Кто бы сомневался – если судить по ночи. Я надел чистые трусы.
– Вставай, поможешь мне с завтраком.
– Начинай, я потом присоединюсь.
– Что, когда все будет приготовлено, съедено и вымыто? Ну уж нет! – Я снова подошел к койке, схватил одеяло и потянул в сторону. Джеймс, не ожидавший бокового рывка, держался за верхний край, и большая часть одеяла оказалась на полу, открыв ноги и предмет, который скрывала. Я хмыкнул, не очень зная, что сказать. А, была не была:
– Ха! У Джеймсика стоит! – сказал я, глядя на выпуклось на трусиках.
– Мартин, заткнись.
Я не решился задержать взгляд – того гляди сам отреагирую!
– Подумаешь, – бросил я, отворачиваясь. – Обычная утренняя мачта.
– Как? – спросил Джеймс более нормальным голосом.
– Утренняя мачта. Фантомная эрекция при утреннем пробуждении. Я думал, ты знал.
– Я думал, это только у меня. Она у меня часто.
– Все нормально, об этом даже в книжках пишут. Я сам читал, так что точно знаю, что не у одного меня! Она еще во сне бывает, но если тебя не разбудят среди ночи, ты даже не узнаешь.
– А, у меня так было. Меня разбудил телефон – ошиблись номером. Я так и не вспомнил, что за сон мне приснился. И целую вечность сгорал со стыда.
– Нечего тут стыдиться, это естественная вещь. У меня тоже бывает с утра, сколько угодно. – Интересно, я его этим успокоил? Он слез с кровати, по-прежнему с оттопыренными трусиками (я украдкой подглядел).
– Мартин…
– Да?
– Помнишь, в Эмбердейле, когда мы мылись вместе и все такое?
– Да?
– Ты потом не стыдился?
– Вот еще. С какой стати?
– Ну, это же как-то… ненормально.
– Чего! А ты, значит, потом стыдился? Может, ты и в Эмбердейле мучился?
– Да нет, мне очень нравились такие каникулы. Особенно, что ты у меня был как большой брат. Ты был замечательный брат! Прямо как родной…
– И тебя не смущало, что мы там это… ходили голые?
– Ничуточки! Мне нравилось. А тебе?
– Да. Конечно. Так почему ты потом решил, что это было ненормально?
Джеймс стушевался.
– Ну, ты был мне как брат и все такое. Я был в восторге, я ужасно гордился, что дружу с тобой, но потом… когда я стал старше… я как-то засомневался.
– Почему? – Я вступал на тонкий лед. Джеймс замялся.
– Да так как-то, – сказал он, отворачиваясь.
– Джеймс, не увиливай. Тебе кто-то что-то сказал, да?
Джеймс посмотрел на меня с несчастным видом.
– Один тип сказал, что ты, наверно, гомик.
На этот раз пауза возникла по моей вине, потому что живот у меня сжало. Клещами.
– И что ты ему ответил? – выдавил я, стараясь не очень выдавать свое состояние.
– Что я так не думаю, и вообще ты мой друг. И еще я его ударил.
Я рассмеялся, больше от облегчения.
– А сам потом начал сомневаться?
– Нет… Не знаю. Он считал, что ходить голым – бр-р-р.
– Ну и дурак. Помнишь, что говорил доктор… помнишь, как мы все…
– Помню. Но я был маленький. Может, маленьким ничего, а…
– Да какая разница! Там были парни и старше нас. А мой папа, помнишь?
– Да, действительно. Дурак он, правильно я ему врезал.
– Точно, – сказал я с облегчением. – Лично я не возражаю, если приятный мне человек ходит при мне голым.
– Я тоже. Но все-таки мне теперь… не в данный момент, когда у меня это самое, а вообще… лучше не… Да?
– Да почему? Джеймс, мы по-прежнему мы! Ходи голый, сколько хочешь.
– А то такая морока, переодеваться под полотенцем, – поспешно добавил Джеймс. – Кстати, тебе у меня вообще поздно спрашивать, ты уже тут бегал смотреть на «Мерлина».
– Ой, прости. Ну, мы договорились, будем разгуливать голыми? Когда одни.
Приободрившийся Джеймс снял трусики, и освобожденная эрекция хоть и успела немного убыть, резво выпрыгнула из-под ткани.
Доиграюсь до сердечного приступа, подумал я. Мое сердце совсем расшалилось.
На свету Джеймс был само совершенство. Он превосходил меня в четырнадцать лет, не на сто очков, но превосходил. Непосредственно над имелась полоска светлых, нежного вида волосиков. А непосредственно под… Они просились в руку – побаюкать на ладони, обласкать восхищенными взглядами – эти два юных, гладеньких, отодвинувшихся от корпуса и обрисовавшихся под кожей грузика. Уходящие вниз длинные стройные бедра и уходящий вверх плоский живот дополняли картину до абсолютного совершенства.
– Тебе точно не противно? – спросил он. Эх, да ты можешь ходить так весь день, и я весь день буду любоваться…
– Не. Кстати, тебе у меня уже поздно спрашивать. А у тебя само проходит?… Или ты ему помогаешь?
– Когда как. Что значит «помогаешь»?
– Я же тебе тогда демонстрировал. Помнишь?
– А… В смысле… А, э… а ты и сейчас это делаешь?
– Да все это делают, разве что молодые чаще, чем старики.
Джеймсу было не просто переварить мои слова:
– А я думал, это только мы с тобой… и сыновья доктора.
У меня сжались губы. Даже спустя пять лет мне не хотелось вспоминать о том, что сделал этот тип.
– Все дети так думают, хотя на самом деле это самая обычная вещь. И даже парочки это делают, друг другу.
Джеймс проглотил и это.
– Так что же, значит, это ничего?
– Это абсолютно безвредно. – Если не вмешаются невежественные взрослые и не начнут внушать, как это страшно, добавил я мысленно.
– И даже когда друг другу?
– Парочки? Сколько угодно. Даже два парня могут, если родственные души.
Возникла пауза. Я не хотел напирать на тему влечения мужчины к мужчине, не хватало испортить неделю каникул, прекрасной дружбы и братства. Я надеялся, что в смысле братства еще ничего не потеряно. Джеймс же просто глубоко задумался и в этой задумчивости пошел к выдвижным ящикам за своей одеждой. Мы оделись молча, и я уже начал опасаться, что зря заговорил про родственные души и взаимную мастурбацию. Впрочем, у меня не было чувства, что тема закрыта. Просто сейчас было не время.
А еще мы ни разу не упомянули о Марке.
Глава 18
Наши родители проснулись на запах кофе и жареного бекона.
Моя мама сперва испугалась (как она потом рассказала), что это родители Джеймса решили всех обставить и превзойти своим совершенством.
Посланный на разведку папа обнаружил на кухне нас и почти готовый завтрак.
– Мы хотели разбудить вас в последний момент, – объяснил я любезным тоном. – Сходи за мамой, а то нам некогда. Ссылки на неумытость и ночную рубашку не рассматриваются. Джеймс, сходи потормоши своих!
– С превеликим удовольствием! – И Джеймс метнулся в сторону каюты своих родителей.
В конце концов, подгоняемые нами с Джеймсом, сони добрались до стола.
– Папа, мы уже столько лодок пропустили вперед себя, – сказал Джеймс. – Одну Мартин узнал, он на ней раньше плавал. Нам надо спешить, чтобы не опоздать к первой встречной.
– Зачем нам встречная? – спросил его отец.
– Чтобы шлюз был в нашу сторону.
– Чего?
– Ну папа! Ты же вчера прошел несколько шлюзов. Ну чего тут не понять! Если люди поднялись нам навстречу, за ними шлюз уже полный. А если мы уже стоим их дожидаемся, они даже створки не станут закрывать. Мы сэкономим время и воду.
Питер подумал и понял.
– А если бы мы шли вверх, было бы то же самое, только наоборот! Ясно. Умно! Надо полагать, вы задумали вдвоем снять все сливки на отрезке до вчерашнего паба, а нас оставить бриться-прибиратья, да?
– Вообще-то, пап, помощь нам не помешает. Если один будет рулить, а другой в одиночку управляться с восемью шлюзами, это не смешно.
– Ладно, будь по-твоему. Мы же сами говорили, что хотим встать пораньше. Что скажете? – повернулся он к своей жене и моим родителям.
– А что бы вы хотели, девушки? – спросил мой папа.
– Вы с Питером можете заняться уборкой, а мы что-нибудь накинем на себя и покажем, как обращаться со шлюзами, правда, Дорин?
– Это идея. Займем мужчин делом.
– Джордж, я так и знал! Уже спелись!
В результате Джеймс взялся за румпель, а я мысленно пожелал ему поскорее восстановить вчерашние навыки. Он, конечно, в свое время порулил швертботом, но нынешняя лодка раз в шесть длиннее. Мы с матерями поспешно готовились отчалить; я насилу успел скомандовать, чтобы сначала вытаскивали колышки из земли, а уж потом отвязывали веревки – так у человека больше шансов привыкнуть к мысли, что нехорошо забывать колышки на берегу. Я в свои первые несколько каникул уже назабывал расчальных колышков, хватит!
Впереди показалась встречная лодка, ей до нас оставалось два шлюза. Джеймс завел двигатель, не забыв сначала, причем безо всяких напоминаний с моей стороны, проверить все что надо. Это он молодец. Тут Джеймс увидел, как под мост позади нас входит лодка, идущая в нашем направлении, и велел нам поскорее оттолкнуть его и бежать к шлюзу, если мы не хотим отстать. Дорин с испугу так толкнула, что все чуть не попадали в воду; потом Джеймс чуть прибавил газу и заложил дугу к шлюзу. К счастью, ветер был несильный, а то бы он не увалил от берега. Я успел предупредить Джеймса насчет сноса, и он сейчас целился в шлюз с упреждением.
– Заводи нос в устье, только нежно, – крикнул я с берега.
Джеймс улыбнулся и сбавил ход почти до дрейфа. Догоняющая нас лодка быстро приближалась. Я проорал рулевому, покрывая звук двигателя:
– Сюда идет встречная, она через шлюз от нас. Пусть дойдут до нас; сейчас шлюз не в нашу сторону.
Рулевой поднял руку в знак понимания и переключил на реверс, чтобы погасить скорость. Я понимал, что дальше наша 60-футовая лодка уже не поместится ни с кем вдвоем ни в какие шлюзы, но на этом магистральном отрезке такая возможность была, и я собирался сэкономить максимум воды.
Я привязал конец к одному из кнехтов у верхнего конца шлюза, а Джеймс удерживал лодку, чтобы не крутилась. Мы терпеливо дождались, пока встречная лодка вошла в шлюз и стала плавно подниматься по мере заполнения камеры. Мы с матерями дружными усилиями отворили тяжелые створки, сделав работу и за наших попутчиков; те стали благодарить. Как водится, береговая часть экипажей перемешалась и обменялась комплиментами в адрес лодок. Когда встречная лодка очистила дорогу, я стянул канат с кнехта, Джеймс дал немножко газу и завел лодку в шлюз. Попутная лодка вошла рядышком, мы закрыли створки, и лодки начали опускаться.
Мы прошли на пару все восемь шлюзов, как по маслу. Любопытно, что у наших попутчиков оказался аналогичный возрастной состав, только в их экипаже было не два сына, а две дочки. Симпатичные; мне даже подумалось, когда старшая крутила ворот затвора, вдруг случится чудо, и она заметит мое существование. Я попробовал заговорить (на тему тяжелых механизмов) и не успел оглянуться, как оказалось, что мы нормально беседуем о разных пустяках. Я сам себе удивлялся, как это у меня так ловко получилось.
В какой-то момент, когда мы с ней оказались на разных сторонах шлюзовой камеры, я взглянул на Джеймса, бессменного рулевого. Вид у него был хмурый. Не то сосредоточенный, не то сердитый. На меня он не смотрел. Поскольку в данный конкретный момент делать ему было нечего, я решил, что он, может, получил афронт от младшей из девочек. Впрочем, она не была рулевым, она помогала на шлюзах. Джеймс поглядывал на нее, но они не разговаривали. Нет, тут другое; может, это Джеймс о чем-то задумался. Но мне уже было не Джеймса, пора было снова открывать створки и опускать затворы.
Когда мы вышли из нижнего шлюза, «работяги», как назвал нас Питер, получили в награду по чашке чая. Питер с моим папой не теряли времени на борту. Они все вымыли, а потом все подмели, и теперь с читой совестью были готовы выглянуть на свет.
– Джеймс, тебя сменить? – спросил его отец, увидев, что сын зевает и трет глаза.
– Да, пожалуйста, – ответил Джеймс и скрылся в лодке без дальнейших комментариев. Питер озадаченно посмотрел ему вслед – тоже, наверно, заподозрил неладное. Я убедился, что Питер благополучно рулит под пристальным присмотром Дорин и мамы, и тоже отпросился под предлогом естественной надобности. Я прошел через кухню и заглянул в нашу общую каюту. Никаких следов. Я сел на койку, размышляя, что с ним такое. За стеной спустили воду, Джеймс открыл дверь в каюту, увидел меня, сказал «Ой!» и вознамерился пройти мимо, обратно на палубу.
– Джеймс… погоди. – Надо было выяснить, что случилось.
Джеймс остановился.
– Что?
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|