Я закинул линейку с блокнотом обратно в чемодан и пошел под душ. Как он работает, я уже разобрался, настало время применить полученные знания.

В-с-с-с! Мне в грудь ударили тугие струи холодной воды. Я выскочил из ванны и принялся крутить вентили, пока не получил теплую воду, приятную для руки. Я снова забрался под душ, но теперь оказалось, что мое быстро остывшее тело находит эту воду несколько горячее, чем рука. Я снова покрутил вентили. Пошипев еще несколько раз, когда меня окатывала то слишком горячая, то слишком холодная вода, я наконец нащупал золотую середину и расположился под душем, наслаждаясь необычным ощущением. Вот почему, интересно знать, чем ниже попадают струи, тем больше все твердеет? Надо было бы снова сбегать за линейкой, только очень уж не хотелось прерываться. Оставаясь под струями, я начал традиционную игру и очень скоро достиг главного ощущения – сердце забилось, дыхание перехватило, а спина и бедра попытались согнуться под прямым углом, чему остальные части тела резонно пытались воспротивиться.
Потом глаза у меня закрылись, и я несколько резко сел в ванне, откинувшись на покатую стенку.

Придя в чувство, я помылся – обругав себя, что забыл проверить, не появилось ли белых
следов в ожидаемом месте. Теперь-то, конечно, вода все смыла. Черт. Ведь это мог быть первый случай. Я закрыл душ, вылез, наскоро вытерся и растянулся на кровати досыхать.

В дверь постучали. Я открыл глаза и обнаружил, что уже стемнело. Интересно, сколько я был в отключке? Я закоченел. Без одежды!

– Минуточку! – прохрипел я, пробираясь на ощупь к двери, где у меня висел халат. Запахнувшись, я отпер замок, ожидая увидеть за дверью кого-то из родителей.

Там стоял Джеймс, выставив вперед свою улыбку.

– Твои мама с папой подозревают, что ты забыл про обед. Меня послали, чтобы я тебя вытащил.

– А-а… Э-э… – сказал я, спросонок не блистая умом. – А ск… кх-м-м… времени?

– Полседьмого.

– Охренеть. Слушай, пойди скажи им, что я сейчас, а?

– А можно я тут подожду?

– Нет. Пойди скажи им.

– Ладно.

Хорошо, что удалось его спровадить. Не хватало еще мне натягивать в его присутствии трусы и прочее. Я оделся и поспешил следом. Мои родители сидели по соседству с Эвансами, и когда я вошел в зал и попал под негодующий взор отца, я быстро взглянул на Джеймса. Он бросил мне сочувствующий, как мне хотелось верить, взгляд. Я выслушал краткую лекцию шепотом о распорядке дня, и съел свою порцию в молчании.

После обеда закон тяготения свел нас вместе, его и меня. Мы были единственными детьми в отеле. Не то чтобы меня радовала перспектива провести все каникулы в обществе мальца, но он, по крайней мере, был ничего. Мы сыграли в карты, а в 9:00 его отправили спать. Я уже и забыл, в какую рань отправляют в постель детей. Меня отослали в 10:30.

--------------------------------------------------------------------------------

Он постучался ко мне ни свет ни заря, но я не ответил.

Он меня разбудил, и я был не в настроении демонстрировать манеры. Я задремал, но вдруг вспомнил про ялик. Я посмотрел на часы и решил, что лучше встать пораньше – не стоило раздражать папу, когда он собирался походить со мной под парусами.

Родителей нигде не было видно. Первые постояльцы уже спускались к завтраку, а моих не было. Как и его родителей. Я уже собрался пойти их всех будить, когда он слетел с лестницы и на полном скаку врезался в меня в дверном проеме.

– Извини.

Я посмотрел на него суровым взглядом. Его улыбка побледнела, как носовой огонь с севшей батареей.

– Я же извинился.

– Гм.

– Ты чего?

– Кое-кто меня рано разбудил.

– Ой, прости. Я думал, ты не спишь. Я хотел в туалет.

– А.

– А что ты сегодня делаешь?

– Хожу под парусом.

– Под парусом? На лодке?

Я не стал допытываться, на чем еще можно ходить под парусом, и просто кивнул.

– Можно мне с тобой?

Хотел ли я такой компании? В первый день уж точно нет.

– Сначала мне надо походить с отцом, потом попрактиковаться самому. А там посмотрим. – Когда папа говорит «посмотрим», это значит «нет». Когда мама говорит «посмотрим», это обычно значит «да». Что я имел в виду, я и сам не знал. Посмотрим. Но он на этом успокоился. Глаза у него загорелись.

Папино слово – надежное слово, и после завтрака мы с родителями снова отправились на лодочную станцию осваивать лодку. Я изнывал от нетерпения – я столько лет ждал этого момента. Если бы на одну чашу весов положили две недели самостоятельных плаваний под парусами, а на другую шесть месяцев задержки роста органа,
я все равно выбрал бы лодку.

Мы с папой освоили управление и попробовали немного поразгоняться под критическим взором техника. Через некоторое время он решил, что на нас можно положиться, и вернулся к своим делам.

Мы поплавали с час. Я видел, что папе это откровенно нравится, и надеялся, что он не возьмет назад свое обещание пустить меня одного. Наконец он сказал с сожалением:

– Пожалуй, пора. Надо вернуться и успокоить мать. Мы бросили ее одну. Знаешь… – Он вдруг неловко замолчал и опустил взгляд. Но потом поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. – С тех пор, как ты родился, я ждал того дня, когда мы с тобой сможем ходить под парусом как одна команда. Возьмешь меня еще раз?

Я потерял дар речи. Я только кивнул. Мы дружно отвернулись друг от друга в приступе смущения. Я направил лодку назад к лодочной станции и как мог точно ввел в загон, чтобы высадить папу. Он перешел на ступени и присел на корточки, держа лодку за планшир. Наши глаза снова встретились.

– Развлекайся, Мартин. И постарайся не утонуть – я хочу походить с тобой еще разок, не забудешь?

С этими словами он встал и пошел. Я поплыл дальше и вывел лодку из загона, ощущая вокруг себя приятную теплоту.

***

Я не уплывал особенно далеко, только чтобы не быть на виду у деревни. Мне не хотелось опаздывать на ленч, и не только из-за голода. Может быть, из-за отца?..

Мы поели в мирном молчании. После еды я уже собирался идти назад к лодке, когда увидел Джеймса, гоняющего мяч на задней лужайке. Я еще ощущал любовь ко всему свету, поэтому подождал, когда он доберется до моего конца здания, появился внезапно из-за угла и послал ему ответный пас. Знаменитая улыбка раскрылась, и я почувствовал, что улыбаюсь в ответ, так это было заразно.

Он издал радостное «Й-йа!», и мы минут десять погоняли мяч, пасуя друг другу. Потом он подбежал к месту, которое в отеле числилось игровой площадкой, и вскочил на качели.

С какой стати я должен был присоединяться?

Но мы целую вечность раскачивались, раскручивались и подпрыгивали, подлетая все выше и хохоча. И все мысли о пропущенном школьном лагере прогнало прочь. Потом я взглянул на часы.

– Джеймс, у меня пропадает лодочное время. Мне пора. Увидимся вечером.

Его улыбка внезапно закрылась. Я даже как-то растерялся без нее.

– М-мартин… – Я ждал. – Мартин, возьми меня с собой. Пожалуйста.

Он так смотрел на меня… как робкое молодое животное, впервые встретившее взгляд человека. Почему я вдруг сказал: «Да, пожалуй, если твои родители согласятся»?

Он издал звук, который я могу сравнить только с индейским улюлюканьем, и устремился в отель на неправдоподобной скорости. Через пять минут я начал подозревать, что он обо мне забыл, и уже был готов уйти, когда он вновь появился со своими родителями и моей матерью. Я услышал последнее «Мам, ну пожалуйста», когда они входили в сад.

Она подошла ко мне, улыбаясь, и я увидел, от кого Джеймс унаследовал свой рот.

– Мне сказали, что ты надежный мореход.

Надо было что-то ответить.

– Да, я стараюсь. Папа, кажется, на меня полагается.

– Но я уверена, что ты не хочешь, чтобы за тобой весь день таскался девятилетний ребенок.

Значит, ему девять лет.

– Что вы, миссис Эванс, я не против.

Улыбка начала снова открываться. Интересно, могу я ею управлять?

– Но… – начал я. Улыбка немного закрылась. – Ему не помешал бы спасжилет. – Улыбка закрылась еще больше.

– Да-да, ты прав. Без спасжилета нельзя. Они дорогие?

Я понятия не имел.

– Да, – сказал я, и увидел, что рот сомкнулся окончательно. – Но на лодочной станции их выдают напрокат.

Застежка его рта медленно поехала обратно, и мне захотелось попробовать еще разок.

– Есть еще одна важная вещь. – Точно! Улыбка закрылась. – Ему придется переодеться во что-нибудь попроще, чтобы было не жалко намочить.

В этот раз застежка чуть снова не добралась до затылка.

– Хорошо, – сказала мать Джеймса. Послышался еще один вопль, он налетел на нее с распростертыми объятиями и кинулся к подъезду нашей башни – переодеваться.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: