Личность, отношения и реакции

(Психологическое значение

Блокадного опыта)

Огромный опыт Великой Отечественной войны дает мате­риал для многостороннего освещения вопросов психологии. Его изучение осуществлялось пока еще по отдельным направ­лениям и участкам. Но если еще не готовы предпосылки для его обобщения, то все же испытывается потребность хотя бы просмотра материалов и проблем психологии, которые связаны с основными разделами этого опыта.

Победоносно завершенная война, исключительная по силе напряжения и по тяжести травматизации человека и его не­рвно-психической деятельности, значительно расширила и уг­лубила наши знания о нарушениях нервной системы и психи­ки. Изучение и обобщение военно-медицинского опыта во всех его отраслях составляют важную задачу советской науки, пси­хологии в частности.

Ленинград, как известно, представлял собой участок с со­вершенно особенными по исключительности и тяжести блокад­ного опыта условиями. Наша попытка освещения проблем пси­хологии военного времени основывается главным образом на этом особенном материале.

Основными патогенными факторами и источниками болез­ненных переживаний явились, в условиях Ленинграда, боевые травмы, психические потрясения и голод, действие которых ос­лаблялось или подавлялось высоким морально-политическим духом участников обороны Ленинграда. Наиболее характерным при этом является совместное — одновременное или последо­вательное — действие травматических факторов.

Опыт военного времени познакомил нас с патологическими изменениями самосознания личности. Исследование больных с явлениями деперсонализации под многообразной симптомати­кой ее лабильности обнаруживает общую церебральную ла-

бильность.

Сенестезии и сенестопатии, которые при этом обнаружива­ются, говорят о колебаниях раздражения не только экстеро-, но и интерорецепторов. Этот материал представляет существен­ную опытную базу для возникновения и объяснения сенсорной теории «я» и «самосознания».

Сенсорный фон личности, особенно висцер о-сенсорный фон, как фактор самосознания не осознается.

Эти данные поэтому пополняют материал для малоразра­ботанной проблемы бессознательного.

К этой же проблеме следует отнести и другой факт, а имен­но — обнаружение при расстройствах сознания действий (ав­томатизмов, стереотипа), воспроизводящих ранее пережитую ситуацию, о которой больной в бодрственном состоянии не мо­жет сообщить деталей, воспроизводимых им в болезненном со­стоянии сознания.

В несколько ином плане, но также связанную с контролем сознания сторону представляют примитивные, витальные по­требности — влечения. В этом отношении особенно характер­ны самозащитные тенденции голода и страха.

Здесь обнаруживается ряд существенных моментов. Можно было бы думать, что взаимоотношение между характерологи­ческой чертой как предрасположением и реакцией довольно просто. Например, робость должна проявиться в боязни и ис­пуге в условиях военной ситуации. Опыт показывает, что это не так. «Робкие» в житейских ситуациях люди обнаруживали от­сутствие страха при обстрелах и налетах. Великая моральная сила советского патриотизма создавала поразительную неуст­рашимость при различных структурах характера.

Если неоднократно отмечалось, что испуг (например, при катастрофах) является источником нервно-психического забо­левания, то это положение требует пересмотра. Также требует пересмотра вопрос об эмоции-шоке. Страх порождает защит­ный импульс и у животного выполняет свою защитную функ­цию. У человека на пути этого импульса встает сознание дол­га. Его императивный импульс вступает в борьбу со страхом, и эта борьба при недостаточной выносливости мозга может явиться источником болезненного срыва либо по линии вегета­тивной, сердечно-сосудистой, либо по линии нервно-психичес-

кого нарушения —- ступор, спутанность и т.п. Но в подавляю­щем большинстве случаев сознание долга преобразует всю мо­тивацию поведения.

Советская наука располагает бесконечным множеством примеров подлинно человеческого поведения, в котором обще­ственные мотивы долга, любви, патриотизма преодолевали примитивно-витальные импульсы.

Но что такое долг, любовь, привязанность? Это специфи­чески человеческие отношения, которые игнорировались формально-функциональной психологией и о значении кото­рых для содержательной психологии нам не раз приходилось говорить. Сознание долга, любовь заставляли человека подав­лять голос инстинкта, мобилизовывали героическое усилие, за­ставляли преодолевать невыносимую слабость, двигали на борьбу за жизнь так же, как и на самоотвержение для спасения товарищей. Откуда бралась эта «сила духа», мобилизовавшая «материю тела»? Только история советского человека, личнос­ти, история общественного развития индивидуума, реорганизу­ющего организм в общественную личность человека и воору­жающего его сознание мощной силой подчинения всех и вся­ких органических импульсов. Только этот путь историко-мате­риалистического освещения динамики человеческого поведе­ния может сорвать мистические покровы с понятий «духа», по­беждающего «тело».

В свете этих данных заслуживает упоминания и преслову­тое вульгарно-механическое представление «послойной струк­туры личности» и проблемы внутреннего и внешнего в харак­тере.

Столь же неправильное, сколь типичное для западной пси­хологии представление этой структуры таково, что самым по­верхностным слоем (я сказал бы, оболочкой) выступают идей­но-этические образования, а самым внутренним ядром личнос­ти — инстинктивные влечения (пищевое, половое). Но что ос­тается от этого представления в свете приведенных примеров? Если суть, ядро, глубина личности заключается в том, что про­низывает и определяет все ее поведение и всю жизнь, то ясно, что для одной структуры, более совершенной, это будут идей­ные побуждения, а для других — инстинктивные.

В отдельных случаях голод у одних вызывал обострение

самозащитной тенденции, жадность, заботу о себе.

У большинства наших людей даже самый жестокий голод и истощение, угрожающее жизни, не могли снизить высокого этического уровня поведения.

Массовые примеры мужества и самоотверженности, пред­ставляющие победу сознания долга над импульсами инстинкта самосохранения, показывают нам, что являлось внутренним побуждением человека, что составляет собственно ядро его личности.

Нервно-психические нарушения, связанные с нервно-пси­хическим перенапряжением или истощением, показывают нам лишь те случаи, в которых огромное нарушение, вызванное требованиями обстановки и обязанностями человека, стано­вясь непосильным для его слабеющей нервной системы, вызы­вает болезненное состояние. Но в случаях болезни моральная стойкость человека мобилизовала силы организма до возмож­ных пределов.

Реакции при больном мозге все же остаются реакциями личности, а поэтому подчиняются законам психологии отноше­ний. Личность декомпенсируется ударами по линии значимых для нее отношений. В этом смысле чрезвычайно важно то, что переживание инвалидности значительно перестраивает всю си­стему отношений человека к окружающему и само по себе оп­ределяет сверхреактивность, которая еще больше изменяет на­рушенную динамику мозга.

В связи с этим существенной, хотя и требующей иного ос­вещения, оказывается проблема «ответственного отношения к своему здоровью».

Если на одном полюсе стоят здоровое стремление и усилие, направленное на то, чтобы преодолеть и компенсировать воз­никший в военных условиях дефект, то на другом полюсе стоит ипохондрическое внимание к своим болезненным состояниям, и не только недостаток стремления преодолеть их, но и склон­ность использовать их для устройства своих дел.

Если у нас эта «установка на болезнь» значительно менее заметна, чем в первую мировую войну, то все же в некоторых случаях упускать ее из виду не следует, строго, впрочем, диф­ференцируя, для чего сейчас имеется достаточно эксперимен­тально-клинических возможностей, претензии при здоровом и

при больном мозге.

Мы коснулись лишь кратко и притом не всего опыта. Мы не только отметили новые факты, но и ряд вопросов, возника­ющих в связи с ними.

Однако нам кажется, что даже этот беглый очерк характе­ризует огромный и новый материал, которым обогатил нас не­бывалый по драматизму и по величию моральной силы наших людей опыт войны.

Разносторонне освещая динамику работы психики и мозга, он потребует много усилий и труда для его освоения и исполь­зования в целях научного и культурного роста. Являясь след­ствием действия разрушительных сил, он в диалектике жизни служит задачам творческой работы восстановления и создания новых культурных, научных достижений.

Личность и неврозы

Проблема неврозов представляет одну из важнейших обла­стей познания личности и ее патологии. То, что говорилось о личности, ее свойствах, направленности, уровне, структуре и тенденциях, ярко проявляется в неврозах. Патогенез невроза нельзя понять, не учитывая структуры личности и ее генеза.

Неврозы человека как прежде всего болезненные измене­ния функций мозга нельзя понять ни по механизму, ни по про­исхождению, не зная специально человеческих свойств выс­шей нервной деятельности. Источником невроза и физиологи­чески, и психологически являются трудности или нарушения во взаимоотношениях человека с людьми, социальной действи­тельностью и задачами, которые перед ним ставятся этой дей­ствительностью.

Со времени открытий И. П. Павлова в области учения о высшей нервной деятельности очередной задачей изучения не­врозов человека сделался анализ этих заболеваний в единстве клинико-психологической и нервно-физиологической картины. Мы подчеркиваем клинико-психологической потому, что не из­житая у нас еще недооценка и боязнь психологии заставляет многих говорить о клинико-психопатологических данных, хотя психопатология представляет патологическую психологию, или просто ссылаться на клинические данные, хотя ядром клини­ческой картины невроза являются нарушенные поведение, дея­тельность и реакции человека, которые являются психологи­ческой картиной этого заболевания.

В этом смысле этиология и патогенез невроза в первую очередь заслуживают внимания. И. П. Павлов говорил, что не­врозы у животных соответствуют тем формам заболевания, ко­торые у человека называются психогенными. И если сравнить этиологию и патогенез невроза животных и человека, то мы действительно и там, и тут встречаемся со столкновением про­цессов возбуждения и торможения, но у человека в разных кли­нических формах, как мы указывали еще в 30-х годах, неврозы выступают как выражение противоречия между тенденциями и

возможностями личности, требованиями человека, его вне­шними и внутренними возможностями и требованиями жизни, с которыми встречается человек.

Столкновение возбуждения и торможения, будучи бесспор­ным фактом в патогенезе неврозов, ставит клинициста перед двумя вопросами человеческой патологии: во-первых, в чем источник, потрясающий иногда по силе, иногда по непреодоли­мому упорству болезненных обстоятельств; во-вторых, чем оп­ределяется проявление болезненного столкновения в характер­ных особенностях симптоматической картины? Если у живот­ных невроз в опытах Павлова развивался на основе возбужде­ния пищевого рефлекса и сила этого возбуждения лежала в ос­нове срыва, то у человека источником невроза являются специ­фически человеческие отношения, которые не исключают роли инстинктов, хотя бы и очеловеченных, но выходят за их преде­лы в сознании долга, ответственности, в чувстве собственного достоинства, в привязанностях человека, в отстаивании прин­ципиальной позиции, на основе которых возникают столкнове­ния людей друг с другом и человека с самим собой.

Перед патогенетическим пониманием встает вопрос, какие свойства личности содействуют преодолению трудностей и раз­решению конфликта, какие предрасполагают к развитию бо­лезненной реакции. Эти особенности личности представляют собой черты ее характера. В психопатологии сравнительно дав­но описаны патологические характеры, которые авторы стави­ли в прямую связь с картиной невроза. Так, говорили об исте­рическом, психастеническом характере. Однако связи здесь бо­лее сложны. Несомненно, в характере есть предрасполагающие моменты, но лица с психастеническими и истерическими ха­рактерами могут не демонстрироваться, пока не попадут в ус­ловия острого и неразрешимого для них противоречия, которое оказывается патогенным. Характер может стать одним из пред­располагающих моментов, если он сформирован в условиях неблагоприятных влияний воспитания (например, чувстви­тельный, упрямый, эгоцентричный, переоценивающий себя и т.п.).

Предрасполагающим к невротической декомпенсации в ха­рактере является то, что обостряет чувствительность, создает противоречия и, прежде всего, конфликты на «личной» почве и

что затрудняет продуктивное преодоление их. Формализм, тес­но связанный с конституционализмом, в учении о характере еще не изжит до сих пор. Между тем конкретный клинический анализ позволяет уточнить представление о пределах значимо­сти того или иного свойства и о его генезе. Так, часто говорят о боязливости и агрессивности как свойствах невротика. Обычно эти качества противопоставляют, но надо подчеркнуть, что бо­язливость может совпадать с агрессивностью. Говорят о бояз­ливости вообще, тогда как универсальная боязливость встреча­ется реже, чем связанная с определенными содержаниями; психастеническая робость и застенчивость обычно представля­ет боязнь людей. Но встречается отсутствие боязни людей при наличии боязни грозы, животных (собак, рогатого скота). Даже в отношении к людям боязливость можно дифференцировать так: одни не боятся людей вообще, но боятся пьяных, так как «трезвый более или менее разумен, а пьяному может прийти в голову любое». Содержательное понимание эмоциональных отношений необходимо для замены конституционально-фа­тального понимания свойств характера.

То же можно сказать и об агрессивности. Это же относится и к чувствительности или впечатлительности, или же застой­ной инертности впечатлений и эмоций, о чем мы уже говорили в одной из работ, приводя существенные для понимания осо­бенностей характера, но формальные схемы Кречмера и Эвалъ-да. Во всех свойствах характера их заострение объясняется ис­торией отношений, или опыта, человека. Нельзя, конечно, ис­торически и содержательно понимая особенности человеческой личности, забыть о том, что внешние вредности действуют на мозг и организм, повреждая их, например, при травмах, ин­токсикациях или алиментарной дистрофии, изменяют общую реактивность и выносливость организма.

Не менее трудную, чем объяснение патогенеза, задачу представляет вопрос механизма образования симптомов. В не­врозе или констатируют симптомы при клиническом описании, не объясняя их, или, подобно психоаналитикам, прибегают к фантастическим построениям относительно выбора симптомов и их символического значения.

Мы касались уже некоторых моментов образования симп­томов при неврозе. Симптом может быть вызван перенапряже-

нием и срывом, с перевозбуждением или запредельным тормо­жением. Он может возникать по ассоциации или на основе вре­менной связи некоторых внешних впечатлений, патогенной си­туации с основными декомпенсирующими больного обстоя­тельствами. При этом связь симптомов с патогенной ситуацией и исследование истории заболевания позволяют уяснить про­цесс их возникновения. В других случаях эта связь имеет вы­раженный символический характер. Простой пример этого — переживание отвращения, вызывающее образование симптома тошноты и рвоты, или отрицательное впечатление от виденно­го или слышанного, вызывающее слепоту или соответственно глухоту. В ряде случаев симптомы выражают разряд патогенно­го напряжения по линии конституционально или временно ос­лабленной системы, например, сосудистой, желудочно-кишеч­ной, половой и тл.

При ряде обстоятельств, на которых мы здесь останавли­ваться не можем, центральное возбуждение, сопровождаясь пе­ревозбуждением органа, образует связь между действием воз­будителя и функциональным состоянием органа, которая осо­бенно прочно фиксируется возбужденным эмоциональным со­стоянием и обратной информацией в кору головного мозга от соответствующего органа. В. М. Бехтерев показал многоэтаж-ность иннервации периферических органов. Это особенно от­носится к внутренним органам. На разных ступенях этой мно­гочисленной системы и в центральных образованиях могут возникнуть неблагоприятные условия, изменяющие возбуди­мость во всей иннервационной системе, начиная с централь­ных корковых элементов, связанных с представлением, и кон­чая периферическими сократительными и секреторными свой­ствами органа. Мы предложили заменить неправильный тер­мин «невроз органа» термином «системный невроз». Но как в сфере соматической, так и в сфере нервно-психической симп­том — это проявление болезненного возбуждения или запре­дельного возбуждения и торможения. Мы не всегда можем вскрыть историю происхождения истерической анестезии, ги-перстезии или болезненно нарушенных речевых, двигательных или вегетативно-висцеральных функций. Патогенное напряже­ние, сопровождаясь возбуждением многих систем, влечет за собой пар абиотическое состояние — «срыв» (перевозбуждение

или торможение) в той системе, которая называется более пато­логически лабильной, которая более перевозбуждается ситуа­цией, которая имеет какую-то особую значимость в картине бо­лезненного состояния.

Проблема значимости, существенности или важности того или иного объекта и воздействия приобрела свой объективный смысл со времени работ И. П. Павлова. Для животного это — связь с жизненно значимым безусловным рефлексом при за­рядке соответствующего центра, для человека это — связь с жизненно существенным обстоятельством. При этом необходи­мо сделать оговорку о том, что жизненно существенной для че­ловека является не только ассоциативная, иначе говоря времен­ная, связь с безусловным раздражителем, а существо, смысл, т.е. основные признаки предмета, явления или ситуации, и его связь с жизненными интересами, которые имеют для человека характер прежде всего социальный, моральный или экономи­ческий. Невроз потому является прежде всего болезнью лично­сти, что он вызывается обстоятельствами значимости в систе­ме отношений личности.

Для того, чтобы не отрываться от реальных фактов и не об­манывать себя применением некоторых физиологических тер­минов, нужно отдавать себе отчет в том, что возможность науч­но-физиологического толкования сегодня еще ограничивается довольно простыми фактами, что проявления личности в не­врозе очень сложны и что объяснять простое простым при на­личии сложного неправильно.

Мы касались проблемы личности в неврозах, потому что в этой группе заболеваний особенно отчетливо складывается роль личности в болезни. Однако в других психических забо­леваниях чем более выражены реактивные компоненты заболе­вания, тем большую роль играет личность. Но роль личности сказывается не только на психических, но и на всевозможных других заболеваниях. Основными хорошо известными нейро-генными соматическими болезненными формами являются ги­пертоническая и язвенная болезни. К ним следует добавить са­харный диабет и гипертиреоз. Однако мы уже указывали на не­правильность понимания гипертонической и язвенной болез­ней как неврозов, хотя нельзя не признавать огромной роли

личности и психики в их возникновении и течении. Мы также не признаем «невроза органов», так как самый термин «невроз органа» бессмыслен, потому что неврозом заболевает не орган, а весь человек, или личность.

Не вдаваясь в эти еще недостаточно разработанные вопро­сы, мы только отметим важность их разработки, так как имен­но здесь проявляется так называемое влияние личности и пси­хики на соматику. В неврозах общих и системных мы перехо­дим к задаче преодоления в отношении к личности в норме и патологии формально-динамических позиций изучения и заме­ны их содержательными.

Невроз представляет болезнь личности еще и потому, что нигде, как в неврозе, с такой полнотой и выпуклостью не рас­крывается перед исследователем личность человека, нигде так убедительно не выступает болезнетворная и благотворная роль человеческих отношений, нигде так ясно не выступает уродую­щая и целительная сила воздействия, не сказывается с такой отчетливостью роль созданных людьми обстоятельств. Поэто­му область борьбы с неврозами — это область, пограничная между педагогикой и медициной. Психотерапия в ее основной форме является столько же методом лечения, сколько и пере­воспитания личности. Особую форму психотерапии представ­ляет гипноз, который можно назвать экспериментальной пси­хотерапией.

Психотерапия во всех ее видах является методом воздей­ствия не только на психику, но и через психику на организм че­ловека. Практическое и теоретическое медицинское значение этой проблемы нельзя переоценить, потому что теория медици­ны и понимание роли соотношения соматических и психичес­ких условий в развитии болезни, ее предупреждении и излече­нии занимает важнейшее место. К сожалению, лишь немногие ученые правильно понимают невризм Боткина-Сеченова. Смысл его заключается в том, что высшие сложнейшие образо­вания, возникая на основе простых и низших, в свою очередь становятся их регулятором.

Совершенно ясно, что если существуют патогенное влия­ние психики и зависимость болезни от личности больного, то психика и личность должны учитываться в предупреждении различных и притом не только психогенных заболевании.

И. П. Павлов назвал гигиену медициной будущего. В нашей стране развернуты общественно-гигиенические мероприятия. Однако исследования по индивидуальной, а также по нервно-психической гигиене еще резко отстают от общественно-гигие­нических. Мы должны особенно подчеркнуть, что нервно-пси­хическая гигиена неразрывно связана с воспитанием социаль­но-здоровой личности, что проблема силы, выносливости и уравновешенности нервной системы у человека является про­блемой не только физиологической, но и психологической и со­циально-педагогической. Содержательное понимание этих свойств требует понимания их связи со всей системой отноше­ний человека к его действительности.

Сила, уравновешенность и устойчивость нервной системы как выражение динамических свойств мозга является одновре­менно выражением содержательной системы отношений чело­века к жизни в их цельности. Основой нервно-психического здоровья человека является единство физического и умствен­ного труда. Однако в этом единстве надо учитывать не только формальную и функциональную стороны, но и сознательное отношение личности к труду, к его процессу, к его результатам и участникам коллективного труда.

Нужна еще большая работа для того, чтобы деятели меди­цины усвоили, что в болезни организма всегда в какой-то сте­пени (и иногда определяющей) участвует вся личность больно­го. Следует добиваться признания того, что для правильного и здорового развития человека и его личности должно и можно уделять более внимания развитию и укреплению самой науки о личности.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: