В результате поисков он обнаружился на кухне, где молодой человек следил за закипающим чайником. Рядом стояла шеренга кружек, и в каждой лежало по пакетику чая.

– Ну ты гигант! – восхитился я. – Как ты догадался, что я умираю от жажды?

– А я сам тоже. Хорошо, что ты заглянул. Скажешь, как твои пьют чай.

– Желательно из какой-нибудь посуды. С молоком, и по одной ложке сахара.

– Ха-ха. А можешь всем сказать, что через две минуты всех ждет по кружке чая?

– Ладно. А ты не забыл, что тебе еще надо занести свое барахло?

– Оно в маминой-папиной каюте. Но я должен его забрать. Слушай, раз уж ты все равно идешь туда, может, перенесешь мои вещи?

– Ну, раз уж ты готовишь чай, ладно. Между прочим, если тебе интересно, мне полторы ложки сахара. – Я прошел всю лодку из конца в конец: мимо нашей каюты, первого туалета, каюты мамы с папой, куда я сунул голову сообщить насчет чая, и до каюты Питера и Дорин.

– Джеймс готовит всем по кружке чая, можете приходить, как будете готовы. А еще, можно мне забрать остальные его вещи в нашу каюту?

– Готовит чай? Фантастика! Дома от него не дождешься. Да, Мартин, спасибо. Вот эти две сумки его. Кстати, пока ты здесь… Мы с Питером говорили о вашем положении. Ты правда не возражаешь против такого соседства? Одно дело товарищ по играм, другое дело спать в одной кровати!

– Да нет, все в порядке. Все-таки он еще не противный старый ворчун, правда? Скорее странно, что он не возражает против меня. Наверно, он очень воспитанный.

– В день, когда наш сын сделается воспитанным, небеса упадут на землю, – сказал Питер. – Нет, просто он о тебе очень высокого мнения. Я думаю, он только рад, как тогда в Эмбердейле.

– Ну, я тоже только рад. Я понимаю, это немного необычно, он все-таки уже не маленький, так что я не стал бы распространяться об этом в университете – а он точно не захочет, чтобы об этом знали в школе! Но пока это между нами, все ничего.

– Ну, значит, все в порядке. Хорошо. А то мы немного беспокоились. Можешь сказать, что мы явимся за спасительной кружкой чая с минуты на минуту.

Я забросил сумки в каюту и увидел, что Джеймс идет ко мне.

– Чай готов.

– Уже иду. И твои родители идут. Спасибо.

– Я принес тебе кружку. Можешь выпить за распаковкой.

– А я уже все распаковал. Потому и заметил, что твоих вещей нет.

– Ну, значит, посмотришь, как я буду распаковываться. Ты какую сторону кровати хочешь?

– А, неважно. Ты как, часто напиваешься?

– Что?

– Кто больше всех напивается, тот чаще всех бегает ночью, и поэтому хочет быть ближе всех к краю.

– Я вообще не бегаю ночью. Я не страдаю недержанием, не то что некоторые.

– Знаешь, по кое-кому вода уже плачет.

Джеймс выбрал себе место у стенки. Пока он распихивал вещи, я смотрел на него, не уставая поражаться, как из ребенка с самой обычной внешностью (не считая ухмылки) мог вырасти такой приятный юнош.

– Ты чего?

Я очнулся от своих мечтаний.

– А?

– Ты следишь за каждым моим движением. Я как на сцене.

– Ты сказал мне посмотреть, как ты будешь распаковываться. Это я такой дисциплинированный.

– Ах так? Прыгни в канал.

– …кроме тех случаев, когда требуется промокнуть.

– Так и быть, живи. Я все. Идем.

Он прошел за мной на кухню, где родители пили приготовленный для них чай. Они как раз иронизировали, что надо бы вставить эти кружки в рамочку как особое достижение Джеймса, когда пришел заведующий лодочной станцией. Он отказался от кружки чая, даже после того, как услышал, что ее приготовил Джеймс. Сослался на кучу дел. Он только хотел объяснить, как управляться с лодкой и шлюзами.

– Ты, что ли, – обратился он ко мне, – ветеран по части каналов?

– Это мой шестой поход, – объяснил я. – Если хотите поручить мне все объяснять по ходу дела, я готов.

– Лады. Заодно и вы быстрее от меня избавитесь. Короче, выражаю признательность и все такое, что вы согласились на другую лодку, да еще и не нашу. Кстати, я теперь полностью завишу от вас, что вы ее вернете, какой взяли. Владелец сделал нам огромное одолжение, не хотелось бы его подвести. Я ведь пообещал, что отдам ее только в хорошие руки. Мистер Эванс уверял, что вы соответствуете.

Мы пообещали беречь лодку, и поклялись, что мы очень ответственные и не подведем. Заведующий повеселел, объяснил, как обращаться с холодильником, нагревателем, двигателем и всем прочим, а под конец спросил, куда мы плывем. Услышав, что родители наметили деловые встречи в Бирмингеме и его окрестностях, он спросил, будет ли кто-нибудь оставаться на борту на ночь, для безопасности. Узнав, что мы с Джеймсом останемся, он пожелал счастливого пути и удалился.

– Для начала у румпеля лучше встать мне, – сказал я, – но я не смогу там стоять вечно, так что вы подходите и учитесь. На ближайших милях полно мостов, у вас будет хорошая практика.

– А что такого особенного в мостах? – спросил мой отец.

– А вот увидишь туннель под мостом, поймешь… Вообще-то, пап, можно подумать, что ты не видел мостов через каналы!

– Наверно, я видел их не с той точки зрения.

***

Вскоре я созвал всех к месту рулевого.

– Впереди мост! – объявил я. – Теперь слушайте, все не так сложно. Главное, не забывайте, что лодка поворачивается вокруг точки где-то в середине – корма идет туда же, куда румпель, а нос в противоположную сторону. Выравнивайтесь заранее, потом правьте прямо, и пройдете без сучка без задоринки. Единственное, не выключайте тягу, потому что рулите вы только за счет потока воды от винта. Без тяги руль не работает! А теперь посмотрите, как она поворачивается, и постарайтесь найти точку, которая остается неподвижной.

Перед мостом я сделал несколько преувеличенных маневров, чтобы показать суть, а потом вышел на курс и прошел по туннелю спокойно, как по открытому месту. Втайне я вздохнул с облегчением, что мне удалось это с первого раза на новой лодке, но остальным об этом знать было не обязательно.

Пока мы проходили скопление мостов, я каждому дал порулить. Потом мы подошли к калькуттской* лесенке из трех шлюзов, я объяснил предстоящий маневр и велел слушать тон двигателя, чтобы понимать, что я делаю, когда захожу в шлюз и останавливаюсь.

Мы вошли в камеру без больших проблем, разве что я забыл вовремя предупредить, что не надо было всем спрыгивать на одну стенку, а надо распределяться поровну слева и справа, чтобы было две команды для закрытия створок.

По моей просьбе все пошли пешком готовить следующий шлюз, и я был приятно удивлен, что отсек оказался готов к моему выходу из первой камеры. Джеймса оставили закрывать за нами, и он потом нагнал остальных бегом. После третьего шлюза я пристал к берегу, и все вернулись на борт.

– Вот и вся недолга, – объявил я. – Кто следующий?

– Я попробую. – В отличие от взрослых, Джеймс не колебался. Пять лет назад я учил его рулить швертботом. – Сейчас только, переоденусь в шорты. Мне уже жарко!

Так что я повел лодку вперед, а все спустились внутрь. Обе пары родителей появились на носу, подальше от шумного двигателя. Потом вернулся Джеймс, одетый в трусы для физкультуры, которые, наверно, были ему в пору лет в одиннадцать. В четырнадцать лет их способность защищать скромность сделалась чисто формальной. Он сильно вырос. На ребенке спортивные трусы свободно движутся мимо тела между ног. На Джеймсе они были лишены такой возможности.

– Уф, давно бы так, – объявил он. – А то совсем зажарился. Можно мне порулить?

– Да. Сейчас прямой участок, но ты попробуй немного пошевелить рулем и последить за носом. Между прочим, ты вроде собирался быть в шортах, а не в нижнем белье!

– Это шорты. Я в белье на публике не разгуливаю. Под ним все видно!

– Твои шорты не лучше. Между прочим, большинство современных людей все время ходит в белье, тем более на публике.

– Ха-ха. Смешно. Но это честные шорты, просто они мне стали малы. И вообще, жмется тот, кому нечего показать!

– Да, забыл сказать, – заметил я вполголоса, – что когда ты громко разговариваешь рядом с мотором, впереди все слышно. – Я заметил удивление на лицах Питера и Дорин. Видимо, для них оказалось сюрпризом, каким нескромным делается сын в их отсутствии.

– Упс, – сказал Джеймс вполголоса. – Спасибо за предупреждение. Воспользуюсь, когда захочу проехаться на твой счет.

Он взял румпель, но я на всякий случай остался рядом. Господи, неужели я в самом деле буду ночевать бок о бок с этим юнцом? Знаком ли вам такой покалывающий озноб, когда ужасно не терпится? Вот это самое я сейчас чувствовал. По всему телу.

Джеймс быстро освоил управление на нормальной крейсерской скорости – а я всем внушил, что бесполезно пытаться разогнаться больше трех-четырех миль в час*, потому что малое поперечное сечение водного пути не пропустит мимо лодки больший поток, и лишние обороты винта приведут только к тому, что лодка зароется кормой и поднимет большую волну.

Мы прошли еще несколько мостов и добрались до Стоктона, в котором планировали заночевать. Как всегда в дни школьных каникул, все стоянки вблизи паба были заняты, и нам пришлось пройти чуть не все шлюзы, пока нашелся свободный участок берега. Когда мотор выключился, наступила тишина, и все собрались на кухне.

– Я приготовлю ужин, – предложила Дорин. – У меня есть полуфабрикаты, которые нужно только разогреть. Если кто-нибудь из мужчин вызовется почистить картошку, я берусь сделать остальное. Только не все сразу, – добавила она, когда ее встретило молчание.

– Да ладно, – рассмеялась моя мама. – Я своих знаю. Им не терпится заглянуть в паб! Я останусь с тобой. Идите, не мешайте нам с Дорин. Но знайте, что мы не дадим приковать себя к плите, так что настраивайтесь на кухонные дежурства. Да, и чур кто готовит, посуду потом не моет.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: