Интуитивно подсознательно 17 глава

«Славяно-русские женщины сражаются плечом к плечу рядом со своими супругами, и если в бою погибает муж, жена предпочитает смерть позору плена, бросаясь грудью на острие своего меча…»

Это ведь о наших русских женщинах писал арабский путешественник.

«Защищая свои крепости, русские умирают, но не сдаются…»

Это ведь о наших русских мужчинах писал польский историк, сопровождавший в походе короля Стефана Батория.

«Русских могут победить только русские…»

Это уже ближе к нашим временам сделал вывод воинственный германец Фридрих Великий. А посему «надо взорвать Россию изнутри…»

И ведь взорвали! «А теперь, после развала Советского Союза надо уничтожить самый непокорный русский народ», – нагло заявил советник американских гангстеров и президентов Сбигнев Бжезинский.

И даже забугорная церковь ему подтявкнула. Епископ Британско-Скандинавской епархии Досифей в черном для русского народа 1993 году в своем послании констатировал: «Впервые в истории появилась возможность полностью уничтожить Россию, а вместе с ней и все православные народы…»

Война? Война! Да еще какая!

«…В России с лица земли исчезли 51 тысяча деревень, а в настоящее время еще 99 тысяч подошли к черте полного вымирания – это более половины их бывшего числа..»

Это уже газета «Правда» за 23 мая 1993 года в статье «Стон земли» за подписью Василия Стародубцева, председателя Аграрного союза России. И – далее:

«В целом по России смертность сельского населения на 32 процента выше, чем в городских поселениях. Ни одно государство ни в какие времена, кроме периодов рабства и крепостничества, не позволяло себе подобного отношения к человеку, работающему на земле…»

Как это там говорили древние китайцы? «По одной деревне можно судить обо всем государстве…» Да уж, умри, друг Аркадий, лучше не скажешь!» В том же 1993 году Гдовский райотдел статистики сообщил:

«Рождаемость – 168 человек, смертность – 482 человека… В Чечне погибло 6 жителей Гдовского района… Цены на продукты выросли в среднем на 700 процентов…»

Я стал бояться своих мыслей. Когда тебе давно за семьдесят, нельзя не задумываться о переселении в мир иной. Прикидывал: у жены здесь двоюродная сестра и ее муж Коля – оба моложе меня на целых 25 лет. Вот они меня и похоронят. Вдруг, что называется, ах! – крепкий, могучий с виду, русский мужик Коля возвращался вечером с работы, выпил лишку этого мерзопакостного «Рояля», упал в канаву и – как не было мужика. Не успели похоронить – парализовало его овдовевшую жену…

Ну, мыслям ведь не прикажешь остановиться. И горько, и стыдно перед самим собой, а втайне дальше прикидываю. У жены здесь еще один двоюродный брат – Володя, моложе меня на 15 лет. Крепкий, здоровый с виду мужик… Вдруг – новость, век бы таких не слышать: умер Володя! Скоропостижно, мгновенно, в поездке, за рулем… сердце…

Я начал отмахиваться от мыслей о своей смерти и о моих похоронах – слишком уж что-то получалось как бы в противовес моим тайным прикидкам. Но сама жизнь опять и опять подталкивала к невеселым раздумьям. Смерть прямо-таки неотступно привязалась к избе соседей Николая Федоровича Шапкова и его жены Евгении Федоровны. В неполных сорок лет ушла из жизни после продолжительной болезни их дочь Светлана. Не прошло и года – от злоупотребления все тем же «Роялем» тоже совсем еще молодым умер их сын Александр. Обрушившихся ударов судьбы не вынес Николай Федорович. Приходит, еле живая от горя, Евгения Федоровна, вот, мол, беда, попа для отпевания не дозваться. Вы с ним в дружбе, помогите.

Пошел я к отцу Михаилу. Ой, говорит, такой на людей мор напал – с ног сбиваюсь, по нескольку отпеваний в день. Ладно, пошлю вашим знакомым дьякона… Пусть уж не обижаются, что сам не смогу…

Тяжелее других умирал от того же «Рояля» еще вчера, кажется, вполне здоровым наведывавшийся ко мне председатель горсовета Владимир Иванович Матвеев. Его не то чтобы парализовало, а как-то в одночасье отшибло память, и он целыми днями неподвижно сидел на кровати, тупо уставясь бессмысленным взглядом в одну точку, будто силился и никак не мог вспомнить что-то для него очень важное. Я несколько раз заходил, окликал по имени – он даже головы не поворачивал. Так и ушел из жизни, беспомощный, неподвижный, беспамятный – будто живым окаменел. Намаявшись ухаживая, недолго протянула и его овдовевшая жена.

Такие вот новости в нашей захолустной волости. В самом деле, как сказал поп, на людей словно мор напал. Да и только ли в нашем захолустье – по всей стране. Не люблю я телевизор, а включишь иногда – там такие же «веселенькое» кино, вести одна впечатляюще другой:

«Чтобы прокормить в изобилии одного человека, достаточно одного гектара земли. У нас населения 142 миллиона, а земли – 230 миллионов гектаров…»

Ни одна страна в мире не располагает таким богатством, а мы…

Начал от случая к случаю для памяти делать кое-какие выписки – ахнул:

«В России 0,01 самых богатых…

99,99 – остальных…

из них:

40 миллионов человек имеют доходы в 2 раза ниже прожиточного минимума, то есть не имеют возможности себя прокормить и одеть.

20 миллионов безработных…

16 миллионов алкоголиков…

8 миллионов инвалидов…

8 миллионов диабетиков…

6 миллионов глухих…

5 миллионов душевнобольных…

3 миллиона туберкулезников…

Это из моих пометок за 1996—1998 годы. Дальше пошло еще хуже, да я уже как-то и записывать бросил. Руки опустились. Вот, впрочем, еще выписка, более поздняя, в 2007 году:

«Россия заняла первое место в мире по курению. Курят 70 миллионов человек. Россия не подписала международную конвенцию по ограничению курения и продаже табака.

За 2007 год в России произведено 5 миллионов абортов, по специальным медицинским и социальным показаниям 10 миллионов не рожденных детей, 47 миллионов бездетных семей…»

И еще здесь же:

«Россия заняла первое место по количеству абортов. Русская женщина не может позволить себе осуществить свое святое природное чувство продолжения рода. Смертность в России в 1,5 раза выше среднемировой, в 2—3 раза выше, чем в США. В Москве действует подпольный абортарий, где за одного младенца «для исследований» платят 7 тысяч долларов».

Ниже – как бы не по теме, но, пожалуй, именно по теме – пометка:

«14 октября 2007 года по программе Псковского областного телевидения «Вести» сообщили, что вандалами поврежден памятник Александру Матросову. Выломаны и отпилены медные штыки, повреждены каски, которые оказались не металлическими, а цементными…»

На житейско-бытовом, обывательском уровне объяснялось все предельно просто: все, что можно было найти и добыть вокруг металлическое, особенно – цветной металл, пьяницами и безработными растаскивалось и сдавалось в утиль. Если же взглянуть с нравственной стороны, все больше и больше плодилось вокруг моральных уродов, для которых в жизни нет ничего святого. Сразу же по окончании второй мировой войны, где победителем был великий русский народ, забугорной закулисой была поставлена задача не пожалеть никаких усилий и денег в достижении того, чтобы у русских больше не было Матросовых и Гастелло. И наша так называемая демократия с «длинной еврейской фамилией Березовский-Гусинский-Смоленский-Уринсон-Кох-Гайдаро-Чубайс и так далее» продолжает ту же политику.

– Вот из какого греха Русь вытаскивать надо, отец Михаил! Это же у нас на Псковщине памятник Александру Матросову осквернен…

– Я молюсь… Денно и нощно молюсь… Наше дело – молиться… Дело Церкви – молиться. Мы в политику не лезем…

– Ну, ну… Вы помолитесь – и Бог нечестивцев покарает. Только тот же Тополь на сей счет вот что Березовскому пишет: «Но мы с вами, конечно, атеисты, Борис Абрамович, и ваши друзья олигархи тоже. Поэтому загробные кары нам не страшны, мы выше этих пошлых и детских сентенций…» Понятно? Ваши молитвы да и сам ваш Бог для Борисов Олигарховичей – это всего лишь пошлые сентенции…

Протоиерей мрачно молчал. А мне казалось – благодушно молчал. Мне думалось – успокоился, возгордился. Еще бы – такой храм величественный из небытия сумел возродить, дом церковного причта строит, танцплощадку из парка в Гдовской крепости выдворил, спрос на его требы – крещение да отпевание растет, приход потихоньку-полегоньку, да увеличивается, а что там, «наверху», так это же, как говорится, не нашего ума дело.

Все больше менялся он и внешне, раздался вширь, стал тучным, грузным, важным. Во всем облике виделось довольство собой и жизнью. Потому, наверно, и ко мне стал заходить все реже и реже. Что ж, понятно, мои разговоры для него – ересь. Да и я уже изрядно сожалел, что ввязался с ним в затяжную полемику. И не очень-то приятно, что в нашем небольшом городке, где все друг у друга на виду, крепла молва о наших с ним приятельских, чуть ли не дружеских отношениях.

Подсыпали соли в мое отчуждение и неутихающие сплетни. Мол, и попивает твой дружок все крепче, и за требы свои поповские дорого берет, и и со своими собратьями-попами не ладит, бранится из-за того, что те к себе его прихожан-захожан-заезжан переманивают, и дом этот огромный возле храма для чего строит? Да для себя же и строит. В деревне пока что живет, надо же будет сюда перебраться, вот и старается не просто хоромы, а палаты каменные, настоящий дворец возвести.

Верь не верь, морщись не морщись с досады, отмахивайся не отмахивайся, такого рода слухи и на настроение действуют, и на взаимоотношения так или иначе влияют, и даже общественное мнение склоняют в определенную сторону. Не зря же сказано, что злые языки страшнее пистолета. А когда с такого рода новостями кто-то подкатывался к моей жене или ко мне, то тут еще и этакий ехидный намек подразумевался. Не можешь, дескать, на своего дружка повлиять, не можешь. А почему? А потому, что скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты. И отбояриваться, гнать в шею сплетников бесполезно. В народе давно замечено: на каждый роток не накинешь платок. И если он, заважничавший поп, от меня отстранился, то и ладно, может, это и к лучшему. Не переделаю же я его, не перевоспитаю на свой лад.

Так вот мы тихо-мирно и разошлись, и не встречались, словно чужими стали. Да, впрочем, чужими и были. Изначально чужими, так что этого и следовало ожидать. Хорошо еще, хоть не озлобились друг против друга, врагами не стали, а то ведь у нас, у русских, это как пить дать. Чуть что – и пошли выяснять отношения, «кровя пущать». Без этого у нас искони и жизнь не жизнь, и радость не радость. От переизбытка силы, пожалуй. Когда-то, бывалоча, в деревнях «на кулачках», то есть кулаками «конец против конца», то есть полдеревни против полдеревни друг друга изо всей своей русской моченьки мутузили, а потом, после «Великого Октября» на великой Гражданской сошлись – брат против брата, сын против отца. Так там, «на кулачках», хоть закон был благородный, неписаный – лежачего не бить! – а в братоубийственной «белых» с «красными», ну уж потешились друг над другом и потешили весь белый свет. Дай-то Бог не повторить бы такого, а то ведь вон как и сегодня друг друга любим – словечка, нечаянно сорвавшегося против шерсти, самому близкому, самому родному не простим.

Реплика юродивого

На все лады прикидывая, не верил я, что мой двоюродный брат на Херсонщине куда-то уехал из поселка, где жил, да так уехал, что и адреса его там не «розшукали». Что-то, думаю, не то. Пошел на хитрость. Через знакомого, проживающего в Украине, переслал письмо так, чтобы обратный адрес на конверте был украинский. И не ошибся. Никуда мой брат с семьей не выезжал, а просто тамошние почтальоны решили нашу переписку прервать, чтобы он не водился с «москалями».

Да еще и беда там у них большая стряслась. Мой дорогой племянничек, что в гостях у меня грозился ввязаться в драку при дележке Черноморского флота, был жестоко избит его украинскими друзьями. За что? А за то, что в разгар веселья на свадьбе у закадычного украинского друга вдруг «сдуру» затянул русскую песню. Там, оказывается, и русской речи слышать спокойно не могут, а он – песню!..

А тоже ведь – православные. «Несть ни эллина, ни иудея…» И крещение Руси оттуда ведь, из Киевской Руси, из Киева – «матери городов русских», и оттуда «Русская земля пошла есть…» Для того ль тысячу лет молитвы Христу возносились, чтобы Киевской православной Церкви от Московской и всея Руси «незалежности-самостийности» возжелать? С превеликим трудом теперь вроде бы мало-мальски примирились, да надолго ли? Раз предавший не предаст ли другой? Прицыкнет какой-нибудь очередной «самостийник» Ющенко показать «москалям» дулю, и «незалежный» христопродавец прытко выхватит из-за пазухи тысячелетний византийский камень, чтобы метнуть его в наш русский огород. А как же! Нет власти не от Бога, и дружить-то дружи, а булыжину за пазухой держи!

Или, может, по-иному было при татаро-монгольском иге? Как там в стихах? «Под игом татарским стонала Россия, а церковь молилась за хана Батыя». Да и почему ж не молиться – ханы были, видите ли веротерпимыми, говоря нынешним «демократически-плюралистическим» слогом, толерантными, с русских православных попов дани не брали. С простых прихожан, «овец Христовых», по семь шкур драли, вон как об этом устная народно-историческая память вопиет:

Брали дани, невыходы,

Царски невыплаты.

С князей по сту рублей,

С бояр по пятидесяти,

У которого денег нет,

У того дитя возьмет,

У кого дитяти нет,

У того жену возьмут,

У кого жены-то нет,

Того самого головою возьмут.

А пастырям, то бишь пастухам овец, до ниточки обдираемых, – охранные грамоты, и, опять же по-нынешнему «рыночным» слогом говоря, баснословные льготы, чтобы держали свою овечью паству в смирении и послушании. Что они с превеликим рвением и исполняли. И не с того ли, думается, в страшные годы величайшего всенародного бедствия на Руси православные иерархи с 1242 по 1261 год построили массу новых храмов и монастырей, да еще и купола золотить начали?

Ха, а как же! Орда – Золотая, и купола церквей под ее игом – золотые. Тем паче, что у необлагаемых данью попов золотишко в преизбытке поднакопилось. И больше ведь нигде такой роскоши, ни в одной конфессии не наблюдалось.

И еще такая прелюбопытная ересь взбредает на ум.

После взятия Батыем Рязани, как сообщает летописец, «многих горожан убили, а иных ранили, а иные от многих трудов изнемогли, и не осталось в городе ни одного живого». А православный рязанский епископ после беспощадной поголовной резни остался жив-здоров и благополучно «покинул град». Церковные иерархи любят называть себя ратниками духовными, воинством Христовым, да к тому же епископ – ратник, так сказать, не рядовой, а воинство-то свое, паству свою, покинул, выходит, как последний трус и предатель. Разве не так?

И еще думается о том, что небольшой захолустный Козельск с его бревенчато-деревянной крепостцой упорно, яростно оборонялся аж семь недель, за что татаро-монголы назвали его злым городом, а православный Псков с неприступными, по тому времени, каменными стенами сдался немецким крестоносцам без боя. А не потому ли, закрадывается мыслишка, что в провинциальном, глубинно-русском Козельске еще жил и преобладал дух гордого славяно-русского язычества? Как это было и в Смоленске, который Орда так и не смогла захватить. А потом уже была сочинена легенда о том, что там некий витязь так впечатлил непобедимых ордынцев, что они предпочли закончить дело миром.

Предательски распахнувший крепостные ворота перед крестоносцами и добровольно посадивший себе на шею двух немецких правителей – фогтов, православный Псков пришлось «изгоном» освобождать Александру Невскому. После чего еще «бысть сеча зла и велика» на Чудском озере – знаменитое Ледовое побоище, откуда он снова вынужден был вернуться в Псков, дабы восстановить там русскую власть и русский порядок. И тут…

«И яко же приближися князь к граду Плескову, игумени и Попове в ризах со кресты и весь народ сретоша перед градом, подающее хвалу богови и славу господину князю Олександру», – повествует летописец. А я, грешный, читаю и еретически думаю: а что же вы, «православные игумени и Попове», думали, что делали, где были – не сторонними ли наблюдателями того, как ваша овечья паства добровольно (!!!) сажала себе на шею немецких волков? Небось руководствовались своим «мудрым» христианским постулатом «любая власть – от Бога», а наше дело – молиться за любую власть? Ибо, как искони усмехается русский народ, где власть, там и сласть?..

И не зря же, видать, великий и мудрый русский князь Александр Невский с гневом и болью сказал:

«О невегласи Пьсковичи! Аще забудете великого князя Александра Ярославича, или отступитесь от него или детей его, или от всего роду его, уподобитесь жидом, их же препита Господь в пустыни крестельми печеными, и сих всех забыша благ Бога своего, се же вам глаголю… наречетеся вторая жидова».

То бишь, если и впредь, подобно жидам, не будете беречь своей родной русской земли, то и сами станете не русскими, а вторыми жидами…

И еще вспомнилось его знаменитое:

– Не в силе Бог, но – в правде!

И еретически подумалось: не в Иисусе Христе – в правде видел Бога, правду Богом считал великий, не проигравший ни одного сражения, русский полководец и мудрый государственный и политический деятель, тонкий дипломат и политик Александр Невский.

И как-то само собой вспомнилось имя другого «неистового уруса», непобедимого легендарного Евпатия Коловрата, одолеть дружину коего татаро-монголы смогли лишь массированными ударами камнеметов. И сам Батый, восхищаясь его мужеством, повелел похоронить его с воинскими почестями и своим ордам в пример сказал: «О Евпатий Коловрат! Если бы такой воин служил у меня, держал бы его у самого сердца моего!»

А у меня опять еретическая мысль о том, что имя Коловрат – это от славяно-русского «коло вращающееся», обозначение языческого бога Ярилы – Солнца… А «игумени и попове в ризах и со кресты» что-то в русском героическом эпосе, сказаниях да былинах не упоминаются… И почему-то в церковных службах – в отместку, что ли? – не упоминается имя первого русского национального героя, спасшего Русь от Хазаро-иудейского ига, великого русского князя Святослава… Впрочем, он одним из первых в споре со своей матерью, великой княгиней Ольгой, напрямую сказал: «Христианская вера – уродство есть!..»

А в русском народе о попах с их постулатом «Любая власть от Бога» искони с издевкой и того проще говорят: «Мы и вашим, мы и нашим за двугривенный попляшем…» Конечно, от этого можно этак досадливо отмахнуться, мало ли чего, дескать, ни сболтнет иной недалекий остряк-самоучка. Ну, а «эхо русского народа», гениальный Пушкин с его «Гавриилиадой» и «Сказкой о попе и работнике его Балде»? Не просто ернически забавные, не просто еретические – до невозможности глубокие, почти непостижимо глубокие произведения. И – только ли усмешка или нечто пророческое: простофиля Балда – имя-то какое – Балда! – что называется, дубина стоеросовая, круглый дурак, и над бесом-сатаной одерживает победу, и из хитроумного попа дух вышибает. Что ж, Балда-то он Балда, да не овца из христианского стада, руку-то он попу не целует, в раболепном поклоне перед ним не сгибается. Невольно думаешь – небось, язычник…

И тут уже вполне логически воспринимаешь рассуждения о том, что погром христианско-византийского православия в России после 1917 года – это буйная месть славяно-русского язычества за учиненные над ним надругательства и муки. Ладно, я – нерадивый мирянин таким еретическим вопросом обуян, так не один же я. И, что особо примечательно, даже иные священнослужители задумываются.

Вот, к примеру, передо мной книга иерея Павла Адельгейма «Догмат о Церкви в канонах и практике», на странице 117 читаю:

«Кто же совершил революцию, взрывал храмы, жег иконы и книги, казнил царя и духовенство? Чингисхан, масоны, евреи, фашисты? Революция смела в мгновение ока благочестивые иллюзии о «Святой Руси». Религиозность оказалась тонкой пленкой елея, покрывшей океан. Удар волны оставил лишь мелкие капли…»

Конечно, тут нельзя не вспомнить Сталина, который, дескать, в годину бедствия осознал, что «без Бога ни до порога…» Но ведь при этом нельзя не вспомнить и того, что на оккупированных немцами территориях открывались закрытые большевиками храмы и православные попы возносили в них молитвы отнюдь не за победу русского оружия, а за победу и во славу бесноватого Гитлера. Что-то около 50 тысяч таких было. Не в партизаны – в попы вон сколько пастырей пошло! Об этом сегодня предпочитают лукаво молчать, но что было, то было. И опять ведь во имя все того же нерушимо-христианского: «Всякая власть – от Бога?..»

Вот и в районном Гдове был такой «священнослужитель» – благочинный Гдовского округа Иоанн Легкий. К началу Великой Отечественной войны в городе оставалась незакрытой одна церковь – храм святителя Афанасия, архиепископа Александрийского, здесь он и проводил богослужения с 1941 по 1943 год, приобретя славу выдающегося проповедника и жертвенного пастыря, под руководством которого во время немецкой оккупации, как о том мне довелось читать уже в недавние дни, «восстанавливалась и укреплялась духовная жизнь». И, надо полагать, был и в самом деле служителем не из рядовых, если жизнь закончил в США в 1995 году в сане епископа Русской Зарубежной Церкви. Косвенно доводилось слышать, что он щедрой рукой оказал содействие протоиерею Михаилу Женочину в воссоздании храма Димитрия Солунского, но тот об этом предпочитал не распространяться, ну и я досаждать расспросами не стал. Известно же: каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны, да в конце концов я же не следователь, чтобы разбираться в том, где, по Козьме Пруткову, «нельзя объять необъятное».

И все же, все же, как говаривал тот же Козьма, «зри в корень!» Тем паче, что тут и ходить-то далеко не надо – ни в историю, ни за бугор, сама жизнь через телеящик события под нос подсовывает. Коммунисты, депутаты Государственной Думы, демонстративно не преклонили головы на поминальной церемонии в Охотном ряду при прощании с царем Борисом. Немцов, кажется, тут же обличил их в «кощунстве». Не по-христиански, дескать, грех… А мне вдруг вспомнилась реплика юродивого из пушкинского «Бориса Годунова»:

– Нельзя молиться за царя Ирода!..

А незадолго до того в книге Ельцина «Записки президента» довелось прочесть, как он отдавал приказ командующим спецгрупп «Альфа» и «Вымпел» штурмовать Дом Советов 3 октября 1993 года: «Я обвел взглядом их – огромных, сильных, красивых. Но обе группы отказались участвовать в операции… мы не для того готовились, чтобы в безоружных машинисток стрелять…»

Ну, отказались эти, нашел других исполнителей. Стреляли… Расстреляли… Вот тебе и царь Борис со свечечкой в руках в православном храме. А как же заповедь «Не убий?..»

Лизоблюды оправдали, даже восславили, твердой рукой, дескать, пресек, «раздавил гадину».

А потом опять же по телеящику все видели, как Предстоятель Русской Православной Церкви к нему поздравлять с тезоименитством с букетом мчался. И как потом на сороковинах скорбел. Что, не мое дело? Не дело овцы христова стада судить такого высокопоставленного пастыря? Потому как у них там, наверху, своя «кумпания», свои высокосветские и высокохристианские отношения-взаимоотношения, а тут, внизу, свои? Или для них Божий закон, Христовы заповеди не писаны? Ну хотя бы вот такая:

«…Один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику? Иисус отвечал ему: если Я сказал худо, покажи, что худо, а если хорошо, что ты бьешь Меня?» (Ин. 18. 22, 23).

Это в общем-то и у меня, атеиста-еретика, вызывает усмешку в укор высокомудрому евангелисту и даже Самому Христу. То учил, если кто ударит тебя по одной щеке, то подставь и другую. А когда сам схлопотал незаслуженно по физиономии, по-иному запел. Ну да ладно, мысль-то правильная, это же давно известно, что истина рождается в споре, но это же не значит, что спор надо превращать в потасовку и мордобитие. И тем более – не в кровопролитие, как это произошло по приказу царя Бориса Кровавого 3 октября 1993 года. Тут же, как ни крути, не по христианской заповеди дело повернулось, а по злобному принципу: «всегда тот прав, у кого больше прав». Как говаривал дедушка Крылов, «у сильного всегда бессильный виноват…» И наплевать было изображающему из себя набожного христианина Ельцину на заповедь «Не убий!». Как, впрочем, и на все другие.

Тогда, в том кроваво-черном октябре, у многих еще теплилась надежда, что Патриарх примирит враждующие противоборствующие стороны, не допустит трагедии, предупредит готовящегося к братоубийству Беловежского иуду об отлучении от Церкви. Увы, увы!.. И после всего этого «рядовая паства», покорные пастырю «овцы» им не судьи? Каждый сверчок знай свой шесток?..

Та же картина и с заповедью «Не укради!» Наглая кража общественной собственности считанным меньшинством, иудино сребролюбие власти разве получили осуждение со стороны иерархов в Церкви? Увы, увы! Уж самой-самой глупой «овце стада Христова» видно, сколь кровавая и алчная, богопротивная утвердилась в стране «демократия», как ее сразу стали называть – демокрадия, но для православных пастырей «любая власть от Бога…» И было бы чистым фарисейством утверждать, будто бы мы, граждане России, не судьи этой власти. Глас народа – глас Божий. Стало быть суд народа, пусть пока нравственный суд, – суд Божий. Но Церковь-то в стороне, Церковь гласа народа словно не слышит и тем самым, по существу, затыкает народу рот, призывая к покаянию и смирению: «Не противься злому! Рабы, повинуйтесь господам! Овцы, повинуйтесь своему пастырю!..»

Вот тоже интересненькое кино. Прихожанин – овца, человек, стало быть, – овца. А если человек создан Богом «по образу и подобию своему», то… Ну, честное слово, обалдеешь от такой логики, мозги свихнешь. И опять, и опять все того же русскоязычного Эдика Тополя вспомнишь: «Но мы же с вами, конечно, атеисты, Борис Абрамович, и ваши друзья-олигархи тоже». Понимай: мы-то не овцы безмозглые, нам мозги этими пошлыми сентенциями не запудришь!..

А ко мне вдруг самолично заявилась одна из таких, недавно заблудших, а теперь залученных в христианское стадо и потому счастливо-радостных овец. И оказалась таковой моя недавняя критикесса – сельская учительница Любовь Евгеньевна Степанова. Сначала целую кипу своих стихов в мой почтовый ящик принесла, а затем и собственной персоной пожаловала.

Смотрю – и сама собой женщина интересная, и из тех, о ком говорят – женщина интересной судьбы. Сельская-то она сейчас сельская, а была в Питере артисткой оригинального жанра и танцовщицей. И муж первый был артистом. Но, попросту говоря, спился, опустился. \а у нее на руках уже двое детей. Год-другой промаялась одна, и вдруг встречается интересный, с первого взгляда до беспамятства влюбившийся в нее мужчина из Псковской губернии. И…

И вот такой поворот. Решила, что в русской глубинке, в деревне сохранилась та чистота нравов, та искренняя любовь, о коих сегодня разве что в книгах прочтешь. А чтобы не ошибиться, чтобы брак был прочным и настоящим – на всю оставшуюся жизнь! – устроили свадьбу с венчанием. И еще двоих детей, двух славных девочек-ангелочков родила, и в церкви крестила. А муженек-то, второй муженек, тоже мало-помалу начавший попивать, тоже спился-опустился. И вот уже ей с четырьмя детьми в одиночку приходится маяться. А она еще и стихи пишет! И, должен заметить, хорошие, искренние, волнующие. Их у меня в Питере в ряде изданий, что называется, из рук вырвали и опубликовали, даже в Союз писателей принять порекомендовали. Да до того ли ей… Ни с мужьями, грубо говоря, простодушная овечья покорность не помогла, ни в судьбе венчание и возносимые к Богу молитвы…

А сколько же их у нас сегодня, таких женщин, таких семей! Есть, говоря словами нашего замечательного русского поэта Николая Некрасова, «есть женщины в русских селеньях», достойных уважения и поклонения, но вот и сюда, в сельскую глубинку докатилась мутная волна беспробудного пьянства и сопутствующего ему разврата. Оглушала статистика: Россия вышла на первое место в мире по употреблению алкоголя, по количеству самоубийств, распалась каждая третья семья. И если по одной деревне можно судить обо всем государстве, то по одной семье можно судить о всей нации. Ведь нация – это большая семья, семья семей.

Из стихов, принесенных Любовью Евгеньевной, меня буквально пронзило болью стихотворение, посвященное героическому подвигу ставшей поистине бессмертной 6-й роты Псковского парашютно-десантного полка:

Для храбрости хватив спиртного кружку,

Озлобленный в неправедной войне,

Наемный снайпер взял бойца на мушку,

А злая пуля в грудь вонзилась мне.

Нет, я не покачнулась, не упала,

Но, даже не прервав свои дела,

В тот миг вдруг отчего-то простонала

И вместе с тем парнишкой умерла.

Душа кровоточит жестокой болью,

Кипит огнем невыплаканных слез.

Дитя… Мальчишка… Мой вчерашний школьник

С собою в вечность жизнь мою унес.

Повисло над Россиею проклятье.

Встают, как лес, могильные кресты.

И русская невеста в черном платье

Несет к надгробью жениха цветы…

С глухой тоской: зачем мне та чужбина,

Куда мальчишек гонят на войну?! –

Гляжу на подрастающего сына

И небеса в отчаянье кляну.

Она, кажется, сама испугалась этих пронзительных, вырвавшихся из ее женского, ее материнского сердца обжигающих строк, и все просила меня пойти с ней поговорить с протоиереем о. Михаилом Женочиным, но я не пошел. Не смог. Не хотел и слышать какой-то критики той боли, что стала сразу и моей личной болью. Верно замечено: если истинный поэт говорит даже шепотом, его все равно услышит весь мир. И вообще есть же на свете то бесконечно искреннее и святое, что не подлежит никакому суду. Даже Божьему!.. И имя ему – материнство.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: