ПОД СВОДОМ МЕРКНУЩИХ НЕБЕС.

«Большое видится на расстоянии».

(С.Есенин).

По прошествии какого-то отрезка времени, Рита поделилась своими впечатлениями от новой встречи с Глазуновым (где именно, Василий забыл). Теперь этот холеный светский лев с седой гривой выглядел достойно и держался уверенно. Он и прежде не скрывал своих антисоветских взглядов, хотя не слишком их афишировал. Теперь же довольно резко отзывался о пролетарских (псевдо пролетарских) художниках. Да и, вообще, заявлял, что любит только то, что было до залпа «Авроры», и ненавидит все то, что было после. Однако, не жаловал и современное постсоветское искусство, где инсталляция – это ведро с мочой, а картин нет.

А Василий Васильевич хорошо помнил ту, первую, персональную выставку этого художника в Ленинграде. Тогда это выглядело немного иначе.

В Выставочном зале тесно от народа, а между тем, народ все прибывал, и к моменту прибытия Глазунова, весь второй ярус, где должно проходить официальное открытие, уже был запружен людьми, многие из которых в верхней одежде, так как гардероб не мог обслужить всех желающих. Воинственное настроение, причем критика – в загоне. Сторонники автора откровенно превратили открытие выставки в своеобразный митинг, грозно обрушиваясь в своих выступлениях на критические статьи в газетах. Реплики, провоцирующие опасные инциденты. Обстановка, рассчитанная на накал. Оппонентов не слышно. А ведь, действительно, опасно: второй ярус в виде антресолей с парапетом – спихнуть недолго.

Рядом с нами возникла фигура мужчины, который смущенно и со смешком, произнес:

-«Насилу выбрался подальше от микрофона. Там – как на минном поле».
Сам Глазунов, у микрофона настроился на ту же волну, не задумываясь о выражениях («собака лает… мне напевать… и прочее), на что даже последовало замечание со стороны администрации. А, в общем-то, выступление Ильи Сергеевича и его ответы на вопросы были не безинтересными. Тут и его отношение к новаторским течениям, особенно к абстрактной живописи, названной им чуть ли ни бредом сумасшедшего, что Василию даже импонировало, тут и его впечатления о поездке в Италию с молодыми художниками, о них самих, об их исканиях. Ответил и на вопросы, касающиеся творчества Пикассо.

Глазунов, вероятно, действительно самобытный художник, но с каким-то обостренным чувством Родины, со своим видением мира, которое, однако, не позволяет оставаться равнодушным. Василий Васильевич даже подумал, имея в виду противников, что тут, быть может, присутствует (а почему бы и нет?) и профессиональная зависть. Во всяком случае, если есть чему завидовать, то, в первую очередь, огромной работоспособности. Для нашего героя тут раскрылась и закулисная сторона станковой живописи.

Позднее, уже на следующей очередной вставке в Манеже Глазунов представил некоторые новые работы, в том числе и огромные сенсационные полотна: «Мистерия ХХ века», «Вечная Россия», которые уже не захватывают. Речь не о художественных достоинствах или недостатках (плакатность, символика). Полотна – на злобу дня. Но народ и теперь толпится около этих полотен: в условиях изменения политической ситуации, когда проявилась свобода волеизъявления, народ стал падок на «клубничку». Не хочется верить, что тут только конъюнктура руководит Ильей Сергеевичем.

Затем, позднее, там же прошли его выставки, во многом демонстрирующие, наряду с прежними экспонатами, работы его учеников, в том числе представлено впечатляющее полотно, выполненное сыном художника, Иваном, которое называется «Распни его!» У Василия сохранился входной билет, где рукою художника записана благодарность за посещение его выставки. Посетителей уже не много.

В общем, народная любовь, как это всегда водится, пошла на спад. Любовь уходит, но надежда остается. Надежда умирает последней. Надежда и уверенность в себе не покидали Илью Сергеевича, и он дождался-таки своего часа. Высоких званий, любви властей предержащих (ему доверено руководство одной из Российских академий). Заодно, последовали и некоторая переориентация во взглядах и изменения во взаимоотношениях с прежними своими единомышленниками. Ему, уже при смене власти, была также доверена реконструкция Георгиевского зала московского Кремля, фрагменты из этих работ нашли свое отражение на последней выставке в петербургском Манеже.

Что любопытно: в периоды притеснения со стороны властей, у Глазунова, как и у писателя Юлиана Семенова, о котором в то время тоже много говорили и писали, находились «высокие» покровители. У Ильи Сергеевича – Суслов, а у Ю.Семенова (имевшему доступ к закрытым архивам) – Андропов, протекцией которого, видимо, так же пользовался и художник, утверждавший, что однажды ему пришлось звонить к Андропову, прося его защиты (интересно, кто бы еще другой, из притесняемых, мог бы вот так, запросто, до него дозвониться?)

Василий Васильевич однажды, во время своей поездки в Москву, наблюдал проводы в столицу Суслова. Из окна поезда, как раз напротив прицепного вагона «красной стрелы», в котором предстоял отъезд высокого гостя. И у него сложилось свое представление об этом человеке, получившем прозвище «серый кардинал». Михаил Николаевич, в силу своего высокого роста, возвышался над толпой провожающих, создавая впечатление человека глядящего на других сверху вниз. Да так, наверно, оно и было на самом деле, а ситуация только, как бы, подчеркивала это. Позднее, когда КПСС утратила свою роль руководящей и направляющей силы, некто из состава прежних партаппаратчиков, рассуждая о реальной власти фигуранта, как очевидец, вспомнил случай, когда Суслов в кабинете какого-то крупного чиновника знакомился с ходом дела по одному из поручений. Никаких замечаний не делал, вопросов не задавал, просто просмотрел документы. А потом неожиданно поинтересовался:

-«Иван Иваныч, как Вы себя чувствуете?»

-« Ничего. Нормально, Михаил Николаевич. Хорошо себя чувствую».

-«Вы неправду говорите. Человек в Вашем возрасте не может себя хорошо чувствовать».
Этой фразы, сказанной почти мимоходом, стало вполне достаточно для того, чтобы Иван Иванович навсегда расстался со своим креслом.

Игорь Генрихович, вроде как состоящий в родстве с Антоном Кирилловичем, преподнес последнему, в день его рождения, только что вышедшую из печати книгу «Реквием каравану PQ – 17» Валентина Пикуля. По всей видимости, уже не первое издание. Имя автора в те поры настолько вошло в моду, что книголюбы на черном рынке использовали его, как эквивалент для оценки других шедевров бестселлера (один «пикуль», два «пикуля», три «пикуля»). Но главный интерес к этой книге крылся в другом: задокументированная трагедия, тайна которой за семью печатями до сих пор. Совсем молодым парнишкой, Пикуль – юнга в составе экипажа эсминца – сам не раз принимал участие в сопровождении подобных караванов судов во время войны в Арктике, и потому близко к сердцу принял и дотошно анализировал эту трагедию. Игорь, окончив Военно-морскую Медицинскую Академию и получив назначение на Север, долгие годы прослужил, как медик, в составе стратегических сил Северного флота. А потому живо интересовался его историей. Книга показалась ему интересной. Он знал, что и Антону не без интересно многое из того, что касается морских событий и армад, хотя знал так же, что если он и имеет отношения к флоту, то, скорее всего, к флоту воздушному: технарь аэродромного обслуживания в войну, и специалист по авиационным двигателям – в остальное время. Поэтому Василий ухмыльнулся и спросил:

-«Игорь Генрихович, а Вы не знаете, за что однокашники и сослуживцы Антона почему-то произвели его в адмиралы?»

-«Ха-ха. А верно, Антон, почему?»

-«Так еще с детства я бредил морем и кораблями. Еще до войны, прежде чем поступить в Политех, даже поступал в Кораблестроительный институт. Выбор? Так ведь, человеку не всегда доступна свобода выбора. Обстоятельства – они, в данном случае, как оковы, лишают человека свободы»

-« Ага, … «сбейте оковы, дайте мне волю. Я научу вас свободу любить»»

-«Главная гиря в ногах этого пролетария – это я» - подала голос Мария – «мешаю вырваться на волю, в пампасы», чем вызвала ответную реплику Антона:

-«Ну что ты, Машенька, ты – мой ангел-хранитель».

-«Не жалеешь такого поворота судьбы?»

-«Сожалений горьких нет. А, тем более теперь…

…Нет, конечно.

Что ты, что ты

Самому понять пора:

У меня ослабли шкоты

И провисли леера.

Клюз зарос, рассохлись шканцы,

Погнут киль, бизань скрипит.

Шкантель лопнул – смыло кранцы

И растрескался бушприт».

Закончил он начатую фразу стихами, под общий смех. – «Мечтам и годам нет возврата. Ну, а что касается пристрастий, то одно другому не помеха».

Разговор зашел о подаренной имениннику книге и ее авторе, о том союзническом караване судов, который был брошен на произвол судьбы конвоем, на растерзание противником. Игорь обратил внимание на какую-то, отмеченную еще в свое время В.Кавериным, документированную подробность, якобы проливающую свет на причины гибели, указывающую на обреченность каравана. А Василий Васильевич вдруг припомнил высказывание того же Каверина в дискуссионной статье, правда, совсем по другому поводу, которого удивляло: как и почему возникла такая популярность романов Пикуля? Почему так оперативно и такими большими тиражами издаются? Они не лишены занимательности, но занимательны они пошло. Это – массовая литература и не более того.

Василий, вдруг, обратил внимание на то, что нечто подобное он уже слышал и в адрес Глазунова. О той оперативности, с какой художник торопится, раньше, чем это сделают другие, выплеснуть на суд общественности свои новые сенсационные, к тому же унифицированные на потребу широких масс, работы. Исполнение, дескать, при такой скоропалительности страдает, и не может заслуживать высокой оценки, о нем следует судить по законам масскульта. Немного коробило от такой безаппеляционности суждений: термин «масс культура» здесь – синоним низкопробности и дешевки, а Валентина Сергеевна пошутила:

-«Ширпотреб, однако. Чего же Вы еще хотите, если общественность не считает возможным причислять эти произведения к элитному искусству?»

-«Скорее, не вся общественность, а оппоненты» поправил кто-то из присутствующих – «Но имеются и сторонники. Оценку же дает не просто «серая масса», а широкая общественность в ее многообразии. И уже только потом кто-то берет на себя право определять: что годится для подмостков театра, а что – в балаган»

«Какая наивность» - подумал Василий – «Общественное мнение не возникает само по себе, а создается и направляется кем-то».
Скорее всего, так оно и есть: что-то (из того, что обсуждается) и подпадает под эту самую рубрику. Но чтобы вот так, все сразу, огульно и под одну гребенку! Даже к тому, что отсеивается, нужен особый подход. К примеру, в литературе бестселлер не просто ходкий товар: среди этой категории есть и высокохудожественные произведения. Многие музыкальные произведения в прошлом, при их создании называли мужицкой музыкой, а позднее, по прошествии лет, они становились классикой. Да и, вообще, кто решил, что масс культура не заслуживает внимания, если она имеет право на существование? Качество зависит от автора, от исполнителя, от их собственной культуры, мастерства и артистизма. Непревзойденное искусство мастера сатиры – Аркадия Райкина резко контрастирует с тем, что преподносят современные юмористы, где пошлость, солдатский юмор и шутки «ниже пояса» сплошь да рядом.

Обвинений в скоропалительности игнорировать нельзя, да и отрицать никак не получается, но она же понятна: маститые и уже признанные деятели культуры спешат себя выразить, чтобы занять подобающее им место и свою нишу до наступления старости, ограничивающей возможности.

Да здравствуют кумиры!

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: