Мы повернули разговор на здоровье других членов семьи и на этом закончили.

Когда я вешал трубку, вошёл растрёпанный Джеймс, глядевший встревоженно.

- Это был мой отец, - сказал ему я. - Он упомянул о нас Питу, поэтому тот позвонил. Отец думал, что мы ему уже сказали.

- Ох.

- Он не станет звонить туда пару дней, и, надеюсь, Пит к тому времени остынет.

- Кей.

Мы ещё поговорили об этом, и я повёл его в паб, где он изрядно набрался.
Посреди ночи я был разбужен и, потребовалось с полминуты, прежде чем я понял, что это трезвонит телефон. Кроме Джеймса, никого не было, поэтому я голым отправился в гостиную, чтобы ответить.
Дорин. Заговорила шепотом.
- Ох, Мартин. Мне так жаль. Питер заснул, но мне нужно поговорить с Джеймсом. Он же там, да?

- Да, он не в форме. Он так расстроился от того, что сказал ему Питер, что мне пришлось напоить его в пабе, чтобы он уснул. Дорин, что такое с Питом? Он был по-настоящему агрессивен к Джеймсу и ко мне, и я никогда не думал, что он может быть таким. Никогда не подумал бы, что он так поступит с Джеймсом.

- Мартин, я не могу сейчас говорить. Пожалуйста... Я не думаю, что считаю так как он, и я всё ещё люблю своего сына. Я просто должна
сказать это ему. Пожалуйста... позовёшь его? Я не против, что он пьян.

Я положил трубку и отправился в спальню. Мой братик очень крепко спал, но я чувствовал, что если Дорин может что-то сделать, чтобы смягчить удар, то она должна сделать это побыстрее. Добудиться его было весьма трудно и долго, но, в конце концов, ему удалось сфокусировать взгляд на мне.

- Джеймс...
Даже в такие моменты, и, конечно же, во всех других случаях панцирь гомофобии, под которым каждый из нас вырос, не давал нам возможности называть друг друга какими-нибудь прозвищами. И в дальнейшем мы никогда ими не пользовались.
- Джеймс... Дорин позвонила, и она на твоей стороне. Она хочет поговорить с тобой. Питер заснул, поэтому она говорит шёпотом.

До него дошло, и с моей помощью он добрался до телефона.

- Мам?

Я услышал, что он снова на грани плача, но надеялся, что сейчас это слёзы облегчения. Я ничего не слышал из того, что сказала Дорин, но чувствовал, как тело Джеймса затряслось в рыданиях, словно его било током. Когда она произнесла свои первые фразы, он, сквозь плач, сказал таким голосом, которого я никогда не слышал у него ни до, ни после:
- Но он сказал мне такие ужасные вещи!

Опять молчание, потом он произнёс несколько раз "да", и, под конец:
- Спасибо, мама. Я тоже тебя люблю. И да, тут Мартин снова.

Он передал мне трубку.

- Алло?

- Мартин... спасибо. Спроси у него, что я сказала, и я ещё поговорю с вами обоими днём. И Мартин... - пауза. Я подождал. - Поухаживай за ним для меня? Не позволяй ему пасть духом.

- Дорин, я его люблю также сильно, как и он меня. Я буду заботиться о нём ради нас двоих, но, особенно, ради себя, и я его никогда не брошу.

- Спасибо. Спокойной ночи и спите спокойно.

- Спокойной ночи.

Слава богу, утром он выглядел счастливым, хотя, над нами по-прежнему нависала тень. Как обычно, я уже вернулся с работы, когда он вернулся из студенческого городка. Он прижался ко мне в тот момент, когда я стряпал, и я был счастлив увидеть, что его улыбка Моны Лизы вернулась назад - довольно бледная, но, по крайней мере, она вернулась. Я обнимал его некоторое время, после чего он пошёл переодеваться, а я продолжил готовить.

Зазвонил телефон. Я чуть не отрезал себе палец от неожиданности, но, бросив нож, кинулся отвечать.

- Джеймса, пожалуйста.

Питер не использовал резких выражений, как в прошлый раз, но его тон пронзил меня словно иглами. Это прозвучало так, словно он обращался к куску дерьма, прилипшему к его ботинку.

- Нет.

- Что?!

- Нет, ты не будешь говорить с Джеймсом. Нет, если ты собираешься оскорблять его, как это было в прошлый раз. И нет, если ты собрался продолжать оскорблять меня, словно я нечто мерзкое, с чем ты не хочешь связываться.

Последовало долгое молчание. Затем:
- Я действительно не хочу говорить с тобой после всего того, что ты сделал с моим сыном.

- Я ничего не делал с твоим сыном, кроме того, что влюбился в него, как и он в меня. Если я был бы женщиной, то тебя такие отношения не волновали бы, но если бы Джеймс был женщиной, он бы не интересовал меня.

- Всё от того, что ты соблазнил его, когда ему было девять.

- Неужели ты так и не удосужился просмотреть хоть что-то о гомосексуализме, как я предлагал? И твой сын должен быть таким же, не только я, чтобы понять то, что окружает всё это. Если бы ты пожелал хоть что-то узнать, ты бы начал понимать. Понимать, через какое беспокойство надо пройти в своём детстве и юности, чтобы понять, почему к привлекательной девочке тебя не тянет. Удивляться, почему тебе не хочется заниматься тем, что делают другие мальчики. И после всех волнений, когда ты, наконец, понял, что гомосексуален, что кто-то может заметить, что ты чем-то отличаешься от окружающих, тебя причислят к геям, и для тебя начнётся тяжёлое время, потому что твоё имя будет названо.

Ещё молчание.
- Джеймс никогда не переживал такого. Мы бы знали.

- Да ты что? Ты на самом деле так думаешь? Даже сейчас, когда ты узнал об этом, у тебя не хватило ни времени, ни терпения найти научные или медицинские сведения? Ты знаешь, что твой сын, когда ему было тринадцать, ходил по библиотекам и рылся в книгах по медицине и психологии, чтобы найти, что такое гомосексуализм, почему ими становятся и "излечимо" ли это? Ты об этом знал? Нет, ну а он это делал, и рассказал мне, когда мы были на Каналах. А помнишь в Эмбердейле моего друга, сына врача? Его отец обнаружил, что тот гей и приминил к нему терапию отвращения. Ты знаешь, что это? Это когда тебе показывают картинки голых мужиков, и если ты реагируешь, то тебя бьют электротоком. Ты знал об этом?
Я перевёл дыхание. Несмотря на Джеймса, память о Марке была мучительной.

- А знаешь, что дальше случилось с этим счастливым, дружелюбным и общительным мальчиком? Он заболел от того, что не делал ничего плохого, но был наказан, что к нему стали плохо относиться в семье, так заболел, что не захотел жить. И знаешь, что он сделал?

Я чувствовал, что начинаю говорить бессвязно, и мне надо успокоиться перед тем, как продолжу.

- Он свёл счёты жизнью с помощью алкоголя и обезболивающих.

На этот раз я замолчал намеренно.

- Он был моей первой любовью. Настоящей, физиологической, а не братской, которую я чувствовал к Джеймсу тогда. И я был с ним наедине, и знал, кто он. А они заставили его сделать это, а потом было уже поздно, и он убил себя. И сейчас, когда я и Джеймс любим друг друга, я клянусь тебе и ему, что ничего, никакие силы нас не разлучат, не заставят его чувствовать, что его не любят, что он стал менее счастливым, менее любимым, менее привлекательным, менее красивым, чем он был до этого. И даже сверх того, ничто в мире не заставит его убить себя. Я предпочту умереть первым. И если это значит, что мне придется встать пойти против его отца, значит, я сделаю это. Потому что я не собираюсь рисковать потерей своей второй и последней любви в моей жизни.

- Тебе не придётся, - сказал позади меня тихий голос. - Я знаю теперь.

Я обернулся. Я не слышал, как он вошёл в комнату.

- Может мне лучше поговорить с ним? Это папа, да?

Я молча кивнул и попытался вспомнить то, что говорил, и что было бы не совсем тактично ему услышать. Он взял трубку.

- Папа?

Молчание.

- Папа? Ты здесь?

- Пап? Папа? Скажи что-нибудь, пожалуйста.

Молчание. После чего я понял, что он слушает. Что сказал Питер, не заняло слишком много времени, но на этот раз, когда он положил трубку, у него было неопределённое выражение лица.

- Что он сказал? - спросил я нетерпеливо.

Он колебался.
- Я думаю... думаю, что он может измениться. Я не уверен, но он сказал, что никогда не понимал, что между нами может быть любовь. И, думаю, всё, что ты ему сказал - заставило его по-настоящему задуматься.

Он задумчиво смотрел на меня.
- Ты говорил серьёзно? - спросил он довольно резко.

- Джеймс... ты же знаешь меня так хорошо и задаёшь такой вопрос! Да, конечно я серьёзно. Что заставило тебя сомневаться?

- А что было бы, если Марк не умер?

- Я.. я не знаю. Мы были вместе потому, что просто узнали это друг о друге. Я имею в виду, мы наслаждались, и нас влекло друг к другу, но, я думаю... нет, уверен теперь... что я не знал его, как я узнал тебя.

Это было необычно. Случилось то, о чём я никогда не думал об раньше. Марк был единственной моей болью из прошлого, которую я пережил, и которая не пропала даже после появления Джеймса. Это был принципиальный вопрос мне, я думаю.

- Так что, если бы вы познакомились поближе, ты бы игнорировал меня?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: