие с ней всякую связь» (с. 153). А я вот читаю эти, по мнению автора, высокоумные сентенции, и мне уже не то что грустно, а и вовсе тоска смертная нападает. Мне, значит, уже заранее затыкают рот, если я, чего доброго, отважусь сказать нечто против неправедности, случившейся в Церкви. Поскольку, видите ли, проповеди церковные обращены не к таким, как я, невоцерковленным чадам. А мне-то, олуху такому, казалось, что проповеди церковные должны быть обращены ко всем. И, пожалуй, к невоцерковленным еще в большой мере, дабы просветить нас, неразумных, а не выказывать к нам этакого вот высокомерного пренебрежения и отстраненности. И я, то ли колеблющийся атеист, то ли пока что невоцерковленный нерадивый мирянин, коему до Бога высоко, а до царя далеко, поскольку живу в провинциальном захолустье, с горечью вздыхаю. Мои ближайшие духовные пастыри, добровольно взявшие на себя роль духовных просветителей, должны, на мой взгляд, прежде всего сами подавать мне пример праведности и благочестия. Ибо известно же: единожды солгавший, кто тебе поверит! А они, эти мои батюшки-наставники, оказывается… Ведь не такая уж и бездумная, слепо доверчивая у них паства. И к тому же тут вот какая беда: если между ними, нашими ближайшими пастырями, перепалка, грызня, разлад, то не с этого ли и начинается раскол и в самой Церкви, и в пастве, да и всего общества – снизу и доверху? Вот ведь что встает, вот как аукается, казалось бы, сугубо частный, далекий от столь высоких материй спор о каких-то там рублях, затеянный досточтимым архимандритом Львом Дмитроченко и раздутый затем не только обывательской шатией-братией до непристойных масштабов, но еще и многотиражными книгами «По благословению» высокопоставленного архиерея. Читал, читал, значит, поскольку благословил, а вот благословил же. Поощрил. Вдохновил. Одобрил. И тут мне, литератору, тоже пишущему книги, нельзя лишний раз не задуматься над тем, а зачем они пишутся, эти наши книги, зачем читаются? Ну, вот я сам, например, как читаю книги других авторов, зачем? Разве от нечего делать, ради праздного развлечения? Нет, конечно. Мне хочется что-то новое для себя узнать, найти подтверждение своим мыслям, а больше всего пополнить свои познания, постичь мысли более мудрые, нежели те, что имею сам. А если читаю художественное произведение, то так или иначе мысленно прицениваюсь к выведенным в нем героям и персонажам, невольно примеряюсь к ним. Прицениваясь, как бы повел на их месте сам, кому хотел бы подражать, на кого равняться. Ну вот, скажем, читая про архимандрита Льва Дмитроченко, хотел бы быть таким, как он? Что ни говори, вон какая толстенная книга ему посвящена. Да еще издана по благословению столь высокого церковного иерарха. Тем самым мне говорят: вот кому надо следовать, вот у кого учиться жить, вот с кого надо пример брать! А я… А мне, увы, не хочется. Еще с далеких школьных дней врезались мне в память, запали в душу слова – назидание великого нашего русского полководца Александра Васильевича Суворова: «Возьми себе в пример героя, иди за ним, учись у него, догони его, поравняйся с ним, обгони его – слава тебе!» Нет, такой славы, какую раздул явно незаслуженно архимандриту Льву автор книги «Ратник духовный», мне не хотелось бы. Это же, вспоминая Пушкина, хочется сказать, скупой рыцарь. Да еще сверх всякой меры себялюбивый, тщеславный. Проповедовал: если творишь милости, то твори втайне, а сам… Впрочем, ладно, автор, может, увлекся, ошибся, а благославляющий его владыка, недосмотрел, или просто из личных симпатий-антипатий благословил. Кто их знает, как говорится, – Бог им судья. А если уж думать о воцерковлении и постигать веру Христову, то у кого же и не учиться, на кого прежде всего и равняться, как не на Самого Христа. Так вот воспарила моя мысль. Воспарила, да тут же, увы, еретически и осеклась, еретически меня, закоренелого атеиста вопросила: «Что, неужто ты хотел бы быть таким?..» И опять – Евангелие, все четыре, и опять чтение, раздумья, сомнения, и – ни в зуб ногой, ни куда-то там пальцем. Ибо и Евангелий, оказывается, было написано разными авторами не четыре, а много больше, едва ли не около трех десятков, просто церковники отобрали из них всего четыре, как более-менее удобоподходящие. Но и написаны они, эти четыре, уже много лет спустя после смерти Христа. Да еще и неизвестно, был ли такой в действительности, или не было. Одни исследователи говорят, что да, жил такой, другие утверждают обратное. Суть в том, что в древних исторических источниках до 68 года нашей эры об Иисусе Христе как реально существовавшей личности упоминаний нет. Первые Евангелия появились лишь много лет спустя, а Богом был объявлен Иисус Христос, как мы знаем, в 325 году на Первом Вселенском церковном соборе в Нике. В 393 году Гинийский синод перечислил 27, а не четыре, как сейчас, книг Нового Завета. Чтобы их «упорядочить», в четвертом веке Византийский император Константин учредил организацию «Корректория» для корректировки всех имеющихся Евангелий. В итоге оставили только манускрипты на греческом языке, самый ранний из которых датируется 331-м годом, а остальные объявлены еретичными и сожжены. Такая «корректировка» продолжалась и дальше. Изымали, запрещали, редактировали, «уточняли». Христос – это с греческого Мессия, посланец богов. Его появление еврейские пророки предсказывали еще задолго до нашей эры, когда евреи томились и страдали в вавилонском плену. Вот тогда и появилось предсказание, что придет божественный спаситель, который истребит всех врагов Израиля и наведет на всей земле порядок, то есть даст избранному иудейскому народу счастье и господство над всеми народами мира. И к чему же явление Христа привело? Право, как в издевку над такой вот «пророческой» мечтой, к страданиям еврейства, к отчуждению от него и к неисчислимым жертвам. Словом, красивая сказка, да только со страшным трагедийно-кровавым концом. И принес эти нескончаемые муки еврейской нации, как мы видим, еврей Иисус Христос. Что ж, могут горько вздохнуть евреи, в семье не без урода. Но христианство-то говорит обратное: Иисус Христос – Бог Сын, а вот повинный в его смерти еврейский народ – таки-да! Вот какие получаются пасхальные куличи или, может, маца с кровью невинно убиенных христианских детей. Захочется ли после этого учиться у Христа, идти за ним, следовать ему, оставив по его повелению своих мать и отца, свою семью, свою нацию, свой родной русский народ? Да упаси Господь!.. И тут такое вдруг для меня любопытное совпадение. Размышляю обо всем этом, и приходит весьма уважаемый мной журнал писателей России «Наш современник» девятый номер за 2010 год. И в обстоятельном исследовании «Жрецы и жертвы Холокоста» весьма и весьма уважаемого и авторитетного для меня автора Станислава Куняева на странице 130 читаю: «Повешенный в Нюрнберге генерал-губернатор Польши полуеврей Ганс Франк, во время борьбы за власть юрисконсульт Гитлера, в своей опубликованной позже книге «Перед лицом виселицы» ясно дал понять, что знал о еврейском происхождении Гитлера… Его ненависть к евреям, возможно, обусловлена психозом ненависти к собственной крови…» И далее на странице 133: «Маниакальная иллюзия своего мессианства всегда владела сознанием Гитлера. Еще не ставший кумиром Германии, 18 декабря 1926 года на празднике Рождества в одной из мюнхенских пивных он вещал: «Рождение человека, которое празднуется сегодня, имеет для нас, национал-социалистов, огромное значение. Христос был нашим величайшим предшественником в борьбе против всемирного врага. Он был величайшим бойцом, какой когда-либо жил на земле. Дело, которое Христос начал, но не докончил, я доведу до конца». А ночью потом меня замучила бессонница. Начитавшись такого, попробуй усни. Ум за разум, мозги враскоряку, крыша едет. Кто воскресил распятого Христа, то есть – христианство в России? Так называемые демократы Борисы Олигарховичи. Кто изо всех сил побуждает молиться-креститься перед распятием Христа? Хм, вроде бы наши русские попы. Они, значит, с этими демократами Борисами Олигарховичами заодно. Но крест, на котором был распят Христос, это ведь та же виселица. И на виселицу я должен креститься-молиться? Нет, что-то не то. Известное дело, рука руку моет, попы сверху донизу с демократами власть предержащими сверху донизу христосуются-лобызаются, но еще Пилат от таких решил умыть руки… При таком вот сумбуре в башке еще и такое пришло на ум. Более семи десятилетий Бога не было. И ничего, худо ли, бедно ли, жили, всяко было, но не пропали русские люди. Из аграрной страну индустриальной могучей державой сделали, фашистскую до зубов вооруженную орду вдрызг раздолбали, разрушенное войной народное хозяйство в короткий срок восстановили, к звездам начали путь торить, в бескрайние просторы Вселенной. Опять и опять в ушах наш авиационный марш зазвучал: Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, Преодолеть пространство и простор… И делали! Преодолевали! Без Бога… А потом опять появился Бог. Воскресили его. Вернули из забытья. И если «без Бога не до порога», то уж с Богом-то должно все еще лучше пойти. А… что-то не видно того. Двадцать лет уже с Богом… Двадцать лет… Это же четыре советских безбожных пятилетки… А если сравнить нынешние «капиталистически-рыночные» пятилетки с четырьмя советскими социалистическими – в чью пользу сравнение? Разве что… Так, так, так… Кто Бога воскресил? Эти, как их, самозваные демократы. Или – как их народ окрестил – демокрады. Так вот они – таки-да! Они в одночасье достигли таких сияющих высот в грабительской наживе, что никаким Ротшильдам да Рокфеллерам и во сне не снилось. Бог, значит, им помог, как о том Эдик Тополь пишет. Рука руку моет… Только вот говорить об этом вслух – грех. Великий грех. Ибо, как учил этот их Бог – Иисус Христос, «это оскверняет человека; а есть неумытыми руками – не оскверняет человека» (Мф. 15. 20). Во какой Он был чистоплотный, во какой умный-благоразумный, во какой культурный. Подумаешь важность – мыть руки перед едой. Можно и немытыми, было бы чего побольше в рот загрести… Нет, не зря все-таки прокуратор Пилат от такой «благой вести» умыл руки! Не пожелал с такими «чистюлями» быть заодно… Эх, не договорил я, не доспорил я с протоиереем отцом Михаилом Женочиным! Правильно он догадывался, что надо Русь из греха вытаскивать, да не до конца додумал, из какого такого греха. Вернее надо было сказать – из невежества, которое дозволяет не мыть руки перед едой. Из дурмана Благой вести. А еще точнее – из дурмана иудейского, как из плена вавилонского или египетского. Из невежества духовного, из закабаления духовного, из плена духовного, в коем вот уже более тысячелетия томится наш многотерпеливый и многострадальный, из доброты своей, из русской покладистости доверчивый русский народ… А что до других народов и народностей, населяющих Россию, то об этом лучше меня сказал наш замечательный современный мыслитель Фатей Яковлевич Шипунов: «Пусть помнят все нации и племена, исторически связавшие свои судьбы с русской нацией, что, отделившись от нее духовно и политически и попав неизбежно в грозные бури будущего, они станут обреченными и только вместе с восставшими из тяжкого бедствия русскими способны будут творить Духовный Акт всемирного значения, не теряя своей самобытности и самодеятельности»[5]. Потом, намаявшись, наворочавшись с боку на бок, кажется, я все-таки вздремнул. И приснился мне сон, вроде я опять на своем аэродроме, опять служу военным летчиком и… взлетаю, взмываю, лечу. И так мне хорошо, так приятно, так радостно. Знаю же, даже во сне помню, что еще в минувшем году последний авиационный полк, базировавшийся на моем аэродроме, что близ Гдова, демократами расформирован, гарнизон ликвидирован, но вот же – лечу, лечу! То ли на самолете за штурвалом, то ли просто так сам по себе – я не пойму, но всем телом своим ощущаю скорость, всей душой радуюсь этому ощущению, но вдруг… Ну, надо же, черт побери, облака! Да такие густые, такие плотные, такие непроглядные, и в них – так называемая воздушная болтанка, настоящий шторм. Меня швырнуло, завертело, закружило, и я потерял пространственную ориентировку. Кажется, сорвался в крутую спираль. Растопыриваю руки и ноги, знаю, что при падении без парашюта в небе можно своим телом вот так, руками и ногами управлять. Делал это когда-то, тоже приятно было. Но тут, чувствую, тянет меня не вниз, а вверх. Стремительно тянет, вертикальным воздушным потоком возносит, аж дух захватывает. Все выше, выше, выше… А облака-то, облака! Ну и толща – конца и края нет. Чувствую, что по разреженности воздуха и атмосфера давно позади, и тропопауза, и тропосфера, и я уже в космосе. Мечтал когда-то из летчиков в космонавты попасть, да к тому времени, когда стали в космический отряд набирать, у меня, на беду, уже два зуба были запломбированными. А с пломбой на большую высоту подниматься нельзя, в разреженном пространстве зуб от перепада давлений взрывается. Ну, так все же сбывается моя мечта, сбывается. Вот, громоздящиеся до самого космоса облака, – позади, и над головой – Солнце. Ух, красота! Ух, красотища! А рядом с Солнцем… Я сразу узнал, вернее, понял, догадался, кто это. Это – Бог. И я знаю, что это – Бог Род. Солнце – это Бог Ярило, а он – рядом с ним. Это наши славяно-русские языческие Боги – Бог Ярило и Бог Род. И так тепло мне, и так на душе легко, так радостно! Это же мои родные, русские Боги! И это неправда, что возле солнца такая страшная жара, от которой у мифического Икара сразу расплавились крылья, и он упал и разбился. Они же – Бог Ярило и Бог Род – для меня свои, они меня в обиду не дадут! И лица у них вон какие – по-русски добрые, по-русски приветливые. Только почему-то молчат, безмолвствуют. Видимо, я еще слишком далеко от них, они же вон на какой высоченной высоте. Ну, сейчас, сейчас, вот посильнее взмахну руками, и… Взмахиваю, изо всех сил взмахиваю, и… И просыпаюсь. Такая досада! Ну не передать. Ну да ладно, я их все-таки видел, я убедился, что они есть. Скажете – это всего лишь сон? Скажете, что верить в сны для христианской церкви грех? Да слышал, слышал, знаю. Но… Периодическая система элементов, над составлением которой наш великий выдающийся русский химик и философ Дмитрий Иванович Менделеев безрезультатно бился на протяжении многих и многих лет, в ее полном, гармонически гениальном виде явилась ему во сне. Не это ли и есть… Бог?! А – Иисус Христос? «Филипп находит Нафанаила и говорит ему: мы нашли Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки, Иисуса, сына Иосифова, из Назарета. Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе?.. (Ин. 1. 45, 46). Во имя Отца и Сына Да неужто же и впрямь приходил Ты лишь к избранным и для избранных? Но если так, то тут – тайна, и не понять ее. Федор Достоевский. Неведомая телепатия
Голодной куме – хлеб на уме. Так и мне. Сколько лет прошло с тех светлых дней, когда крутил, бывало, крутые виражи да мертвые петли, а все рука сама собой к штурвалу тянется. Не наяву, так хоть во сне. И даже стишонки этак с грустинкой усмехаются: Ночью всем кому-то что-то снится. Хлеб – куме, а куму – нежный взгляд. А пилотам снится, словно птицам, Что они летят… Ну что ж, не наяву, так во сне. Птицей – в небо, молнией – сквозь тучи, метеором – в космос, а душой… А душой – к Богу! К своему. Языческому. Родному. И я ведь его увидел! Узрел. Так что вполне можно бы и точку поставить. Завершающую. Многозначительную. И бравурно зазвучали в памяти будто специально для летчиков написанные строки Максима Горького: «Рожденный ползать летать не может… Я храбро бился… Я видел небо. Ты не увидишь его так близко. Эх, ты, бедняжка!..» Это я отцу Михаилу так сказал бы сегодня после моего приятного сновидения. Вот так-то, сказал бы я ему, понял, батюшка-поп? Вот так-то. Но… Но – увы, увы! – отец Михаил, Царство ему небесное, давно уже приказал мне долго жить, почил в Бозе, ушел в мир иной. И мне по-иному подумалось вдруг о наших с ним спорах-раздорах. Разве кто-то из нас кого-то победил? Разве кто-то кого-то в чем-то переубедил? Да ни в зуб ногой, ни по лбу кочергой. В лучшем случае можно сказать, что каждый остался при своем мнении, при личных интересах. Проще говоря, вроде как «ничья» у нас вышла. Что же, на всё, как сказала матушка Марина, воля Божья. И я уже почти смирился с роковой неизбежностью. Сожалел, конечно, что не договорили, не доспорили, да что ж поделаешь. А вот он… А он-то, выходит, не успокоился, не смирился, если даже откуда-то оттуда, из неведомого нам Царствия Небесного стал какие-то намеки подавать. Когда матушка Марина мне сперва во сне, а затем и наяву пришла с просьбой написать о нем, это ведь определенно он ее надоумил. Какой-то такой, видать, нам неведомой телепатией. А потом, когда я начал было писать да бросил, вдруг еще и сам ко мне заявился. Спишь, мол? Не спи! Пиши, значит. А это как расценивать, как понимать? Да, пожалуй, логически однозначно: давай, мол, додумай, чего мы не додумали, о чем не доспорили. Да и напиши. Вот это-то как раз и странно. С чего бы это ему и там неймется? Знает же, распрекрасно знает мою приверженность мудрым словом Александра Невского: «Не в силе Бог, но – в правде». И если, зная это, так долго споривший со мной отец Михаил побуждает меня все-таки продолжить наш спор в моей книге, то тем самым он ведь как бы загодя соглашается с тем, что я напишу. То есть он по существу теперь уже во всем согласен со мной? Не я с ним, а он со мной? Вот так штука! С чего бы это, а? Уж не разочаровался ли в том, чему всю жизнь верой и правдой служил? Или ему там, в горних высях, что-то пришлось не по нутру? Уж не увидел ли там, что истина не в его христианстве, а в моем язычестве? Не потому ли и требует, чтобы я о наших с ним пререканиях да о моих убеждениях миру поведал?
Обхохочешься…
С такой вот обуявшей душу сумятицей и отнес я уже вроде завершенный мой опус на суд и на расправу опытному литературному редактору Эльмире Федоровне Кузнецовой. Почему говорю – на суд? Да потому, что она, я сказал бы, не просто редактор, а редактор-придира. Въедливый, так сказать, до невозможности дотошный. Как начнет своим редакторским пером твои строки по словечку, по буковке ковырять – на луну взвоешь. А это в наше время, доложу я вам, именно то, о чем любому уважающему себя писаке можно лишь мечтать. А почему говорю – на расправу? А потому, что на ее боевом редакторском счету при сорокалетнем стаже работы почти две сотни не только изданных книг, но и десятки тех, о которых говорят – зарублены. А еще потому, что в последнее время, насколько мне известно, получить от нее согласие на редактирование рукописей считают за честь не только профессиональные литераторы, но и священнослужители. Ну и… Ну и произошло то, что и должно было произойти. – Я ведь из глубоко верующих, – слышу. – Воцерковленная. Можно сказать, генетически православная. Бабушка моя… Да и очень многие в нашем русском роду… Словом, без обиняков – ультиматум: ереси самой наималейшей не приемлет. Ну, а я – что, тотчас и лапки кверху? Фигушки! – У меня, – говорю, – вера тоже наследственная. Истинно наша исконно-посконная славяно-русская – языческая. Так что надо еще посмотреть, чей козырь старше. – Вольному воля, – слышу еще более строгое, – спасенному – рай. Не о свободе вероисповеданий речь. Одно дело – ваши философски-богословские устные распри с провинциальным священником, и совсем другое – печатный труд и суд массового читателя. Надеюсь, понятно, к чему клоню? – «Когда один человек одержим иллюзиями – это называют умопомешательством. Когда много людей одержимо иллюзиями – это называют религией», – американский философ Роберт Пирсит сказал. – «Глас народа – глас Божий», – другой, полагаю, не менее мудрый человек сказал. – Одно дело, – в тон ей подхватываю, – сказать ради Иисуса, и совсем другое – ради жирного куса. Одно дело – вера, Бог, и совсем другое – попы, церковники, поповство. – Не спорю. Но отец Михаил, насколько я поняла, и там за тебя, такого прыткого, Бога молит. Такого поворота мысли я, признаться не ожидал. Это меня не то чтобы смутило, но в некоторой мере озадачило. – Мгм, – поперхнулся. А она и еще без обиняков добавила: – Ну, а что касается твоих языческих трактовок Евангелия, то тут истинно верующий христианин лишь посмеется. Лихо она по моему самолюбию тюкнула. Лихо! – Да мне и самому иногда смешно, – не без заминки, но и не без ответной шпильки ерничаю, – только… – Что – только? – Только позволительно ли истинно верующему христианину смеяться? – Это что еще за новости? Подначка? – Ничуть. Религиозно-философскую работу Василия Розанова «О сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира» читать не доводилось? Он там не без удивления сам для себя отметил, что Христос никогда не смеялся. – Ну и что? – А он вот еще что там пишет: «Я не помню, улыбался ли Христос. Печать грусти, пепельной грусти – очевидна в Евангелии». – Но это же нечто совсем иное. – Иное, да не совсем. Я ни в коей мере не хочу, да и не могу выставить себя таким знатоком книг Священного Писания, чтобы считать свои суждения истиной в последней инстанции. Но ведь и все якобы не подлежащие человеческому суду догматы Евангелия к таковым тоже не отнесешь. Многое, конечно, можно называть вершинами человеческой мудрости, но сколько же и такого, что вызывает лишь снисходительную усмешку. – Пример?.. – Да сколько угодно. Вот, пожалуйста. «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». – Что же здесь смешного? – Да здесь-то ничего. Но беда в том, что сам-то Иисус этой своей заповеди, увы, не следовал. – Как?! – А так. Вот, глядим дальше: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин меня». Соотнесем с выше процитированным и спросим: «А Ты, Господи, Ты, Сын Бога, что сказал бы мне, заикнись я о том, чтобы Ты любил Отца Твоего меньше, нежели меня? Небось, возмутился бы, обиделся. Так что же Ты проповедуешь одно, а живешь, относишься к поучаемым по-иному? «Какою мерою мерите, такой и вам мерить будут», – не Твое ли? Как Ты ко мне, так и я к Тебе. Но Ты же об этом и мысли не допускаешь. 
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|