Хотя я трепетал, как плохо поставленный парус.

Я посмотрел, как он намыливает руки и трет себя спереди и сзади , мысленно жалея, что сам не осмелился.
Все продолжалось какую-нибудь пару секунд. Если бы он не так устал, если бы у нас было больше времени…

Он смыл мыло, немного взбодрившись, и вышел из ванны, чтобы вытереться. Моим полотенцем, без спросу! Моя проклятая забывчивость. Но я не послал его наверх за своим, у меня не поднялась рука.

Теперь мне надо было помыться самому, и быстро. Некогда было отвлекаться, хотя мое тело начало намекать.
Во-первых, он стоял здесь, во-вторых, пора было идти вниз. Скоро мне тоже понадобилось полотенце, и тут оказалось, что он так и стоял, вяло вытираясь, и остался мокрым.

– Эй, бодрее. Так ты провозишься целую вечность. Давай я.

Я уже не просил, а командовал. Он молча посмотрел на меня и отдал полотенце. Я улыбнулся ему, и он улыбнулся в ответ. Вот и славно. Я встал перед ним и велел положить руки мне на плечи. Полотенце обернулось вокруг его спины и энергично заходило туда-сюда.

– А-ва-ва-ва… – Он застонал, когда полотенце растерло ему спину, попу, заднюю сторону бедер и, когда я присел, заднюю сторону икр. Я поднял взгляд и, миновав с некоторым трудом поясничную область, увидел, что он снова начинает улыбаться. Я быстро обошел его со спины и вытер перёд тем же способом. Ну, разумеется, ослабил натяжение на чувствительном участке…

– Спасибо, – сказал он, когда я закончил. – Ну, я пойду оденусь.

– Да, и не спи на ходу. Если заснешь, я отнесу тебя в столовую голым. – Он определенно собирался сказать: «Не посмеешь», – но передумал и побежал наверх. Оставалось ли у меня время? После всей этой нагой натуры и всяких прикосновений потребность была острее, чем когда-либо. Нет… потом, потом. Сегодня он ко мне не придет, слишком устал.

***

За столом он был очень тих, и у него несколько раз спросили, не заболел ли.

После обеда он плюхнулся в кресло и подобрал ноги. Его отец подозвал меня.

– Что ты с ним сделал? Он никогда не был таким тихим!

Я сначала покраснел, потом сообразил, о чем он.

– Ну… Мы весь день ходили под парусами, а еще я учил его плавать, и мы загорали, и я дал ему порулить.

Он уставился на меня.

– Ты учил его плавать? Да он же… но мы ведь… я… Дорин! – Последнее он почти прокричал, и я с любопытством отметил, что несколько человек обернулись, а один пролил кофе на блюдце.

Она примчалась чуть не бегом.

– Мартин, скажи Дорин, что сейчас сказал мне.

– Ну… Э-э… Ага. А что, нельзя было?

– Нельзя? Нет, ты не сделал ничего плохого. Просто мы уже целую вечность пытались научить его, но он боялся мочить лицо.

– Как, – сказала его жена, – ты хочешь сказать, что он учил его плавать?

– Мартин?

– Ну… Э-э… Ага. Понимаете, было жарко, и вообще надо уметь плавать, если ты на воде, и пляж был безопасный, вот мы и… вот.

– Но это же чудесно! Спасибо огромное. Как ты думаешь, сколько ему еще останется занятий, чтобы совсем научиться?

– Собственно, он уже. Он сегодня уже плыл сам.

– Что?

– Ну, мы начали с упражнения, которому меня учили, это, лечь лицом на воду и все такое, а потом я поддерживал его рукой, когда он делал движения, а потом он уплыл с моей руки.

Он воззрился на меня. Потом я получил рукопожатие. И хлопок по спине, от которого пошатнулся.

– Мартин, ты чудо. Спасибо. Можно нам поехать посмотреть, как он плавает? Завтра?

Я лихорадочно соображал. Надо будет захватить плавки…

– Да, собственно, э-э… Да. Мы можем създить на тот же остров и там поплавать. Может, возьмем и моих родителей? Вы вчетвером можете нанять моторку, а то папа может нанять парусную лодку? И мы все соберемся на острове.

Дорин – ну и имячко! – посмотрела с сомнением, но отец Джеймса загорелся. И, разговаривая через голову уже уснувшего сына, взрослые составили заговор. Я попросил дать нам время еще потренироваться с утра, а они обещали привезти с собой ленч на шестерых.

И план на завтра был готов.

Тут было наконец замечено, что Джеймс дрыхнет без задних ног, и его отец осторожно поднял его и понес. Джеймс проснулся, только когда носильщик повернулся к нам спиной, взглянул испугано, понял, что происходит, сонно улыбнулся мне и снова закрыл глаза.

Я тоже не стал засиживаться. Мне что-то стало скучно участвовать в светском разговоре. Светскости было столько, что не оставалось места для смысла. Я попросил прощения и под хор пожеланий спокойной ночи и благодарностей за сегодняшнее, прозвучавших на весь тихий вестибюль и очень меня смутивших, отправился в постель. Я плохо соображал – то ли переел, то ли в отеле было жарко.

Я медленно поднялся по лестнице в свой номер в башне. Я постоял за дверью, прислушиваясь. Вдруг он там? Нет, не может быть. Я вошел и осмотрелся, наполовину ожидая обнаружить, что мне осталось только полкровати. Я был даже разочарован, что его не было. Зайти к нему в номер? Нет, он уже спит.

Но я тихонько поднялся на этаж и послушал у него под дверью.

– Джеймс? – позвал я тихонько. Молчание.

Я медленно повернул ручку и нажал. Дверь отворилась. В полумраке я разглядел кровать, которая стояла прямо над моей. Я бесшумно подошел к его спящей фигурке и постоял, удивляясь стуку собственного сердца и собственной дерзости.

Даже на мой невежественный взгляд он выглядел как спящий ангел. Гладкий лоб, безмятежные вид, знакомые черты. Знакомые! Да я знал его всего два дня! А он уже спал со мной сегодня утром в одной постели! Что я здесь делаю?

Здравый смысл гнал меня прочь, пока он не проснулся или не пришли его родители. Но сердце не отпускало меня от моего милого ангела. Я стоял и любовался.

Милый.

Милый?

Какой еще милый?

Я – мальчик. Я не влюбляюсь в мальчиков. Мне нравится на них смотреть, и на Джеймса тоже, и с ним мы быстро подружились, и мне с ним было хорошо, и хотелось дружить и после каникул… Но меня скоро присвоят девчонки. Неплохо, если в буквальном смысле. И хорошо бы поскорее. Главное, чтобы нашлась такая, которая мне понравится. Нет, я любил его просто как сына, который у меня когда-нибудь будет. И только.

Я преодолел искушение погладить его по голове или пристроиться поближе, как сегодня утром, повернулся и выбрался из его номера.

Лежа в постели, я не мог отделаться от мысли, что он прямо надо мной. Я представлял себе, как мой дух поднимается наверх и сторожит его сон, как любящий отец…

***

Когда я проснулся, кто-то молотил в дверь.

Я не помнил, как заснул, измерился ли до того, сыграл ли на ночной скрипке, проверил ли, не произвел ли хоть немножко клейстера.

Но я проснулся, и было уже светло.

– Мартин! МАРТИН!

– Хэлло? Войдите.

Вошел папа.

– Мартин, сейчас девять утра. Что с тобой такое?

Я посмотрел на часы. Он не ошибся.

–Ты обычно встаешь вовремя. Во всяком случае, вовремя просыпаешься. А пока мы здесь, было бы неплохо завтракать всем в одно время.

– Прости, пап. Я просто проспал. Я проснулся, только когда ты постучал.

Он немного смягчился.

– Так устал?

– Мы вчера, наверно, перекупались. В школе я совсем отвык от свежего воздуха.

– Гм. Ну, мы договорились, чтобы тебе осталось кое-что на завтрак, но с твоей стороны будет нелишне извиниться. Только прежде всего пойди разбуди своего дружка и приволоки к его родителям. Он так здорово отрубился вчера! Подозреваю, что вы два сапога пара.

Он взъерошил мне волосы и улыбнулся. Как ни странно, я не протестовал.

Я вытащил себя из постели и надел трусы. Дверь внизу закрылась, так что он не мог снова заглянуть. Я мигом взлетел к номеру Джеймса. Постучал. Тишина. Постучал. Открыл. Он все еще спал. Я опять залюбовался, как вчера вечером. Сама невинность. Я улыбнулся и опустился на колени у его головы.

– Джимми?

Он врубился мгновенно. Испуганный взгляд, узнавание, облегчение и Знаменитая Улыбка. Мне стало тепло. Милое создание.

– Завтрак, – сказал я.

– Что?

– Двадцать минут как кончился.

– Что же ты мне не принес.

Я посмотрел на него.

– Джеймс, ты думаешь, что я ходил завтракать в одних трусах?

– Подумаешь, а они зато дают на завтрак сосиски.

Я промолчал.

– Можно я схожу в твой сортир?

– Можно.

Одеяло откинулось. Он был совершенно раздет.

– Ты спишь без пижамы?

– Ты тоже.

Он надевал пижаму, пока не узнал, что я сплю без. Я был польщен.

Было очень прикольно шествовать следом за ним вниз по лестнице из его номера в мой, при том что на нас была одна пара трусов на двоих. И еще забавнее стало, когда он вышел из туалета все еще голый, а я уже полностью оделся. Мне пришлось поспешить с этим, чтобы он не заметил, как мне понравился наш марш, и не давать повода для еще более неприличных замечаний.

Прибыв в столовую, мы обнаружили пустые столы. Но потом нашли отдельный столик, накрытый для двоих – в углу, с видом на залив – и неуверенно подошли. Откуда ни возмись выросли два любезных официанта…

– Джентльмены! Рады вас видеть! Просим за наш лучший столик… Овсянки? Кофе? Чая? Сока? Нет, нет… сегодня мы вас обслуживаем… по полной программе… Яичницу с ветчиной? Глазунью или болтушку?..

И дальше в том же духе. То ли они хотели унизить нас за опоздание, то ли просто развлекались, судя по широким улыбкам. Джеймс немедленно стал подыгрывать и заказал уйму вещей, которых ему точно было нельзя, потом и я подключился. Мы вошли в роль и веселились во всю, принимая королевское обслуживание, как принцы какие. Они тоже не выходили из роли и подали очень хороший, большой и свежеприготовленный завтрак.

Поев, мы собрали тарелки, отнесли их на кухню и сказали спасибо, на что повар и все его работники хором прокричали: «Пожалуйста!»

– Но вы простите меня, если мы не сможем предложить вам такое же обслуживание завтра, парни?

– Завтра мы не опоздаем, обещаю, – сказал Джимми серьезно.

***

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: