ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОГО ДЕКАБРЯ 13 глава
- Приказ. И мне влетело...
* * *
Тавларов разместили по колхозам так, чтобы всюду они составляли не более пяти-шести процентов населения. С детьми тавларов тоже получилась викторина, как говорил бывший затейник. Они привыкли учиться по-тавларски, но был приказ: изъять все учебники на тавларском языке, за сокрытие любой тавларской книги, даже букваря, - год тюремного заключения для взрослых.
Каким-то особенным холодом веяло время, и Алим постепенно охладе-вал к живописи. Он завел тетрадку, в которой записывал случаи из колхозной жизни, события из жизни природы, свои размышления. То были непростые размышления. Вот он, спецпереселенец, потому что родился от матери -тавларки и отца-тавларца. То, что его отец погиб на фронте, не было случай-ностью, в этом был смысл, но ведь его отец мог быть, скажем, грузином, а мать, скажем, гушанкой, и при такой случайности Алим остался бы на родине. Значит, его народ есть его вина. И вина немцев, высланных из Ленинграда еще до войны с немцами, есть их вина. С ними вместе высланы и русские, но у них другая вина, они враждебны пролетариату. Им лучше. Они могут повиниться, они могут дождаться счастливого дня, как дождались саратовские, пензенские, самарские, и перестанут быть виновными. А он виноват навсегда, потому что он тавлар. У Сарият Бабраковой родился в скотском вагоне мальчик, и он родился виноватым. Ему еще пуповину не перерезали, а он уже был виноват перед родиной, перед Сталиным, перед всем советским народом, потому что на крохотном тельце есть незримое тавро: тавлар. Одни народы, и среди них - соседи тавларов, виновны, другие невиновны. Но, может быть, невиновные сегодня будут виновны завтра? Как уйти от вины, если твоя вина - твой народ? Здесь, в "Мече революции", есть беременные тавларки. Их дети еще не родились на свет, но зародыши уже виноваты, потому что виновен народ...
Из тетрадки Алима:
"Однажды, когда мы ужинали, к нам вошел сосед, плотник Кучиев, обрадовался:
- Мне повезло, во второй раз ужинать буду.
Когда тавлары едят, они вошедшего в дом к столу не приглашают, это само собой разумеется. Плотник ел молча, относясь к приему пищи с необходимой серьезностью. Поев, он сказал:
- Отправляют меня на две недели в пустыню. Будем строить бараки, говорят, евреев недалеко от нас поселяют.
Это сообщение нас не удивило, но непонятным образом взволновало. Калерия Васильевна прижала к себе Вику. Голос ее дрожал:
- Что за несчастная страна - всех сажают, всех высылают. Русских, немцев, кавказских горцев, калмыков, теперь евреев. Неужели нельзя жить нормально, работать, воспитывать детей? В тридцать седьмом арестовали моего отца. Он был беспартийным, работал начальником цеха на инструментальном заводе, политикой никогда не интересовался. Покойная мама, плача, объясняла: "Мы тебе не хотели говорить, твой дедушка был священником, его десять лет назад сослали на Соловки, погиб, наверное". Я была поражена, и вот что странно: объяснение мамы мне тогда показалось разумным, убедительным. Раз сын священника, значит, надо арестовать. Наваждение какое-то!
Плотник Кучиев поставил на блюдце чашку верх дном в знак того, что больше чаю не хочет, растопырил пальцы обеих рук на уровне щек и воскликнул своим высоким девичьим голосом:
- Ты образованная, Калерия, ты скажи мне, растолкуй, кто я! На фронте по боевой характеристике я в партию вступил, но если я авангард, то почему я здесь привязан, как к шесту жеребенок, которого собираются сварить?
- И я на фронте в партию вступила. Думала, теперь я не дочь репресси-рованного, не внучка священника, не прокаженная, теперь я такая же, как другие, нет, лучше других. Гордилась.
Мне запомнилось еще одно посещение плотника. Это было в самом начале марта 1953 года. Плотник вошел к нам поздно вечером. В руках у него был инструмент. Мы поняли, что он чем-то встревожен. Он сказал:
- Я к вам прямо из клуба. Ремонтируем. Радио целый день слушаем. Сталин заболел.
Сталин заболел? Как может Сталин заболеть? Как может солнце погаснуть днем? Как может мир перевернуться? Как может земля сойти с ума? Утром я пошел в контору. Коменданта нет, все какие-то напуганные. То один, то другой тавлар забегают ко мне, спрашивают о том, о сем, но, чувствую, ни о том и ни о сем хотят спросить.
И вот пришла весть. Показалось нам, что сердце слышит голос всемирного муэдзина, сзывающего со всемирного минарета все человечество на предрассветный намаз. Мы купили водки, собрались, сели за стол.
Пришел и плотник Кучиев с женой и мальчишками-близнецами. Выпили.
И вдруг Мурад запел. Он запел нашу старинную печальную песню:
Мы довольно терпели,
Исходили слезами...
- Не так поешь! - крикнул плотник. - Не то поешь. Веселую пой! И он пустился в пляс. Задрожали стены кибитки и пол. Плотник плясал горский танец на земле изгнания. Сначала его движения были медленными, важными. Как бы вообразив себе длиннорукавную черкеску, он придерживал руками края рукавов пиджака. Потом выгнул руки так, что они образовали зигзаг горной дороги, и, как столб ветра, завертелся на узком пространстве между столом и стенами. Плотник вместо обычных при пляске выкриков кричал: "Подох! Подох!" Он схватил Калерию Васильевну, та смеясь отказывалась: "Не умею", но он заставил ее хотя бы подняться с места, он кружился вокруг нее и в счастливом безумии кричал:
- Подох; Подох! Мы, Кучиевы, живем и будем жить, а он, пес, подох! Подох!
Кричал и я, хмель счастья залил мою душу, душа моя звенела, пела, плясала..."
* * *
Есть восточная поговорка: "Радость сближает, а горе соединяет". Нас соединили не скоморошные слова о том, что жить стало лучше и веселее, а голодные села, аулы и кишлаки в пору всеобщей коллективи-зации, не многогектарные цветники вокруг вилл управителей, а зоны концентрационных лагерей, нас соединили не государственные застолья, не песни и пляски декад, а слезы вдов и матерей тех, кто не вернулся с полей страшной, долгой войны.
Мы слились. Мы сами порой не понимаем, как крепко и кровно мы слились.
Национальное самосознание прекрасно, когда оно самосознание культуры, и отвратительно, когда оно самосознание крови.
Самосознание культуры означает, что всё, созданное в мире, испокон веков во всех областях науки, искусства, литературы становится органичной частью национальной духовной жизни.
Национальное самосознание крови всегда бездарно, всегда бесплодно, национальное самосознание культуры всегда талантливо, всегда плодотворно. Национальное самосознание крови есть бессмысленный и жестокий бунт бездарности против национального самосознания культуры.
БАЛКАРЦЫ
С. ЛОГИНОВА
ЧЕРЕКСКАЯ "ХАТЫНЬ"
Расследование ведет журналист
О белорусской Хатыни знает весь мир. Вокруг Черекской до сих пор возвышается "китайская стена" молчания. Поэтому даже в Кабардино-Балкарии о ней знают очень немногие. Между тем то, что произошло в конце ноября 1942 года в селениях Черекского ущелья Сауту, Глашево, Мухол, Огьары Чегет, во сто крат страшнее: в Белоруссии зверствовали враги, фашисты, здесь - свои...
Ночь та выдалась на редкость лунной и светлой. Была ли она спокой-ной? Настолько, насколько может быть спокойной ночь в селе, откуда все мужчины ушли на фронт, где остались одни старики, женщины, дети да инвалиды. В селе, мимо которого совсем недавно прошли, отступая дальше в горы, части родной 37-й Армии. Что-то будет, когда придет враг?
Но беда пожаловала не оттуда, откуда ее можно было бы ждать...
Зазвенели разбитые окна. Зловеще застучали в двери приклады. По спящему селу шли солдаты. Советские солдаты. Защитники. Они входили в дома и - расстреливали, всех. Без разбору. Ничего не объясняя. Не предъявляя никаких обвинений.
- Мать-инвалид и я, - рассказывает Жамилат Иналовна Бичеева, которой в ту пору было 8 лет, - затаились за печкой. В доме было темно и отворившие дверь решили, что он пуст. Тут вдруг из второй половины дома вышла на стук сноха с грудным ребенком. За ней бабушка 80 лет. Обе были убиты на месте... Позже то же сделали с моим отцом.
Кто мог, схоронился за семью засовами, в подвалах и потайных комнатах. Утром стали собираться группами: вместе вроде не так страшно.
И ведь предупреждали! Говорил знающий человек: уходите, готовится расправа. А за что? Не верили ему. Да и как можно было поверить! Чтобы свои... И за что, за что?!
И вот расправа. В течение недели людей специально отыскивали и уничтожали. Трупы старались сжигать.
Ахмат Мисиров три месяца назад как вернулся из госпиталя. Инвали-дом. Шагнул навстречу, протянул паспорт и освобождение от воинской службы. Ведите, мол, в штаб. Там разберемся. Так и упал, сжимая бумаги...
"Неужели вам жалко одной пули? Застрелите меня!" - все просила родных 12-летняя девочка. На ее теле было 11 ран. Она прожила еще 13 дней.
Раненый мальчик 3-х лет, приподнявшись над трупами, попросил пить. Ответом ему был выстрел.
Мать Зулюхи Глашевой не выдержала безмолвного расстрела и мужа и попытки то же сделать с ее 17-летней дочерью. Умерла к утру, оставив семерых детей, младшего из которых еще кормила грудью...
Три подростка, пробираясь в безопасное место, напоролись на солдата. Он успокоил - "Не трону, не бойтесь", - и сказал, что село окружено.
Мухадин Байсиев, 14-летний парнишка, чудом сумел убежать и укрыться в доме, входная дверь которого вместе со стеной была замаски-рована кизяками. Здесь семеро суток прятались 30 человек, сидели без воды и пищи.
Старшую сестру, двух братьев и саму Халимат Мисирову мать втолкнула во внутреннюю комнату без окон над погребом. Дверь успела замазать глиной, сровнять с землей. Оттуда ребята слышали, как в дверь дома сильно стучали, как ее открыл отец. Вошедшие стали копаться в вещах. Людей (около 60 человек) повели под навес. Плакали напуганные дети. Потом раздались выстрелы. Халимат зажимала рот, чтобы не вскрикнуть... Ночью выбрались через дымоход. Убежали в горы. Без обуви, без теплой одежды.
Когда солдаты ушли, уцелевшие стали возвращаться на пепелище. Трупов было так много, что их не успевали опознать и предавать земле.
Это которые не сгорели вовсе. От других оставались сережки, лоскуток платья, обгорелые кости в кучке пепла. Это собирали в матерчатый мешочек.
Послали гонцов в соседние селения. Там, где солдаты не побывали, недоумевали, шли помогать хоронить. На возвратившихся после такой "работы" страшно было смотреть - люди были сломлены...
В обычной ученической тетради - список расстрелянных в Сауту.
323 имени. 30 лет его составлял учитель из с.Верхняя Балкария Хусей Османович Бичеев. Сам он видел, что происходило - жил в селе напротив, за рекой. Позднее искал свидетелей, собирал факты. Вчитайтесь в эти страшные строки.
Темиржановы - всего 81 человек: Рахимат - 44 года, Махмуд - 47 лет, Сенсабий - 3 года, Фатимат - 1 год, Зарыят - 35 лет, Абукерим - 5 лет, Жамилят - 3 года, Салихат - 1 год, Индрис - 75 лет...
Мисировы - всего 116 человек: Мухайн - 6 лет, Абидат - 4 года, Муса 62 года, Фатима - 50 лет, Рамазан - 2 года, Мустафа - 5 лет, Батырбий 85 лет...
В ночь с 28 на 29 ноября в родовом селении Глашево было расстреляно, по последним данным, 76 человек. Из них 33 женщины, 21 ребенок до 16 лет, 2 инвалида Великой Отечественной войны, остальные – старики. Смотрю список жертв села Глашево: Акбиче (мать) - 35 лет, Маржанат (дочь) - 6 лет, Иллаука (дочь) - 4 года, Нажабат (дочь) - 5 лет, Багалы (дочь) - 3 года, мальчик и девочка (близнецы) - по шесть месяцев...
"Сау тур!" - говорят балкарцы при встрече. "Будьте живы"! Как переводится название селения Сауту, я не знаю. Может, вообще не переводится.
Но, согласитесь, от проведенной аналогии становится жутко.
Я хорошо понимаю человека, сказавшего, что он просто не может в это поверить. И больно. И горько. И страшно.
А можно ли хоть как-то оправдать такое зверство?! Нет! Никакими ссылками на войну, на, якобы, имевшиеся здесь бандитские выступления (есть такая "оправдательная" версия). Нет! Иначе - чем мы лучше фашистов, нравственным превосходством над которыми мы гордимся?!
Да и в списках погибших я не нашла и десятка мужчин, которые хотя бы по возрасту могли бы быть заподозрены в разбое.
И не ожидала ли все ущелье участь Сауту и Глашево?
...Там, где раньше располагалось селение Сауту, - ныне развалины.
А у дороги стоит памятник. "Путник, остановись! Почти память зверски расстрелянных, а затем сожженных верными псами сталинского геноцида - войсками НКВД в ноябре 1942 года... 1989 года. От Балкарии".
Памятник установлен народом. Официальной оценки событий нет до сих пор. Не то что газетной публикации - ни одного сколько-нибудь серьезного обсуждения. Нигде. Никогда. Даже при закрытых дверях.
Тема сразу же попала в разряд неприкасаемых. Никто не смел и упомянуть об этом преступлении властей. А руководство республики все эти годы больше занимал падеж сотни голов скота, чем геноцид целого народа. Да и до сих пор документы, касающиеся этой трагедии, относятся к "особо секретным". Почему? Кому это выгодно?
Не берусь расставить все точки над i. Этим наконец-то (через 48 лет!) занялась специальная комиссия Верховного Совета КБ АССР. Надо думать, рано или поздно назовут имена всех причастных к этому чудовищному преступлению.
г. Нальчик
Радес КУЛИЕВ
Я ПОМНЮ...
В ночь с 7 на 8 марта 1944 года к нам домой пришли солдаты и приказали собираться. На сборы дали 30 минут. Наш отец в это время был на фронте (Ленинградском), маме было 32 года, бабушке - 60 лет, моему брату - 4 года, а мне около 9 лет. Разрешили взять с собой часть постельного белья, продукты, одежду. На грузовых автомобилях "Студебеккер" привезли на грузовую станцию Нальчик, велели садиться в товарные вагоны. В нашем вагоне было 70 взрослых и детей. Мужчин практически не было. Погрузка шла под наблюдением солдат внутренних войск. Назначили старосту вагона, который должен был обеспечивать нас питьевой водой, кипятком и хлебом.
Никто не знал, куда нас везут. Старшие говорили, что нас утопят в море. Вспоминается, как нас полдня двигали взад-вперед по длинному мосту. Как выяснилось через много лет, - это был новый мост через Волгу, и, двигая наш эшелон по нему взад-вперед, его таким образом испытывали на прочность.
Недели через три состав остановился в степи, и нас выгрузили. Здесь нас распределили по разным колхозам. Наша семья попала в колхоз Кызыл-Тау Ивановского района Фрунзенской области Киргизской ССР. Местное население - русские, украинцы, дунгане, уйгуры - было "подготовлено" к встрече с нами: нас представили им как предателей, изменников родины, дикарей. Мы сразу почувствовали это, нас обзывали и оскорбляли на каждом шагу. Мы, дети, никак не могли понять, за что нас обижают, и плакали. Через несколько дней нас всех - взрослых, стариков и детей - выгнали утром на работу в поле, и так продолжалось до 1951 года. Убирали бахчевые культуры, но в основном работали на рисовых плантациях: все босиком. Рисовые чеки, кишащие змеями, голод, малярия, - в первые два-три года умерло больше половины детей и стариков.
В 1951 году в полученном мною паспорте на странице "Особые отметки" был поставлен штамп, говорящий о том, что мне разрешается проживать только в пределах села Новопокровка Кантского района Фрунзенской области. Без разрешения комендатуры запрещалось выезжать, каждую субботу надо было отмечаться... Мне не разрешалось учиться ни в вузе, ни в техникуме, меня, и таких, как я, не принимали в военные училища, в аэроклубы ДОСААФ, не призывали на военную службу. Всего этого и не было в селе, где я жил; но и живших в городе в институты и техникумы не принимали, выставляя на вступительных экзаменах неуды по указанию свыше. Любые преступления, случавшиеся в районах проживания спец-контингента, как нас называли, приписывались именно нам. Выезд из села в город Фрунзе наказывался шестимесячным тюремным заключением, а за пределы республики - 10-25 годами лагерей без суда.
Мой отец Хаджимуса Кулиев, гвардии старший лейтенант, награжденный боевыми орденами и медалями, нашел нас в 1946 году и автоматически был поставлен на спецучет. Точно так же поступили с его двоюродным братом, поэтом Кайсыном Кулиевым, прибывшим во Фрунзе одновременно с отцом.
Мне с большим трудом удалось поступить в медучилище, мечты о летном училище пришлось оставить - меня не приняли даже в аэроклуб на отделение пилотов, пробился только в парашютную секцию. Только после возвращения на родину в 1957 году я смог учиться дальше. Квартиру нам в Нальчике не возвратили, компенсацию мы никакую не получили, большой дом с садом и огородом в селении Кашкатау, который принадлежал моей бабушке, мы не получили. В переселении бабушка умерла от голода, тогда же умерли ее брат, племянница с дочерью, ее сестра, мой дедушка... Трое сирот попали в детдом, выжили двое …
Москва, 1990
22.III.1944 г.
Л.БЕРИЯ
СПРАВКА
О ходе перевозок балкарцев по состоянию
на 16 часов 17 марта 1944 года
Погружено 14 эшелонов, находятся в движении 14 эшелонов (Оренбургская железная дорога - 9 эшелонов, Ташкент - 5 эшелонов).
Всего погружено в эшелоны 37 773 человека. Переселенцы направля-
ются во Фрунзенскую область - 5446 человек, Иссык-Кульскую область - 2702 человека, Семипалатинскую - 2742 человека, в Алма-Атинскую - 5541 человек, Южно-Казахстанскую - 5278 человек, Омскую - 5521 человек, Акмолинскую - 5219 человек, Джалал-Абадскую - 2650 человек, Павлодарскую - 2614 человек.
Заместитель начальника 3-го Управления НКГБ СССР
ВОЛКОВ
Начальник отдела перевозок НКВД СССР
АРКАДЬЕВ
УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР
О переселении балкарцев, проживающих в Кабардино-
Балкарской АССР, и о переименовании Кабардино-Балкарской
АССР в Кабардинскую АССР
В связи с тем, что в период оккупации немецко-фашистскими захватчиками территории Кабардино-Балкарской АССР многие балкарцы изменили родине, вступали в организованные немцами вооруженные отряды и вели подрывную работу против частей Красной Армии, оказывали фашистским оккупантам помощь в качестве проводников на кавказских перевалах, а после изгнания с Кавказа войск противника вступили в орга-низованные немцами банды для борьбы против Советской власти, Президиум Верховного Совета СССР п о с т а н о в и л:
1. Всех балкарцев, проживающих на территории КБАССР, пересе-
лить в другие районы СССР. Совету Народных Комиссаров наделить балкарцев в новых местах поселения землей и оказать им необходимую государственную помощь по хозяйственному устройству.
2. Земли, освободившиеся после выселения балкарцев, заселить колхозниками из малоземельных колхозов Кабардинской АССР.
3. Кабардино-Балкарскую АССР переименовать в Кабардинскую АССР.
4. Включить в состав Верхне-Сванетского района Грузинской ССР Юго-Западную часть Эльбрусского и Нагорного районов Кабардинской АССР, изменив в связи с этим границу между РСФСР и Грузинской ССР на этом участке следующим образом: от перевала Бурун Таш, что у север-ных склонов горы Эльбрус, линию границы на восток по реке Малка до высоты 2877, далее на юго-восток по реке Ислам-чай через высоту 3242 у перевала Кыртык Ауш, на юго-восток по реке Кыртык западнее поселка Верхний Баксан и на юг по реке Адыр-Су до перевала Месхетия.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР
М.КАЛИНИН
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР
А.ГОРКИН
Москва, Кремль. (8) апрель 1944 г.
ХРОНИКА
Москва. Президиум Верховного Совета РСФСР утвердил представление Верховного Совета Кабардинской АССР о частичном изменении границ отдельных районов и переименовании некоторых сельских советов. Хасаньинский сельский совет Советского района переименован в Приго-родненский и селение Хасанья переименовано в Пригородное. Яникоевский сельский совет Чегемского района переименован в Ново-Каменский, селение Яникой - в Ново-Каменка. Лашкутинский сельский совет Эльбрусского района переименован в Зареченский и селение Лашкута - в Заречное. Былымский сельсовет Эльбрусского района переименован в Угольный, селение Былым – в Угольное.
Жемталинский, Зарагижский сельские советы Урванского района Аушигерский, Герпегежский сельсоветы Нальчикского района перечислены в состав Советского района; Белореченский, Пригородненский сельские советы Советского района перечислены в состав Нальчикского района, Лечинкаевский, Чегемский 1 и Чегемский II, Шалушкинский сельские части Нальчикского района перечислены в состав Чегемского района; Малкинский сельский совет Зольского района перечислен в состав Нагорного района, Заюковский сельсовет Баксанского района перечислен в состав Эльбрусского района и селение Александровское Нальчик-ского района перечислено в черту города Нальчика. (ТАСС).
Кабардинская правда. 1944 г. 5 авг.
НАГРАЖДЕНИЕ ОРДЕНАМИ И МЕДАЛЯМИ РАБОТНИКОВ
НАРОДНЫХ КОМИССАРИАТОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
И ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ, ОФИЦЕРСКОГО,
СЕРЖАНТСКОГО И РЯДОВОГО СОСТАВА ВОЙСК НКВД
За успешное выполнение специального задания (выселение балкарцев. - ред.-сост.) правительства и проявленные при этом мужество и отвагу Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 августа 1944 года награждены 109 человек - работники Народных Комиссариатов Внутренних дел и Государственной Безопасности, офицерский, сержантский и рядовой состав войск НКВД, из них по Кабардинской АССР:
ОРДЕНОМ КРАСНОГО ЗНАМЕНИ
Эрипсоев Титу Машевич
ОРДЕНОМ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 2 СТЕПЕНИ
1.Афанасенко Владимир Алексеевич - майор государственной безопасности
2. Боготов Назыр Исуфович - милиционер
3.Хапов Таукан Машевич - подполковник государственной безопасности.
ОРДЕНОМ КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ
1. Айбазов Галим Ибрагимович - капитан государственной безопасности
2.Артемьев Александр Петрович - старший лейтенант государственной безопасности
3.Архипов Иван Власович - капитан государственной безопасности
4. Бобрицкий Самуил Бенционович - старший лейтенант государственной безопасности
5. Васин Федор Терентьевич - капитан государственной безопасности
6. Евгажуков Николай Матович - секретарь Баксанского РК ВКП(б)
7. Канкулов Даниял Асланбекович - старший лейтенант государственной безопасности
8. Карданов Хажимуса Хажумарович - майор государственной безопасности
9. Кармоков Магомед Машукович - пред. колхоза им. Кирова сел. Заюково
10. Котенко Иван Иванович - капитан государственной безопасности
11.Литовко Иван Павлович - капитан юстиции
12. Мещеряков Павел Андреевич - капитан государственной безопасности
13. Муравьев Леонид Сергеевич - младший лейтенант государственной безопасности
14. Нартоков Мухамед Гузерович-лейтенант государственной безопасности
15. Паранич Владимир Дмитриевич - капитан государственной безопасности
16. Попов Семен Антонович - майор государственной безопасности
17. Сижажев Хусейн Татимович - капитан государственной безопасности
18. Хакяшев Хангери Юсупович - старший лейтенант государственной безопасности.
МЕДАЛЬЮ "ЗА ОТВАГУ"
1. Абдулин Насыба Нигматулович - младший лейтенант государственной безопасности
2. Бжихатлов Темирхан Герандукович - колхозник
3. Гутова Чамсир Хасетовна - секретарь парторганизации колхоза "Первое мая" сел. Баксаненок Баксанского района
4. Желдашев Хусейн Заурбекович - пионер-колхозник
5. Еременко Илья Николаевич
6. Закуроев Тип Сафарович - колхозник
7. Зубко Пантелей Трофимович
8. Каворин Леонид Федорович - старший лейтенант государственной безопасности
9. Колесников Макар Михайлович - младший лейтенант милиции
10. Крутовский Филипп Васильевич - старший лейтенант государственной безопасности
11. Кулаев Владимир Агубеевич - старший лейтенант государственной безопасности
12. Мосин Александр Степанович - ветфельдшер Нальчикской райбольницы
13. Ошроев Касым Таибович - секретарь парторганизации сел. Дейское Терского района
14. Сижажев Мустафа Асланбекович - колхозник
Кабардинская правда. 1944. 13 сент.
Кязим МЕЧИЕВ
МНОГОСТРАДАЛЬНЫЙ МОЙ НАРОД
Вслушайтесь и правильно поймите
Вы слова печальные мои:
Ненависти в сердце не берите,
Гиблой избегите колеи.
Главный так решил. В чужие дали
Повелел переселить народ.
Разве виноватых здесь искали?..
Не было в веках таких невзгод!
Без одежды зимней и без пищи,
Стольких потеряв, бредем во мгле,
Ну, а там, на отчем пепелище,
Мертвые не преданы земле.
Губит нас корысти вражьей сила.
Суд неправый, и не жди добра,
И к земле невинных придавила
Наговоров темная гора.
Мы вошли в товарные вагоны,
Мы стальных путей узнали зло,
Но однажды выправят законы,
И терпенье наше не ушло.
Вижу: потускнели наши лица,
Мы слабеем, тучи все темней.
Если это бедствие продлится,
Разве светлых мы дождемся дней?
Стала жизнь, как рубище, дырява,
Сделалась безвкусною еда, Беды –
И налево и направо,
Нищие, уходим в никуда.
Силы сердца иссякают ныне,
Ни в руках нет мощи, ни в ногах.
Маются бездомные в пустыне,
Жизни радость превратилась в прах.
Враг на землю наступил родную,
Истребить решил нас и стереть.
Все равно старался он впустую –
В собственном огне ему гореть!
Честный труд - спаситель наш сегодня,
Он оденет и прокормит нас,
Силы даст держаться благородней
И достойней встретить горький час.
Свой народ прошу - с бедою споря
Жить работой, почитая труд,
Совести не забывать и в горе,
И наветы, верю, отпадут.
Казахстан, 1944
Перевод с балкарского Михаила Синельникова
ВЫДЕРЖАТЬ!
Все рушится. Все падает во тьму
Под черным ураганом выселенья
О дай, Аллах, народу моему
В годину эту страшную терпенья.
Я много пожил, много повидал.
Клеймил насилье, славил свет свободы,
А он померк. И черный день настал,
И огласил предгорья стон народный.
Я пожил, я немало видел бед,
Но что они в сравненьи с той, что ныне?
Изгнанник я. И вот под старость лет
С родным народом маюсь на чужбине.
Уже тускнеет свет в моих глазах,
Но через все страданья и сомненья
Лишь об одном молю тебя, Аллах:
Народу моему пошли терпенья.
Слух пропадет и голос у меня,
Завоет пес мой, чувствуя тревогу,
И люди деревянного коня
Мне снарядят в последнюю дорогу.
Но жив пока, пока могу дышать
Под тяжким гнетом горестных событий,
Я не устану братьям повторять: -
Вы ненависти в сердце не копите!
На скачках проверяют скакуна,
Пройдем же сквозь хулу и сквозь проклятья.
От горя, как от скверного вина,
Не обезумьте - к вам взываю, братья!
Народ наш не был баловнем судьбы,
И голод донимал нас и набеги.
Но не свернули с праведной тропы,
И, дай Аллах, нам не свернуть вовеки.
И головы летели наши в прах,
Когда мы с неприятелем сшибались,
И пламя гасло в наших очагах,
Но мы всегда народом оставались.
Знавали и нашествия чумы,
Знавали наводненья и лавины,
Но горской чести не роняли мы.
Свидетели - и горы, и долины.
Наш край родимый, как он далеко!
И хлеб изгнанья в нашем горле комом.
Да, выдержать такое нелегко.
Не выдержать - покрыть себя позором.
Возьми слова Кязима, брат, возьми
И выстой в жизни под безумным гнетом.
Пока нам хватит силы быть людьми,
Мы на земле останемся народом.
Я слову своему не изменял
И завещаю верность правде строгой.
На том стою, пока меня
Не понесут кладбищенской дорогой.
Казахстан, 1944
Перевод с балкарского Игоря ЛЯПИНА
Алим ТЕППЕЕВ
ПРОЩАНИЕ
Фрагмент из трагедии «ТЯЖКИЙ ПУТЬ»
Кязим (МЕЧИЕВ – прим. ред-сост.) бредет по иссушенной земле Голодной степи в Казахстане, с ним – Нищий.
КЯЗИМ - Каменной глыбой страданья сдавлено сердце,
Беды мои тяжелы, как скалы на склоне Шики.
Буду и здесь я лежать, от тревог не свободный,
Горькое горе людское будет раны мои бередить.
Пользы нет от молитв и смиренья,
И могилу мою занесут чужбины пески.
Вам, живым, завещаю: живых берегите,
Справедливость и честь возродятся, поверьте.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|