Литературная Россия. 1990, 21 сент.

Замира ИБРАГИМОВА

"...И ВСПОМНИЛ БОГ О ЗЕЛЕНОМ ОЗЕРЕ"

Мария Федоровна Григорьева, учительница, районный центр Верх-Усугли:

- В 1939-м на севере Читинской области было 14 тысяч эвенков. Сейчас тысяча на три района - Тунгокоченский, Каларский, Тунгуро-Олекминский. И много тысяч оленей было. А оленей отнимали. Да еще в конце пятидеся-тых, перед укрупнением, в районе было семь тысяч оленей, сейчас - тысяча. Эвенки... вымерли от тоски... От того, что не давали им своим делом заниматься...

Анна Михайловна Таскерова, врач, Верх-Усугли:

- В госпромхозах штатные охотники - все русские, ни одного эвенка в штат не принимают. Проблема оружия. У эвенков нет железного ящика для хранения оружия, и им не дают разрешения на охоту. Как только сокраще-ния, наших первых сокращают - и в госпромхозе, и в совхозе. И получается у нас, что эвенки - преступники. Эвенк рожден охотиться, пасти оленей, собирать дикоросы. А коренного жителя так ли, сяк ли, но все от охоты отрывают. Тот сидел, тот дебил. Ты этого дебила в лес отпусти - он тебе покажет, на что способен.

Галина Александровна Русяева, бывший участковый милиционер, Тунгокочен:

- Конфликтовала я с начальством из-за коренного населения. Жизнь эвенков - лес! Народ простодушный, доверчивый, обмануть легко. А обид-чик сидит дирижером где-то в Москве ли, в Чите... Пере­носят райцентр из Тунгокочена в Верх-Усугли, здесь хозяйство лик­видируют, лис всех увезли, оленей передали в Кыкер, там эвенков нет, а наши эвенки остаются без работы. Первое золото откуда? От нас, из Забайкалья. Серебро - от нас. Коренному жителю это не нужно. Его "золото и серебро" - лес!.. Их были когда-то великие тысячи! Остались десятки... Сначала - колонизировано, потом - национализировано, потом - коллективизировано, а потом - все ликвидировано! С индей­цами хоть договора какие-то заключаются... А наших точно и нет совсем. И не будет скоро - опять геологи копаются...

Федор Петрович Жуманеев, потомственный охотник, Тунгокочен:

- Лет шестьдесят, наверное, охочусь. Нет, больше, наверное... С 9 лет пошел... Здесь и родился, в тайге, в Тунгокочене. Сдаю соболя, белку, рысь. Пенсия - пятьдесят рублей только. Охочусь. И бабушка моя тоже была охотник. Без ружья-то каково? Медведь придет - съест. А теперь все запрещают.

- Как вам можно запретить, коли вы всю жизнь охотник?

- Черт-те его знает. Все чего-то придумают.

- Много пушнины за жизнь сдали?

- Счета нету. Я всех больше сдал. За сезон один раз 110 соболей

втроем взяли. Из эвенков я теперь самый старший. Раньше десять палаток вместе стояли, а теперь один да один. Боюсь. Медведь придет - задавит. (Смеется дед, как ребенок, - излучает лукавое простоду­шие.) Встретил медведя - тихо-тихо стой, только не беги. Медведь говорит: я одного человека боюсь, больше никого не боюсь. Вышел ко мне лет пять назад... прямо на палатку... Поговорили, разошлись тихо... Эвенков совсем мало осталось, эти умрут, дак и все... Кто с медведем поговорит?

Обаятельный дед Жуманеев не ропщет, ни на что не жалуется, редкое среди эвенков долгожительство научило, видно, деда добро­душному смирению: все, что не тайга, живет по законам, ему непонят­ным. И они никак от него не зависят, а его бесхитростное бытие целиком зависит от них, и им надо улыбаться, потому что ничего другого не остается.

Дедушка Жуманеев читать не умеет - учился в школе два месяца. А пушнины сдал государству за жизнь... Кто говорит - на миллион, кто - на два миллиона. Сдавал, сдавал - ничего и не требуя для себя, кроме жизни в лесу, в котором прошла жизнь многих поколений его народа.

И дожил до того, что говорит с улыбкой (от нее щемит – такая безза-щитность!):

- Участок мой отбирают...

Велик советский Север, а проблемы 26 малочисленных его народ­ностей везде одинаковы. Выступая на первом учредительном съезде коренных народов Ханты-Мансийского округа, член Верховного Со­вета СССР Е.Д.Айпин сказал:

"Тяжек и труден путь через многие столетия. И в пути, называемом жизнью, мы потеряли не один род и не одно племя. Но все же мы выжили, хотя числом изрядно уменьшились.

Мы выжили, потому что наша судьба была в наших руках. Но сегодня, увы, наша судьба не принадлежит нам. Вернее, уже прошло несколько десятилетий, как ее отняли из наших рук... Мы не знаем, где нам завтра ловить рыбу, выслеживать зверя и птицу, пасти оленей, не знаем, где нам завтра срубить избушку, поставить ловушку, похо­ронить последнего сказочника..."

Гонек. 1990. № 3.

А.ТВАРДОВСКИЙ

... Но все, что было, не забыто,

Не шито-крыто на миру.

Одна неправда нам в убыток

И только правда ко двору!

- - - - - - - - - - - -

И душу чувствами людскими

Не отягчай, себя щадя.

И лжесвидетельствуй во имя,

И зверствуй именем вождя.

Любой судьбине благодарен,

Тверди одно, как он велик,

Хотя б ты крымский был татарин,

Ингуш иль друг степей калмык.

Рукоплещи всем приговорам,

Каких постигнуть не дано.

Оклевещи народ, с которым

В изгнанье брошен заодно…

Давно отцами стали дети,

Но за всеобщего отца

Мы оказались все в ответе,

И длится суд десятилетий

И не видать еще конца.

По праву памяти: Поэма. М, 1988

МЕСХЕТИНСКИЕ ТУРКИ

Вадим ТЮТЮННИК

ТУРКИ ИЗ МЕСХЕТИИ: ВЧЕРА И СЕГОДНЯ

В большинстве случаев информация об условно называемых месхетинских турках, поступающая в верхние эшелоны власти, не пред­ставляет собою объективных фактов и характеристик, а формируется на основе архаичных пережитков в мышлении, стереотипного подхо­да, неизученности рассматриваемых вопросов. Неизбежно это сказы­вается на выработке позиций тех или иных инстанций, или отдельных руководителей по отношению к самому народу, на принятии или не­принятии жизненно важных для него решений.

Так, на фоне отсутствия максимально полных и объективных дан­ных об истории, жизни и быте месхетинских турок, которые уже можно было бы получить, будь проведено хотя бы одно серьезное комплексное исследова-ние, и которые могли бы, сдерживая и коррек­тируя небезвредную стереотип-ность в осмыслении человеческого со­общества, его взаимосвязей и происхо-дящих в нем процессов, нарисовать истинный образ этого народа.

Сегодня зачастую слово "турок" вызывает у наших соотечествен­ников удивление тем, что живет он почему-то в нашей стране, а при попытке пред-ставить неизвестный поныне неосведомленному челове­ку облик советского турка перед глазами предстает неизменная феска над сверкающими глазами и крупным кривым носом, яркие шаровары и, чего доброго, еще изогнутая в руке сабля (хотя вряд ли: рассудок здесь подскажет, что ятаган давно стал для турок музейным экспона­том.) Но справедливости ради не следует упрекать обыкновенного человека за то, что образ янычара многие годы был более ему доступен, чем лицо его соотечественника-турка, хотя и его современника, но живущего иной полувековой жизнью под колпаком механизма ре­прессий и дискриминаций. Да и откуда нам знать, что предки турок из Месхетии всегда жили по эту сторону гор, отделяющих южную и юго-западную часть Грузии от Турции, на высоте более 2 тысячи метров над уровнем моря, что они никогда не служили в османской армии. Не брал их на службу и русский царь после того, как в 1829 году по Адрианополь-скому мирному договору часть их территории перешла к России. Случайно ли не брал? Очевидно, невыгодно было рекрутировать крестьян, произво-дивших продукты питания для обширной тер­ритории Грузии, или лесорубов, снабжавших ценными породами древесины по реке Куре даже прикаспий-ские земли. Хотя в те времена люди имели возможность свободно пересекать границу с Турцией и Персией, они и после того, как Ахалцихский вилайет стал уездом, не пожелали покинуть родную землю своих предков, к которой всегда питали особую любовь и привязанность. Так они и жили своей тихой и бесхитростной крестьянской жизнью, никем не замечаемые. Ни в 19-м веке, ни в 20-м, ни в советское время о месхетинских турках вроде не положено было писать, а с 1944 года стало запрещено. А почему? Кому они мешали?

Военное ремесло не было здесь для турок традиционным и не могло конкурировать с ремеслом труженика, возделывающего землю. Но пробил час, и на Великую Отечественную войну от 158-тысячного народа на фронт ушло 40 тысяч его сыновей, из которых в живых осталось всего 14 тысяч. Раненные, покалеченные бойцы сократили эту цифру в послевоенные годы. Оставшиеся в тылу женщины, дети и старики, как и вся страна, отдавали фронту последнее: продукты, вязаное шерстяное белье, ослов в качестве гужевого транспорта. На­род неустанно трудился и оплакивал бесконечные похоронки, как и многие другие по всей стране. Все это было до 1944 года.

Шли тяжелые военные годы. Но никто, ни воевавшие за родину месхе-тинские турки, ни оставшиеся в тылу за тысячу километров от тех мест, где рвались бомбы и снаряды, их родные, не могли и догады­ваться, что им придется испытать такое, что оказалось страшнее, горше и обиднее, чем сама война.

В ночь с 14 на 15 ноября 1944 года весь народ, в том числе вернув­ши-еся с фронта калеки, которые не могли больше воевать, были де­портированы в Казахстан и Среднюю Азию. Люди турецкой национальности, а также жившие по соседству с ними другие мусуль­манские народы: азербайджанцы, курды, хемшилы стали жертвами заранее спланированного сталинского злодеяния. Специальное поста­новление Государственного Комитета Оборо-ны от 14 ноября 1944 года предрешило судьбу более 115,5 тысячи ни в чем неповинных людей. Они были разбужены ночью войсками НКВД и выгнаны из своих домов на улицу, а утром погружены на "студебеккеры" и отправлены в неизвестном направлении. В дорогу разрешалось брать только то, что можно было унести в руках. Да и что можно было погрузить в битком набитые людьми грузовики? По дороге к железнодорожной станции из-за спешки или неопытности водителей некоторые перегруженные людьми машины теряли на горной дороге управление и переворачива­лись. На стан-ции людей перегрузили в малопригодные даже для пере­возки скота вагоны и отправили в ссылку по рельсам, которые по указанию властей турки укладывали своими руками незадолго до депортации. Ехать им предстояло не день и не два, - а почти целый месяц, зимой - в неотапливаемых товарняках.

Сегодня оставшиеся в живых старики с теплотой и благодарностью вспоминают сочувствие и доброту, проявленные грузинами, армяна­ми и молоканами, которые со слезами на глазах подбегали к еще открытым дверям вагонов и бросали все, что могли: хлеб, лаваш, сушеное мясо, бастурму, сыр, теплую одежду. Можно ли выразить словами выпавшие на долю ссыльных страдания, боль и обиду. Обиду не только за себя, но и за своих отцов, мужей и сыновей, проливавших в те самые дни кровь на фронте. У них отобрали не только родную землю. Матери теряли своих детей под рев грузовиков и стук вагонных колес. А у многих была отнята и сама жизнь. Умерших в заколо-ченных вагонах, а подчас и тех, в ком еще билось сердце (кого тогда инте-ресо­вала точность констатации смерти) конвоиры буквально вырывали из рук родственников, умолявших не бросать их на снегу непохоронен­ными.

Да, зловещий указ выполнялся тогда четко и неукоснительно. Его результат - смерть в дороге от холода и голода, от болезней на голых, необжитых местах ссылки в первые же месяцы зимы более 17 тысяч безвинных стариков, женщин и детей. Остальные, кому суждено было остаться в живых, были рассеяны по обширной территории без всякого соблюдения родства или других связей. С рокового 1944-го по 1956 год народ оказался в положении резерванта под строгим комендантским режимом. Туркам не разрешалось покидать места поселения. Моло­дым людям, жившим в разных селах, нельзя было вступать в брак. За нарушение комендантского режима грозило суровое наказание: спер­ва избивали, затем судили, или просто объявляли срок вплоть до 25 лет с отправкой в Сибирь со всей семьей.

На вопрос, каковы истинные причины этого акта вандализма, кро­ме общих умозаключений, конкретного и однозначного ответа не да­но. Извест-ное постановление тогда гласило, что "в целях усиления безопасности гра-ниц" лица турецкой национальности подлежат пере­селению, а иными сло-вами - ссылке. Кроме вышеуказанной причины, иные мотивы депортации приведены не были. Трагическое же изгна­ние целого народа произошло в

то время, когда гитлеровские войска были отброшены к западным границам нашей Родины, а Турция к тому моменту придерживалась нейтралитета и не собиралась воевать против нас. По данным нашей разведки никакие пере-мещения или скопления турецких войск близ нашей границы не производи-лись. Наоборот, после заключения договора между СССР и Германией в 1939 году Турция предложила союз с нами, но СССР отказался, так как в подписанном с Германией договоре говорилось, что СССР не будет заклю-чать договора с враждебной Германии страной или ее союзниками. Как СССР, так и Турция, согласно заключенным с Германией договорам, поставляли ей до войны огромное количество зерна и другого сельскохозяйственного сырья.

Выселение турок, а также мусульманских народов из пяти районов так называемой Месхетии-Джавахетии - междуречья Чороха и Куры на юге Грузии - Ахалцихского, Адигенского, Аспинзенского, Ахалкалакского и Богдановского районов было совершено, несмотря на то, что по сей день никакими материалами о предательстве со стороны турков во время Великой Отечественной войны или об их враждебном отношении к советской власти компетентные органы не располагают. Однако есть другие факты.

Более 26 тысяч турок из Месхетии, сражавшихся за Родину, не верну-лось с поля боя. В числе сыновей этого народа 8 Героев Советско­го Союза, три кавалера трех степеней ордена Славы, двое защитников Брестской крепости и много орденоносцев и медалистов, отличивших­ся в годы войны. Кстати, мало кому известно, что Шукри Поладов (конспиративная кличка Шакуро), расстрелянный вместе с 26 бакин­скими комиссарами, и Омар Фаик Нейманзаде, известный публицист-демократ, писатель и поэт, издатель, член Ревкома Грузии, казненный в 1937 году по приговору тройки НКВД респуб-лики, были по национальности месхетинскими турками.

Эту небогатую, но убедительную информацию, совсем недавно про-мелькнувшую в некоторых газетах и журналах, следовало бы до­полнить обширным фактическим материалом, который только в наши дни стал собираться из искусственно обедненных в прежние годы и уничтоженных исторических источников. Трагическая история месхетинских турок в основном составляется из рассказов очевидцев, живыми отправленных в небытие, из открывшихся архивов, экспеди­ционных поездок энтузиастов по обширной территории страны, где сегодня рассеяны турки из Месхетии.

Из забытых или укрываемых фактов складывается сегодня мозаич­ная картина жизни этого народа, по которой зияющим разломом про­шел 1944 год. По одну сторону от него яркие краски человеческой памяти о счастливой и полноценной жизни крестьян турецкой нацио­нальности, как бы слившихся воедино с богатой и щедрой природой родной земли, на которой они всегда жили в мире и согласии с другими народами. По другую - словно в кривом зеркале - черные и серые блики исковерканных судеб десятков, сотен тысяч людей, лишенных роди­ны, близких, права на родной язык и свою культуру, а порою и права на защиту своей жизни.

Сегодня бесчеловечный эксперимент, произведенный над целыми народами приносит дьявольские плоды. Ничем иным как актами гено­цида сталинского режима (и уже пора признать то, что депортации есть ничто иное, как преднамеренное, целевое уничтожение чем-то не угодных пра-вительству народов) были созданы условия для возникно­вения сложнейших межнациональных проблем, тупиковых ситуаций внутринационального развития. Он, этот эксперимент, осуществлен­ный в интересах политики геноцида по отношению к более слабым и потому "инородцам", не принес, да и не мог принести пользы ни одному из более сильных и многочислен-ных, а потому "коренных" народов. Фактически запрограммированные в те годы национальные проблемы можно уподобить складу не уничтоженных вовремя боепри­пасов, которые взрываются сегодня десятками и в местах насильствен­ного поселения, и в тех краях, откуда народ был депортирован. Именно поэтому, а вовсе не по причине демографических всплесков, чем сегодня кое-кто пытается это объяснить, случились трагедии в Фергане летом 1989 года, в Ташкентской области зимою 1990 года. Эти объяснения затеняют собою более серьезные проблемы, упрощают ситуацию и не вме-щаются в нравственные рамки здравого смысла. Утрата моральных и этиче-ских традиций, бездуховность, так называ­емый национальный эгоизм – след-ствие ущербной национальной пол­итики, проводимой в течение долгих лет.

Непроверенные слухи, порою совершенно абсурдные, когда массо­вые убийства и погромы пытались объяснить якобы имевшими место бытовыми конфликтами в сфере супружеских взаимоотношений у двух народов и воз-никновение в связи с этим столкновений между ними, нужны кому-то имен-но для того, чтобы нравственности оста­лось еще меньше, бездуховность дошла до своего предела, а "нацио­нальный эгоизм" приобрел наиболее агрес-сивные черты. Для того, очевидно, чтобы в основном пассивное состояние человеческого, дей­ствительно эгоистичного равнодушия к познанию и пони-манию дру­гого, постепенно привело бы к отчуждению человека от человека, к отвержению им себе подобного. Иными словами, чтобы часть корен­ного населения, отравляемая заведомой ложью подстрекателей, пове­рила в то, что их действительно существующие проблемы напрямую якобы связаны с вне-шним благополучием живущего рядом трудового люда (заметим, не только турок), поддалась своей роковой слабости и стала активно выполнять не что иное, как задания обновленной поли­тики геноцида, проводники которой по-прежнему остаются невысвеченными под сенью следственной недосягаемо-сти, информационной сумятицы, формальных обобщений, существующих благодаря при­вычке к парадности, благодаря желанию полировать до блеска недо­статки и оштукатуривать достоинства в стереотипы. Это далеко не самообман. Вот поэтому и становятся обобщения, тем более стереоти­пы с пристрастием, как и слухи не без злого умысла, опасным пропа­гандистским оружием в руках нечестных политиков. Чего проще, лишь на основании национальной принадлежности обвинить весь народ в измене, приводя в качестве доказательства единственный факт, к тому же, скорее всего мифи-ческий - дарение белого жеребца в золо­той сбруе Гитлеру кем-то из сотруд-ничавших с врагом представителей обвиненного и пострадавшего только за это народа. Кстати, сей всеоб­щий и стандартный "факт" без разбора припи-сывается сегодня не­скольким кавказским народам одновременно. Другие народы не удостаиваются и такого мифического обвинения - без каких-либо мо­тивов изгоняются в чужие края только по национальной принадлеж­ности, где, естественно, "инородцу" не удалось обрести второй "малой родины". А, вообще, может ли быть у человека две родины или две матери?

В и н а за н а ц и о н а л ь н о с т ь механически переносилась на рожденных уже в депортации. Когда в истории человечества и где на планете Земля встречалось столь циничное отношение к детям, кото­рые с первых дней своего существования слышали слово "предатель"?.. И дети турок из Месхетии, родившиеся в Казахстане и Средней Азии, тоже слышали это слово, брошенное соседскими детьми "коренной" национальности, слово, проникшее в их формирующееся мировоззре­ние через старших как осколок кривого зеркала шовинизма...

Обобщения, практикуемые в нашей национальной политике, - яв­ление безжалостное и опасное. Турки, изгнанные с родной земли, пострадали и продолжают страдать сегодня. И, несмотря на то, что никогда не представ-ляли для государства какой-либо угрозы, все же кому-то чем-то мешали. Может быть, тем, что хотя и были с давних времен жителями Месхетии на юго-западе Грузии, все же были ино­верцами, как и другие мусульманские народы, репрессированные по идее Сталина и приказу Берии. Остается только догадываться - поче­му? Хотя, разумеется, религия - любая - мешала установлению неог­раниченной власти над человеком, ибо вносила в его душу идеи человеколюбия и гуманности, понятия о нравственности. Не сами по себе слетали с церквей колокола, рушились подрубленные минареты, свершались насилия над отдельными людьми, сословиями, целыми народа-ми. Почему? Почему? Сто тысяч безответных почему.

Не было ли это низменным проявлением одного из законов, заим­ствованного из мира животных - отвоеванием более обширных тер­риторий, анималистическим подходом к управлению владениями в форме квалифи-цированного выполнения приказов "сверху", приказов по "расчистке" территорий? Все это по сути своей - замаскированная политика геноцида, проводимая в интересах большего за счет мень­ших, и прикрываемая словами из фабрикуемых "обвинительных дел".

И как же она живуча!

Сегодня по той же схеме, но еще более жестокими методами про­изво-дится "расчистка" среднеазиатской территории, земли, на которую, как известно, турки попали не по своей воле, но отдавали ей все силы, возделы-вая ее, превращая многие пустынные земли в цветущие сады. И не удиви-тельно: народ этот всегда отличался не только своим трудолюбием, но и высокой культурой земледелия. Выжить туркам помогла крестьянская любовь к земле. Только им известно, что значит оказаться в их положении и выжить. В те голодные годы турки сдавали в колхоз горсти зерна, прихва-ченные как талисман на жизнь из Мес­хетии, и чудом, а скорее всего созна-тельно, сбереженные для первого посева на чужбине. Собирая колоски после уборки урожая, рисковали понести за это наказание. Заготавливали на болотах камыш ночью, чтобы успеть продать его утром на базаре, купить на вырученные деньги какое-то количество кукурузного зерна с тем, чтобы прокор­мить немаленькие семьи, в среднем состоящие из шести-восьми чело­век, и еще... поспеть к началу рабочего дня в колхозе. Мало ли можно вспомнить горького?!

Вопроса об изгнании турок с новых мест поселения в ту пору не суще-ствовало. Было все иначе. Тогда они были нужны на той земле в своем новом качестве "спецпереселенцев", несущих тяжкую трудовую повинность под досмотром комендатуры. Нужны были, как и их сопле­менники, защищавшие родину, которых, кстати, не отозвали с фронта и не отправили в штрафные батальоны по логике вещей, будь она у бесславных "обвинителей народов". Хотя с ними поступили ничем не лучше, когда закончилась война. Радость победы над фашистскими захватчиками охватила тогда весь мир. Но не уменьшило душевных страданий "спецпереселенцев": не известно было, кто из воинов, чле­нов их семей, остался в живых, найдут ли они друг друга, как бойцы воспримут и осознают все происшедшее. Ведь фронтовики тогда и не догадывались о случившемся. На их запросы правдивого ответа не давалось: все сваливалось на плохую работу почты, неразбериху и войну. А потом уцелевшие на войне и вернувшиеся в родные края с победой вместо радостных лиц родных и близких увидели опустошен­ные безжалостной рукой дома. Убитые не на войне горем, они по полгода, голодные и из-мученные, многие на костылях, добирались до мест ссылки их родных на попутках, на подножках железнодорожных вагонов. Не все и не сразу находили свои семьи, порою только кого-нибудь единственного из семьи, оставшегося в живых, но больного и морально травмированного. Защитник родины требовал справедливо­сти. В ответ его в лучшем случае избивали.

У всех вернувшихся с фронта участь была одна: каждого вызывали в спец-комендатуру, от­бирали награды и все документы, и ставили на учет как спецпересе­ленца, лишенного не только права на свободное передвижение, но и многих иных свобод...

Шли годы, люди были вынуждены как-то смириться с судьбой, но горечь обиды на сердце не утихала. Время для них словно останови­лось, придавленное неподъемной плитой того сталинского указа. За сорок пять лет на ней наросли горы "научных аргументов", сводящих на-нет предельно ясное по своей человеческой природе стремление народа вернуться на свою историческую родину, к очагам его предков, на свою родную и желанную землю. Народилась проблема этногенеза месхетинских турок - защищаются диссертации, в которых утвержда­ется, что турок на их родной земле будто бы никогда и не бывало...

Не упрощая данной проблемы, следует сказать, что о древней ис­тории и этногенезе советских турок из Месхетии-Джавахетии ведутся несконча-емые споры. Следует также уточнить, что эти споры вспыхи­вают именно тогда, когда вопрос о сегодняшнем положении этого народа достигает своего пика. Что же касается существа спора, то одни высказываются за азербай-джанские корни турок Месхетии. Другие, называют их просто месхами, как бы упрощая и перенося географиче­ское название на целый этнос, тем самым камуфлируя и обезличивая характерные черты народа, игнорируя при этом культуру и язык, носителем которых он является, активно отстаивают Тео-рию грузин­ского происхождения "месхов". Третьи считают, что месхетин-ские турки - это не "отуреченные грузины", а все же турки и при этом в качестве аргумента приводят наличие общих антропологических, культур-ных и языковых характеристик данного этноса и населения собственно турецкой Восточной Анатолии, имеющей общую границу с районом юго-западной Грузии - Месхетии - исторической родины народа с одноименным названием. Кстати, самоназвание этого народа «ахысха тюрклери», что в переводе с турецкого - ахалцихские турки, где первая часть этого словосо-четания происходит от турецкого варианта названия административного центра одного из пяти районов былого расселения турок в Грузии – немало-важный феномен в их истории.

Вопрос этногенеза действительно не прост. Но нельзя согласиться с тем, что он выносится на первое место из целого ряда жизненно важных для этого народа вопросов, требующих безотлагательных ре­шений. Оказывается, сегодня стало чрезвычайно важно проводить прежде всего некую "аттеста-цию" народа по национальному призна­ку, а уж потом решать, жить ему или не жить на земле его предков, достоин он, согласно своей национальности, уважения, права на спра­ведливое отношение и полноценную человеческую жизнь. Но скажи­те, когда и где учитывались права месхетинских турок?

По существу турки из Месхетии представляют собой особую этно­гра-фическую группу турецкого этноса. Эта этническая группа, как и многие другие этнические образования, складывалась в пограничной зоне двух этнических территорий - Грузии и Турции. Естественно, что она формиро-валась из представителей обоих народов и даже в неко­торой степени со-единила в себе черты культур этих народов, но при доминирующей состав-ляющей турецкой. Это подтверждает не только восточно-анатолийский диалект турецкого языка, на котором говорят турки из Месхетии, но и наличие турецкой культурной основы.

В то же время, подобная им по механизму формирования группа аджарцев сформировалась на основе преобладания грузинского этни­ческого субстрата, поэтому и является этнографической группой гру­зин, имеет гру-зинское самоназвание. Подобные маргинальные, этномаргинальные этногра-фические группы с ярко выраженным двойственным этнокультурным нача-лом обычно с преобладанием од­ного из этногенетических факторов – обыч-ное и распространенное явление для пограничных районов всего мира. Возьмем, к примеру, Украину и Венгрию, Россию и Эстонию, Францию и Испанию. Во всех случаях этническая принадлежность населения в пригра-ничных зо­нах может быть определена только на основе личного самосозна-ния этого населения. Этот принцип является господствующим в мировой практике, принят комиссией ООН по населению и поселениям и в нашей стране также используется при проведении переписей.

Казалось бы, все здесь ясно и понятно: если не уцелело достаточно­го количества исторических материалов, то есть общепринятая, доста­точно гуманная практика, которая применяется во всем цивилизованном мире. В конце концов, есть сам народ, имеющий свое собственное мнение по этому вопросу, поддерживаемое большинством его представителей. Что же еще? Увы, причины есть, хотя в основной своей массе носят субъективный характер. При этом роль науки игно­рируется, научные данные подтасовы-ваются во взъерошенные шови­нистические и другие подобные "концепции справедливости", в которых нет на нее и намека. А права народа так и остаются висеть в воздухе.

Месхетинские турки оказались сегодня отверженными не столько в национальном смысле, сколько в общественном, так как остается нереали-зованным основное право народа жить компактно на своей территории. Безнравственно ущемлять право народа на национальное самоопределение так же, как нелепо требовать удостоверения лично­сти у пострадавшего, нуждающегося в экстренной медицинской помо­щи. Когда ошибается ум – это полбеды, когда же - сердце - это уже беда настоящая. Поэтому нельзя уходить от правды в научные споры и ограничиваться лишь только сочув-ствием к этому народу. Нельзя, потому что в человеческом сознании идеалы гуманизма - явление непреходящее, хотя порою и затмеваемое ложными

и мелкими идеями шовинистического самосохранения, явно преувеличива-ющих значение национальной принадлежности по отношению к челове-ческой нравственности. Национальное может быть красиво и нужно только тогда, когда оно питается из чистого нравственного источника. И по­тому, что природа не сотворила ни одного безнравственного народа, народное или национальное всегда должно оставаться чистым и сво­бодным от нанос-ного и преходящего...

"Кампания" за искоренение из лексикона, из списка народов Со­вет-ского Союза слова "турок" началась еще в 1924 году, когда Сталин предло-жил Омару Фаику, лидеру месхетинских турок и первому при­знанному авторитету среди народа сменить национальность, тем са­мым показать пример другим - то же, что было предложено и аджарцам. Такие предложе-ния были неоднократными и сопровожда­лись иными акциями против турецкого населения.

В период с 1930 по 1939 год туркам насильственно стали изменять фамилии и национальность, практически обезглавили народ, уничто­жив всех мало-мальски грамотных людей, влиятельных среди турок авторитетов. Известно, какая участь постигла турецкого просветите­ля Омара Фаика в 1937 году. Вскоре всему народу было отомщено за непокорность. Многих, даже записанных азербайджанцами и грузи­нами, выслали из 212 деревень Месхетии как турок. В дальнейшем, даже при предъявлении паспортов отца и матери по национальности обоих турок, их ребенок уже в других респуб-ликах и даже после отмены комендантского режима в 1956 году очень часто не мог при получении своего собственного паспорта записаться в нем турком. Царила известная коньюнктура, когда "инородцу" из спецпересе-

лен­цев уже в 16 лет перекрывался путь к знаниям, трудовой карьере, да и прочим элементарным правам человека.

Словно большое дерево, глубоко пустившее корни в благодатную почву родной земли, которое затем было выкорчевано и пересажено на чужую грубой и безжалостной рукой, народ этот оказался обречен­ным на медленное и мучительное увядание. Несмотря на исключи­тельное трудо-любие и тягу к знаниям, рост турецкой интеллигенции после ссылки всегда оставался крайне слабым. В республиках в основ­ном проявлялось внимание к росту своих национальных кадров. Ту­рецкой молодежи с высшим обра-зованием практически невозможно было найти работу. Вынужденное предание забвению родного языка и переход на другой неуклонно вели и продолжают вести сегодня к гибели богатой и самобытной культуры, к значительной деформации древнейшего восточно-анатолийского диалекта турецкого языка, вы­разительного и звучного, лишенного напылений заимствования, при­сущего "цивилизованным" языкам, а поэтому чистого, как горный снег.

Всегда с расширением ареала расселения народа, а сегодня, как становится известным, турок можно встретить где угодно, только не на их родине, ускоряется процесс ассимиляции, забываются древние традиции и обычаи. Лишь в семье с материнским молоком дети впи­тывают чуткость восприятия, способность усваивать колорит своей национальности, пере-нимают от стариков веками накопленную высо­кую мораль и мудрость их предков. Но, к сожалению, на одной домаш­ней почве нельзя сохранить во всем объеме национальную культуру. В то время как прогрессирует засо-рение диалекта, уменьшается сло­варный запас (особенно у молодежи), турецкий язык для турок сегод­ня нигде не преподается, за исключением одной-двух групп, организованных энтузиастами. При формальном отно-шении не толь­ко к самому делу, но и к дальнейшей судьбе народа, не могли, разуме­ется, увенчаться успехом попытки преподавания родного языка туркам в некоторых местах их проживания. Кроме того, мешала и продол-жает мешать территориальная распыленность маленького на­рода, делающая невозможным создание очага национальной культу­ры.

После снятия 12-летнего комендантского режима в 1956 году нема­лая часть месхетинских турок, стремящаяся быть поближе к своей родине, рас-селилась в Азербайджане, Кабардино-Балкарии. Некото­рым, пяти-шести семьям удалось было вернуться в Месхетию. Но когда стало известно, что в эту местность возвращаются депортиро­ванные в 1944 году турки, их выселили снова: всех до одного посадили на грузовики... затем перегрузили в вагоны... Люди вспоминают, как при вторичной депортации их вагоны загнали в какой-то тупик, где они прожили целых два месяца!

Вскоре после этого именно здесь в спешном порядке была расшире­на пограничная зона до 78 километров, в других местах она никогда не превы-шала двух-семи километров. Фактически, в эту зону вошла вся Месхетия-Джавахетия. Ее северная граница прошла по окраин­ным селам Ахалцихского района. Пройти под шлагбаумом, охраняе­мым часовыми, в Месхетию-Джава-хетию до последнего времени можно было только после получения специаль-ной визы, которая могла быть оформлена на основании вызова родственни-ков! Но каких? Даже сегодня в Месхетии не проживает ни одного турка. Кому из грузинских старожилов, еще хорошо помнящих теплые человече-ские отношения между людьми разной национальности, их естественное добрососедст­во, хотелось иметь конфликты с властью, запрещающей, вплоть до угроз, иметь связи с бывшими соседями-турками, даже вспоминать о них. Но правдами и неправдами турки туда все-таки попали. Правда, лишь на какой-то миг, чтобы хоть увидеть своими глазами склоны родных гор, давно распаханные "под пар" родные села, потрогать pvками остатки древ-них строений. Только этим людям дано было слы­шать, как звала их к себе родная земля, небо и даже камни.

Трудно узнать богатый ранее край, который превращен ныне в пустошь с бездумно и не по-хозяйски запаханными родниками и ре­чушками. На этой земле теперь уже нет турецких захоронений. Не­смотря на пустующие вокруг земли, именно на месте бывших турецких сел построены коровники. Когда увезли народ, кто-то пус­тил слух о якобы спрятанном золоте в стенах турец-ких домов. Иска­тели сокровищ не пощадили эти последние и единственные реликвии разрушенной и искалеченной культуры народа.

Приезжавшие на свидание с родной землей терялись при виде ее: это была та самая Месхетия и в то же время другая. Казалось, земля эта не узнавала так долго скитающегося где-то человека - своего сына. Молчали камни, разбросанные по ней. Но люди все же помнили доброе и оставались людьми. Оставались похожими друг на друга в главном, в мироощущении,

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: