Христианская мирная конференция 3 глава
Основной задачей Жаринова было «держать руку на пульсе», «скачивать информацию» и «гнать туфту» «смежникам». Так что армейский опыт ему весьма пригодился.
О том, как искали и разоблачали шпионов в Советской армии времен Великой Отечественной войны, свидетельствует полковник в отставке А. Лебединцев.
«Во время войны я провел на передовой два с лишним года,
прошел путь от командира взвода пешей разведки до начальника штаба стрелкового полка. Сотрудники особых отделов, а позднее "смершевцы" всегда стояли у нас за спиной. О том, как работала армейская контрразведка, мне рассказал один из ее оперативных сотрудников.
В служебной отчетности "органов" самострелъщиков-члено-вредителей было принято именовать аббревиатурой "СС", дезертиров буквой "Д", шпионы проходили под индексом "Ш". Что касается "СС" и "Д", то по этим показателям мой знакомый план выполнял с легкостью. А вот по части "Ш" ему никак не везло — не хотели немцы к нему агентов засылать! Начальство его ругало и грозило карами, пока более мудрый коллега не преподал урок: "Выбери одного "Д", который был на оккупированной территории, и разъясни ему толково, что за дезертирство ему дадут 10 лет и отправят в штрафбат. Там шансов выжить еще меньше, чем в стрелковой роте. А если согласишься, что при немцах тебя абвер завербовал, получишь те же 10 лет, но отправят на Колыму. Вот и решай, что тебе выгоднее".
Тут моему знакомому особисту, что называется, масть пошла. Сколько он шпионов разоблачил — и сам уж не помнит. Вот такая она, настоящая правда о той войне»312.
Кто-то из «упертых» может воскликнуть: «Злобные наветы отщепенца!» Подумаешь, какой-то неизвестный полковник!». Обратимся к воспоминаниям более известных. Ныне покойный писатель Федор Абрамов —не «какой-то». В его архиве сохранилось более семисот рукописных страниц, повествующих о работниках контрразведки «Смерш», о сослуживцах, начальниках, подследственных. Будущий писатель в 1943-1945 гг. (а было ему тогда 23 года) работал следователем в отделе контрразведки «Смерш» Архангельского военного округа, куда пришел не по своей воле, а был приведен буквально под конвоем из военно-пулеметного училища в Цигло-мени (под Архангельском), курсантом которого он был с февраля по апрель 1943 года. Вот его заметки о встрече контрразведчиков в день Победы, — записи 1976 и 1978 гг.
«Позвали на празднование контрразведчиков... Что общего у меня с ними? Кто они? Преступники? Пенсионеры? Неужели ничего не поняли?.. Слезы умиления у старичков, когда заговорили про заслуги. (А он-то знал, что у большинства за заслуги). Костоломы — не на победу работали, а на Гитлера (не приближали победу, а отодвигали). А насчет того, что разгадали расчеты
врага — так и вовсе ерунда. Кретины. С чистой анкетой. Нигде столько дураков не встречал, как в контрразведке» (1976 г.).
«Впервые расхаживали с сознанием исполненного долга. Но я-то знал, что они все значили. У каждого руки в крови. Торжествовать ли сегодня надо было? Молебен по убиенным и раскаяние» (16 декабря 1978 г.)зп.
А у нас и сегодня не делят людей на порядочных и «конторских». То есть делят, но с противоположным знаком. Любая канцелярская крыса из первого отдела на любой фабрике рогов и копыт горделиво сообщает о себе: бывший разведчик — и публика аплодирует.
Владыке часто приходилось встречаться с Жариновым по делам Церкви, и каждая беседа откладывала рубец на сердце. В процессе поступления в академию у меня возникли трудности: отягчающее по тем временам обстоятельство — светское высшее образование. Обсуждая с владыкой эту проблему, я как-то резко отозвался о Жаринове, рассчитывая найти сочувственный отклик у собеседника. Но он, не желая посвящать новичка во все извивы церковной дипломатии, закрыл тему, сказав: «Ты не знаешь моих отношений с уполномоченным».
О том, какая атмосфера была в 1960-1980-х годах при уполномоченном Жаринове, видно из следующего эпизода. Выйдя за штат, бывший настоятель храма на Смоленском кладбище протоиерей Михаил Славницкий посещал церковь св. Николая на Охтинском кладбище и молился в алтаре. Однажды, в день своего Ангела, он стоял у жертвенника и вынимал частицы из просфоры. Новый настоятель обратился к нему: «Отец Михаил! Если желаете, облачайтесь и сослужите!». Приглашение было с благодарностью принято, именинник занял место у престола. Идет литургия, диакон заканчивает очередную ектенью, и настоятель говорит: «Ваш возглас, отец Михаил!» Пауза, замешательство, и вместо возгласа — на весь алтарь: «А с Григорием Семеновичем согласовано?».
Молодой читатель, воспитывавшийся после краха советского режима, может усомниться в правдивости этой истории. Это до чего же надо было довести «служителя культа»! Для того чтобы разобраться в механизмах этого феномена, обратимся к хорошо известной в психологии концепции «обученной беспомощности», предложенной видным американским ученым, профессором психологии Пенсильванского университета М. Селигманом.
Вначале исследования проводились на животных. Их помеща-
ли в клетку с металлической сеткой вместо пола, через которую с разными интервалами времени пропускали электрический ток («красный террор», «чистки»). Поначалу животное пыталось спастись от болезненных ударов тока, металось по клетке в поисках выхода или какого-нибудь способа прекратить экзекуцию. Обнаружив, что никакое поведение не обеспечивает безопасности, животное становилось пассивным и безынициативным, забивалось в угол клетки, однако вегетативные показатели свидетельствовали о выраженной эмоциональной напряженности (повышалось давление крови, учащались и становились неравномерными пульс и дыхание, шерсть становилась дыбом). Одним словом, животные в этой ситуации неустранимого наказания демонстрировали типичный отказ от поиска. Вскоре у них появились нарушения со стороны внутренних органов: кровоточащие язвы желудка и кишечника, нарушения сердечной деятельности. Животные теряли интерес к пище и к особям другого пола. Их жизненная активность угасала. Если после этого условия опыта менялись («оттепель», перестройка, гласность) и животные оказывались в ситуации, когда они могли найти способ избегать наказания током (либо выскочив в соседнюю клетку, либо разомкнув ток нажатием на рычаг), большинство их обнаружило полную неспособность к такому поиску. Лишь около 20% животных предпринимали активные попытки спастись («белой акации цветы эмиграции»).
Селигман предположил, что животные, длительное время подвергавшиеся неустранимому наказанию, обучаются бесполезности своих усилий, у них вырабатывается обученная беспомощность. По мнению исследователя, это происходит потому, что животное обнаруживает полную независимость между своим поведением, направленным на спасение, и последствиями этого поведения: что бы ни предпринималось, все оказывается безрезультатным — плетью обуха не перешибешь.
Исследования, проведенные на людях, в значительной степени подтвердили результаты, полученные на животных. Так, на группу испытуемых (студентов университета) воздействовали сильным неприятным звуком, выключить который было невозможно. Однако студенты не знали об этом условии. Доверяя инструкции, они полагали, что могут найти способ избавиться от этого неприятного воздействия и безуспешно пытались прервать звук, нажимая на различные рычаги и кнопки. Через некоторое
время в новых условиях, когда «репрессированные» действительно могли выключить звук, они даже не пытались добиться этого ■
Так вот, владыка Никодим входил в число тех самых двадцати процентов и постоянно искал выход из самых безнадежных ситуаций.
В те годы всем совгражданам вдалбливали в сознание марксист-ско-гулаговскую формулировку: «Свобода —это осознанная необходимость».
Вдоль железнодорожной трассы Котлас — Воркута — десятки лагерных пунктов, а при них — поселки для ВОХР и прочего обслуживающего персонала. Заезжий корреспондент спрашивает у местного первоклассника: «Кем хочешь стать, когда вырастешь?» И в ответ звучит: «Расконвоированной вольняшкой».
На таком уровне понимание свободы было и у Жаринова. Рассказывают, что как-то он встретился с группой западных журналистов, и ему был задан традиционный вопрос: есть ли свобода религии в Советском Союзе?
— Конечно есть, — ответствовал уполномоченный. — Вот, к примеру, обратились ко мне недавно члены исполнительного органа хоральной синагоги. У них просьба: можно ли испечь мацу к еврейской пасхе? И я ответил: пожалуйста, не возражаю!
И тогда одна журналистка, с ограниченным «буржуазным» пониманием свободы, воскликнула: «Раньше я думала, что для приготовления мацы нужны только мука и вода. Но оказывается, это не главное. А главное —это разрешение партийного чиновника!».
О той тяжелой атмосфере, в которой приходилось действовать владыке, рассказывал он сам. Уполномоченный сделал все, чтобы упразднить колокольный звон на приходах, действуя через «своих» старост и слабохарактерных настоятелей. И это не была самодеятельность Жаринова: у него были идейные предшественники. Будущий соратник Дзержинского чекист Рогов в своем дневнике записал: «Одного не пойму: красная столица и церковный звон? Почему мракобесы на свободе? На мой характер: попов расстрелять, церкви под клуб —и крышка религии!»315
В 1930-е годы были популярны такие строчки Владимира Владимировича (Маяковского! А вы о ком подумали?):
Богомольных прогульщиков
С электрозавода вон.
Не меняй гудок
На колокольный звон
Вот «установка партии и правительства» по колокольному звону. Хотя в 1920-х годах преобладающая часть населения страны была верующей, православной, тем не менее «оглушительный шум, поднимаемый по традиции колоколами на многочисленных колокольнях России являлся в сущности нарушением так называемой свободы совести, даже просто с точки зрения либеральной (не говоря уже о коммунистической)»317.
Нерелигиозное, мол, меньшинство, не принадлежавшее к Церкви, как считал УШ-й отдел НКЮ, «отнюдь не обязано терпеть публичное оглушение колоколами бывшей правительственой религии. Принципиально ни с какой точки зрения нельзя возражать, если хотя бы и меньшинство населения какой-либо местности потребует, как это имело кое-где место, совершенного прекращения этих религиозных, даже физически действующих демонстраций». Во всяком случае, публичные звоны, по мнению УШ-го отдела, должны быть введены в минимальные границы318. Осенью 1930 г. колокольный звон в Москве был вообще запрещен. После войны он был разрешен в порядке исключения некоторым храмам.
Архимандрит Сергий (Савельев, сконч. в 1977 г.), будучи настоятелем в московском храме Покрова Пресвятой Богородицы, во времена хрущевский гонений ставил в притворе магнитофон с записью малиновых перезвонов и заслужил себе этим репутацию «обновленца».
В Ленинграде тоже оставалось одно исключение: в колокола по-прежнему звонили, когда владыка подъезжал к храму, выходил из машины и следовал к алтарю. Здесь благоговение перед владыкой было сильнее страха перед уполномоченным. И тогда Жаринов решил надавить на самого митрополита. В одной из бесед он сказал: «Вы — современный человек и должны понимать, что это отжившая традиция, зачем же бить в колокола? Да и жители из соседних домов жалуются... ».
Вставать в позу, заявлять, что этот нажим незаконен, по тем временам было бесполезно. И владыка ответил: «Открою Вам, Григорий Семенович, секрет. Я человек тщеславный, и мне приятно, когда меня встречают и провожают колокольным звоном. Ничего не могу с собой поделать». И уполномоченный, снизойдя к этой «слабости», махнул рукой, дескать, ладно, пусть звонят. Рассказывая о том, как он обвел вокруг пальца матерого гэбэшника, владыка радовался, как ребенок.
Вспоминает архиепископ Лонгин (Талыпин), викарий Московской епархии, представитель Русской православной Церкви (МП) в Германии (Дюссельдорф). Родившись в семье русских эмигрантов, осевших в Финляндии, Юра познакомился с владыкой Никодимом в начале 1960-х годов в Хельсинки. В 1966 г. он впервые приехал в Ленинград, чтобы поговорить с митрополитом о возможностях обучения в Ленинградской духовной академии. Вскоре его мечта сбылась, а в 1969 г. он принял монашество.
Не могу забыть, как владыка 11 апреля 1969 г. хотел постричь меня в монахи в Троицком соборе Александро-Невской Лавры, как уполномоченный г. Ленинграда Григорий Семенович Жаринов всячески препятствовал совершению пострига в Лавре, дабы это не стало прецедентом, после которого владыка постоянно совершал бы там постриги. Владыка смирился и совершил постриг в академическом храме, но однако он это помнил и всегда при случае говорил Жаринову, что вот он препятствовал ему в этом и таким образом показал западной общественности, что Церковь несвободна, находится под давлением государства. Дело в том, что на моем постриге присутствовал тогда генеральный консул Финляндии219.
Практиковался такой метод: прежде чем зарегистрировать молодого священнослужителя на приход, с ним проводили беседу, при которой присутствовало третье лицо. Большая часть этой беседы заключалась в том, что уполномоченный по делам религий выходил за дверь, а присутствующее третье лицо вступало в разговор, в котором желающему зарегистрироваться священнику предлагалось доносительство на сослуживцев и прихожан. От результатов разговора зависел и вопрос регистрации, при этом причины отказа уполномоченные не обязаны были объяснять.
Известен достоверный случай, когда в одной епархии владыка назначал в кафедральный собор семерых диаконов одного за другим. Всем семерым уполномоченный по делам религий отказал в регистрации после их беседы с упомянутым третьим лицом —мо-
Ч2П
лодые люди не хотели торговать совестью.
В 1961 г. уполномоченный Жаринов отдал распоряжение закрыть часовню Ксении Блаженной на Смоленском кладбище. Закрытию предшествовал пасквиль в газете, а вскоре появился кинопасквиль под названием «Правда о блажненной Ксении». Спустя некоторое время часовню Ксении Петербургской оградили пространной глухой оградой. Надгробие с могилы блаженной Ксении
было снято, а в часовне устроили монументную мастерскую. Когда в период празднования 1000-летия Крещения Руси встал вопрос о канонизации блаженной Ксении, то Жаринов заявил, что это произойдет только через его труп.
«Конечно, труп уполномоченного никому не понадобился, — рассказывают очевидцы этих событий. — Канонизация произошла, и часовня была открыта вновь. А в кладбищенской церкви Смоленской Божьей Матери, к которой блаженная ночами таскала кирпичи для строительства, был сделан придел в честь святой блаженной Ксении Петербургской».
Когда реставрировали часовню, там оказался огромный монумент Ленина, часовня-то была монументной мастерской. Вынести монумент Ленина через дверь не позволяли его размеры. Тогда один рабочий кладбища взялся монумент расчленить и частями вынести, что и сделал. Это стоило ему пяти лет тюрьмы. Так что даже открытие часовни не обошлось без жертв321.
Вспоминает митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев).
«Приведу лишь один пример, способный многое пояснить для тех, кому минувшая эпоха известна лишь понаслышке. Здание, в котором мы сейчас находимся, принадлежало Духовной Академии лишь наполовину, за этой стеной располагался учебный комбинат, в котором проходили подготовку будущие строители. Академию нередко посещали иностранные гости, она была центром духовной и культурной жизни города, но в ней было тесно и неудобно.
Получив назначение на пост ректора, я вскоре отправился на переговоры, с уполномоченным Совета по делам религий Григорием Семеновичем Жариновым и попросил его о содействии в отселении от Академии учебного комбината. Внимательно на меня посмотрев, он сказал буквально следующее: «Вы человек новый, молодой и неопытный. Поэтому рекомендую никогда и нигде больше не поднимать этого вопроса. Вы должны реально осознавать, какое место отведено Церкви в нашем обществе. Помните, что ваша Академия существует в Ленинграде лишь как экзотика для иностранных визитеров. А вообще-то уже давно решено Академию здесь прикрыть и перевести ее в Псково-Печерский монастырь».
Не могу сказать, что покидал кабинет уполномоченного убежденным в его правоте и всесилии, ибо, как вам известно, в
конце концов все здание Духовной Академии отошло к Церкви. И произошло это еще в советское время, при том оке Жари-нове»322.
Сталинская идеология если не налагала свою печать, то, по крайней мере, отбрасывала тень на живших под ее прессом. Владыка мог с удовольствием пересказывать эпизоды из фильмов «Волга-Волга», «Свадьба в Малиновке» и других подобных комедий, фальшь которых была очевидна поколению «семидесятников». (Известно, что «Волгу-Волгу» [1938 г.] Григория Александрова Сталин смотрел бесчисленное количество раз и знал все реплики наизусть. Более того, с дипломатической почтой вождь передал его в подарок американскому президенту Рузвельту.)
В «табельные» дни —1 мая и 7 ноября, если на это время не приходились церковные праздники, владыка смотрел по «ящику» репортажи с Красной площади. И мы, которых тошнило от одного вида обрюзгших «хариусов» вождей, должны были сидеть у экрана, как и вся «Канатчикова дача». Впрочем, и Штирлиц не уклонялся от участия в партайтагах с партайгеноссе.
Владыке, как и Штирлицу, часто приходилось моментально просчитывать ситуацию на нескольких уровнях. Как-то в покоях речь зашла о том, чтобы мне подготовить для митрополита небольшой проект речи («болванку», как говорил он), — минут на десять. Владыка ценил и понимал юмор, и я рассказал ему «в тему» анекдот про Брежнева.
Генсек просил подготовить ему речь на десять минут. Читает ее с трибуны, проходит полчаса, а она все не кончается. Наконец дочитал, сошел с трибуны и в гневе отчитывает референта, — почему такая длинная. «Мы и написали на десять минут», — оправдывается тот. — А зачем Вы взяли с собой все копии?»
Сдерживая смех, владыка показал глазами на потолок и строго произнес: «Злой анекдот!»
А между тем этот сюжет взят из жизни. Однажды во время выступления Брежнева в Баку ему подсунули неверный текст. Одурманенный лекарствами генсек его читает. И прочел бы —никто бы не заметил ошибки — настолько все партийные выступления похожи одно на другое. Но кто-то позаботился вернуть Брежневу другой текст —более приличествующий случаю. И генсек оказывается смешным на виду у миллионов телезрителей. В растерянности он бормочет слова извинения: «Товарищи, я не виноват». И
Секретариату ЦК и Политбюро становится очевидным: Брежнев кончается0 .
Владыка «нутром чуял» и другие «точки съема информации». Вспоминает архимандрит Ианнуарий (Ивлиев). Он окончил физфак ЛГУ в 1967 г. (на два года раньше меня), но еще три года учился в аспирантуре, что потом создало большие трудности при поступлении в семинарию. После того как я представил тогдашнего Дмитрия (в миру мы тезки) митрополиту, он пригласил его для беседы в кабинет. Разговор шел по схеме: «Все ни о чем, ничего обо всем». Но это только для «тайного уха». Многозначительно посмотрев на потолок, владыка придвинул собеседнику чистый лист бумаги и карандаш. Далее они обменивались «малявами», как древние новгородцы («я послал тебе бересту... »). К счастью, тогда в покоях не было тайной видеосъемки, — иначе потом им пришлось бы перестукиваться...
Особенно трудно было «слухачам» в довоенное время, когда техника еще только развивалась. В 1933 г. в Германии был создан Научно-исследовательский институт Германа Геринга — специальная организация для контроля за телефонной и телеграфной сетью и
радиосвязью .
Вот что рассказал один из ветеранов спецподразделений КГБ. По его словам, спецслужбы в любом городе должны иметь в гостиницах свои зарезервированные номера с прослушкой или видеоаппаратуру. Это называется оперативно-технические мероприятия. Ими на сегодня охвачены некоторые крупные отели, рестораны и У1Р-сауны столицы.
Получить хорошее видеоизображение охотникам за чужими секретами не удавалось долго. В начале 1950-х годов прототип видеокамеры «для подсматривания» выглядел так: две комнаты соединялись трубой, похожей на длинную воронку, со специальной линзой. Старые диссиденты рассказывали: чтобы найти такой скрытый глаз, вечером надо было неожиданно выключить свет и осмотреться — нет ли где-нибудь светящейся точки. Оперативник не всегда успевал закрыть окуляр...
Рост популяции подслушивающих и подглядывающих «жучков» пришелся у нас в стране на начало 90-х годов. Тогда размеры камер и микрофонов съежились до спичечной головки. Сейчас для постоянной закладки применяются так называемые интегрированные системы — специзделия, намертво заделанные, например, в кирпичи. Такого «окучка» никакой строитель не найдет32^.
Это сейчас, а в эпоху владыки Никодима «прослушка» была гораздо примитивнее. Так, в 1967 г. сотрудники канадского посольства в Москве обнаружили советскую гибкую антенну в шифро-комнате: она вылезла из вентиляционной шахты. И был комический момент: канадцы антенну схватили, тянут к себе, а из чердака соседнего дома тянут ее сотрудники КГБ326.
В первый год моей учебы в академии, когда любой новичок под особым «колпаком», владыка как-то взял с собой иподиаконов в Москву. На патриаршем богослужении в Елоховском соборе присутствовало несколько архиереев, в том числе и гость из Англии — митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Держу архиерейский молитвослов перед владыкой Никодимом; он заканчивает чтение вечерних молитв. Закрываю книгу и слышу тихое: «На всякий случай: не подходи к митрополиту Антонию». По тем временам придурки-комитетчики могли бы это квалифицировать как «несанкционированный речевой контакт с гражданином страны «потенциального противника», члена агрессивного блока НАТО. Да еще с «выходом» на Кестон-колледж. И владыке приходилось играть в их игры...
Осенью 1972 г., по навету уполномоченного, владыка был вынужден на время отстранить меня от участия в богослужениях, но по-прежнему мое место было в алтаре. Сочувствуя опальному, владыка решил поддержать его морально и постричь в иподиаконы. Но тайно, чтобы «не дразнить гусей». (Строго говоря, архиерейские иподиаконы только именовались так по должности, но имели лишь начальную степень церковнослужителя —чтец.)
Но нет ничего тайного, что бы не стало явным, и вскоре этот постриг стал секретом Полишинеля. Коля Тетерятников и Коля Сложеникин (дикирий и трикирий) так и называли меня — «тайный иподиакон». Но я на дружеские «провокации» не поддавался и держал язык за зубами: «тайну свято сохрани». Прошло полгода; опала была снята, но лишь один Господь ведает, каких усилий это стоило митрополиту.
Откуда у святителя эта тяга к «тайноводству»? Вспомним, что сам он принял монашеский постриг тайно; его монашеское имя — Никодим, это имя тайного ученика Христова (Ин. 3, 1-21). Имена катакомбных мучеников он охотно давал монахам при пострижении: Виктор, Лонгин, Маркелл —все это мученики П-Ш вв.
Начиная свое пастырское служение в Ярославской епархии, о. Никодим еще застал в живых монахинь, которые вынуждены
были покинуть свои обители, закрытые в 1920-1930-х годах. Чтобы заработать на жизнь, одна из них торговала на рынке, но, несмотря на окружавшую ее суету, творила про себя Иисусову молитву. Владыка с сочувствием называл это «схима на базаре». Но он не одобрял напускного благочестия и с улыбкой однажды поведал, как одна старушка, подойдя к причастию, на весь храм возгласила свое имя: «Тайная схимонахиня Еликонида!».
Вскоре после окончания академии мне, молодому преподавателю, владыка поручил подготовить доклад для собеседования с представителями безобидной католической организации «Рах Сппзи 1ш.егпа<;юпаН5» (Международный мир Христов). За неделю до собеседования доклад был представлен в ОВЦС, откорректирован тамошним идеологом — Алексеем Сергеевичем Буевским и «высочайше утвержден». И надо же было так случиться, что на заседание я взял по ошибке первый вариант! У каждого на руках чистовой экземпляр, а я озвучиваю «неканонический текст», да еще под магнитофонную запись! Потом краткое обсуждение; объявляется перерыв.
Владыка, проходя мимо, тихо шепчет: «Ты что, с ума сошел?». И тогда до меня дошло, что последствия могли быть «чреваты»: шаг вправо, шаг влево приравнивался сами знаем к чему... Но в тот раз, к счастью, пронесло. А потом я уже не удивлялся, когда другой маститый архиерей, возглавляя делегацию Московского патриархата на международных собеседованиях, постоянно держал на столе включенный магнитофончик: береженого Бог бережет.
В течение нескольких десятилетий Алексей Сергеевич Буевский в ОВЦС «сидел на идеологии». Без его визы в «Журнале Московской Патриархии» не могла быть опубликована ни одна статья по «внешней тематике». Год 1000-летия Крещения Руси был периодом своеобразного «подведения итогов», и в ЖМП печатались обзоры связей Русской православной Церкви с Церквами Востока и Запада. Решаю внести свою скромную лепту в общую «копилку».
Перелопатив горы книг и журналов, по крохам собрал материалы, легшие в основу большого обзора: «Россия и США: двести лет религиозных и культурных связей» (ЖМП. 1988. №6. С. 58-63). Разворачиваю свежий номер журнала; текст опубликован без правки, но в конце добавлен политически важный «довесок»: «В годы Второй мировой войны советско-американские отношения упрочились, и в настоящее время они успешно развиваются, о чем свидетельствует подписанный в ноябре 1987 г. М. С. Горбачевым и
^^Р^
Р. Рейганом в Вашингтоне Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности». Сразу видно: поработала опытная рука Алексея Сергеевича — без «ракет меньшей дальности» церковно-истори-ческий материал стал бы «непроходным».
«Почерк» Алексея Сергеевича Буевского особенно был заметен во время проведения международных конференций и торжеств. Если «подсоветские» участники торжеств привыкли к ритуальным заклинаниям против Запада и реверансам в адрес советской власти, то зарубежным гостям это было в диковинку. Вспоминает архиепископ Брюссельский Василий.
«В последний раз я виделся и разговаривал с митрополитом Никодимом в Москве в мае-июне 1978 г. на праздниках 60-летия восстановления Патриаршества. Вид у него был болезненный и утомленный, но он мужественно председательствовал на собраниях и служил в церквах с не меньшей торжественностью, чем сам Патриарх (с преднесением креста). Сами по себе празднества, кроме богослужений и панихид по усопшим Патриархам Тихону, Сергию и Алексию (на этот раз Патриарха Тихона, слава Богу, не забывали и не опускали), торжественных и умилительных, были малосодержательными и утомительно скучными. Если исключить доклад Патриарха, в общем удовлетворительный и содержавший кое-какие интересные новые данные, все остальные ораторы говорили не о Русской Церкви и о ее жизни за последние 60 лет, а только исключительно о... нейтронной бомбе и необходимости бороться против ее изготовления! И при этом необычайно долго, повторяя самих себя и других многочисленных ораторов. И никто, кроме представителя Православной Церкви в Америке епископа Димитрия, не вспомнил о сонме мучеников и исповедников, пострадавших за это время в Русской Церкви. Так что, как остроумно заметил в частном разговоре архиепископ Владимир (Котляров): "Я бы предписал, чтобы каждый оратор говорил не больше пяти минут... и только о нейтронной бомбе!".
Добавлю еще, что сам митрополит Никодим ни с какими докладами на торжествах не выступал и о нейтронной бомбе не говорил»0".
Зато говорили в народе. Вот одна из тогдашних баек.
Идет политзанятие.
— Американские агрессоры угрожают нам новой бомбой — нейтронной. После ее взрыва население гибнет, а все остальное остается целым.
— А какая бомба взорвалась у нас, что все мы остались целыми а в магазинах ничего нет?
... В 1978 г. на вдовствующую Ленинградскую кафедру был перемещен митрополит Минский и Белорусский Антоний (Мельников). Безвольный и апатичный, он молчал и бездействовал, когда в его епархии шло массовое закрытие храмов, монастырей, духовных школ.
Из беседы архиепископа Брюссельского Василия с митрополитом Никодимом накануне Поместного собора 1971 г. (Понимая, что единственным «проходным» претендентом на Патриаршую кафедру был митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен, владыка Василий, тем не менее, интересовался «альтернативными» кандидатурами.)
Я сказал: «А чем не подходит владыка Антоний Минский? Хороший, культурный архиерей, управляет большой епархией в 425 приходов, значит имеет опыт». Митрополит Никодим засмеялся в ответ и сказал: «Что Вы, владыко, какой же он Патриарх? Сами знаете». Должен сказать, что, зная робость и слабохарактерность архиепископа Антония, я внутренне согласился с митрополитом Никодимом, не стал ему возражать
И вряд ли владыка Василий мог предполагать, что пройдут годы, и митрополит Антоний станет косвенным виновником его преждевременной кончины.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|