Объектные отношения при диссоциативных состояниях

Определяющей чертой взаимоотношений в детстве у тех, кто становится характерологически диссоциативным, является абъюз — обычно сексуальный, но не только. Родители детей с нарушени­ ем по типу множественной личности нередко и сами диссоциатив- ные. Или прямо — в результате их собственной травматической истории, или непрямо — в виде алкоголизма или лекарственной зависимости. Поскольку родители часто имеют амнезию того, что сами делают — психогенную амнезию или связанные с абъюзом провалы — они травмируют своих детей и не могут помочь им по­ нять, что же с ними случилось. Иногда они бывают вовлечены в культы, связанные с пытками, наблюдением пыток и кровавыми жертвоприношениями. Многие интересуются: действительно ли множественная лич­ ность сейчас наблюдается чаще, чем несколько поколений назад, или же учащение постановки этого диагноза связано исключительно с нашим возросшим умением идентифицировать ее. Вполне воз­ можно, что в последние десятилетия увеличилось количество же­ стоких детских абъюзов, и в результате большая часть всей чело­ веческой популяции испытывает диссоциативные проблемы. Со­ циологическими факторами, учащающими детский абъюз, явля­ ются современные военные действия (в ходе которых травмируют­ ся уже не только небольшие группы сражающихся, а, скорее, це­ лые цивилизации, и очень многие люди могут впоследствии вос­ производить и проигрывать свой ужасающий опыт с детьми); дес­ табилизация семей; возрастание аддиктивного поведения, вклю­ чая сюда и распространение приема лекарств среди прежде воздер­ жанных групп среднего класса (как показала L. Steinberg, инток- сицирующиеся родители делают такие вещи, до которых они бы никогда не додумались в трезвом виде); увеличение образов наси-

лия в средствах массовой информации (которые наиболее часто сти­мулируют у предрасположенных людей именно диссоциативные за­щиты); а также стремительность, анонимность и индивидуализа­ция современной жизни (я не представляю себе, как мои ближай­шие соседи обращаются со своими детьми и не имею никакого вли­яния на их поведение). С другой стороны, дети подвергались травматизации еще со времен античности, и при лечении пациентов с диссоциативны-ми проблемами часто обнаруживается, что их родители тоже име­ли сексуальный абъюз, также как и их родители и так далее. С. Кунц (S. Coontz, 1992) указала на своего рода ностальгию в со­циологических теориях, и это должно было бы несколько сдержи­вать тех, кто склонен утверждать, что предшествующие поколения детей жили в более легкие времена. Так или иначе, все мы (ана­литики) можем сказать, что в настоящее время больше людей рас­сказывают о своих детских абъюзах и ищут помощи в связи со сво­им диссоциативным наследством. Клафт (Kluft, 1984) на основании обширных клинических дан­ных и систематических исследований разработал четырехфакторную теорию этиологии множественной личности и глубоких диссоциа­ций. Во-первых, индивид одарен особым талантом и способен к гипнозу. Во-вторых, он подвергался глубокой травматизации. В-третьих, диссоциативные ответь! пациента сформированы особы­ми влияниями в детстве, а именно: диссоциация некоторым об­разом адаптивна и вознаграждается в данной семье. В-четвертых, на протяжении самого травматического эпизода и после него не присутствовало ни малейших элементов комфорта. Я уже кое-что сказала о первых трех условиях, выделенных Клафтом. Четвертое является настолько же критическим и всегда очень трогает терапев­тов. Создается впечатление, что никто и никогда не поддерживал диссоциативного ребенка, не вытирал ему слез и не объяснял рас­страивающих переживаний. Типичным эмоциональным ответом на травму было наказание еще большим абъюзом ("А вот теперь тебе действительно будет от чего плакать!"). Часто это оказывается сво­его рода систематическим семейным сговором — отвергать чувства, забывать боль, вести себя так, будто ужасы предшествующей ночи были только плодом воображения*.

*Не вдаваясь в подробности, как память может быть нарушена одновременной и травмой, и трансом, вопрос часто ставится так: насколько правильно диссоциатив­ные клиенты вспоминают в терапии истории абъюзов. Клинический опыт свидетель ствует: хотя специфические детали абъюза и могут быть конфабулированы, сам факт травмы несомненен. Несмотря на причуды памяти и неуловимость, которых можно ожидать от людей, переживших в детстве абьюз или бывших его свидетелями, по­пытки дать независимое фактическое подтверждение воспоминаниям жертв абъюза действительно давали его удивительно часто — более чем в 80% случаев (Coons & Milstein, 1986; Herman & Schatzow, 1987).

Очаровывающий аспект нарушения в виде множественной лич­ ности состоит в том, насколько привлекательными бывают боль­ шинство диссоциативньгх людей — по крайней мере те, что попа­ дают на лечение. Несмотря на все их дефекты базальной эмоцио­ нальной безопасности и все извращения родительской заботы о них (которые, как можно ожидать, нарушают их способность к при­ вязанности), практически каждый из нас может сообщить, что диссоциативные пациенты вызывают глубокие чувства участия и нежности. Хотя они нередко бывают вовлечены в отношения с абъюзорами (компульсивно повторяющиеся, как при мазохизме), они также привлекают некоторых щедрых, понимающих друзей. В историях диссоциативных людей такие люди появляются один за другим — друг детства, с которым сохраняется близость на дол­ гие годы; няня, которая чувствовала, что пациент отличается от "других шизофреников" в этой палате; любимый учитель; снисхо­ дительный полисмен — те, кто видит нечто особенное в "диссо- циаторе" и пытается действовать с позиции добра. Возможно, читатель припоминает, что я расположила главы о типах личностей в соответствии с уровнем объектных отношений. Диссоциативные пациенты даже больше, чем истерические, ищут объекты, страдающие от голода отношений и способные оценить заботу*. В литературе о диссоциации мне не встречалось никаких объяснений этому хорошо известному феномену. Но возможно, если кто-то систематически подвергается абъюзу со стороны роди­телей, он перверсивно ощущает свою значительность для пресле­дователя, которую затем подтверждает в базальной ценности для других. Независимо от причин, люди с нарушением по типу мно­жественной личности сильно привлекают и вселяют надежду.

*Многие психопаты в детстве также были подвержены абъюзу, но с противопо­ложным исходом. Возможно, у них нет такого конституционального преимущества. Возможно, когда абьюз хаотический и происходит между прочим (в противополож­ность обдуманному, ритуализированному или совершаемому в измененном состоя­нии), ребенок чувствует себя ненавидимым, отвергаемым и, пытаясь защититься, становится хищником. Или, возможно (как отметил один мой диссоциативный пациент, читавший набросок этой главы), что на терапию в ожидании помощи при­ходят только диссоциативные пациенты, имевшие хорошие ранние объекты и до­статочный опыт любви.

Диссоциативное собственное "Я"

Наиболее яркой характеристикой собственного "Я" индивида с нарушением по типу множественной личности является следующее обстоятельство: оно фрагментировано на несколько отщепленных частичных собственных "Я", каждое из которых представляет не­которые функции*. В типичных случаях к ним относятся: лич­ность-хозяин (она наиболее очевидна, чаще обращается за лечением и имеет тенденцию быть тревожной, дистимической и подавлен­ной), инфантильные и детские компоненты, внутренние пресле­дователи, жертвы, защитники и помощники, а также части соб­ственного "Я", предназначенные для осуществления специальных целей (более подробно в Putnam, 1989). "Хозяин" может знать всех, некоторых или никого из них. Это относится и к каждой из частей собственного "Я", в свою очередь, тоже (Т. Tudor, лич­ная беседа, 19 июля 1993). Неопытным или скептичным людям бывает трудно понять, как дискретные и "реальные" части могут быть кажущимися как для самого диссоциирующего индивида, так и для осведомленных ок­ружающих. Однажды вечером я подняла телефонную трубку в тот момент, когда автоответчик начал записывать, и поняла, что раз­говариваю с "раздражительным ребенком", частью личности одной из моих пациенток. Она позвонила мне, чтобы рассказать о ранней травме, о существовании которой я подозревала, и спросить, почему для личности-хозяина важно знать о ней. На следующий день я рассказала клиентке о записи, и та попросила прослушать ее. Мы вместе внимательно прослушали мой разговор с этим диссоци-ированным аспектом ее собственного "Я". Ей самой было забавно заметить, что она совсем не чувствовала идентификации с детским голосом, рассказывавшим ее собственную историю, но вместо этого симпатизировала мне, голосу родительского разума (она сама была матерью), пытавшемуся убедить капризную маленькую девоч­ку в том, что я знаю: так для нее будет лучше. Перебирая все идентичности диссоциативного индивида в ка­честве темы сложной музыкальной композиции, можно обнаружить определенные "ядерные верования", порожденные детским абъю-зом. С. Росс, обсуждая "когнитивную карту" при нарушении по

*Если абъюзы начинаются в раннем детстве, правильнее будет сказать, что ин­теграция собственного "Я" пресекается в самой начальной точке.

типу множественной личности, суммировал эти глубинные веро­ вания следующим образом:

1. Различные части собственного "Я" являются разделен­ ными и разобщенными.

2. Жертва несет ответственность за абъюз.

3. Нельзя показывать гнев (фрустрацию, неповиновение, критическое отношение и т.д.)

4. Прошлое — это настоящее.

5. Главная личность не может содержать воспоминания.

6. Я люблю своих родителей, но "она" их ненавидит.

7. Главная личность может быть наказана.

8. Я не могу доверять себе или другим. (Ross, 1989)

Затем Росс расчленяет каждое из этих верований, показывая со­ ставляющие их убеждения и неизбежные экстраполяции. На­ пример:

2. Жертва несет ответственность за абъюз.

а) Конечно, я очень плохая, иначе бы этого не слу­чилось.

б) Если бы я была совершенной, этого бы не случилось.

в) Я заслуживаю наказания за свою злость.

г) Если бы я бьыа совершенной, то я бы не злилась.

д) Я никогда не чувствую злости — это "она" злая.

е) Она заслуживает наказания за то, что позволила про­изойти абъюзу.

ж) Она заслуживает наказания за то, что показывает свою злость.

Литература последнего времени по нарушению в виде множе­ственной личности содержит обширную информацию о том, как создать доступ к частям личности и как ликвидировать амнестические барьеры таким образом, чтобы эти части могли в конце кон­цов интегрироваться в одну личность со всеми воспоминаниями, чувствами и ценными качествами, которые прежде были секвест­рированы (изолированы) и недоступны. Главный факт, о котором терапевту следует помнить постоянно — "каждый" из них и есть

пациент*. Даже самая неприятная преследующая часть личности является ценной, потенциально адаптивной для пациента**. Даже если части неочевидны, следует предположить, что они слышат в данный момент, и необходимо обращаться к их интересам, разго­варивая "посредством" достижимой личности (Putnam, 1989).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: