Чикаго как место производства урбанистического знания

62 Чикаго — заповедник классической американской культу­ры: от домов в стиле «прерия» Фрэнка Ллойда Райта до небос­кребов Мис ван дер Роэ, от блюза и музыки в стиле bouse до первого в мире колеса обозрения. «Вертикальное» впечатление от города усиливается тем, что он воплощает рожденный в период модерности стиль планирования города по принципу строгой геометрии (решетки): улицы соединены друг с другом под прямым углом, а не петляют, как, например, в Бостоне. Ког­да многочисленные иммигранты осваивали городское про­странство, они следовали этой геометрии, что выразилось в пространственной отделенности друг от друга Чайнатауна, Германии, Гетто, Маленькой Италии и Луп — делового центра.

62 Границы между местами обитания разных этнических групп, как и между неравными группами, живущими поблизости друг от друга, довольно строго охранялись. Границы всегда суще­ствуют и развиваются в отношениях между группами, когда у одной группы достаточно ресурсов, чтобы держать на рассто­янии другую группу.

62 Город быстро и стихийно рос, а сосуще­ствование старых и новых жителей далеко не всегда было мир­ным — до такой степени, что именно в Чикаго сложилось понятие «расовые отношения» — в 1919 году, когда во время расовых волнений здесь была создана специальная Комиссия

63-64 по расовым отношениям.

63 В 1920-е в Чикаго было возведено несколько знаменитых небоскребов, среди них — здание «Чикаго трибьюн»

64 То, что чикагскис социологи видели каждый день на улицах, вылилось в их теоретическое пони­мание города, в основе которого лежало осмысление возмож­ности и границ социального контроля за происходящим в городах.

Местом производства урбанистического знания был, одна­ко, не только город в целом, но и здание под номером 1126 по Восточной 59-й улице -- здание факультета социальных наук, где с 1929 года обосновалась чикагская школа — сплоченный коллектив профессоров, исследователей, сотрудников и сту­дентов, которые приняли вызов руководства нового универ­ситета, созданного в конце XIX века по завещанию Рокфел­лера-старшего: добиться столь же блестящих результатов в преподавании и исследованиях, что показывали старые элит­ные американские университеты. К отлично оснащенным по­мещениям скоро добавились издательство Чикагского универ­ситета и «Американский журнал социологии». Не удивительно, что с такими ресурсами чикагский факультет социологии бы­стро и почти на все столетие стал лидирующим в стране, а чи­кагская школа произвела невероятное количество книг, статей и методических руководств. Так что чикагская школа представ­ляла собой прежде всего институциональное и организацион­ное место, позволившее наладить конвейер эмпирических ис­следований под руководством маститых ученых. Маститость, кстати, к некоторым из них пришла весьма стремительно: Ро­берт Парк, к примеру, за десять с небольшим лет вырос из жур­налиста, специализировавшегося на освещении расовых про­блем в колониях и южных штатах США, в лидера этой школы.

64 Провести границу (и тем самым ответить на вопрос, чем, собственно, занимались чикагские исследователи) между го­родской социологией и городской антропологией как дис­циплинами и социологическим изучением подростковой пре­ступности, миграции, бедности и богатства, гомосексуализма, социальной сегрегации (темы, открытые чикагцами) на при­мере данного города не всегда возможно, но можно выделить

65 несколько специфических для них концептуальных и, если угодно, эмоциональных тенденций.

65 Во-первых, это не иссякший до конца существования шко­лы энтузиазм в отношении изучения Чикаго - то есть города, в котором жили ее представители. Его история и его обитате­ли, его демография и его структура — все это было интересно и все волновало до такой степени, что сухие социологические выкладки нередко перемежались в текстах с поэтическими именованиями: кварталы богемы именовались «городом ба­шен* (towertoum), кварталы, промежуточные по своему харак­теру, — «миром меблированных комнат» [Zoibaugb, 1929]. По­этичные метафоры чикагцев позволяли «растягивать» себя и на другие города. Впрочем, ниже еще пойдет речь о двусмыслен­ной позиции чикагцев в отношении того, до какой степени это знание приложимо к другим городам.

65 Во-вторых, это их реформаторский, прогрессистский на­строй. Чикагцев иногда называют консерваторами на том основании, что они были озабочены ростом преступности и оздоровлением нравов, проявляя при этом гомофобные и сексистские настроения.

65 Так, известно, что Парк и Берджес про­тивопоставляли свою науку социальной работе как -«женскому» делу. В то же время некоторые их студенты подрабатывали в городских реформистских организациях, что приводило к тому, что они следили за теми самыми людьми, которых изуча­ли (или изучали с тем, чтобы этих людей было проще потом «реформировать»). Изучение чикагской школой таких нетра­диционных в первой половине XX века тем, как сексуальность, влекло за собой, в частности, такой специфический вариант включенного наблюдения, как «работа под прикрытием» в гей- сообществах Чикаго, и порождало многочисленные противо­речия и конфликты интересов [см.,- Heap, 2003]. В то же время они были убеждены в возможности вертикальной мобильно­сти, которую открывает американское общество.

65 Их позиции в отношении того, как именно производимое ими знание мо­жет способствовать социальным реформам, отличались: если

66 Парк настаивал на том, что главное — достижение макси­мально объективной картины происходящего, и скептически относился к предложениям участия в социальной работе, то Берджес не чурался членства в нескольких муниципальных ко­митетах, нацеленных на оздоровление нравов и популяриза­цию нравственных норм среднего класса.

66 В-третьих, это демонстрация контекстуальной местоположенности всех социальных процессов, их локализованности в пространстве и времени [CM,:Abbot, 1999:196—197].

66 Невозмож­но понять жизнь общества, не вглядываясь во взаимодействия людей в конкретных социальных пространстве и времени. Поэтому социальный факт теряет свой смысл в отвлечении от места и времени. Каждый факт местоположен, окружен други­ми фактами, в совокупности образующими данный контекст, и вызван к жизни процессами, связанными с прошлыми контек­стами. Когда осуществляется синхронный анализ, акцент дела­ется на социальных отношениях и пространственной эколо­гии, в случае диахронного анализа — на социальных процессах, В наши дни изложенные принципы кажугся эле­ментарными, но если мы всмотримся в массив производимых сегодня текстов, то увидим, что нередко в них речь идет о де­монстрации связей между социологическими переменными вне зависимости от масштаба обсуждаемых процессов: «обра­зование» будет иметь «влияние» на «профессию» независимо от других качеств индивида, его прошлого опыта, его друзей, зна­комых и связей, места его проживания, времени его жизни и жизни его сообщества и социума. Чикагцы, нанесшие на кар­ту 75 «естественных» ареалов, охватывающих собой свыше 300 районов города, резонно сочли бы такой ход мысли не очень продуктивным.

66 В-четвертых, это сочетание эволюционизма и натурализма в качестве оснований их мысли.

66 Чикагская школа мыслила го­род как естественное место обитания цивилизованного чело­века, и поскольку это западная цивилизация мыслилась пере­довой, то чикагские авторы были убеждены в неизбежности и

67 необходимости ассимиляции многочисленных мигрантов.

67 Им, однако, хватало трезвости понимать, что усвоение людьми норм свободной жизни в свободной стране будет проходить не в виде диффузной эволюции, а в рамках борьбы за лидер­ство и место под солнцем тех групп, к которым они принадле­жали. В этом отношении мысли Парка, Берджеса и Уирга близ­ки логике, определяющей масштабный исторический очерк становления нравов в европейской цивилизации, написанный Норбертом Элиасом. «Процесс цивилизации»: позиционирова­ние себя доминирующими социальными группами в качестве более цивилизованных (обладающих более продвинутыми манерами), как убедительно показывает немецко-американе­кий социолог, неизбежно основывалось на борьбе за лидер­ство между различными социальными группами.

Городская экология

67 «Выживает сильнейший» — этот нехитрый лозунг социаль­ного дарвинизма, наверное, главное, что сближает современ­ных отечественных исследователей городской жизни и чикаг­скую школу городской социологии. В ней города интерпрети­ровались как постоянно развивающиеся организмы, причем это развитие включало как рост, так и упадок, как социальную норму, так и социальную патологию.

67 «Городская экология» — так называется подход к изучению городов, объединивший Роберта Парка, Роберта Маккензи, Луиса Уирта, Эрнеста Берд­жеса, Харви Зорбаха. В нем биологизм сочетался с эволюцио­низмом, а социальность городской жизни виделась укоренен­ной в материальной среде. Устойчивые способы воспроизвод­ства социальной жизни в городах понимались этими авторами с отсылкой к естественным силам, действующим помимо со­знания людей.

67 Социальная организация мыслилась как резуль­тат неосознанной эволюции.

68 Вглядываясь в то, как все новые волны мигрантов оседали в районах города — без какого-то особого регулирования и ко­ординации со стороны государства, но в соответствии с опре­деленной логикой, чикагцы увидели в этой логике проявление «биотической борьбы», как ее называет Парк, то есть бессозна­тельного соревнования и приспособления групп людей, при­водящего к тому, что различные социальные функции закреп­лялись за самыми подходящими участками пространства. Те виды активности, которые функционально более всего подхо­дили для данного места, постепенно в этом месте воцарялись, вытесняя другие активности, которым необходимо было ис­кать для себя другие места.

68 Между различными типами пользо­вателей одного и того же места постепенно устанавливался симбиоз, от сосуществования друг с другом они получали вы­году, и в целом установившаяся экологическая система стремилась к состоянию равновесия. Нарушение равновесия в силу увеличения населения или каких-то иных причин приводило к новому витку биотического соревнования, в ходе которого новые группы пытались найти для себя новые ниши в изменив­шейся среде. Старые варианты использования места уступают место новым, равновесие восстанавливается, а социальная и культурная жизнь начинает происходить в рамках возникших новых сообществ.

68 Социальный дарвинизм нашел выражение в теориях кон­центрических зон и «естественных» ареалов.

68 Трансформация индустриального города в связи с приростом мигрантов виде­лась чикагским социологам так городская жизнь — это беско­нечная борьба за ресурсы, в ходе которой складываются так называемые естественные ареалы, каждый из которых закреп­ляют за собой особые группы людей. «Естественные» ареалы — это социальные пространства, возникающие в ходе «естествен­ного» экологического развития города — в противополож­ность запланированному развитию.

68 Стремление найти проявления регулярности в видимом хаосе преступности, семейных проблем, беспризорных детей привело к успешной «визуали­-69-зации» сдвига социальных и моральных норм, происходящего в американском обществе (и имеющего обязательные про­странственные эквиваленты).

69 Если какие-то городские тер­ритории колонизуются новыми резидентами, старым прихо­дится искать для себя новые места обитания — почти так же, как в животном мире. Вторжение новичков неминуемо означа­ет отступление или «поражение в правах» старожилов. Сорев­нование между различными социальными группами сопро­вождается процессами вторжения, защиты и подчинения себе тех «естественных» ареалов, к которым группы наиболее хоро­шо приспособлены. Стремление повысить социальный статус ведет к ассимиляции мигрантов, а их неудачи на этом пути приводят к маргинализации. И те и другие процессы имеют пространственные корреляты: бедные районы уступают по по­пулярности богатым, а социальная сегрегация выражается в пространственной и, более того, все, за чем в обществе закре­пилось название «социальное», может быть в конце концов сконструировано и описано как пространство.

69 Социальный дарвинизм чикагцев не был тотальным,допол­няясь признанием роли культурного наследия и социального взаимодействия в складывании отношений между белыми и цветными обитателями города. Борьба последних за соци­альный статус, стремление закрепиться и даже ассимилиро­ваться представляли собой один из устойчивых «паттернов» городской жизни, который приводил к пространственным последствиям: движение из бедных сегрегированных районов в богатые. Люди вторгаются в жизнь друг друга, пытаясь на­правлять, контролировать и выражать свои собственные кон­фликтные импульсы, был убежден Парк. Чикагские авторы, конечно, отдавали себе отчет и в том, что многое происходя­щее в городе есть результат целенаправленной деятельности, но настаивали, что устойчивые модели городского роста — результат глубинных эволюционных процессов.

69 Значимость культурного измерения городской жизни отражена и в убеждении Парка, что необходимо было исследовать влияние средств

70 массовой коммуникации (телефона, радио, газет и журналов, массовой литературы) на нравы и мобильность населения.

70 Студенты и молодые исследователи вняли этому призыву, изу­чив и то, как многочисленные журналы «про любовь» разруша­ют традиционные семейные узы, маня к несбыточному, и то, как в чикагских библиотеках зачитываются до дыр романы, в которых идет речь о романтических отношениях, далеких от повседневных,

70 В своей знаменитой схеме концентрических зон роста го­рода и его социальной организации Берджес выделяет пять зон: 1) центральный деловой округ, 2) «переделываемая зона» (или «зона транзита»), в которой старые частные дома пере­страиваются и приобретают иные функции, прежде всего ком­мерческие и жилые; 3) зона домов «независимых рабочих»; 4) зона «домов получше»; 5) зона ежедневных пассажиров [см.: Burgess, 1924: 142—155]. Поскольку эта схема призвана была проиллюстрировать социальную и моральную организацию городского пространства, Берджес уделяет особое внимание «зоне транзита» — с ее кварталами богемы, районами «красных фонарей», «миром меблированных комнат», чайнатаунами и так далее — как самой проблемной. С его точки зрения, доста­точная удаленность зоны от центра города была эквивалентна гарантии социальной нормальности, С другой стороны, чикаг­цы, напомню, были прогрессистами: вера в то, что в их стране возможна социальная мобильность, также находит отражение в этой схеме, ибо она позволяет зафиксировать не только зак­репленность участков города за какими-то социальными сло­ями, но и перемещение городских обитателей из одной зоны в другую. «Гетто» Луиса У и рта как раз прослеживает, каким об­разом обреченные начинать жизнь в новой стране в «проблем­ном» центре города еврейские эмигранты постепенно выбира­лись в социально благополучные пригороды.

70 Опираясь на многочисленные архивные документы, опро­сы, свидетельства и case studies, проведенные ими самими, их студентами и социальными работниками, в ходе которых была

71 Диаграмма концентрических зон Берджеса

72 документирована жизнь афроамериканцев и проституток, посетителей танцзалов и обитателей муниципального жилья, богемы и гомосексуалистов, бездомных и обитателей трущоб, лидеры чикагской школы создали карты, документирующие «социальный отбор» (Р. Парк) городского населения.

72 Были со­зданы диаграммы, отражающие карьеры гангстеров и люби­мые места шизофреников, не говоря уже о расположении гостиниц борделей, магазинов и прочих мест, в которых соби­раются люди. Парк выделил «естественные социальные груп­пы», близкие по смыслу расам, и показал, как они подчиняют себе определенные районы города, в ходе чего китайцы созда­ют Chinatoim, итальянцы — Little Italy и так далее. Процессы сегрегации устанавливают моральные дистанции, которые превращают город в мозаику маленьких миров, соприкасаю­щихся, но не проникающих друг в друга, — так виделось про­исходящее Парку. Это открывает возможность быстрого пе­ремещения индивидов из одного морального ландшафта в другой, осуществляя проблематичный эксперимент по совме­щению пространственной близости и ценностной изолиро­ванности. Ему вторит Берджес, показывая, что изобретатель­ность молодых людей из хороших семей, нацеленная на поиск свободных от надзора и нотаций пространств, подкреплялась активным строительством кабаре, танцзалов, дворцов в бога­тых частях города, сулящих «приключение и любовь» [см.: Burgess, 1929: 169).

72 Деятельность чикагской школы была отмечена колебания­ми между накоплением деталей, характерных только для дан­ного места — Чикаго, и стремлением продуцировать достаточ­но универсальные модели, пригодные для любого города. Историк чикагской школы Эндрю Эббот рассказывает о ха­рактерном в этом отношении эпизоде [см.-.Abbot, 1999].

72 Эрнест Берджес часто выступал в университете и за его пределами с докладами о своей теории концентрических зон (о которой шла речь выше), показывая присутствующим схему этих зон, наложенную на карту Чикаго.

72 Здесь важно помнить, что зо­-73-ны — условное членение городской территории, позволяю­щее прослеживать процессы, связанные с мобильностью на­селения и различным использованием земли.

73 Когда кто-то из присутствующих спросил Берджеса после одного из докладов: «А что это за голубая линия посреди схемы?» — последовал от­вет «О, это озеро!» Берджес имел в виду озеро Мичиган — ог­ромный водоем, больше похожий на море, без которого Чи­каго невозможно представить. «Голубая линия» важна в том смысле, что невозможно строить модель функционирования города, не принимая во внимание характер его территории: уникальность Чикаго в том, что существование озера предоп­ределило структуру города. Однако в книге Берджеса и Парка «Город» фигурируют две схемы: так сказать, с озером и без. В первой удержана специфичность города, во второй вопло­щена абстрактная модель, годящаяся повсюду. Суть коммента­рия Берджеса по поводу первой схемы была такова: ни Чика­го, ии какой-то другой город полностью под эту идеальную схему не подпадает. Берег озера, река Чикаго, железнодорож­ные пути, исторические факторы в расположении промыш­ленных предприятий и некоторое сопротивление местных сообществ вторжениям извне усложняют картину По поводу второй Берджес говорил, что эта схема представляет идеаль­ную конструкцию тенденции к радиальному расширению, вектор которого направлен из центрального делового райо­на, — то есть что это направление развития характерно для любого городка или города.

Критика чикагской школы

73 Органицизм, биологизм, эволюционизм — при всем разли­чии этих понятий — ортодоксальной социологией активно отвергаются как заведомо редукционистские варианты пони­мания социального развития. Причин здесь несколько.

73 Во-первых, это влияние постколониальной мысли и в целом пост-74-классических теорий.

74 Эволюция западной цивилизации не мыслится более как единственно возможная теоретическая модель, поэтому под подозрением находятся все эволюциони­стские модели. Во-вторых, это влияние теорий социального действия, в которых источником изменений мыслится индиви­дуальная деятельность, нацеленная на достижение запланиро­ванных результатов. В-третьих, это увлечение возможностями радикальных измененений, сквозящее в текстах неомарксис­тов.

74 В-четвертых, это распространение социального конструк­тивизма, проблематизировавшего сам ход мысли, согласно которому хоть что-то в человеческих действиях и социальных институтах может быть объяснено на основе «естественных» процессов. Так, по мнению сторонников последней парадиг­мы, предположение о том, что расовая, классовая, сексуальная идентичность легко определяемы и беспроблемно соединяемы с определенным городским кварталом, привело к тому, что классовые, расовые и прочие различия «эссенциализирова- лись», а группы виделись как чрезмерно однородные и спло­ченные.

Общая непопулярность эволюционной теории в социоло­гии привела к тому, что городская экология чикагцев начиная уже с 1930-х годов была подвергнута серьезной критике.

74 Первая линия критики была связана с постулированием чикагскими авторами существования неких глубинных про­цессов, которые не всегда получали очевидное выражение на «поверхности» социальной жизни. Так, оспаривалось не про­сто выделение чикагцами в качестве отдельного детерминиру­ющего рост городов фактора биотического соревнования, но их неспособность эмпирически продемонстрировать значи­мость этой детерминанты (того, что «биотические» процессы работают отдельно от культурных и социальных).

74 Социолог Уолтер Файри на примере Бостона показал, что иногда биоти­ческое соревнование (если оно вообще существует) может быть блокировано культурными факторами: сентиментальная привязанность жителей к старым центральным районам, нахо­-75-дящимся под угрозой вторжения в них новых обитателей, мо­жет, так сказать, перевесить биологическую логику [см.: Firey, 1945: 140—148).

75 На недооценке культурных факторов в жизни городских сообществ построил свою критику Мануэль Кас- тельс [см.: Castels, 1977].

75 Интересно, однако, что в статьях последних двух десятиле­тий именно работа «биологической» логики в городах берет­ся под защиту. К примеру, говорится, что «биотические силы» можно мыслить как реальные, но ненаблюдаемые процессы в организации городов, которые только могут проявиться в некоторых городах, если для этого сложатся подходящие усло­вия. Как правило, однако, очевидность действия культурных факторов препятствует этому [см.: Dickens, 1990].

Вторая линия критики парадоксальным образом связана с тем, что результаты, полученные чикагскими авторами, от­носились к конкретному городу и потому не могли быть рас­пространены на другие регионы. Главным препятствием мыс­лилась уникальность Чикаго, как города со стремительным ростом населения в результате внешней и внутренней мигра­ции, индустриализации и разворачивания капиталистических отношений, тогда как во многих городах других частей света рост был куда более ограничен, население — однороднее и они в значительно меньшей степени были затронуты индуст­риализацией [см.: Hannerz, 1980: 57—74].

75 Третья линия критики была, наоборот, связана с универса- лизующими тенденциями в исследованиях чикагских авторов. К примеру, постулирование Уиртом универсальных характери­стик урбанизма как образа жизни оспаривалось урбанисти­ческими этнографами на том основании, что в действительно­сти существуют разные «урбанизм ы». Всегда ли насыщенные, разносторонние социальные отношения, которые возможны в городских гетто, со временем теряют свою глубину и превра­щаются в отношения холодного безразличия к окружающим? Всегда ли городской образ жизни связан с конкретными про­странственными формами?

75 Эта линия проблематизации была

76 развита авторами, исследующими специфику урбанизма в не­западных городах. Так, авторы так называемой манчестерской школы городской этнографии, изучая социальные отношения в городах Замбии, пришли к выводу, что в них специфически соединяются трайбализм и урбанизм, анонимные отношения и упорная работа по категоризации окружающих людей по принципу «свои — не свои», поиску все новых и новых линий связей с теми, кто родом из твоей деревни, является дальним родственником или просто знакомым знакомого [см.-.Robinson, 2006:41 —65]. Способность создавать и укреплять разнообраз­ные сети отношений, разнящиеся по степени близости и ин­тенсивности контактов, способность до неузнаваемости варь­ировать поведение в зависимости от исполняемой социальной роли были теми качествами, которые формировали у обитате­лей африканских городов режим существования в условиях колонизованного города. Все это усилило понимание антро­пологами урбанизма как совокупности различных культурных опытов.

Уроки чикагской школы

76 Города функционируют как организованные системы — с этим тезисом согласны многие исследователи. Но какова при­рода этой организации? Всецело ли она связана с целена­правленным планированием или в ее генезисе и функциони­ровании есть нечто от «естественных», незапланированных процессов? Ответы на последний вопрос, который дает совре­менная социальная теория, делятся на три группы. Первая группа ответов близка идеям «городского менеджеризма» (они кратко рассматриваются в главе о юродской политике).

76 Вла­ствующие индивиды, или элиты, мыслятся как главные субъек­ты организации городов, активность которых предопределя­ет то, как города создаются и функционируют.

76 Вторая группа ответов, даваемых урбанистической политической экономией

77 и марксистской социальной географией, объясняет трансфор­мации городов масштабными капиталистическими силами.

77 Режимы аккумуляции капитала в городах, город как место про­изводства материальных благ и воспроизводства рабочей силы, город как место потребления в нем же произведенных товаров — практически все в организации и функционирова­нии города обменяется капиталистической динамикой.

77 Тре­тья группа ответов связана с отказом от тотальной социологизации объяснений в пользу попыток представить городскую организацию как результат сложного взаимодействия природ­ных, материальных, политических, социальных и культурных факторов. Эта исследовательская стратегия связана с соци­альными исследованиями науки, с нарастанием междисциплинарности городских исследований, с пониманием опасности социально-конструктивистского редукционизма.

77 Чикагцы были одними из первых авторов, недвусмысленно заявившими, что эволюция и организация городов не могут быть объяснены только на основе экономических или культур­ных факторов, но проходят на «биотическом» уровне, не попа­дающем в поле человеческой рефлексивности. К примеру, пре­обладающие варианты социальной сегрегации могут быть точ­нее объяснены не только на основе экономических процессов (динамики рынка недвижимости) и культурных предпочтений (стремление селиться в районах, отвечающих представлениям людей о стиле жизни), но и врожденными и унаследованными сантиментами и мотивами, которые влекут людей к близким им по крови или по духу.

77 Отстаивая тезис о современности идей городской эко­логии, британский урбанист Питер Сондерс убедительно де­монстрирует, как «что-то еще», помимо экономических, социальных или культурных детерминант, работает в про­странственных предпочтениях горожан, обращаясь к иссле­дованиям динамики расселения мигрантов в Бирмингеме, про­веденных Рексом, Муром и Томлинсон [см.г Saunders, 2001: 44—45].

77 Политика властей и домовладельцев препятствовала

78 поселению недавних чернокожих мигрантов в пригородах: чтобы стать домовладельцем и претендовать на заем, необхо­димо было представить солидные гарантии долговременной занятости, чего у приезжих, конечно, не было.

78 Они, как это происходило и в тысячах других европейских и американских городов, селились в оставленном состоятельными людьми центре, где можно было дешево купить старые большие дома, разделить их на квартиры и зарабатывать, сдавая эти дома в аренду тем, кто поселился в данном районе позднее. Пока в этой истории на первом плане — экономические и политиче­ские факторы, препятствующие поселению мигрантов там, где бы им хотелось («белые» пригороды). Но по истечении при­мерно двух десятилетий картина была совершенно иной. На вопрос о том, хотели бы они перебраться в пригороды, боль­шинство отвечало отрицательно по той причине, что теперь здесь, в одном из районов центра, они чувствовали себя как дома, спокойно и защищенно. В терминах чикагской школы, группа чернокожих иммигрантов «вторглась» в данный город­ской район, достигла в нем «доминирования», «приспособила» к своим нуждам его инфраструктуру и начала в его рамках ут­верждать свою собственную «культуру»; в итоге появился но­вый «естественный» ареал, к которому у его обитателей возник­ло чувство привязанности. Сондерс противопоставляет этому «биотическому» процессу противоположный: когда в результа­те искусственно возникших административных границ или политических нововведений людей вынуждают жить бок о бок с теми, кто социально от них далек.

78 С его точки зрения, драма­тические эпизоды истории Косово, Северной Ирландии или Бургундии связаны именно с этим, не говоря уже о много­численных примерах плохо функционирующих сообществ с высоким уровнем внутреннего антагонизма.

78 Англия, с ее до­вольно грустной историей послевоенного социального ре­формирования (движение New Towns), дает немало примеров провалившихся попыток реформаторов создать районы, в ко­торых проживали бы бок о бок представители разных классов.

79 Те, кто имел средства, из этих районов быстро уехали, сегрега­ция только усилилась, а попытки «локально» насадить социаль­ное разнообразие потерпели полное фиаско. Самым вырази­тельным примером здесь является история «Каттслоу Уолс» в Оксфорде, где обитатели частного квартирного комплекса за­ставили местные власти построить стену, отделяющую их от соседнего комплекса, в котором жили не устраивающие их обитатели. Советский опыт пространственного насаждения социального равенства и стремительное нарастание про­странственно-социальной фрагментации городов в последние двадцать лет также демонстрируют, что «биотические» факто­ры — серьезная сила.

79 Тезис Парка состоял в том, что «естественные» ареалы, от­личавшиеся довольно высокой культурной однородностью, эффективно определяли пространственное структурирование города в там числе и потому, что люди предрасположены к кооперации с близкими себе. Какого рода эта предрасполо­женность и как именно в ней сочетаются унаследованные и благоприобретенные факторы — на эти вопросы нет точных ответов, но открытость чикагцев допущениям о не всецело социальной природе этих диспозиций заслуживает уважения.

79 Саския Сассен, подчеркивая уникальность исследовательс­кой ситуации чикагцев, называет Чикаго «эвристическим про­странством для понимания масштабной динамики индустри­альных обществ» [Sasken, 2005:252]. Вместе с тем тот факт, что не все их идеи оказались востребованными, она объясняет тем, что на протяжении большей части XX века западные города просто не могли более составлять такое эвристическое про­странство. Индустриальная эпоха, так сказать, устоялась, а своеобразные успехи политического и социального регулиро­вания городов привели к тому, что какие-то интересные для урбанистов процессы в них стало прослеживать сложнее.

79 Мес­том масштабной динамики стали, скорее, правительства и промышленность (включающая промышленное производство до­мов для американских пригородов).

80 Однако конец XX века опять сделал именно города объек­том пристального интереса, что произошло в силу процессов глобализации. Они стали главным местом целого спектра но­вых политических, социальных, культурных, экономических процессов. Но здесь возникает такая сложность; для чикагских авторов город бь[Л «лабораторией», позволяющей на его примере судить о социальных процессах всего американского общества.

80 Насколько изучение городов сегодня может помочь критическомуи аналитическому пониманию масштабных со­циальных процессов?

80 Проблема в том, что в разворачиваю­щихся на наших глазах новых пространственных конфигура­циях город как таковой уже не занимает того центрального места, какое он занимал в классической урбанистике.

80 Масштаб­ные, связанные с глобализацией процессы приводят к образованию новых пространственных феноменов, в результате чего если и существует сегодня «эвристическое пространство», то оно связано скорее с «городом-регионом». В широком мире «трансурбанистической динамики» город как таковой — лишь один из узлов.

80 В его понимании на первый план выходит, во-первых, не замкнутость, но, напротив, разомкнутость; во-вторых, не унифицированность, но сложность; в-третьих, не вписанность в пространственную иерархию, на вершине кото­рой — национальное государство, но самостоятельная «гло­бальная» роль (возможная для некоторых городов).

80 Поэтому теоретическое «государственничество» уже не может играть роль доминирующей теоретической рамки в анализе городов.

80 Первый вызов, с которым, соответственно, сталкиваются урбанисты, — это найти не «государсгвоцентристскую» теоре­тическую рамку, освободиться от контейнерного мышления в терминах национального государства. Второй связан с услож­нившимся пониманием «мест».

80 Переосмысление значимости физической близости для понимания привязанности людей к месту, потоки информационных технологий, динамика гло­бального и локального, маркетинг мест — эти и многие другие тенденции обусловливают то, что в городских исследованиях на первый план выходит место, часто понимаемое как связан­-81-ное с транстерриториальными процессами.

81 Детальная полевая работа могла бы помочь зафиксировать многие из этих новых процессов, и глубина погружения в процессы, идущие в одном городе, которую продемонстрировали авторы чикагской шко­лы, остается непревзойденной.

Зиммель Г. Большие города и духовная жизнь // Логос. 2002. №3-4. С 23—34.

Зиммель Г. Конфликт современной культуры // Зиммель Г Избран­ные работы. Киев: Ника-Центр, 2006. С 61—79-

Зиммель Г. Чужак // Социологическая теория: история, современ­ность, перспективы / Под ред. А.Ф. Филиппова. СПб.: Владимир Даль, 2007. С 237-271.

Abbot A Department and Discipline: Chicago Sociology at One Hundred. Chicago University of Chicago Press, 1999-

Burgess E.W. The Growth of the City: An Introduction to a Research Project // Publications of the American Sociologies! Society. 1924. Vol. 18. P. 142-155.

Burgess EW. Studies of Institution // Chicago: An Experiment in Social Science Research / Ed. T.V. Smith and L.D. White. Chicago; University of Chicago Press, 1929.

Castas M. The Urban Question. L: Oxford, 1977. Dickens P. Urban Sociology. Hemel Hempstead: Harvester Wheatsheaf, 1990.

Firey W. Sentiment and Symbolism as Ecological Variables // American Sociological Review. 1945- № 10. P. 140—148.

Hannerz U. Exploring the City: Inquiries Toward an Urban Anthropology. N.Y.: Columbia University Press, 1980.

Heap C. The City as a Sexual Laboratory: The Queer Heritage of the Chicago School // Qualitative Sociology. 2003- Vol. 26, № 4- P 457—487. Hubbard P. City. L; N.Y.: Routledge, 2006.

KristevaJ. Strangers to Ourselves. N.Y.: Columbia University Press, 1991- Mumford L The Culture of Cities. N.Y.: Hartcourt Brace and Co., 1938. Robinson J. Ordinary Cities. Between Modernity and Development. L: Routledge, 2006.

Sasken S. Cities as Strategic Sites 11 Sociology. 2005- Vol. 39 (2). P. 352- 356.

Saunders P. Urban Ecology, Handbook of Urban Studies / Ed R Paddi- son. L: Sage, 2001.

Savage М, WardeA-, Ward К. Urban Sociology, Capitalism and Modernity. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2003-

SimmelG. How is Society Possible? //GeorgSimmel on Individuality and Social Form. Selected Writing Chicago: University of Chicago Press, 1971a, P. 6-22.

Simmel G. The Problem of Sociology // Georg Simmel on Individuality and Social Form. Chicago: University of Chicago Press, 1971b. P. 24—40.

Simmel G. The Philosophy of Money. Boston: Rout ledge, 1978.

Simmel G. Gesamtausgabe / Ed. O. Rammstedt. Frankfurt: Suhrkamp, 1989. Vol 13. P.62 (цит. no:LashS. Lebenssociologie: GeorgSimmel in the Information Age //Theory, Culture, and Society. 2005- № 22 (3). P. 1—23).

VidlerA Psychopathologies of Modern Space: Metropolitan Fear from Agarofobia to Estrangement // Rediscovering History / Ed. M. S. Roth. Stanford: Stanford University Press, 1994-R 11—29.

YoungM. justice and Politics of Difference. Princeton: Princeton Univer­sity Press, 1990.

Zorbaugb H.W. Gold Coast and the Slum Chicago: University of Chicago Press, 1929-

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: