ТАИНСТВЕННЫЙ МАЛЬЧИК СПАСАЕТ ПОСТРОДАВШЕГО

Мальчик, который пожелал остаться неизвестным, потому что он, будучи несовершеннолетним, распивал спиртные напитки в пабе с взрослым приятелем, спас жизнь жертве жестокого нападения прошлой ночью. Мальчик, примерно шестнадцати лет от роду, оказался свидетелем инцидента, в котором известный криминальный авторитет нанёс серьёзные травмы своему спутнику, 22-х летнему Кентону Дрю. По-видимому, это было немотивированное нападение. После инцидента мальчик невозмутимо оказал первую помощь, остановив сильное кровотечение из раны, на которую позже наложили швы. Отвечая на вопросы приехавшей позже полиции, мальчик сказал, что он обучался в Ассоциации скорой помощи Святого Иоанна. Полиция выследила нападавшего, и теперь он отвечает на их вопросы.

- Чёрт возьми, - проронил Джеймс. - Как много лжи. Я ни с кем не говорил и он бы всё равно выздоровел, перевязал бы я его или нет. И я не таинственный. Но это хорошо, что они подумали, что мне шестнадцать. Имей в виду, они думают, что ты - пожилой человек, Мартин.
И мы погрузились в приступы смеха.

- Надеюсь, что у вас нет неприятностей с полицией, у вас двоих, - сказала мама. - Мне никогда не нравилось, что ты поощряешь Джеймса пить, ты знаешь это.

- Никто его не поощрял, он сам такой, - ответил я.

- Ты знаешь, что я имею в виду.

- По-любому, мы не попали в беду, так что это не проблема. Полисмен говорил с нами и всё в порядке, это он сказал нам, что мы плывём не туда.

Казалась, она примирилась с этим. Прошли те времена, когда всё автоматически признавалась моей виной. Мы ещё проговорили некоторое время, и, в конце концов, решили, что нам лучше трогаться в путь.
Чуть позже случился военный совет, на котором мы узнали, насколько успешны были их переговоры. Перспективы для наших обеих семей оказались очень хорошие.
- Кто знает, - сказал папа, - возможно, что через несколько лет мы будем в состоянии позволить себе подобную лодку, но это только между нами.

- Считайте, что я в команде, - быстро сказал я. - И Джеймс, как член команды и знаток первой помощи.

Они рассмеялись.
- Надеюсь, что в следующий раз вам не придётся делить кровать, - сказала Дорин. - Это не могло быть хорошо для вас двоих.

- О, с Джеймсом было хорошо.

- О, Мартин был окей.

Эти две фразы вышли одновременно.
Они опять рассмеялись.

- Сейчас среда, после обеда, - объявил я вдруг, подумав, что лучше сменить тему. - Если мы хотим вернуться к субботе, нам лучше поторапливаться. Я упустил из виду маленький факт всеобщего возбуждения.

- Как долго возвращаться назад? - спросил папа.

- Немного меньше, чем добирались сюда, потому что мы знаем, что делать. Я подумал, что мы сможем вернуться назад по главной линии Гранд Юниона[часть Британской сети каналов.], чтобы таким образом завершить путешествие.

- Окей. Это значит, что нам нужно спешить?

- У нас есть два с половиной дня на то, что мы сделали за четыре, которые плыли сюда.

- Что?

- Не волнуйтесь сильно. Мы немного слонялись по пути, и не забывайте, что последние два дня были медленными из-за того, что мы были только вдвоём.

- Тогда нам лучше побыстрее отчаливать. И плыть до тех пор, пока не станет слишком темно.

Не теряя времени, мы отправились вниз к шлюзу Эштона, затем к притоку Дигбета и шлюзу Аштид, чтобы попасть в Гранд Юнион у Бордесли.
На этом участке большая часть канала и большинство шлюзов находятся под зданиями с квартирами и офисами, опирающимися на огромные бетонные сваи. Это жутковатое ощущение узнавать, как двигатель резонирует от бетонных стен и потолков, и что есть люди, живущие и работающие над вами. Было очень приятно вновь оказаться на открытом пространстве, даже если это тёмный переулок Бирмингема, приветствующий вас. Мы по очереди сменялись у руля и при шлюзовании и всю второю половину дня и ранний вечер с радостью занимались этой работой.
В Олтон мы приплыли практически неожиданно, в гораздо более приятную местность, состоящую в основном из лесистых рощиц, отсекающих от мирного канала все прежние ужасы, хотя и пропускающих сквозь кроны слишком мало необходимого света вниз. К счастью, мы не повстречали других лодок. У следующего моста, где паб расположился в стороне от шоссе, мы остановились. Не слишком скоро, потому что матери были заняты на кухне и тревожно выглядывали, чтобы пронаблюдать, как мы будем швартоваться.
Потом мы поели и помылись, и наш визит в паб около десяти вечера был только ради выпивки. Я с интересом заметил, что выбор Джеймса пал на безалкогольные напитки, и я оказался не в настроении на большее, чем пинту, впрочем как и остальные.
Ложиться спать вместе с другими людьми на лодке по прошествии последних двух ночей было довольно странно, но как-то успокаивало. Я не знаю, чувствовал ли Джеймс то же самое, но, хотя мы знали, что не сможем больше бродить повсюду и шалить, как мы к этому привыкли, мы могли просто вернуться в нашу комнату и ощущали себе в несколько большей безопасности.
Почему я почувствовал свою сущность только в девятнадцать?..

И мы вернулись в нашу каюту, и он тотчас же развернулся и посмотрел на меня, и я взглянул в ответ, и улыбка появилась на его лице, очень медленно, до тех пор, пока вся его физиономия не ожила и не засветилась удовольствием... от моего вида? Я так ещё и не понял, что он видел во мне, я могу сказать то же самое и сейчас, в момент, когда всё это пишу.
Мы, конечно же, обнялись и медленно помогли раздеться друг дружке, и под конец, встав так, что мы соприкоснулись повсюду, в то время как наши руки исполняли древние грациозные танцы исследования и ощупывания тела своего партнёра. После интенсивного массажа, сопровождаемого поцелуями и интимными прикосновениями, мы рухнули на кровать. И, конечно же, было невероятное, громаднейшее удовольствие, и удовлетворение, и желание, чтобы это никогда не закончилось.
Я понимал, что вскоре мы должны будем неизбежно освободиться, и ему это тоже потребуется, поэтому его лицо исчезло от меня. Его тело в поле моего зрения развернулось ко мне другой своей частью, чтобы наши рты смогли вовлечься в игру там, где в них больше всего нуждались, и там, где они продемонстрировали бы большую любовь, нежели изучая друг дружку. И постепенно его действия в отношении меня достигли ещё более высокого уровня ощущений, и, наконец, как я понял по движениям, звукам, и струям горячей жидкости у себя во рту - это случилось с ним, и я прижал его к себе, заставив проникнуть внутрь себя поглубже, и осознание его взрыва у меня во рту заставило меня сделать то же самое у него.
Невзирая на необходимость отдыха и восстановления, несмотря на наступившую реакцию, каждый из нас смог кончить ещё по разу быстро истощающейся эрекцией. На некоторое время мы отделились друг от друга.
Но вечерняя прохлада дала о себе знать на наших вспотевших и покрытых испариной телах, и, после того, как остальная часть лодки погрузилась в молчание, мы залезли под одеяло, поцеловались ещё раз и заснули.

Утром я проснулся вместе с рассветом, событие настолько редкое для меня, как и яйца в гнезде кобылы. Я лежал лицом к нему, а он - лицом ко мне. Я долгое время просто наблюдал за ним, зная и любя каждый изгиб его невероятно юной внешности, ещё беззащитной, лица, удивляющего силой ума, которые ещё развивался, и тонкий интеллект, который управлял им. Я познал потенциал его реальной любви - не пробной, крутой мужской, которую, вероятно, демонстрируют большинство его одноклассников, а реальной, в которой почти с гордостью, конечно искренней, он признался и продемонстрировал мне, не только сейчас, на этих каникулах, но и раньше, тогда, в Эмбердейле. Если бы он был просто мальчиком с тем же характером, я бы всё равно привязался к нему. Но любовь, которую он дал мне наравне с моей к нему, привязала меня ещё сильнее и заставила меня захотеть продемонстрировать её ему ещё с большей силой. Что в свою очередь усилило его любовь ко мне. И поэтому наша любовь и уважение взаимно наполнялись, как это бывает между двумя любящими людьми.
Мне не хотелось, чтобы он когда-либо покидал меня.
И это привело меня к мысли о том, что его ждёт. И заставило меня понять ещё раз, что мы можем расстаться надолго. На годы. После Марка я знал, что мы не должны ничего показывать, чтобы наши родители забеспокоились по поводу нашей дружбы не раньше, чем он достиг бы возраста, когда закон разрешал, и в этот момент я бы с радостью объявил о нашей любви миру. Но только тогда, когда он будет думать и желать этого.
Но не уйдёт ли он от нашей любви, когда мы будем на расстоянии друг от друга? Я так не думал. Но это был колоссальный риск. При этой мысли я заёрзал в постели, и пара сонных глаз уставилась на меня.
Теперь настала моя очередь медленно улыбнуться ему. Я провёл пальцем по его щеке, и он слабо улыбнулся в ответ. Разве эти ощущения не говорят о глубоких чувствах? Или это было больше похоже на бессловесную торжественную музыку, неслышную никому кроме меня? Было ли это и в его сердце тоже? Была ли там эта музыка?

- Время душа? - спросил он, и это вернуло к моим первым словам по утрам, в те времена, когда мы делили постель в Эмбердейле, и заставило нас двоих рассмеяться одновременно и неожиданно громко.

- Егоза, - сказал я ему. Недоумение сменилось широчайшей фирменной улыбкой, когда он сообразил.

- Мы можем обняться? - спросил он с желанием.

Это было впервые, когда он спросил об этом у меня. До этого так не бывало. Мелочь? Возможно, но не для меня. Для меня это был один из первых знаков, неосознанно выданный им, о том, что он действительно нуждается во мне, так же, как я нуждаюсь в нём, и, будучи неосознанным, выданным просто по необходимости, и от этого ещё более честный. И да, зная о том, о чём только что написал, я был уверен в его любви ко мне. Но любящий человек в этих неосознанных маленьких знаках не нуждается.

И я подвинулся к нему, и мы обхватили друг друга, совершая небольшие телодвижения, чтобы устроиться поудобнее, наслаждаясь ощущениями, нежным запахом дыхания, который пробивающийся сквозь беззащитно выставленную кожу, после чего мы снова заснули.

До поры, когда раздался стук в дверь. Почти одновременно наши глаза распахнулись во всю ширь, словно восклицательные знаки и мы потрясённо уставились друг на дружку. Ни без усилия мы отделились, каждый к своей стороне постели.

- Входите, - разрешил я. Дверь открылась. И затем я почувствовал чудесный аромат поджаренного бекона.

Глава 23

Мы обрадовались, хотя и не привыкли к этому. К завтраку в постели то есть. Хотя должен заметить, что это совсем не то, что мне нравится. Слишком неудобно есть и появляется такое чувство лени, что это слишком даже для меня. Но в качестве благодарности за нечто особенное это один из самых отличных комплиментов, которые вы можете сделать тому, кого любите. Этот замысел предпочтительнее многих иных действий.
Мы поели почти молча, стараясь не пролить чего-нибудь на одеяло - это не легко, когда вы имеете дело с жидким желтком. Когда мы закончили, я заметил, что у него осталось немного на подбородке, и сказал ему об этом.
И очень длинный язык вытягивается изо рта вниз и слизывает. Должно быть, я выглядел очень ошеломлённо.

- Не удивительно, что тебе удаётся делать это мне, с таким-то языком!

- Это разве плохо?

- Нет. Но он длинный.

- Зато это моё преимущество, примерно как большой пенис.

- Я с нетерпением жду его. Но только не слишком большого, я надеюсь. Чтобы я смог поднять его одной рукой.

- Или ртом?

- Особенно ртом, - подтвердил я, и при мысли об этом моё сердце ёкнуло.

Через пять минут или чуть позже они отчалили, но мы были слишком заняты, чтобы обращать на это внимание. Примерно через полчаса мы снова оказались обессиленными и довольно влажными во многих местах, даже не смотря на то, что мы старались обойтись без этого. Он коротко рассмеялся.
- Мне никогда не было так приятно после завтрака. Мммм. Могли бы мы заниматься этим почаще?

- Мне хотелось бы этого.

Мы очутились на палубе почти во время, чтобы избежать неприятных расспросов, несмотря на то, что мы находились на лодке последние два дня только вдвоём. Впереди маячили шлюзы Кловли, и я по опыту знал, как тяжело, медленно и утомительно они проходятся. Их всего пять, но знайте, что они там есть. Шлюзы особого типа, можете вы сказать.
Мы плыли дальше, периодически сменяясь у руля. Мы прошли Кингсвудский перекрёсток, где мы вплыли в Страдфордский канал, туннель Шревли, который показался таким коротким после Кингс-Нортоновского, что мы едва заметили его.
В верхней части Хаттонского каскада шлюзов мы приостановились.

- Паб - радостно заметил Джеймс.

Но мы не высадились, мы продолжили плыть по нашему обратному пути через шлюзы, перехватывая бутерброды и запивая их галлонами чая, потея над первыми пятнадцатью из двадцати одного тяжёлого, широкого шлюза. Мы остановились только после него, хотя осталось ещё "просто" шесть шлюзов до конца каскада, и папа произнёс:
- Проклятье.

Питер посмотрел на него.

- Кровавые английские законы лицензирования. Они закрыты.

Мы все нуждались в пинте пива.
Таким образом, нам пришлось сражаться с оставшимися шестью шлюзами под шумной дорогой А46, из-под которой мы выбрались к мысу Доброй Надежды.

- Чувствуется, что мы обогнули мыс Горн, а не мыс Надежды, - устало произнёс мой отец. - Не может быть, чтобы они все были закрыты, верно?

- Нет, папа, - заявил я, - уже с полчаса. Мы могли бы пополнить запас воды и избавиться от мусора. Можем сделать это и без вас.

- Слава Богу, - сказал он. - Мой сын пожалел своего бедного, старого отца.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: