Авторские заметки на полях.

Глядя на чайку, парящую над верфью и рассуждая о будущем этих, до боли знакомых мест, бывших когда-то в далеком прошлом плавнями у залива, я, так же как и Василий, вдруг вспомнил о том нашем комсомольском выводке, гнездившемся в послевоенный период в самом устье реки Невы. А так же о нем самом, тогда еще не оперившемся. Считаю своим долгом заверить, что этот гадкий утенок, из упомянутого выводка, действительно не затерялся. Мой герой удачно преодолел критические возрастные рубежи, и более того, хотя и с подрезанными крыльями и чуть охрипшим, от невзгод и непогоды, голосом, даже попробовал спеть свою лебединую песню. Данное повествование – это импровизация, составленная из моих слов, но в основном, из сюжетов его памяти.

Еще немного про антураж и оформление этого, вроде как законченного, собрания воспоминаний, но уже в составе сборника.

Здесь, до некоторых пор, довольно мирно уживались друг с другом Василий Васильевич и Владимир Васильевич. Во всяком случае, до тех пор, покуда автор, вживаясь в роль своего героя, не начал в него перевоплощаться, наделяя последнего своими чертами и воззрениями, и чувствуя растущее сопротивление с его стороны. В повествовании стало что-то разлаживаться, теряя самобытность. А поскольку в основе данного повествования лежат, как наследие В.Горьковатого, в виде его писем «зарубки на носу», так и собственная авторская генеалогия (факты и вымысел), свое произведение автор, уже заранее, так и назвал:

«повести с горьковатым, хмельным привкусом».

Название повествования изменилось при возвращении к первоначально задуманному сборнику за счет реконструкции второй тетради, которая на этот раз стала состоять из двух крошечных повестей под одной рубрикой «WEE-повести» (слово wee-англ. означает: крошечный, маленький).

Разругался с Гришкой,

Замахнулся книжкой,

Дал разок по голове,

Вместо книжки стало две.

А причины для такой реконструкции довольно веские…

Причин тут несколько, и по характеру они разные, о которых сказать можно кратко: ограниченные технические (в смысле владения техникой) и физические возможности, включая возраст, зрение, настроение (не столько мое, сколько близкого нам человека, учитывая и то, как она воспринимает мое общение с ПК), а так же недостаточная информация по теме.

Каюсь: после первых уроков работы на компьютере я пребывал в состоянии эйфории от возможности пообщаться с такой умной машиной, и о чем-либо другом, серьёзном в ближайшей перспективе даже не помышлял. Столкнувшись же с ПК, понял, что этот умный зверь довольно привередлив, и мои скромные познания, полученные за этот период явно недостаточны для выполнения задачи, по крайней мере, в ближайшее время.

В самом начале повествования, касающегося родословной, из всего спектра причин, неполная информация о родственниках, особенно за прошлые два столетия, пожалуй, - самая важная. Нет никаких архивных материалов, нет свидетелей, либо тех, кто мог бы что-нибудь, не совсем понятное прояснить. Недостаточная память так же, отнюдь, не способствует закрытию «белых пятен», которых могло бы быть значительно меньше, прояви я свою любознательность, связанную с родословной, несколько раньше, пока были живы носители этой самой информации, не откладывая это дело в долгий ящик, на «потом». Теперь на всё это требуется дополнительное время (если оно вообще мне отпущено).

В связи с нехваткой нужных сведений, оказались неизбежными и некоторые домыслы (имена, фамилии, количество детей и жен, сословное положение и т. п.), пуская в ход косвенные доказательства и логику. Для лучшего уяснения родственных связей, приходилось все это изображать схематически, с составлением генеалогического древа (и даже не одного!). В этом многоствольном растении главные стволы – это представители современного, в основном молодого поколения людей, которые имеют еще мало веток и ростков будущего (в силу моды, желаний воззрений, условий и. т. д.), но имеют хорошо развитую корневую систему, наподобие грибницы семейства опят.

«…Таким образом, общая схема Родословной представляется как сложная система и, одновременно, как конгломерат, где явные связи отсутствуют. Даже не знаю, как и с какой стороны к ней подступиться. Скорее всего, задуманный документ будет представлять собою некое собрание комментариев и обобщений к заранее составленной своеобразной наглядной схеме. А саму Родословную назову примерно так:

«Происхождение и сага о корнях»».

Так я писал в декабре 2009-го, А сегодня про эту сагу можно уже говорить как о свершившемся факте. Напрашивается заученная фраза: «какой-нибудь монах трудолюбивый найдет мой труд, … упорный, безымянный». Труд, получился, действительно, упорный, но отнюдь, не безымянный, во-первых. Во-вторых, это – всего лишь справка о происхождении, похожая на отрывок (именно, отрывок или часть) из личных мемуаров под условным названием «Далекое близкое» (Быль небывалая), с посвящением: «Посвящается моему сыну». Последняя фраза – не имеет смысла, т.к. работа выполнена по просьбе, и больше напоминает социологическую справку или комментарии к основному тексту, а не сам шедевр. Хотя в юридическом отношении она документом являться не может, поскольку это, по большей части – набор сведений, передаваемых из уст в уста, иногда даже рождающих домыслы, подтвердить которые сложно, а самих свидетелей уже нет в живых. Несмотря ни на что, этот псевдодокумент даже обрел, если не ценность, то какую-то значимость. А вот, было бы жаль, если текст, вдруг, исчезнет. Хотелось бы как-то сохранить. Воссоздать его, или просто восстановить содержание по памяти, мне, скорее всего, уже не суметь (если, вообще, в том появится надобность). Решение – за заказчиком, сын мой…

Следующим по очереди сюжетом стала любопытная подборка затерянных и забытых писем псевдо сослуживца, которую мы в шутку назвали: «на деревню дедушке (зарубки на носу)».

Комментируя эти послания и предваряя дальнейшее повествование, я успел-таки заверить новоявленного Нестора, что его личная просьба не осталась без внимания. В моем прицеле оказалась вышеупомянутая подборка затерянных и забытых писем без адреса: они – как зарубки, как узелки на память, потянули за собою вереницу воспоминаний.

P.S.:

Признаю, моя первая повесть, по сути – компиляция, поскольку в старой связке пожелтевших писем – готовые сюжеты для баек под условным названием: «Василий Горьковатый ---- МУРИНСКИЕ СВИТКИ».

Что же касается всего остального, в смысле текста, то оно написано мною по инерции, не особо задумываясь, будто бы по чьей-то подсказке со стороны. Здесь то, что пока еще сохранилось в моей памяти из услышанного или пережитого самим.

СУД-МЕМУАРЫ. ВТОРАЯ РЕДАКЦИЯ (ПЛОДЫ ЗА ТРУДЫ).

«Моему сыну Александру»

В.В.П.

ТЕТРАДЬ – 3(2013)

ЗАСЕЧКИ

ВЛАДИМИР ПАВЛОВ

МАЛИННИКИ У ПРОСЕКИ

Н О В Е Л Л Ы, О Ч Е Р К И

(темы дневниковых записей).

================================================================

Сладки плоды за все труды. Малина не в счет: она растет сама по себе,

и всегда бывает сладкой.

Гражданка, С-Пб,

Муринский ручей.

2013

От автора

Засечки – составная часть сборника «плоды за все труды».

Это избранные, не вошедшие в мини-сериал Триада, сказы, сюжеты которых имеют между собою определенную связь. В этих сказах, под общим их наименованием, – новое продолжение старого собрания упражнений автора. Конечно же, здесь и о герое предыдущих повестей, оторванного от активной жизни человека, который иногда даже пытался говорить от своего имени. Более того, в прилагаемых новеллах (там, где речь идет о нем) используются его давние устные рассказы, которые тот не сумел, либо не успел поведать письменно при жизни сам. В основном же (по замыслу) «Засечки» будут содержать собственные размышления и зарисовки автора о другом, о других и о себе любимом.

Часть-1

НОВЕЛЛЫ, ОЧЕРКИ

ЛИСА И ВИНОГРАД

«My bad English fit for a Parrot… only» (мой английский—на уровне звукоподражаний попугая). Запомнившаяся фраза, произнесенная им (к тому же, не очень грамотно) в одном важном для него разговоре по поводу заманчивого предложения и возможной стажировки (ввиду отсутствия практики и некоторых пробелов в знании обсуждаемого предмета) – фраза знаковая. Как свидетельство и признание им самим того, что и общий-то уровень его собственного образования недостаточен даже для продолжения пустякового диалога с коллегой-иностранцем. А потому этот разговор он сам и прервал, посчитав для себя бессмысленным дальнейшее продолжение беседы. И на вопрос через посредника о том, что послужило этому причиной, ответил уверенно: «плохо знаю язык, на котором у вас общаются в вашей корпорации», и, адресуясь непосредственно к собеседнику, промямлил эту самую фразу, как повод. И убедительно, и в то же время, она как бы прикрывает собою его недостаточную компетентность.

В начале 90-х в Ленинграде, после развала экономики и наступившей безработицы, как грибы после дождя, появилось множество совместных с зарубежными партнерами фирм и фирмочек. В одно из таких предприятий, российско-шведское (а может быть, российско-норвежское), по рекомендации соседа, и устроился на временную работу, чуть ли ни ночным сторожем, обнищавший к тому времени пенсионер Горьковатый. А тут, вдруг, ни с того ни с сего, удача. Представилась возможность занять более подходящую должность. Не вышло. Да еще эдакое самоуничижение. Но не место красит человека, а человек место.

Ну, а что касается чужестранного языка (с чего и начинается наш разговор), то вовсе не он является темой для этого рассказа. Но, поскольку я зацепился своим натуральным языком за этот словесный, с помощью которого большое количество людей общается между собой, то просто захотелось о нем немного и порассуждать. Это теперь для мало-мальски образованного человека знание английского становится таким же необходимым атрибутом, как очки для человека слабовидящего. А в наши годы большинство выпускников неязыковых ВУЗов имели крайне слабую подготовку по части иняза. Да и в более поздний период здесь мало что изменилось. Несколько лет тому назад они с Михаилом Гинзбургом случайно оказались на какой-то корпоративной встрече, где гостю – известному ученому из Литвы – был задан вопрос о том, почему в Прибалтике сложилось негативное мнение о российской науке. На что тот ответил не очень внятно, но, твердо заявив при этом, дескать, чего же вы хотите, если многие ведущие русские ученые не знают английского языка, на котором ведутся дискуссии о новейших научных достижениях. Михаил, слегка толкнув плечом Василия, и кивнув головой в сторону гостя, промолвил:

«Бестактность, но она же, в известной мере, и истина».

Да, это можно было бы отметить и просто как некоторую бестактность литовца, если бы позднее это же не прозвучало, почти слово в слово, из уст одного из идеологов российского образования. Он отметил, что наши ученые не заботятся о своей квалификации:

«А то копнешь – а он и книжек новых не пишет, и по-английски не читает».

Надо признать и другое. В прилегающих к нам странах, Балтии и Скандинавии, знание разговорного английского среди населения – не такое уж редкое явление. Василий Васильевич вспоминает как в 80-х годах к ним на завод, для выполнения шеф - монтажных работ, приезжали вовсе не ученые, а простые монтажники из Финляндии. Ребята вполне сносно объяснялись через переводчика по-английски. Видимо тут сказывается не столько изучение языка, сколько разговорная практика в повседневном общении с иностранцами. Да я и сам помню по рассказам своего сына, как они с напарником, во время служебной поездки в Малайзию, были вынуждены общаться без переводчика с персоналом предприятия и гостиницы, хотя до этого им никогда на практике не приходилось демонстрировать свои познания в области английского. Так что уже вскоре, даже командировка в Англию ему не показалась такой уж страшной.

Что же касается незнания иностранного для самого Василия, то здесь все еще проще. В неполной средней школе до войны – немецкий, через 5 лет, на вечернем отделении техникума (в течение еще 5 лет!) обходился вообще без этого предмета, а позднее в институте, не имея предпочтения ни перед одним из языков, занялся английским, тем более что там начинали с азов. И долгие годы этот предмет для него оставался второстепенным, и не требовал особого внимания еще и потому, что изучение проводилось шутя-играя, благодаря доброй фее в лице Марии Никитичне Богословской – коллеги и старшего товарища по работе. Вероятно, поэтому он и не ощущал ни степени важности предмета, ни его необходимости для себя лично. Попытки овладеть им сходу не привели к желаемому результату. Откровенно говоря, ему действительно с самого начала не нравился, не столько сам язык, сколько его грамматический материал, его фонетика. Сплошные исключения, в связи с чем слова необходимо запоминать вместе с их фонетической транскрипцией. Не случайно бытует такая пословица: пишется «Манчестер», читается «Ливерпуль».

Однако, та сакраментальная фраза « My bad English…» обрела особый смысл, въелась в его сознание, как синоним его неспособности к усвоению чужого разговорного языка, в чем он никогда бы никому не признался. Прекрасно понимал он и то, чем для мирового сообщества является это средство общения людей из Объединенного Королевства (по сути островного государства, правда с высоким уровнем цивилизации).

Еще в довоенный период, в начальной школе, впервые столкнувшись с географией, Василий увидел политическую карту мира и был удивлен тем, что значительная часть континентов и островов имеет зеленую окраску. Почти такую же, какую имеют острова, на которых размещается вся Англия (другое название, Великобритания, ребята еще не воспринимали, так же как и в самой Англии, Советский Союз часто называли Россией). Метрополия, с одной стороны, ее колонии и доминионы – с другой, в 30-х годах имели, насколько это помнится, соотношение 1:170. И не удивительно, что английский язык стал основным для межнационального общения на мировом уровне. Если верить тому, что иногда слышишь, он используется как родной на всех континентах, став официальным языком в 44 странах. Около полумиллиарда англо-говорящих считают его своим первым языком, и столько же лиц пользуются им как вторым, кроме того, с каждым годом все большее количество людей используют его для практических целей, включая образование. Около 75% почтовых отправлений и половина всех телефонных переговоров по межгосударственным линиям, половина всех мировых публикаций и широковещательных радиостанций используют English. Так что относиться к этому предмету свысока было бы нелепо. Просто он делал вид, что его это никоим образом не касается.

Однако, я забрел слишком далеко в область лингвистики. И этот трактат возник из-под моего пера совершенно непреднамеренно, в связи с проблемами, появившимися у Василия по части иностранного языка в институте. А главное – в связи с тем, что у него неожиданно появился репетитор в лице Марии Никитичны Богословской, которую сотрудники отдела между собой, за глаза, называли просто Машей. Будучи уже в зрелом возрасте, в среде молодых сотрудников она выглядела классной дамой и пользовалась каким-то особым доверием начальника (вернее, заместителя главного энергетика – Магницкого), который, в свою очередь, для нее был непререкаемым авторитетом. Держалась просто, но с достоинством, не допуская панибратства и излишней фамильярности. Дружелюбна, но при необходимости, кое-кого могла и поставить на место. Не только заполучить такого репетитора, но даже попасть в ее поле зрения, для молодого Васи, с его скромностью и мягким характером, было прямо-таки здорово. Это давало и уверенность в себе, чего ему на первых порах так не хватало. Она, на пару со своей подругой, одно время заведовавшей заводским факультетом техникума, только что окончила двухгодичные курсы английского языка, и ей, по всей видимости, тоже требовалась точка приложения еще не растраченных сил.

Однажды в обеденный перерыв, увидев мытарства нашего студента с каким-то адаптированным изданием, выбранным им для обязательного домашнего чтения, Маша строгим и звучным голосом приказала:

«Давайте сюда Ваше чтиво, берите стул и подсаживайтесь ко мне!».
Это событие и послужило началом регулярных уроков чтения иностранных текстов, где прочитанное измеряется тысячами печатных знаков. Занятия давали ему возможность не только успешно сдавать зачеты в институте, не очень напрягаясь при этом, но и войти в доверие к своему новоявленному добровольному ментору, Марии свет - Никитишне, принимая во внимание их тесное деловое сотрудничество. Вскоре Вася знал почти всю подноготную этой дамы.

Ее, Марию Богословскую, старшего инженера их отдела, довольно хорошо знали многие заводчане. Она – замужняя женщина, и те, кто знал ее мужа, говорили про них, что они – идеальная пара. На что однажды, при Василии, Маша изрекла:

«Ага, только вот никто не знает, что мне стоило, чтобы прослыть хорошей женой и стать ярким примером для подражания».

Тем не менее, Иннокентий Иванович ей был дорог, и она очень переживала, когда тот серьезно заболел. А вот ее социальное происхождение, в тот период при Советской власти, было далеко не идеальным: она была поповной, иначе говоря, дочерью священника. Вася даже пошутил:

«Значит, Ваша духовность не подлежит сомнению: корень тот же, что и в слове «духовенство». Чистота помыслов тоже – наследственная черта?»

М.Н. посмотрела на него внимательно, в упор, и ответила, улыбнувшись:

«Как знать, как знать. Помню, батюшка носил большой золотой нательный крест, который иногда, вдруг, темнел. Он его снимал и давал поносить матушке. Через какое-то время крест снова блестел, как новенький». Василий познакомился и с ее сыном-подростком. Дважды был у них дома, в большой коммунальной квартире, где соседние апартаменты занимал ее деверь (брат мужа), музыковед, которому он даже был представлен. Через открытую дверь в большую комнату просматривался рояль, заваленный кипой книг, нот и бумаг. Маша сказала, что у Николая Ивановича нет письменного стола, вообще, поскольку он привык работать стоя у рояля. Так что, у ее сына, в случае необходимости, всегда находился под рукой солидный консультант. И, тем не менее, едва не случилось непоправимое - мир мог бы навсегда потерять будущего музыканта. Никита одно время решил забросить музыкальные занятия совсем, скорее всего, по причине излишнего усердия со стороны родителей. Но произошло чудо: на отрока произвел сильное впечатление киносериал «Прелюдия славы». Именно прелюды Листа вдохновили парня на непомерный труд на стезе музыки. И вообще, Васин визит к М.Н. – убедил его в том, что музыка в ее доме играет далеко не последнюю роль.

Василий и сам сходил с ума от музыки. Мелодии схватывал мгновенно и мог тут же воспроизвести их свистом, не владея ни одним из музыкальных инструментов. Иногда прямо на своем рабочем месте, совершенно забывая, где он находится. Именно так и произошло, когда он впервые оказался рядом с этой строгой сослуживицей, за соседним письменным столом. Спохватившись, стал извиняться, на что та отреагировала совсем как-то неожиданно:

«Ничего. Мне даже интересно».

Что касается самой Маши, как выяснилось, она когда-то училась пению и, видимо, имела какое-то музыкальное образование. Во всяком случае, наряду с превосходной дикцией, которую редко встретишь в обычной среде, у нее сильный, с приятной тембровой окраской, голос, каким обладают драматические артисты, особенно прошлых веков, не доверяющие микрофону, а также оперные певцы. Например, Екатерина Ивановна Шабельская (с которой с юных лет дружила Ларина тетя, называвшая ее просто Кисой) – бывшая актриса Академического драмтеатра, как раз обладала таким голосом, так что Васе было с кем сравнивать. Он поражался как это, вроде бы тихо, без видимого усилия, сказанное ею слово звучит отчетливо и на расстоянии. А именно это и нужно для сцены. О других увлечениях и о друзьях Маши мало что известно, однако известно, что ее ближайшей подругой в те годы стала некто Лазовская, солистка театра оперы и балета имени Кирова (так тогда именовалась Мариинка). Певица-самородок, колоратурное сопрано, чуть ли ни прима, была незадолго до этого приглашена в Ленинград вместе со Штокаловым из Свердловска. Хоть и не имевшая даже специального музыкального образования (в ее трудовой книжке, в графе «специальность (профессия)», указано: «медицинская сестра»). Видимо, эта прочная дружба с оперной дивой связана также и с духовной музыкой. Сама Маша, однажды, вскоре после смерти Иннокентия Ивановича, поведала, как происходило отпевание ее мужа у них в доме. Пели священник и трое певчих. И вдруг, к их негромким голосам присоединяются голоса хозяйки и ее подруги. Все это было так неожиданно для присутствующих и, очевидно, так профессионально, что даже проняло священника.

«Батюшка растрогался», сказала она – «даже прослезился».

А нет ли у этой истории определенной подоплёки? Маша – дочь священника, знакома с духовной музыкой и, что бы там ни говорили, обучена церковному пению. Видимо, когда-то сама пела и, наверняка, так или иначе, была связана с кем-то из церковного хора. Жителям Октябрьского района, к которому причислялась и Театральная площадь, давно известно, что в соседнем Никольском соборе поют певцы из Мариинского театра. А по большим церковным праздникам там можно услышать и ведущих солистов театра. Лазовская – не исключение. Может быть, отсюда и дружба «не разлей вода».

С чего это столько внимания и столько места в своей память Василий Васильевич отводит Богословской? Может быть теперь, на склоне лет, когда прошлое потускнело, она заслонила собою всех, кто был когда-то рядом? Вовсе нет, но двадцать лет, проведенных в одной упряжке с человеком, отмеченным высокой культурой и помыслами, выходящими за рамки бытовой повседневности, просто не могут пройти не замеченными. Не хлебом единым жив человек, но что-то так и не становится для него жизненной потребностью. Не потому, что не хотелось, а в силу своей недоступности, о которой как-то не принято очень распространяться.

Ему припомнилось, как в послевоенные годы, где-то в самом начале 50-х, в порядке шефской помощи, заводу было поручено участие в сооружении мини - электростанции в одном из не электрифицированных поселков возле районного центра, еще задолго до того, как ему было предназначено стать промышленным центром. Сам локомобиль с большим маховиком и большим, как у мощного паровоза, поршневым цилиндром, а также спаренный с ним генератор устанавливал судомонтажный цех. Электромонтажные работы должны были выполняться силами заводской энергослужбы, а техническое руководство этими работами возлагалось на Магницкого. В процессе подготовки производства возникли какие-то неувязки, и Валентин Иванович, всегда проявлявший особое почтение по отношению к Марии Никитичне, распорядился, для решения вопроса на месте и внесения необходимых изменений в чертежи, командировать на объект именно ее. Но, поскольку ей там требовался напарник и мужская сила, в качестве сопровождающего туда поехал и Василий. Путь не особенно дальний, но транспортные проблемы того времени не позволяли обернуться за один день. Пиетет, проявляемый руководителем по отношению к Маше, как-то невольно оказывает влияние на сотрудников, поэтому Вася во время этой командировки, находясь рядом со своей спутницей, являл собою показное благочестие. Хозяйка квартиры, отведенной им на постой, обратив внимание на эту трогательную заботу, даже поинтересовалась, уж не свадебное ли это путешествие молодоженов? А и верно: Маша в ту пору выглядела довольно моложаво. Живые, большие карие, как у газели, глаза, гладкое, без морщин лицо. Да, и сама она – под стать: высокая ростом, стройная, с гибкой талией. Чем не невеста?

В выделенной для них небольшой комнатке – ничего лишнего, зато все, что нужно им для работы, было. Но, кое-что смущало Василия: только одно спальное место – полутора спальная кровать.

Вечером, когда они, погруженные в работу, перестали шуметь, что-то их насторожило. Сначала тихо, как-то робко, потом все громче запел сверчок. Забавно, как в старых романах. И сразу же вспомнилось босоногое детство, деревенская изба деда, куда иногда подбрасывали Васеньку родители, и где за большой русской печью стрекотал живущий там сверчок. Пение какое-то умиротворяющее. Нечто созвучное с пением цикад, услышанным им много позднее, но уж никак не похожее на стрекот полевых кузнечиков, которых они в детстве ловили, чтобы рассмотреть поближе. Даже крупную зеленую кобылку он держал в руках. Но вот сверчка, которого поймал его дядька-подросток, взять в руки не рискнул, скорее не из-за страха, а какой-то брезгливости: желтоватое пузо и тело какое-то мягкое, не как у кузнечика. Хотя издавна деревенские люди к этой живности относились терпимо, даже считалось: сверчок в избе – к счастью. О стрекотании этого насекомого теперь уже мало кто вспомнит.

Маша, уже лежа в постели, наблюдала за тем, как он пытался соорудить себе логово на полу возле кровати. Наконец, ей это надоело и она, отвернувшись, спокойно сказала:

- «Бросьте, устраивайтесь на кровати. Авось не подеремся»
Василий усмехнулся:

- «Я буду у Ваших ног тих и робок как ягненок».

- «А вот это уже не к чему».

Сразу же по окончании работ на подшефном объекте, Магницкий получил новое назначение, которого долго добивался. Он стал начальником одного из отделов заводоуправления и перетащил туда же Богословскую, которая там и осела надолго, пока не попала под сокращение в связи с достижением пенсионного возраста. Но, на этом ее трудовая деятельность на заводе не закончилась, теперь уже благодаря Василию Васильевичу, к тому времени уже возглавившему энергослужбу предприятия. Он как раз искал подходящую кандидатуру на освободившееся место секретаря-машинистки. Вернее, на должность инженера отдела, по совместительству выполняющего функции секретаря, предварительно заручившись на этот счет поддержкой руководства, поскольку хозяйство огромное и сложное. Маша для него была находкой, да и ее вполне устраивала возможность вернуться в свой прежний коллектив, для которого она все еще оставалась старожилом. И овцы целы и волки сыты. Опыта Маше – не занимать, да и разгрузила она своего начальника от многого, из той кучи дел, которые еще называют рутинной работой. Он же испытывал к этой прежней своей сотруднице смешанное чувство. Чувство благодарности и еще чего-то, не до конца осознанного.

В сознание Василия Васильевича, однажды и вдруг, вкралось желание, не прибегая к помощи со стороны, попытаться как-нибудь сохранить в памяти свои свежие байки, которые помогают ему в старости как-то выразить себя. Для любого, общительного, да еще с творческими задатками, человека такое самовыражение – это, как бальзам на душу, даже для именитых. Как сердцу выразить себя? Другому как понять тебя? – вопрошал Тютчев.

В принципе, как уберечь посетившие тебя однажды важные и полезные мысли, нет ничего нового, это уже давно не секрет для любого грамотного человека. Еще на заре культуры, например, знал об этом и Конфуций, утверждая, что самые бледные чернила надежнее самой крепкой памяти. Высказывание этого древнейшего китайского философа я приплел сюда потому, что припомнил двустишие нашего современного поэта, Кушнера:

Что однажды блеснуло в чернилах,

То навеки застыло в крови.

Мне показалось, что оно удачно дополняет древнего китайца.

Ну, а почему бы и нет, если хочется на этот раз свою серьезную задумку исполнить собственноручно? Почему бы ему и не испытать себя, когда проба пера – это уже свершившийся факт? Пусть, поначалу и не все гладко, но надо же и просто набить руку. Глаза боятся, руки – делают. Хотя, вроде бы, и не ко времени эти творческие заскоки. Именно теперь, когда у него, накрепко прикованного к дому затворника, и без того домашних забот невпроворот. И причин для новых забот предостаточно. Сначала – проблемы со здоровьем у жены, а затем – эти хронические недомогания сына, которым тот, похоже, не придает должного значения (или просто делает вид, что не придает). Не говоря уже о чувстве собственной беспомощности, похожем на депрессию, главным образом из-за частичной утраты трудоспособности. Однако, если вдуматься, это хобби ему было все-таки нужно не только для самовыражения, или для смены одного вида занятия другим, когда ты лишен нормального человеческого общения. Это – тренировка, своеобразная интеллектуальная зарядка, для того, чтобы в преклонном возрасте избежать обратной эволюции от человека к обезьяне. Если оно и не добавляет извилин, то способствует сохранению умственных способностей и трезвой памяти. Один вид людей с признаками болезни Альцгеймера побуждает противиться самой возможности такой перспективы.

А по прошествии какого-то времени, когда он уже состоялся как начинающий пахарь на литературной ниве, в дружеской беседе за рюмкой чая, была озвучена его нескромная мыслишка с оттенком сожаления, относительно возможности использования его давних писем, в шутку названных «Муринские свитки». Дескать, вот теперь под таким названием, действительно, могла бы появиться его рукопись, и где имя автора было бы написано латиницей: Vasiliy Gorcovaty,если бы он, в свое время, не дал ход той, пресловутой подборке писем, вручив ее, чуть ли ни насильно, кому-то другому. Однако, подумав, он тут же сказал:

- «Только вряд ли поступил бы иначе» и замурлыкал песенку на слова Есенина:

Не жаль мне лет, растраченных напрасно,

Не жаль души сиреневую цветь.

Кто знает, может быть, так оно бы и случилось? Но, Василий в то время, в упомянутые им лета, еще не был Василием Васильевичем Горьковатым, а попытка что-либо изменить постфактум, когда твой сюжет уже кем-то позаимствован, выглядела бы, наверно, как простое дублирование, в лучшем случае. Тем более, что его, как начинающего писателя, казалось бы должны больше волновать иные сюжеты (например, его впечатления от тех перемен, которые произошли в его собственной жизни после воцарения либерализации, приватизации и свободы перемещения). Видимо, что-то у него не получается, ибо его возможности – как у рака-отшельника, а аппетит – как у крокодила.

Ну, а что касается его попытки увековечить свои новые байки в своем собственном изложении, то этому, к сожалению, не дано было осуществиться, ибо жизнь Василия Васильевича оказалась короче тех ненадежных планов, которые он выстраивал для себя на последнем рубеже. Ненадежных, в том смысле, что на этом рубеже даже у долгожителя нет радужных перспектив. Или почти нет.

Кстати о птичках. О разговорном английском языке, которым он владел в молодости на уровне попугая, но которым смог бы овладеть без особых потуг в старости (не будь он полуслепым и глуховатым), используя уроки доктора Пимслера. В чем он убедился, бегло ознакомившись с его методикой, смутно понимая, что тут дело в системе, в ряде приемов, позволяющих овладеть навыками разговорного языка не навязчиво, но прочно. Приемы, в общем-то, не хитрые: фразы, пригодные на все случаи жизни; одновременное использование слов одинакового звучания, но имеющих разное значение; чередующиеся повторы и тому подобное. Говорят же, что когда-то Бисмарк, за короткое время пребывания в России сумел овладеть русским, только благодаря какому-то репетитору с его необычным методом обучения. Сумел кое-чего достичь, благодаря методике, и наш Василий, но поздно, а необходимость-то в этом была именно тогда, когда он уверял всех, что английский ему — без надобности. Лукавил, однако. Такова наша человеческая натура.

С-Петербург,

2013 г.

У ВЛАДИМИРСКОЙ ГОРКИ.

Если и есть какие-то свидетельства существования государственности на Руси, на землях заселенных восточнославянскими племенами, до того, как там обосновались варяги, то только с объединением Новгорода и Киева под властью одного князя, мы уже вправе говорить о существовании Древнерусского государства. Олег сделал Киев своей столицей, назвав его «мати градом русьским». Как свидетельствует история, здесь, на территории Киевской Руси, с этого самого момента вплоть до Х11-го века, существовала единая древнерусская народность с единым корнем трех народов: великорусов, белорусов и украинцев. Однако, опять же, та же История утверждает, что формирование украинской народности продолжалось значительно позднее, в Х1У и ХУ веках, когда Украина находилась под властью Польши (между тем, и даже после воссоединения Украины с Россией при гетмане Богдане Хмельницком, во всех официальных царских актах она называлась Малороссией). Но, Бог с ними, с историками, пусть они с этими названиями разбираются сами.

Я, вдруг, обратил внимание на тот факт, что многие россияне, далекие от истории развития наших с Украиной взаимоотношений, даже не задумываются, где у этого процесса голова, а где хвост. Не следует так же забывать, что исторически сложившееся государство в свом первоначальном виде, как Киевская Русь с ее новой столицей, просуществовало относительно недолго, до отпадения Украины, которая вплоть до нового воссоединения, в течение четырех веков, отстаивало вольницу или испытывало гнет тех или иных иноземных захватчиков. Политическая раздробленность Древнерусского государства достигла своего апогея в Х111 – Х1У веках, с появлением Великих княжеств, сначала – Владимирского, а позднее и Московского (по месту пребывания Великих князей). Все это происходило в кровавых междоусобицах, связанных с борьбой за Великокняжеский престол, в течение всего этого периода, отмеченного также и нашествием монголов, и народными волнениями, и еще многими другими событиями.

Но, как ни крути, у наших народов, входящих в состав Древней Руси, была и остается общая проматерь, обеспечившая их родство – Киевская Русь.

Этот небольшой экскурс в те далекие времена я попытался сделать с единственной целью, чтобы отметить тот повышенный интерес к сохранившимся памятникам Киевской Руси, который проявляют ныне живущие люди. И, прежде всего, наши соплеменники-россияне, впервые попавшие в Киев.

Лично мне посетить Киев в первый раз довелось лишь в 1972 году, хотя на Украине до этого бывал не раз, и по делам, и в качестве туриста. Мои симпатии и теплое отношение к этому краю и к людям, его населяющим, не подлежат сомнению, невзирая на нынешнюю изменчивую политическую обстановку в стране. Почти повсеместно, в большинстве своем – это приветливые и талантливые люди, хранители местных обрядов и традиций, с их песнями, берущими за душу. Острые на язык, беззлобные женщины и умудренные жизнью, знающие себе цену пожилые мужчины, бравые хлопцы и «чорнобривые дивчины» (однако, здесь воспевается не только смоляная коса за спиной, а также и руса коса до пояса). Кстати, здесь проживает значительная доля и русскоязычного населения. Поездки в глубинку тоже лишний раз убеждают в том, что в здешних селах и станицах живут жизнелюбивые и трудолюбивые, рачительные хозяева. Это мое личное, возможно, несколько субъективное мнение. Может быть, кто-то думает иначе. Помнится, еще при формировании подведомственной мне заводской газовой службы, первым ее начальником стал Аркадий Павлович, эдакий «людовед» и бывший морской волк. Так вот он, когда у нас с ним зашел разговор на эту тему, услышав слово «повсеместно», тут же уточнил:

«Сдается мне, что все эти качества, пожалуй, в большей степени касаются жителей закарпатской Украины. Верите ли, Василий Васильевич? Мне довелось

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: