Материалы совещания в редакции

«Дружба народов». 1988 N 12.

И ПРОЧИЕ СОВЕТСКИЕ НАРОДЫ

* * *

18 мая 1944 года вместе с крымскими татарами подверглись депор­тации:

396 немцев,

32 румына,

21 австриец,

1 венгр,

7 финнов.

История СССР. 1989. № 6.

* * *

По Постановлению Государственного Комитета Обороны от 2 июня 1944 г., № 5984, за два дня (27 и 28 июня) было выселено:

15 040 греков,
12 422 болгар,
9621 армянин.

Кроме них в число выселенных попали 1119 иностранных поддан­ных, проживавших в Крыму:

немцы, итальянцы, румыны, 3531 грек, 105 турок,

16 иранцев.

Там же.

Борис БЕБЕШ

БЕЗ ВИНЫ И БЕЗ УКАЗА

Воспоминания

Я родился в 1931 году в Ялте, где родились еще мой дед, отец, мать, старший брат, бабушка - весь мой род.

В начале 1941 года отца неожиданно арестовали, говорили, кто-то на него донес, и его осудили. Началась война. Фашисты стремительно приближались к Крыму. Наши войска уходили поспешно, граждан­ское население эвакуировалось выборочно - в первую очередь работники советских и партийных органов, знатные люди, а наша семья - без отца - состояла из бабушки, матери, 14-летнего брата и меня. Немыслимо было попасть на перегруженные теплоходы, которые, как нам становилось известно почти тотчас же, почти все были потоплены при бомбежке вражеской авиацией. Так мы оказались в оккупации, но еще до прихода немцев в Ялту, неожиданно дома появился отец. Он рассказал, что их, заключенных, использовали на строительстве обо­ронительных рубежей. При отступлении повели колонной, но налете­ли фашистские самолеты, стали бомбить, и они разбежались, кто куда.

Вернувшись, отец связался с ялтинским подпольем и через Виктора Александровича Жукова передавал интересующие партизан сведения о численности оккупантов, их вооруженности и т.д. Я помогал отцу. А было это так. Работы не было, а кормиться как-то было надо, и отец, как и многие другие, вырезал из кости крымские сувениры и ходил вместе со мной в расположение частей гитлеровцев и продавал их, вернее, обменивал на продукты. Пока он торговал, я смотрел и считал танки, машины, пулеметы

и так далее. Жизнь была тяжелая, трудная, голодная, перебивались, кто как мог. Мне частенько с другими ребя­тами приходилось ходить к румынам, итальянцам, немцам и воровать овес из кормушек лошадей. Из этого овса варили дома кашу.

Когда наши спустили десант, всех мужчин, в том числе моего отца и Жукова, забрали и отправили в концлагерь под Симферополь, в так называемый "картофельный городок". И вновь случай помог отцу и Жукову – им удалось бежать оттуда и до прихода наших они прятались в горах.

В этот период - перед освобождением - Ялту часто бомбили с моря.

По городу били наши военные корабли. И хотя мы наравне с оккупан­тами подвергались опасности, но радовались, что Красная Армия бьет врагов.

В одну из бомбежек был разбит наш дом, и нам пришлось перебираться в другое помещение.

В начале 1944 года гитлеровцы начали бежать из Крыма, бросая технику, госпитали. Сбегались в Севастополь, и в один прекрасный день в Ялте наступила тишина, город будто вымер, а наутро в нее вступили наши войска. Радости не было предела - мы победили. Вер­нулся отец. Вскоре брату пришла повестка - он отправился воевать в Севастополь. А потом пришла повестка и отцу, которому было тогда 43 года, но ему не пришлось идти в армию.

Отлично помню день, когда пришла ему повестка, вечер, ночь и утро. Мать собирает отца на фронт, утром в 7 часов ему идти. Я кручусь возле, слушая отцовские наставления - еще бы, я, тринадцатилетний, остаюсь с двумя женщинами за главу в семье. Заснули поздно, вдруг в 5 часов утра - страшный стук в дверь. Открываем: стоят солдаты с автоматами и офицер. Спрашивают:

- Кто здесь живет?

- Караимы.

- Собирайтесь. Вас выселяют как врагов народа.

- Как - врагов? - удивляется отец. - Мой сын воюет в Севастополе, я через два часа должен явиться по повестке... Вот!

Но офицер в клочья рвет повестку отца и кричит, чтобы мы через 10 минут были готовы в дорогу. "Иначе погоним, как собак!" - пригро­зил он.

Что можно было собрать за 10 минут?

Оделись по погоде - стоял июнь 1944 года. Я поехал в коротких дет-ских штанишках, летней рубашке и летнем пиджачке. Мать, ба­бушка и отец - в летнем. С собой взяли по смене белья и еду, какая была.

Вышли во двор, а там - соседи, плач, крики, стоны. Старики, жен­щины, дети. Расстерянные, испуганные. Караимы, армяне, болгары, греки... Татар вывезли весной, теперь пришел наш черед. Со двора нас всех согнали в городской сад, где театр имени Чехова, окружили плот­ной стеной солдат. Они не пускали ни за водой, ни в туалет. Все в панике, а людей со всех сторон ведут и ведут. Я никак не мог понять, что происходит: чего только

не пришлось перетерпеть от немцев, но ведь это наши, родные?

Подали открытые грузовые машины, приказали людям садиться.

Стали садиться - люди тянут с собой узлы, чемоданы, а солдаты выры­вают их из рук, откидывают в сторону, а людей пинками и прикладами торопят сесть в машину. Наконец, всех погрузили и повезли. Как мне потом сказали, нас везли через Ай-Петри коротким путем на станцию Сирень. Везли ночью, было очень холодно, укрыться нечем. Женщи­ны плакали, дети начали кашлять. Все время хотелось есть и пить.

На станции нас подвезли к товарному эшелону, раскрыли двери-ворота вагона и приказали садиться. В вагоне пусто - сесть не на что, стояли. Окна были забиты, потом задвинули двери, щелкнула снару­жи щеколда и нас повезли.

Сели прямо на пол - кто где стоял. Куда везут, зачем, почему - никто не знал. Ехали много суток - днем наш эшелон, как правило, стоял в тупике какой-нибудь станции, один-два мужчины из вагона под конвоем шли на станцию, брали там ведро-два горячей воды и возвращались. Хорошо, если им удавалось увидеть название станции, разговаривать с людьми не разре-шалось под страхом расстрела. Ночью нас везли. Люди в вагоне начали болеть, умер один старик, умирала женщина, но доехала. Если на станциях рядом оказывались люди, им говорили, что везут предателей родины, и в нас швыряли камнями, палками, кричали проклятия.

Ехали много дней. Каким-то образом узнали, что нас везут в Си­бирь

на поселение. Ночью на какой-то станции остановились, двери распахнулись и нам сказали: "Все, ваша дорога кончилась, вылезайте!

Вылезли, нас построили в колонну и погнали к реке, там нас уже

ждали баржи - на таких возят песок, гравий и прочие грузы. Велели садиться на баржи и повезли уже по реке. Часть оставили, сказали, что их повезут в другую сторону. Делили людей, как стадо, разъединяли семьи, не слушали ни просьб, ни плача.

Плыли несколько дней - без еды, без воды. Потом я узнал, что плыли мы сначала по реке Белой, потом по ее притоку Уфимке и приплыли в посе-лок Красный Ключ, это почти 200 километров от Уфы. В поселке находился лесхоз, лесопилка, бумажная фабрика. Поселили нас в бараке, который осве-щался днем и ночью. Люди стали работать на лесоповале, лесопилке, я пошел в школу. Но на "предате­лей родины" в поселке смотрели очень плохо, в школе меня начали травить, оскорблять, бить, пришлось мне бросить школу, так я пропу­стил учебный год. Родители еженедельно ходили отмечаться в спец­комендатуру.

Оказалось, что у отца моего, бухгалтера, дефицитная профессия. Его командировали в Уфу с отчетом и там он договорился о работе на кирпичном заводе. День Победы мы встретили в Красном Ключе - мы особенно радовались, считая, что теперь вспомнят о нас, исправят ошибку. Верили, ждали, питались иллюзиями...

В августе 1946 года удалось перебраться в Уфу. Вскоре и в наш дом пришла радость - отозвался брат и в 1947 году приехал к нам в отпуск. Он воевал до Победы, а после его оставили в морской пехоте в Сева­стополе. Он рассказал нам, что, узнав о нашем выселении, подал рапорт командова-нию о том, что он караим и семью его выслали. Он просит демобилизовать его и воссоединить с семьей. На его глазах так поступали с бойцами греческой, татарской национальности. Но его вызвали и сказали, что караимы не подлежат выселению, произошла ошибка, с вашей семьей разберутся, а вы служите дальше.

От нас брат поехал в Москву с ходатайством о нашем освобождении. Он прослужил на флоте до 1950 года, а нас освободили из-под спецу­чета и сняли ограничения в 1951 году.

Отец и мать, конечно, обрадовались, что больше не надо ходить отме-чаться в спецкомендатуру, что теперь можно ездить свободно, но почему-то побоялись возвращаться в Крым. Почему - не знаю. Воз­можно, в приказе об освобождении были ограничения. Так мы и оста­лись в Уфе, здесь я похоро-нил сначала мать, потом отца...

Нас, караимов, очень мало, всего 2800 человек. Это не народ, не нация, не национальность - этническая группа. Но как бы мы не назывались по-научному, мы остаемся людьми, и нам дорог родной язык, утраченный, можно сказать, совсем, наши традиции, уже почти забытые... Родина, наконец. Я с детства мечтаю вернуться в Крым, но дорога туда мне практически закрыта. Мне хочется общаться с караи­мами, которые в виду своей малочисленности почти все между собой родственники. Но в Крыму

их живет 900 человек, 400 в Литве, в Тракае, остальные разбросаны в результате "ошибочной" депортации на Урале, в Башкирии, в Сибири.

Кто - где. Без вины и без Указа с нами расправились...

На моих глазах 15 ялтинских семей караимов вымерли полностью.

Уфа, 1990

* * *

По Постановлению Государственного Комитета Обороны от 31 ав­густа 1944 г., № 6279, из Грузии в Казахстан, Киргизию и Узбекистан

было выселено:

46 516 турок

8694 курдов

1385 хемшидов

29 505 представителей других национальностей, не входивших в список специально выселяемых по государственному заданию.

Частичному выселению подлежали курды из Армении.

Всего из Закавказья было выселено турок, курдов и других народов

около 100 тысяч.

История СССР. 1989. № 6

* * *

По данным Управления общего снабжения ГУЛАГа, на довольст­вии

в местах заключения состояло без малого 16 миллионов - по числу пайкодач в первые послевоенные годы.

Антон АНТОНОВ-ОВСЕЕНКО.

Противостояние

Литературная газета. 1991. 3 апреля

* * *

В 1948 -1953 годы из Армении насильственно выселены около

100 000 азербайджанцев. Более половины из них погибли во

время депортации от эпидемических заболеваний и голода.

Из Архива газеты "Азербайджан" (Баку).

Публикация В.РЗАЕВА

Олжас СУЛЕЙМЕНОВ

Из беседы с поэтом

- Когда я в Алма-Ате пятидесятых годов учился в школе, нас зна­комили с прошлым Греции, Рима, Западной Европы, Америки и, ко­нечно, России. Но из истории казахов - ни одного имени, ни одного события. Кстати, не только школьников, но и историков отучили от своей истории, от своих предков. Помню, когда я, работая над книгой "Аз и Я", исследовал архивные документы в алма-атинской академи­ческой библиотеке, то отыскал удивительные первоисточники на за­пыленных полках хранилища. И что меня потрясло - страницы многих из них пришлось разрезать обыкновенной расческой, которая оказа­лась в кармане, не знал, что надо запастись костяным ножом. Я был первым, кто прочитал драгоценные страницы о прошлом...

Удивляюсь и огорчаюсь тому, что у нас нет Музея древнетюркского рунического письма, памятники которого обнаруживаются на громад­ных просторах от Монголии и Китая до Венгрии, но до сих пор еще не собраны под одной крышей... Ведь речь идет об одной из древнейших мировых письменностей, незаслуженно обойденной вниманием, кото­рого она достойна... Если шедевры рунического письма исчезнут - потомки нам не простят. Да и мы сами себе.

Связи нашего сознания с прошлым искусственно пресекались. А ведь это кровеносные сосуды истории и прерывать их нельзя без ущер­ба для общественного и национального развития. Сейчас газеты и журналы свели острые лучи своих "прожекторов" на тридцатых годах. Это десятилетие далеко не полно представлено в нашем сознании, хотя оно является ключевым для понимания всего семидесятилетия.

В музейных экспозициях о 30-х мы видим только победы. Пока еще нет в них фото и прочих документов о насильственной коллективиза­ции, голоде, репрессиях, которые бы диалектически дополнили кар­тины первых пятилеток. Кто знает, что в конце 20-х годов казахов проживало на тер-ритории республики более шести миллионов? А по­сле коллективизации осталось около трех! Возможно, и немного жертв в масштабах всей страны, но для нас это половина нации. Уничтоже­ние происходило безо всякой огласки. Но со всеми признаками гено­цида, организованного ретивыми чиновниками. Мы не проводим ежегодных дней памяти жертв геноцида. Такие дни не проводятся ни в России, ни на Украине, ни в Белоруссии - между тем как все народы испытывали ужасы истребления. Молчать безнравственно, как и спе­кулировать на этой теме. Необходимо сообща выработать строгий тактичный подход, чтобы народы не начали сорев-новаться мерами слез и страданий. Иначе - порочный круг. Искалечим сознание буду­щих поколений, воспитаем в душах огонь ненависти...

... Историю любого народа надо рассматривать в контексте общече­ловеческой истории, а не расхожих и часто услужливо предлагаемых мифов, не отвергая с ходу самые на первый поверхностный взгляд невероятные параллели. Ни один язык не упал готовым с неба. Каж­дый - результат бесконечных взаимосвязей с другими. И чем богаче язык, тем больше у него было контактов.

Возвращение исторической правды не акция-однодневка, а про­цесс... Сиюминутной акции легче соответствовать, а тут каждый но­вый день раскрывает новые драматические страницы. Давайте, например, взглянем: как формировалась интеллигенция в наших ре­спубликах? В 1930-е годы в срочном приказном порядке отменялись прежние алфавиты у народов Советского Востока, никто не спрашивал желания народа, не была проведена соответствующая научная подго­товка. Первые классы начальной школы писали традиционным араб­ским шрифтом, в третьем классе переучивались на латиницу, а заканчивали школу кириллицей. Все письменное наследие было забы­то. При этом книги, ценнейшие рукописи по различным отраслям знаний и особенно по истории, написанные в средние века, сжигались. У кого находили старинные книги - арестовывали как неблагонадеж­ного, политического диверсанта, носителя вируса буржуазного наци­онализма. Насильственное изменение алфавита не коснулось на Советском Востоке лишь грузин и армян. В ареал алфавитной кампа­нии были повлечены и молдаване, которые прежде пользовались ла­тиницей. Таким образом, последующие поколения казахов, узбеков, азербайджанцев, таджиков, туркмен, татар, киргизов, кумыков, бал­карцев, башкир, карачаевцев, каракалпаков оказались отрезаны от своего прошлого, от своей древней культуры. Навязывались совершен­но чуждые этим народам концепции их истории, которые во многом не изжиты и сегодня...

Ныне патриотизм как забота о национальных ценностях наконец-то признается естественным правом каждого народа. Однако эгоизм иных патриотов способен профанировать демократию, превратив гласность в кликушество.

Самосознанием невозможно наделить сверху и сразу. Оно выраба­тывается сложно и долго. И после десятилетий, а для некоторых наро­дов

и столетий исторической немоты выкрики естественны. Голоса еще не распеты, но мы должны выговорить весь алфавит самосознания до буквы "Я", превращая хаотический ор в демократическое белькан­то.

"Голоса еще не распеты"

Советский музей. 1989. № 3.

Мурад АДЖИЕВ

"ИЗ РОДА ПОЛОВЕЦКОГО"

Очерк

"В кумыкских песнях отражается нравственный облик кумыка -рассудительного и наблюдательного, со строгим понятием о чести и верности данному слову, отзывчивого к чужому горю, любящего свой край, склонного к созерцанию и философским размышлениям, но умеющего повеселиться с товарищами. Как народ более культурный кумыки всегда пользовались большим влиянием на соседние племе­на".

Так писали о кумыках в XIX веке. Значит, такими они и были. А мы? Достойны ли мы, нынешние кумыки, этих слов? Вровень ли идем со своими предками? Увы. Сегодня эти приятные слова к кумыкам не относятся, настолько искалечен теперь наш народ. Не поют уже песен в аулах, давно не поют. От традиций ничего не осталось, разве что "умение повеселиться"...

Если так пойдет и дальше, боюсь, скоро кумыки окончательно исчезнут. Пора уже, видимо, заводить "Красную книгу" народов СССР.

Это не громкие слова и не преувеличение. Жестокая реаль­ность.

В отличие от других народов Дагестана кумыки всегда жили на равнине и в предгорьях. Ведь нашими предками были половцы. На середину ХШ века приходятся первые упоминания о кумыках как о народе Кавказа.

Много воды с той поры утекло в нашем Доне. Ныне кумыков насчи­тывается чуть более двухсот тысяч. А было - миллионы! Тьмы и тьмы.

В Дагестане уже не осталось ни одного кумыкского района, умира­ют целые поселения...

Идет массовое вытеснение кумыков из республики, изгнание с родных ныне земель...

Передо мной результаты первой российской переписи населения (1926 года. - Ред.-сост.). Тогда в стране проживало 196 народов. А сейчас осталось... никто даже не знает, сколько. Официально сообща­ется, что в СССР более ста различных наций и народностей. Простите, а куда же делись остальные? Речь же идет не о людях, которых прави­тели расстреливали миллионами, а о целых народах, со своей богатей­шей и неповторимой историей, культурой, традициями.

Впрочем, ответ на вопрос "куда делись?" можно проследить на драматической судьбе моего народа.

Тысячи горских семей сперва насильственно завозились из горных аулов и расселялись по Кумыкской равнине. Причем тавлу (так по-ку­мыкски называют жителей гор) выделяли лучшие земельные участки, по площади в несколько раз больше, чем были у потомственных жите­лей равнины. Переселенцам давали такие ссуды, которые местным и не снились...

В переселенческом колхозе имени Г.Цадасы, например, горцы пол­учали участки по 40 соток и плюс под огород еще 20 соток, в то время как кумыкам более 7 соток земли выделять не положено. Почему? Никто не мог объяснить, все ссылались на какое-то постановление Совмина Дагестана.

Режим максимального благоприятствования за счет другого народа привел к тому, что на равнину с гор уже добровольно потянулись тысячи семей. Кумыкские поселения лишились своих пашен, паст­бищ, садов,

быстро захирели. Закрываются кумыкские школы, унич­тожаются культурные центры и памятники...

Вот пример по Хасавюртовскому району, бывшему когда-то "са­мым кумыкским" нашим этническим центром. Лишь четверть населе­ния здесь теперь кумыки. Да и то значительная часть их - безработные и безземельные. В Аксае, например, уже овцу не прокормишь - негде. Там и в помине нет тучных отар, о которых упоминал Лермонтов.

Кстати, раньше в Хасавюртовском районе жили не только кумыки, но и русские, вернее, казаки. От казаков остались лишь названия сел Петровское, Петраковское и другие, а самих выселили. Были не­сколько немецких поселений, но немцев тоже выселили... Нет народа - нет проблем.

Я родился уже не в Аксае, откуда родом мои дедушка и прадедушка. Нас, как и тысячи других семей, выселили раньше, до моего рождения. Сейчас вроде насильственного выселения нет, но есть экономическое принуждение, которое ничуть не лучше принудительных методов, которые применялись в сталинско-бериевские времена, ибо итог один и тот же: постепенно исчезают, распыляются по миру целые народы...

Из-за насильственного передвижения горцев на равнину, а равнин­ных жителей - в горы и в другие места нарушаются традиционные виды профессий как у тех, так и у других, а в результате - ущерб экономике, всей природе. Рисоводство, например, которым занялись, вернее, при­нудили заняться не имевших к тому навыков горцев на равнине, привело к экологической катастрофе: погибли тысячи гектаров, всюду засоление почвы.

Загублены леса. И самое страшное - появилась пустыня с песками.

При этом поля в горах зарастают...

Землей изгоев сделали Кумыкскую равнину. Чем заслужил мой народ такое проклятие?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: