На лодке родители уже ложились.

Все пожелали друг другу спокойной ночи, и мы с Джеймсом удалились в свою каюту. Я сел на кровать и потянулся, громко зевая и собираясь посмотреть, как он будет раздеваться. Эта мысль мне так нравилась, что мое тело угрожало ее выдать.

– Надеюсь, ты не станешь делать так ночью, а то ты врежешь мне по лицу!

– Ты о чем?

– О том, как ты вытягиваешься. – Это он не про мою эрекцию?… а, это он про то, что я так потянулся.

– А что, это мысль.

Джеймс сел рядом и нагнулся развязать шнурки. Я начал с футболки, потом снял носки и положил их на полку. Оглянувшись, я увидел Джеймса, стоящего в одних уай-фронтах* – кстати, их карманчик был полон, – а вся его одежда валялась вокруг.

– Вот неряха, – сказал я нетвердым голосом.

– А что? Так утром быстрее одеваться.

– Утром ты это не наденешь.

– Что же, мне весь день ходить голым? Перед твоими родителями?

– А без них бы ты мог?

– А что, на островах мы это делали. И дома я так делал. Но здесь, пожалуй, не стану. Ладно, не ворчи, сейчас уберу.

Пока Джеймс убирал одежду, я не мог не отметить поразительный контраст: совершенно мальчишский вид Джеймса со спины, в отличии от юношеских черт, заметных в других ракурсах. Я отметил это и раньше, когда он был в физкультурных трусах. И снова поразился, как же мне повезло опять оказаться в постели с таким замечательным молодым человеком… Но я мысленно предупредил себя не поддаваться искушениям… Что было естественно, приемлимо и даже желанно во времена Эмбердейла, теперь следует считать запретной территорией. Тогда мы оба были детьми. Я, положим, остался, каким был, но Джеймс теперь другой человек. Пусть он не очень изменился душой, но его детская невинность осталась в прошлом.

Я снял штаны, сложил их и убрал на ту же полку. Поскольку Джеймс и не подумал этак непринужденно выпрыгнуть из трусиков и залезть в постель голышом, как он поступал в моем номере в Эмбердейле, я тоже не стал снимать свои. Пока я стоял у гардероба, убирая то, что я с себя снял, Джеймс попытался спихнуть меня с дороги бедром.

– Ты чего? – спросил я.

– Мне надо пройти, а ты стоишь на дороге. Это я так попросил тебя подвинуться.

– Понятно. А если я отвечу тем же?

– Я пойму это как отрицательный ответ.

– Полный словарь жестов, публикуется с любезного разрешения Джеймса Эванса. 16 фунтов 99 пенсов. Первый раз о таком слышу. И что еще вошло в этот том?

– Много всего. Например: если ты не ляжешь сию секунду, я буду щекотать тебя под ребрами, пока ты не сдашься. Вот так. – Он сопроводил объяснение наглядной демонстрацией.

– Ладно, ладно, ложусь. – Я лег с краю, как мы договаривались. – Но кто последний, гасит свет.

– Черт. А где выключатель?

– Вон там, рядом с кроватью.

– Ты нарочно? За это тебе еще один раз под ребрами. Постой… Я же буду у стеночки! Совсем забыл. Тебе придется терпеть, что я полезу через тебя.

– О нет, только не это! – сказал я с притворным ужасом.

Джеймс встал на кровать коленками, перенес одну ногу через мое покорное тело и попрыгал верхом на мне, как будто ему все еще было девять лет. – Это тебе за наглеж.

Я поднес руки к его бокам и пощекотал мальчика под ребрами, не давая увернуться. Джеймс беспомощно извивался, а потом упал на спину. Я поспешно отпустил его.

– Какое коварство, – выдохнул Джеймс. – Запомнил, что я боюсь щекотки!

– Просто проверил. Можешь отплатить той же монетой!

– А где у тебя щекотные места?

– Так я тебе и сказал!

– Ладно… посмотрим. Пятки? Я не достану. Под мышками, как ты меня? – Он попробовал, но я изо всех сил постарался лежать пассивно. – Знаю я одно место, которое точно отреагирует.

– Да? Это где же?

– Гм… пожалуй, пока не стоит. Поберегу до будущих дней.

Я поднял брови, и мысленно, и физически. Неужели Джеймс имел в виду… Неужели он хотел взяться за старое? Или просто шутил? Или вообще думал о другом, совсем не о том, о чем думал я?

– Жду не дождусь, – попробовал я наобум.

– Может, и дождешься. Там видно будет.

Я натянул на нас одеяло, больше для прикрытия, чем от холода.

– Так ты гасишь свет?

Джеймс вдруг притих. Наверно, он испугался, что заигрался.

– Ага. Спокойной ночи, Мартин. – Его рука коснулась меня и пожала мне плечо.

– Спокойной ночи. Приятных снов. – Сначала я не решался вернуть этот дружеский жест, но потом рискнул и слегка пожал Джеймсу плечо – дальний отголосок наших объятий в моем номере в отеле. Потом мы отвернулись друг от друга, и вскоре с той стороны кровати уже доносилось ровное дыхание. Я еще полежал, не переставая благодарно изумляться обстоятельствам, снова приведшим нас в одну постель. Мое тело реагировало на эти мысли весьма необычно. Ожидавшейся буйной эрекции не случилось, но из него из мягкого сочилась жидкость, которая обычно выделяется перед оргазмом, и конца этому не было видно. Я порадовался, что на мне есть, во что ей впитаться, и понадеялся, что это прекратится, когда я засну. А то утром у меня будет проблема.

Наконец, не выходя из эйфории, я уснул.

***

Где-то посреди ночи я почувствовал, как Джеймс перелезает через меня.

Возвращаясь в кровать после похода в туалет.

Я не подал виду, что не сплю, и остался лежать на боку лицом к середине кровати. Тихое и сладко пахнущее дыхание Джеймса легонько касалось моей щеки, потому что он лег лицом ко мне. Я вздрагивал от наслаждения, и на этот раз моя кровеносная система решила выделить дополнительные ресурсы своему фавориту, и привилегированный член моего тела начал удлинняться.

Дыхание на той стороне кровати замерло, и моего плеча снова коснулась рука. Я не шевельнулся. Рука отодвинулась, но через мгновение я ощутил тепло ниже груди, чуть выше талии. За теплом последовало прикосновение, и палец за пальцем ладонь Джеймса легонько легла мне на живот. Полежав на месте, она осторожно перехала к резинке трусов, где помедлила, немного дрожа.

В голове у меня наступило смятение. Не может быть, чтобы Джеймс делал это во сне – ведь он только что вернулся в каюту. Нет, думал я, он не спит. Я не знал, что делать. Может быть, лучше не делать ничего.

Я боялся смутить его и отравить нам обоим всю поездку, и вообще поставить под удар нашу дружбу.

С другой стороны, это будет самый невинный выход.

Но ведь я не был против его прикосновений, и вообще он часто это делал в девять лет. И разве это не то, о чем я сам мечтал? Но могу ли я сделать то же?

В итоге я решил не делать ничего. Может, ему сейчас и так хорошо.

Он тихонько перевел руку мне на трусы и дошел до бугра, который, вероятно, являлся целью путешествия. Медленно и легко, избегая внезапных движений, он сомкнул пальцы на верхушке, где должен был справедливо предполагать кончик, потом провел вниз. На это деликатное нежное ощупывание мое тело отреагировало дополнительно. Джеймс медленно повернул ладонь, устроив лодочку для моего пассажира. Я слышал его мелкое частое дыхание, возбужденное от сладостной нелегальности творимого. Интересно, подумал я, в каком состоянии его собственное тело. И как оно вообще теперь выглядит. Джеймс продолжал свое дело, и я все больше укреплялся в мысли, что мне еще представиться возможность изучить этот вопрос…

Должно быть, для него явилось сюрпризом, что в его ладони перестало помещаться столько, сколько помещалось минуту назад, и что не все подрагивания шли от его собственного тела. Выпуклось, которую он пытался обхватить, росла. Наверно, он заподозрил, что я проснулся и сейчас пойму, что он делает, потому что отдернул руку и замер, не убирая ее далеко, но уже не касаясь.

Я тоже растерялся. Я все еще не был уверен в его намерениях и желаниях. Вдруг им двигало простое любопытство? Я теперь был просвещен насчет противозаконности любых поползновений с моей стороны, и знал, чью сторону все займут, если я заявлю, что Джеймс первый начал. Если бы я подумал об этом в Эмбердейле, массы вещей никогда бы не случилось. Особенно между мной и Марком. Эх-х-х!…

Я ничего не сделал, только простонал и заворочался, не потому что устал лежать на боку, а потому что хотел приблизить руки к трусам, чтобы уменьшить давление натянувшейся ткани. Через некоторое время Джеймс снова пошевелился, но, к моему разочарованию, он не возобновил свое путешествие, а осторожно сел, и остался сидеть неподвижно. Интересно, могу ли я незаметно приоткрыть глаза? Я постарался сделать это с максимальной осторожностью, чтобы не выдать себя движением век. Но я мог не опасаться. Взгляд Джеймса был прикован к его собственной эрекции – она выглядывала из его уай-фронтов, доставая блестящей макушкой выше пупка. Джеймс смотрел на него как завороженный, а я тем более. Это было чудесное зрелище, давно я не видел ничего столь восхитительного, и меня снова охватили братские чувства, и радость, и изумление, что мальчик так развился за пять лет. То есть у тогдашнего Джеймса было все нормально, насколько я был осведомлен по части мальчишеских тел, но ничего выдающегося у него не было. А теперь появилось.

Его рука потянулась было к кончику его внушительного достояния, но на полпути передумала. Джеймс посмотрел на меня и, к счастью, не заметил моих приоткрытых глаз. И тут мне на радость и на удивление на его лице медленно расплылась улыбка, пока он не спеша разглядывал меня. И если что и могло заставить меня поверить, что Джеймс находит во мне что-то привлекательное, так это эта улыбка. Я уже думал, что надо что-нибудь сказать, но тут он снова сдвинулся с места.

Он опять встал на кровать коленями. Пока он перелезал через мою якобы спящую особу, я был вознагражден близким ракурсом гибкого подвижного юного тела и горделивой стати, высовывающейся из трусиков. Потом Джеймс снова направился к двери, и я услышал, как он остановился, приоткрыл дверь и прислушался. Удостоверившись, он вышел, тихонько прикрыл дверь за собой и прокрался в уборную в соседнем отсеке.

Через тонкую переборку между ней и каютой я услышал глубокий вздох, потом на некоторое время воцарилась тишина. Но вскоре я начал различать ритмичный звук и понял, как Джеймс решил распорядиться своей эрекцией.

Способом, о котором узнал на каникулах в Эмбердейле. От меня!

Вспомнив о событиях последних минут, я горько пожалел, что никак не отреагировал на действия Джеймса. Может, сейчас мы уже помогали бы друг другу…

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: