ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГЕРЦОГСТВА ЛОТАРИНГСКОГО 33 глава

Продолжая в точности следовать политике своего отца и деда, Иоанн III поставил себе прежде всего целью упрочить завоевания Брабанта на берегах Мааса. Он начал с нападения на Регинальда Фокмонского, представителя на границах Нидерландов «Raubritter» (разбойничьих ры­царей) рейнской долины³. Он заставил его уступить себе Герлен и Ситтард, затем, сделав его пленником на честное слово, назначил ему в качестве резиденции добрый город Лувен (1318 г.). Путем соглашений с графом Голландским, он получил несколько позднее Гесден (1319 г.) и Дронгелен (1321 г.) а в 1323 г. приобрел Грав у сира Отгона Кейка⁴. Таким образом, Брабант имел теперь прочные опорные пункты вдоль всего течения Мааса, и транзитная торговля между рейнскими областями, Англией и Фландрией, которой мешал находившийся у устья реки скла­дочный пункт Дордрехт⁵, стала все более и более направляться в сторону Антверпена.

Но не успел Иоанн III добиться этих результатов, как они оказались под угрозой.

Графу Генриху III Люксембургскому, погибшему в битве при Вор-рингене, наследовал его сын Генрих IV. Слишком слабый, чтобы про­должать войну с Брабантом, он примирился с Иоанном I, на дочери

¹ Brabantsche Yeesten, ed J. F. Willems, t. I, p. 594 (Bruxelles, 1839). См. дальше, гл. IV.

Об этой любопытной фигуре см. статью Ж. Кювелье (/. Cuvelier) Biographie nationale, t. XIX, p. 78 и далее (Bruxelles, 1906).

E. de Dynter, Chronicon ducum Brabantiae, ed. P. F. X. de Ram, т. II, стр. 486, 506, 536, 542 (Bruxelles, 1854).

В. van Rijswijck. Geschiedenis van het Dordtsche stapelrecht (Гаага, 1900).

12 3ак 4468

которого, Маргарите, он женился в 1292 г. С тех пор, занятый своей борьбой с графом Баром и тем, чтобы утвердить своего брата Балдуина в Трирском архиепископстве, он перестал интересоваться притязаниями своей семьи на Лимбургское герцогство¹. Но его неожиданное вступление на германский престол (1308 г.) и вскоре затем (1310 г.) брак его сына Иоанна (Иоанна Слепого) с богемской наследницей, внезапно превратили его дом в одну из первых династий Империи.

Правда, Генрих не пытался использовать в Нидерландах эту блестящую ситуацию. Его маленькое наследственное графство составляло лишь ничтожный придаток к обширным владениям, полученным им в бассейне Эльбы. Кроме того, зачем было затевать войну с Брабантом? Германия уже давно отказалась от вмешательства в дела лотарингских государей, а Генрих, преисполненный благородных и несбыточных мечтаний о вос­становлении в Италии престижа императорской власти, тщательно избегал создавать себе бесконечные осложнения возобновлением старой распри. Одним словом, император забыл обиды, нанесенные когда-то графу Люксембургскому.

Но иначе сложились дела при его сыне. Иоанн Слепой, этот коро­нованный кондотьер, этот вечный прожектер, этот неисправимый любитель ссор, этот яростный вояка, не мог упустить случая распространить на Нидерланды сеть сложных интриг, которыми он в течение тридцати лет держал в тревоге Европу. Брабантское происхождение его матери позволяло ему, при желании, вызвать конфликт с Иоанном III. Он не преминул сделать это, когда у него оказался для этого досуг, и в 1324 г. он потребовал часть полученного герцогом наследства. Последний ограничился ссылкой на принцип, согласно которому в политических наследствах дочери отстранялись в пользу мужского потомства, и на неделимость крупных территориальных феодов². С этого момента война была неизбежна.

Однако одними своими силами Иоанн Слепой не мог ничего сделать с герцогом. Этот богемский король, казна которого была постоянно пуста, в Бельгии был лишь графом Люксембургским. Огромная разница между его ресурсами и ресурсами брабантского государя (который, к тому же, считал его одним из своих вассалов за феоды Арлон и Лярош) бросалась у в глаза³. Люксембург, совершенно не имевший больших городов и оста- ., вавшийся в стороне от экономического подъема, который в течение XIII в. 1 увеличил и преобразил население соседних территорий, представлял по­разительный контраст по сравнению с ними. Если в областях, располо­женных по берегам Мааса, торговля лесом, который сплавляли по реке

Н. Brosien, Heinrich VII als Graf von Luxembourg (Forschungen zur Deutschen Geschichte, Bd. XV [1876], s. 748-751).

Dynter, Chron. due. Brab., с 543.

Dynter, Chron. due. Brab., с 548. Что касается potentia (ресурсов) герцога, ср. Hocsem, Gesta episcop. Leod., ed. Chapeauville, Gesta ep. Leod., т. II, с. 407 (Льеж, 1613).

до фландрских портов, поддерживала некоторое оживление¹, если плодо­родная долина Сюры была покрыта виноградниками и если, наконец, закон Бомона принес свободу многочисленным пунктам, расположенным на берегах Семуа², то Арденнское плато и ущелья Услинга (Oesling) давали средства к существованию лишь очень немногочисленному насе* лению редких деревень, разбросанных среди бесплодных пустырей или д лесных чащах. Страна была покрыта множеством мелких сеньорий, в которых сохранились, вместе с былыми патриархальными нравами, кре­постное право и методы примитивного земледелия. Дворянство, совершенно не знакомое с придворными нравами Фландрии или Генегау, закаляло себя постоянным занятием охотой, и на поле сражения при Воррингене дало блестящие доказательства своего мужества. К несчастью, оно не было ни достаточно многочисленным, ни достаточно дисциплинирован­ным, чтобы предоставить в распоряжение своего государя крупную военную силу, а последний был слишком беден, чтобы купить себе услуги наемников.

Таким образом Иоанн Слепой не решался выступить один против герцога Брабантского, у которого было более трех тысяч вассалов, рас­сеянных между Шельдой и нижним течением Рейна³, «добрые города» которого могли выставить многочисленную пехоту и сундуки которого были полны золотом.

Но именно могущество герцога уже с давних пор вызывало зависть и ненависть его соседей. Почти все они пострадали от его высокомерия или его посягательств, и энергичному и живому человеку нетрудно было объединить их, организовать их в наступательный союз и, пользуясь выражениями мужественной песни Иоанна III, спустить их, как свору против этого брабантского кабана, удары клыков которого каждый из них испытал⁴. К этому делу богемский король приступил в 1324 г. Тесная связь с царствующим французским домом, явившаяся результатом брака его сестры Марии с Карлом IV (1322 г.), затем обручение его сына Карла, будущего императора, с Бланкой Валуа (1323 г.), должна была необычайно облегчить ему его задачу, так как он мог теперь использовать влияние французского короля, который, мечтая в это время о германской короне, искал лишь повода вмешаться в дела Империи и увеличить кредит своего союзника у нидерландских князей.

Из числа последних Иоанн Богемский прежде всего подумал об епископе Льежском.

[F. Van de Putte], Cronica et cartularium monasterii de Dunis, с 200 (Брюгге,

1864).

G. Kurth, La loi de Beaumont en Belgique (Bruxelles, 1881).

Такова приблизительная цифра, приводимая Le livre des feudataires de Jean 111,

due de Brabant, ed. L. Galesloot (Bruxelles, 1865).

Wapenlied van hertog Jan III van Brabant, ed. R. von Liliencron, Die historischen

Volkslieder der Deutschen, Bd. I, s. 35 (Leipzig, 1865).

Со времени захвата Лимбурга, расширившего брабантские территории до Мааса, отношения между духовным княжеством и его могущественным западным соседом, стали очень натянутыми. Правда, промышленное на­селение Льежа, Гюи и Динана, озабоченное только интересами своей торговли, желало жить в мире с герцогами, охранявшими пути между Рейном и Шельдой, господами нижнего течения Мааса, имевшими воз­можность, при желании, закрыть доступ к Антверпену и фландрским портам. Но епископ и особенно капитул, бессменный хранитель вотчины св. Ламберта, руководились совершенно иными соображениями. Посяга­тельства брабантских князей на Маастрихт, препятствия, которые они чинили в своих владениях церковной юрисдикции и юрисдикции мира, их интриги, с целью добиться от папы учреждения отдельного брабантского епископства¹, высокомерие, с которым они отвечали на неоднократные жалобы епископского правительства, наконец, их враждебные по всякому поводу — как их в этом обвиняли с основанием или без всяких осно­ваний — отношения к льежской церкви, — все это являлось постоянным источником для конфликтов. Чтобы справиться с этим опасным против­ником, епископы, не будучи в состоянии больше рассчитывать на импе­ратора, под конец тоже последовали примеру других лотарингских князей и стали добиваться с середины XIII века помощи французского короля. Эта тенденция еще усилилась, когда с начала следующего века авиньонские папы стали сами назначать епископов, значительно урезав, таким образом, избирательные права капитулов. Действительно, с тех пор французский король, в качестве защитника или господина папства, стал оказывать исключительное влияние на епископские выборы, и если в X и XI вв. епископский посох и кольцо были наградой за верность императору, то отныне для получения их нужно было обнаруживать преданность и повиновение французскому королю. Этим объясняется быстрый рост французского влияния в Льежской области в интересующий нас период.

Кроме того, с тех пор как стало возможно получить епископство, опираясь на поддержку парижского двора при авиньонском дворе, младшие сыновья семей, искавшие себе положения, достойного их происхождения, и совершенно чуждые интересам Льежа, не могли не пытаться использовать столь подходящий случай. Это и случилось после смерти Теобальда Барского, который, последовав за императором Генрихом VII в Италию, умер 13 мая 1312 г. от ран, полученных во Флоренции на поединке.

Один каноник из монастыря св. Ламберта, по происхождению льежец, Вильгельм Жюльмон, выставил свою кандидатуру на епископскую кафедру. Но в это время в Орлеанском университете учился молодой брат графа

Hocsem, Gesta episcop. Leod., с. 402. ср. Jean d'Outremeuse, Chronique de Liege, ed. A. Borgnet et St. Bormans, t. VI, p. 507 (Bruxelles, 1880). — Согласно Positio pro justificatione pacis (Forschungen zur Deutschen Geschichte, Bd. XXI [1881], s. 287) уже Иоанн II питал аналогичные надежды.

Маркского, который, будучи уже с некоторого времени вормским пробстом, решил, что настало время получить диоцез¹. Смерть Теобальда, оставившая вакантным одно из богатейших епископств в Лотарингии, случилась для него вовремя. Он поспешил устроить так, чтобы его родные и его друзья рекомендовали его Филиппу Красивому и благодаря вмешательству короля он добился от Климента V грамоты на возведение его в епископский сан. В течение нескольких недель он получил последовательно саны иподиакона, диакона и священнослужителя, после чего он был посвящен в епископы кардиналом Тускуланским.

Разумеется, Филипп Красивый не без серьезных политических оснований оказал эту услугу молодому клирику. Для его планов относительно границ Империи ничто не могло быть полезнее, чем иметь в Льеже своего человека, и дальнейшие события показали, что он не ошибся, выбрав с этой целью Адольфа Маркского. Действительно, Адольф в течение своего долгого правления был деятельным и преданным проводником французской политики, и не его вина, если Льеж не постигла в XIV веке та же участь, что и Верден². Во всяком случае, хотя он усердно повиновался всем приказам Капетинга, идя ему так далеко навстречу, что обещал ему даже помощь против германского императора³, хотя он получал из личной шкатулки короля ежегодную ренту в 2000 золотых реалов⁴, но он ни на минуту не терял из виду интересов своего дома.

До этого времени ни один льежский епископ не обращал так мало внимания на свой духовный сан, как этот прелат, всегда готовый вскочить на коня, драться в рукопашном бою и самому вести среди града стрел и камней свои войска на штурм крепости''. Ни один из них, кроме того, не обнаруживал такой беззаботности по отношению к княжеству, население которого против своей воли стало его подданными. Блестящие доказа­тельства этого он дал в 1336 г., пренебрегши случаем присоединить к епископству графство Лооз и предоставив своему шурину Теодориху, сиру Гейнсбергскому, завладеть этой территорией⁶.

«Aptum tempus promotioni suae considerans». Hocsem, Gesta episcop. Leod., с 364. A. Leroux, Recherches critiques sur les relations politiques de la France avec l'Allemagne de 1292, a 1378, p. 157 (Paris, 1882). Известно, что Верден, романский город подобно Льежу и, подобно Льежу, зависевший от Империи, был в конце XIII в. присоединен к Франции.

Неизданное письмо от ноября 1320 г. (Arch. Nat. de Paris, s. 527). Hocsem, Gesta episcop. Leod., с 389. Относительно выплат Адольфу, произ­водившихся французским королем, см. также /. Viard, Les journaux du tresor de Philippe VI de Valois, № 5331, 5598, 5896 (Paris, 1899). Hocsem, Gesta episcop. Leod., с 363, 381-382.

В 1336 г. папа упрекал его в том, что он оказывается «quoad comitatum Lossensem, utique nobilem ас in redditibus ac proventibus opulentem... nimis tepidum et remissum» («слишком небрежен и равнодушен по отношению к Лоозскому графству, весьма благородному и богатому доходами») Riezler, Valikanische Akten, № 1840 (Innsbruck, 1891). Ср. Hocsem, loc. cit., с 432. Людовик IV, граф

Словом, подобно Людовику Неверскому во Фландрии, он остался чужеземцем в Льежской области, и его правление наполнено было не­прерывной борьбой с «добрыми городами» и капитулом. Окруженный немецкими родственниками и советниками, вассалами или подзащитными его семьи, он использовал свое влияние в пользу своих родных¹ и благодаря своему положению при французском дворе добился передачи своего наследства своему племяннику, молодому Энгельберту, точно епис­копство стало одним из феодов графов Маркских. Таков был тот человек к которому Иоанн Богемский собирался обратиться для совместной борьбы с герцогом Брабантским. Его предложения были, разумеется, встречены благосклонно. Во-первых, Адольфу приходилось не раз сносить высоко­мерие герцога, но, кроме того, он знал, что война с Иоанном III входила в планы французского короля, и этого было достаточно, чтобы склонить его на сторону богемца.

С 1327 г. Иоанн Богемский фактически вел уже войну с брабантским герцогом. Однако поглощенный множеством проектов и планов он сначала ограничивался тем, что поддерживал против Иоанна III сира Фокмонского, который, выйдя на свободу тотчас же начал воевать с герцогом. Последний овладел (9 мая 1329 г.) после долгой осады Фокмоном, и тогда Регинальд, не будучи больше в состоянии сопро­тивляться, обратился к французскому королю за посредничеством. Это был ловкий ход, ибо Филипп Валуа, тесно связанный с Люксембургским домом, из внимания к последнему поспешил взять на себя защиту интересов побежденного.

Но Иоанн III твердо решил сохранить плоды своей победы. Он поручил передать в Париже, что, не будучи вассалом французской короны, он не допускает ее вмешательства². Этот ответ, бесспорный признак упадка французского престижа в Лотарингии после смерти Филиппа Красивого, должен был глубоко оскорбить короля. Но поведение герцога вскоре дало ему еще больше оснований для возмущения. Действительно, два года спустя Иоанн без всяких колебаний принял в Брюсселе, который впоследствии так часто давал убежище французским изгнанникам и беглецам, Роберта Артуа, привлеченного к суду парламента в качестве фальшивомонетчика и врага королевства.

Лоозский, умер бездетным 22 января 1336 г. и капитул претендовал «quod comite sine prole legitima decedente ad ecclesiam a qua tenetur in feudum, reverti debeat comitatus» («так как граф умер без законного наследника, то графство должно вернуться к церкви, от которой он получил его в качестве феода».) Hocsem, loc. cit., с. 429.

Некоторые примеры этого см. в Levold de Norihof, Chron. corriit. de Marka, ed. Meiboom, Script, rer. german., т. I, c. 377, 398 (Helmst'adt, 1688); Gesta abbat. Trudon., ed. C. de Borman, т. И, с 251, 268 (Льеж, 1877). Dynter, Chron. due. Brab., с 556.

Иоанн Богемский поспешил воспользоваться благоприятным случаем. Поддерживаемый Филиппом Валуа, он быстро сорганизовал союз, в котором объединил разных клиентов и вассалов французского короля, а также врагов Брабанта, прельщенных надеждой получить по окончании войны кусок герцогства. Епископ Льежский тотчас же созвал милицию своих «добрых городов», и в конце апреля 1332 г. Иоанн Слепой, Регинальд II — граф Гельдерна, Вильгельм V — граф Юлиха, Людо­вик IV — граф Лооза, Иоанн II — граф Намюра, Рауль IV — граф д'Э, коннетабль Франции — Теодорих III Фокмонский и Иоанн Генегау, сир Бомонский, присоединились к нему в Фексе и перешли брабантскую границу.

Внезапное нападение застало герцога врасплох. Он принял посредни­чество графа Генегау, дочь которого уже несколько лет была обручена с его сыном, и поручил ему вести переговоры с союзниками. Он отлично понимал, что душой коалиции был французский король, и в то время как Вильгельм Генегау всячески пытался заключить мир, он без всяких угрызений совести сблизился с Филиппом Валуа, согласившись, чтобы его наследник, обрученный с генегауской принцессой, стал женихом Марии, дочери французского короля. Этот ловкий маневр спас его. Филипп, не заботясь больше о союзе, провозгласил 20 июня 1332 г. перемирие на год, оставив за собой право разобрать за это время пункты обвинения против герцога¹.

Союзники, считавшие, что настал момент расчленить Брабант и раз­делить его между собой, оказались одураченными. Не осмеливаясь со­противляться решению короля, они, однако, остались втайне верны ре­шению возобновить войну. Лишившись поддержки Франции, они могли теперь рассчитывать на графа Генегау, который не мог простить ловкому брабантцу, что он так хитро обманул его, и особенно на графа Фландрского, которого Адольф Маркский привлек к коалиции, продав ему город Мехельн.

Территория Мехельна была подарена Нотгеру Отгоном II 6 января 980 г., т. е. в то время, когда императоры задаривали поместьями, доходами и иммунитетами лотарингскую церковь, на обязанности которой лежало сдерживать светскую аристократию и следить за ней. Но епископам не удалось связать с основным ядром своих владений в долине Мааса этот передовой пост против графов лувенских, и когда в течение XI и XII вв. лувенские графы окончательно консолидировали свое территори­альное могущество, Мехельн оказался отрезанным от столицы диоцеза и изъятым, в силу сложившегося порядка вещей, из-под непосредственной власти льежской церкви. Одна из местных знатных семей, семья Берту, происходившая от старых церковных фогтов, создала себе здесь незави­симую сеньорию, между тем как вокруг церкви св. Ромбо возник «portus»

Bulletin de la Commission royale d'histoire, 4 serie, t. IX [1881], p. 276.

(портовый город), который благодаря своему превосходному положению на Диле и близости Рупеля и Шельды стал в XIII веке одним из крупных экономических центров области. Епископы не пытались подчинить себе этот могущественный город. Они оставили в покое это отдаленное владение, которое по своим учреждениям и своим интересам коренным образом отличалось от льежских городов и обнаруживало, наоборот, сильное тяготение к соседним брабантским городам, занимавшимся подобно ему суконной промышленностью. Но хотя епископы отказались от ре­ального обладания Мехельном, однако они неоднократно использовали свои права собственности на него. Надежда присоединить этот крупный город к своим владениям не могла не соблазнять соседних князей, и епископы умели искусно пользоваться этим для поправки своих финансовых дел. Уже трижды с начала XIV в. Мехельн был заложен за крупные суммы сначала — герцогу Брабантскому, затем — графу Генегау, потом — графу Гельдернскому¹. После жалкого краха коалиции, созданной против Иоанна III, Адольф, нуждавшийся в деньгах и союзниках, снова устремил свои взоры на Мехельн. В июне 1333 г. он уступил его графу Фландрскому за 100000 турских ливров².

Для Людовика Неверского эта покупка являлась ценной компенсацией за потери, недавно понесенные Фландрией. Она обеспечивала ему dominium (господство) над течением Шельды, служившим с давних пор предметом спора между графами и герцогами³, делала его господином Рупеля и всей системы связанных с ним речек, а главным образом позволяла ему чинить препятствия торговле Антверпена, возраставшее благосостояние которого стало тревожить фландрцев.

Но чем выгоднее было приобретение Мехельна для Фландрии, тем более чувствительным ударом это было для Брабанта. Герцог не для того завоевывал Маас, чтобы позволить отнять у себя Шельду, и поэтому ожидавшийся его противниками casus belli (повод для войны) вскоре представился. Готовясь к борьбе, Иоанн III чувствовал, впрочем, за собой поддержку всего Брабанта. То, что он продолжал еще называть своим наследственным достоянием, стало государственной территорией, принад­лежавшей одновременно государю и его подданным, территорией, которую они намерены были защищать общими силами. Брабантская политика с столь давних пор объединявшая интересы династии с интересами страны, принесла свои плоды. Герцогство предстало теперь как некая моральная величина, некое коллективное существо, одушевленное единой волей и едиными помыслами. Крупные брабантские города не замедлили предо-

Kempeneer, Les alienations de Malines au XIV siecle в Bulletin du Cercle

archeologique de Malines, 1905.

St. Bormans et E. Schoolmeesters, Cartulaire de l'eglise Saint-Lambert de Liege,

t. Ill, p. 417 (Bruxelles, 1898).

з

Ch. Duvivier, La juridiction de I'Escaut au moyen age. Bullet, de l'Acad. royale de Belgique, Classe des Lettres, 1900.

ставить в распоряжение герцога свои денежные ресурсы. В несколько недель была навербована значительная армия наемников, между тем как мехельнцы, которые не хотели позволить распоряжаться своей судьбой без спроса, закрыли свои ворота перед графом Фландрским.

По сравнению с этим мощным проявлением брабантского патриотизма, союз врагов герцога был хрупкой коалицией династических интересов, тайной вражды и алчности. Одна только Фландрия была заинтересована в том, чтобы поддержать Людовика Неверского, и она, несомненно, поддержала бы его, если бы он не погубил здесь бесповоротно своей популярности и если бы страна не страдала еще от недавно потрясавших ее волнений¹. Что касается других союзных князей, то они действовали только под влиянием личных интересов. Их города оставались равнодуш­ными к этому конфликту, которого они не искали и причины которого были им чужды. Одно только рыцарство отозвалось на призыв государей. Но обнищавшее и опустившееся, оно представляло лишь притупившееся оружие и не способно было справиться с брабантской армией, снаряженной на деньги городов. Поэтому союзники тщательно избегали сражения. Они ограничились блокадой Брабанта. Они заперли герцогство в его границах «как цыпленка в клетке»², надеясь взять его таким образом измором.

Но надежда эта оказалась напрасной. Несмотря на то, что торговля совершенно замерла, население брабантских городов не оставило своего государя и, после многомесячных бесплодных попыток (ноябрь 1332 г. — сентябрь 1333 г.), коалиция должна была признать свое бессилие. Впро­чем — враждебные действия тянулись еще до лета 1334 г. Но король французский вмешался уже в пользу герцога. Он добился от папы приказа Людовику Неверскому вернуть Мехельн (октябрь 1333 г.)³. Со своей стороны Адольф Маркский, хлопотавший с сентября о получении Майн-цского епископства⁴, перестал интересоваться безнадежной кампанией. В результате — феодальная коалиция разбилась о твердое сопротивление герцогства. Иоанн III покончил с этим делом, взяв на себя обязательство выплатить воюющим сторонам военные издержки (август 1334 г.). В дей­ствительности он вышел из борьбы более сильным, чем когда-либо. В год подписания мира он заключил союз также с архиепископом Кельнским и графами"⁴ — Генегауским, Гельдернским и Юлихским, между тем как

См. дальше гл. III.

Wat sal Brabant nu doen?

Het sit besloten als een hoen

Dat in ene Kevie sit ghevaen. («Что теперь делать Брабанту?

Он заперт как цыпленок в клетке»). Brab. Yeesten, т. I, с. 513.

S. Riezler, Vatikanische Akten zur Deutschen Geschichte in der Zeit Ludwigs des

Bayern, № 1631. О дальнейшем ходе дела см. в № 17 5, 1787 (Инсбрук

1891); С Daumet, Lettres de Benoit, т. XII. № 125, 155. 613 (Paris, 1899).

Он добивался раньше Кельнского архиепископства. Riezler, loc. cit. № 1515.

его сын Иоанн женился на Изабелле Генегауской, а Вильгельм Генегауский стал супругом Иоанны Брабантской¹. Его примирение с домом д'Авенов стало полным и таким образом планы Иоанна Богемского окончательно рухнули, а с ними и планы епископа Льежского. Что касается сеньории Мехельн, которую поручено было сперва охранять французскому королю, то она была окончательно присоединена к Брабанту в 1347 г., а деньги, уплаченные за нее Людовиком Неверским Адольфу Маркскому, были возвращены ему.

II

Победу Иоанна III можно рассматривать, как окончательное разрешение в пользу Брабанта старого Воррингенского спора. Она произошла лишь на одиннадцать лет позже примирения домов д'Авенов и Дампьеров (1323 г.), так что к началу XIV века можно отнести ликвидацию двух крупных феодальных проблем, занимавших Нидерланды с середины про­шлого века и определивших их политику. Теперь они покончили с прошлым, и, когда разразилась Столетняя война, они могли свободно сообразовать свое поведение с новой ситуацией. Но чтобы понять их поведение, необходимо в нескольких словах остановиться на династии, которая при­звана была отныне играть доминирующую роль, именно — династии графов Генегауских и Голландских.

Как мы указывали выше, граф Генегауский, Иоанн д'Авен, унаследовал в 1299 г. графства Голландское и Зеландское и, несмотря на попытки германского императора, Альбрехта Австрийского, вернуть себе эти тер­ритории, сумел их сохранить за собой. Создавшейся таким образом личной унии между графством Генегауским — на юге и графством Голландским с его зеландскими и фрисландскими придатками — на севере Нидерландов предстояло сохраниться вплоть до бургундских времен. Это был еще один шаг на пути к территориальному объединению, предвестник еще пока далекого дела Филиппа Доброго. Наряду с Брабантом и Лимбургом, объединенными после битвы при Воррингене, Генегау и Голландия-Зе­ландия составляли, так сказать, с конца XIII в. первые основы Бургунд­ского государства. Империя не сумела вернуть себе феоды, остававшиеся вакантными после того, как угасли владевшие ими династии. Освободив­шееся место немедленно занималось местным князем, так что уменьшение числа правящих домов Лотарингии шло параллельно с ростом значения тех из них, которые сохранились.

Став графом Голландским, Иоанн д'Авен очутился в положении, совершенно сходным с тем, в котором находился сто лет тому назад его предшественник Балдуин VI, когда он 'унаследовал Фландрию. Центр

Dynter, Chron. due. Brab., с. 276.

его интересов оказался внезапно смещенным. Голландия и Зеландия со своими городами, торговля которых начинала соперничать в это время с торговлей фландрских портов, и с предоставляемой ими их государям возможностью обширных завоеваний в фрисландских областях, являлись более обширным полем деятельности, нежели Генегау, сжатый между Брабантом и французской границей и лишенный выходов к морю. Получив это богатейшее наследство, дом д'Авенов сразу оказался во главе морской и колониальной державы. Он сумел показать себя достойным этой задачи. Сын Иоанна, Вильгельм I (1304—1337 гг.)¹, был во всех отношениях одной из замечательнейших фигур своего времени. Популярность, при­обретенная им как в Голландии, так и в Генегау, красноречиво свиде­тельствует о его талантах и уме. Совсем не похожий хотя бы, например, на Людовика Неверского, этот валлонский князь, призванный в 17 лет управлять чисто германской областью Нидерландов, удивительно сумел приспособиться к обстоятельствам, акклиматизироваться среди своих новых подданных и избегнуть всяких поводов для столкновения с ними. С поистине изумительной гибкостью, равную которой можно встретить лишь у некоторых австрийских государей нового времени, он устроил себе какую-то двойную жизнь, наподобие того, как он организовал для обеих частей своего государства двоякое управление. В Генегау он, подобно своим предкам, отправлял правосудие под дубом в Кену а, ломал копья на поединках, устраивал празднества и пиршества в своем Валансьенском дворце; находясь же в Голландии, он посещал плотины и польдеры, занимался работами по осушению болот, раздавал грамоты своим городам, беседовал с купцами, организовал управление в Западной Фрисландии. В каждой из своих территорий у него был особый совет, составленный из местных жителей. Хотя его родным языком был французский, но он предусмотрительно не пользовался им в делах, касавшихся его нижне­германских подданных². Но в одном из его обоих графств его нельзя было обвинить в том, что он покровительствует чужестранцам за счет туземного населения, изменяет обычаи страны или нарушает ее привилегии. Результаты его правления были одинаково благотворны для Генегау и Голландии. Генегауское дворянство, которому брат графа, Иоанн Бомон-ский, служил образцом всех рыцарских доблестей и изысканности, по­ражало тогда тем ярким блеском, которому предстояло вдохновить Иоанна Красивого и очаровать поэтическое воображение Фруассара. Одновременно в Голландии и в Зеландии была создана превосходная система управления,

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: