ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГЕРЦОГСТВА ЛОТАРИНГСКОГО 24 глава

поверхность земли, был известен уже в римскую эпоху.

L. Devillers, Chartes du chapitre de Saint-Waudru de Mons, t. I, p. 259

(Bruxelles, 1899).

L. Wodon, Le droit de vengeance dans le comte de Namur (Bruxelles, 1890).

Ill

В XIII веке большинство нидерландских княжеств обладало совокуп­ностью территориальных институтов, аналогичных которым нельзя найти в эту эпоху в других странах Западной Европы. В этом отношении Германия могла начать соперничать с ними лишь в следующем веке. Что касается Франции, то рост королевского могущества после Филиппа-Ав­густа воспрепятствовал здесь князьям добиться такой независимости, какой они пользовались в Бельгии.

Этот мощный расцвет территориальных институтов следует, несомненно, тоже приписать экономическому процветанию страны. Огромные доходы, получавшиеся князьями от торговли и промышленности, давали им средства на те расходы, которых требовал усложнившийся аппарат управления. С другой стороны, происшедшие в. XI веке изменения в самом составе населения, которое отныне складывалось в значительной мере из купцов, ремесленников и свободных крестьян, повелительно требовали создания нового политического строя. В правильности этой точки зрения легко убедиться, если принять во внимание, что Фландрия являлась тем бель­гийским княжеством, в котором экономическая жизнь была особенно интенсивной и в то же время административный механизм — наиболее усовершенствованным и законченным.

В конце XII века нидерландские территории окончательно сформиро­вались. Они перестали быть конгломератом из доменов, графств и фогств; они стали небольшими автономными государствами, связанными более или менее слабыми узами с далеким сюзереном, французским королем или германским императором. Границы их были отчетливо установлены, и можно сказать, что вплоть до конца XVIII века пограничная линия, отделявшая тогда друг от друга Брабант, Фландрию, Генегау и Льежское княжество, не изменилась заметным образом¹. В то же время внутри каждой территории произошел процесс концентрации. Князь положил конец той независимости, которую прежде сохраняли по отношению к нему его самые могущественные вассалы. Графы Фландрские приобрели в 1165 г. владения Алостского дома, графы Генегауские подчинили себе сеньоров д'Авенов, а герцоги Брабантские — сеньоров Гримбергенских. В Льежской области Гуго Пьеррпонский уступил в 1227 г. Мезьер мецскому епископу, получив от него в обмен за это город Сен-Трон, который был необходим для прикрытия княжества со стороны Брабанта.

Словом, княжеская власть имела отныне точно установленные границы. И власть эта с течением времени становилась все более однородной.

Некоторые передвижки происходили лишь на границе между Фландрией и Генегау в связи с так называемыми спорными землями (Лессинский "и Фло-бекский округа), которые были получены в качестве феода оденардским касте­ляном у графа Генегауского и на который до конца старого порядка не переставали претендовать оба князя. См. Vanderkindere, Formation territoriale, t. I,

p. 235.

В XI веке князь должен был пользоваться самыми разнообразными титулами, чтобы заставить население своего княжества признавать себя. В зависимости от обстоятельств, он выступал то как верховный судья, то как фогт, то как владелец доменов, то, наконец, как сюзерен своих вассалов¹. В XII и XIII вв. наблюдается совершенно иная картина. Князь обладал теперь верховными правами, imperium, в котором слились, усиливая друг друга, различные элементы, составлявшие его власть. Осуществляв­шаяся им власть состояла из сочетания разнородных прав, функций и прерогатив, смешавшихся и скомбинированных между собой таким образом, что их невозможно было отделить друг от друга.

В ранний период средневековья княжеская власть носила феодальный характер. Кастеляны (castellani), управляющие, экутеты (ecoutetes), со­ставлявшие то, что можно было назвать его административным аппаратом, были все наследственными вассалами² и были соединены с ним лишь непрочной связью «оммажа» и верности. Поэтому он был вынужден для сохранения за собой своих прерогатив вмешиваться лично во все дела. Он непрерывно объезжал свои земли, отправлял самолично правосудие, председательствовал на собраниях эшевенов, приказывал вешать воров и разбойников, рубить им головы или варить их в кипятке в своем присутствии.

Возникновение городов и раскрепощение сельского населения в XII и XIII веках сильно способствовали росту могущества князей. Города и освобожденное крестьянство помогли князьям ослабить влияние вассалов, ибо, как мы видели, свободные люди старались отдаться под непосред­ственную власть князя, чтобы освободиться от власти местных сеньоров, более докучной, так как они были ближе к ним. Кроме того, большинство городов непосредственно подчинялось графам, и на графской же земле строились почти все новые города и происходило большинство крупных распашек. Благодаря этому можно было приступить к новой системе управления. Вместо того чтобы передавать своим вассалам наследственные права юрисдикции и управления горожанами и свободными крестьянами, князь удержал их в своих руках. Во Фландрии он стал назначать со второй трети XII века бальи (bajuli, baliuw, bailliu), настоящих сменяемых чиновников, которых он вознаграждал не пожалованием земли, а денежным жалованием и которые должны были отдавать ему ежегодно отчет в делах. Вместе с ними появился новый тип территориального чиновника. Действительно, для бальи не было никакого места в феодальной иерархии. Он по всему своему существу отличался от наследственных кастелянов или экутетов (ecoutetes). Между ним и ими была такая же разница, как между старыми поместными держаниями и арендой на срок. Одни и те же экономические причины преобразили и земельную, и политическую

См. выше, с. 122 и далее.

Или rninisteriales, но мы видели выше (с. 121—122), что министериалитет потерял

с давних пор свое значение.

организацию. Подобно тому, как они дали крестьянам возможность освободиться, а землевладельцам заменить цензиву арендой, точно так же они позволили князьям захватить при помощи находившихся на жалованье чиновников, непосредственное управление своими территориями. Политическая реформа, как и сопутствовавшие ей социальные нововве­дения, предполагала широкое распространение движимого богатства и денежного обращения.

Бальи, как известно, имелись не только во Фландрии. Их можно было встретить в значительной части Западной Европы, в Нормандии, в Шампани, в Бургундии и на землях французской короны, а также на всем протяжении Нидерландов. Во всяком случае, они появились во Фландрии так рано, что нет никаких оснований думать, будто они были здесь созданы в подражание чужеземным образцам. Они являлись, не­сомненно, видоизмененной формой «министериалов» и нотариусов, кото­рыми пользовались с X века при управлении графскими поместьями. Князь усовершенствовал штат не наследственных чиновников, которым он располагал в своем домене, и придал ему общий характер, а вовсе не заимствовал его из-за границы. Фландрский бальи был делом рук графов Фландрских. Только название его было французским, и в этом нет ничего удивительного, если вспомнить о поразительном распространении в XIII веке французского языка в средневековой Фландрии¹. Начиная с правления Филиппа Эльзасского, бальи распространились по графству, укрепляя повсюду, куда они проникали, авторитет князя. В 1180 г. их функции были единообразно определены на всей территории княжества².

Легко понять успех этого института, если принять во внимание, что он отвечал как интересам населения, так и князя. Горожане и крестьяне

Первые бальи французского короля появились в 1173 г. (Borelli de Serres, Recherches sur quelques services publics, p. 199, n. 2 [Paris, 1895]. Во Фландрии они упоминаются уже в 1137 г. (Van Lokeren, Chartes et documents de l'abbaye de S. Pierre, t. I, p. 134.) Правда, те «baillivi», о которых идет речь в этом источнике, были еще лишь домениальными чиновниками, но интересно конста­тировать существование уже в эту эпоху термина, которым стали вскоре называть чиновников нового типа. В 1185 г. термины «baillivi» и «officiales» употреблялись еще как синонимы (Van Lokeren, op. cit. t. I, p. 193, № 351 et 352). В 1179 г. говорится о «министериалах» (ministerialis) «qui moderno tempore baillivi appelantur» (которых в настоящее время называют бальи). Giry, Hist, de Saint-Omer, p. 118. Упоминаемый в Генте в 1169 г. «Garardus vices comitis agens» (Герард, исполняющий обязанности графа) — очевидно, бальи, ибо в это время гентский кастелян назывался Рожером. Надо считать также в 1176 г. бальи чиновника «quern loco suo ad justiciam tenendam instituit [comes]» (которого граф назначил вместо себя для отправления правосудия). Моя гипотеза о превращении нотариусов в бальи подтверждается убедительно тем фактом, что источники перестают упоминать о нотариусах к тому времени, когда появляются бальи. Еще не существует научной работы о происхождении бальи во Фландрии. Это был бы один из интереснейших трудов по конституционной истории Нидерландов. " Warnkoenig-Gheldolf, Histoire de la Flandre, t. II, _P. 423.

видели с радостью, как он подрывает власть наследственных кастелянов, прерогативы которых, покоившиеся на обреченном порядке вещей, были лишь стеснительным анахронизмом. Поэтому кастеляны легко уступили свое место бальи. Мало-помалу они превратились в простых вассалов, обладавших феодами и доходами, но не вмешивавшихся уже в дела государственного управления. В XIII веке часто бывало даже, что граф выкупал сохранившиеся еще у них иммунитетные права. Фландрия оста­валась до конца XVIII века разделенной на кастелянства (casselrit); но отныне князя в них представляли бальи¹. Феодальный чиновник исчез, уступив место чиновнику нового типа.

Бальи почти всегда назначались из мелкого дворянства, многие члены которого нашли себе таким образом карьеру в чиновничьей службе. Как правило, они исполняли свою должность в одном и том же округе лишь короткий срок, обычно год или два. Они должны были быть родом из другого места, чем тот округ, которым они управляли, и им было запрещено жениться на уроженках этого округа². В городах они не могли принадлежать к местным жителям, сильно напоминая этим итальянских подест (podesta). Эти меры были выгодны как графу, так и его подданным: графу, потому что они гарантировали верность и послушание его чинов­ников, а жителям, потому что они защищали их от злоупотреблений властью, которые мог бы себе позволить бальи, имевший сильных род­ственников, или очень влиятельный в округе.

Бальи имели около себя — во всяком случае начиная с XIII века — известное количество полицейских служащих (sergents, prendeurs, vangers), составлявших настоящий полицейский отряд. Что касается функций бальи, то они были одновременно судебными, финансовыми и военными. Они делали указания («manen») эшевенствам, взимали налоги, домениальные доходы, штрафы, а в случае войны созывали милицию, направляя ее в армию. Они же председательствовали на судебных заседаниях, которые собирались в XIII веке периодически под названием «doorgaende», «stille waerheden» и которые являлись, может быть, видоизмененной формой старых, «placita majora» (судебных заседаний) франкской эпохи. Они

Слово «baillivia», употреблявшееся иногда во Фландрии в XIII веке, как синоним кастелянства (Warnkoenig-Gheldolf, Histoire de la Flandre, t. Ill, p. 282), не удержалось. Наоборот, оно было в ходу в Генегау, где в 1193 г. встречается уже «bajulatio Binciensis». Duuivier, Le Hainaut ancien, p. 654. «Quoniam manifeste suspecti et inimici judices esse поп debent, statuimus quod nullus de Quatuor-Officiis oriundus vel inde uxorem habens, potent ex parte nostra ibidem esse baillivus et subbaillivus aut vices gerens eorumdem in tenendis placitis aut admonendis scabinis». («Так как ясно, что судьи не должны быть подозри­тельными людьми или врагами, мы постановили, чтобы никто, происходящий из области Четырех Округов или имеющий там жену, не мог бы быть там нашим бальи или помощником бальи, или его заместителем, и от нашего имени отправлять суд или вызывать эшевенов».) Warnkoenig, Flandrishe Staats- und Rechtsgeschichte, Bd. II, S. 187.

должны были ежегодно давать отчет в собранных ими и истраченных деньгах; мы имеем замечательное собрание их отчетов с середины XIII века. Если они позволяли себе злоупотреблять властью, то на них можно было жаловаться князю, от которого они непосредственно зависели¹.

В конце XIII века была даже создана на некоторое время комиссия из заседателей, обязанных расследовать, как они вели дела². Словом, в лице бальи граф получил замечательное орудие управления. Благодаря им он непрерывно расширял свою власть за счет власти феодалов и церковной юрисдикции; он подчинил себе мейеров, экутетов, амманов и ввел порядок и систему в дела управления. Недовольство высшей фландр­ской аристократии графами, недовольство, которое с конца XIII века так искусно использовала французская политика, имеет, несомненно, одной из своих главных причин непрерывное усиление власти бальи.

Наиболее полные результаты институт бальи дал, главным образом, в приморской Фландрии. В то самое время, когда Вальтер Марвиский основал здесь новые приходы, графиня Иоанна создала здесь политическое устройство, сохранившееся без существенных изменений до конца старого порядка. До сих пор не было обращено достаточного внимания на то, что все территориальные хартии Фландрии относятся к той области польдеров, которая тянется вдоль моря от Дюнкирхена до Западной Шельды. Это нетрудно понять, если вспомнить, что феодализм не пустил глубоких корней в этой местности, и что почти все население было здесь свободно. Благодаря этим обстоятельствам здесь возможно было в полном объеме установить совершенно простую и логическую систему управления. Дело было начато в крупном масштабе, и за три года (1240-1243 гг.) Фюрнский округ, округ Берг-Сен-Винок, кастелянство Бурбурское, об­ласти Ваасская и Четырех Округов³ получили каждая «Keures», уста­навливавшие компетенцию и иерархию эшевенств, права населения и права князя, представленного своим бальи. Эти территориальные «Keures» да­вались первоначально, несомненно, только деревням, непосредственно за­висевшим от графа, но мало-помалу они стали обычным правом и деревень,

Пример см. у Saint-Genois, Inventaire des chartes des comtes de Flandre, p. 71. V. Gaillard, Inventaire des chartes des comtes de Flandre autrefois deposees au chateau de Rupelmonde, p. 116 и далее. (Gand., 1857). Эти производящие расследование судьи были назначены, несомненно, в подражание аналогичному институту Людовика Святого. См. Ch. V. Langlois, Doleances recueillies par les enqueteurs de Saint-Louis et des derniers Capetiens directs. Revue historique, t. C. [1909], p. 63 et suiv.

Напечатаны: «Keure» Фюрнского округа 1240 r. (Warnkoenig, Flandrische Staats-und Rechtsgeschichte, Bd*, II, 2 Teil, S. 73); «Keure» Бурбурского кастелянства (Annales du comite flamand de France, t. V); «Keure» округа Берг-Сен-Винок (Inventaire des archives de la Chambre des comptes de Lille, t. I, p. 289); «Keure» Ваасской области 1241 r. (Warnkoenig, bibd., p. 178); «Keure» области Четырех Округов 1242 г. (ibid., p. 186).

зависевших от частных сеньоров, так что с течением времени все прибрежье было «подчинено закону».

Для кастелянств внутренних областей графства мы не имеем хартий, аналогичных хартиям приморской Фландрии. Однако и здесь графская власть сделала быстрые успехи. Уже Филипп Эльзасский и Балдуин Константинопольский могли издать указы, имевшие силу для всех их земель, и в источниках XIII века мы часто встречаем доказательства того, что повсюду укоренился «communis lex patrie» (общий закон госу­дарства).

Впрочем, куда ни кинуть взор, повсюду ясно видны были поразительные достижения графской власти. Так, например, в военном деле исчезло право на освобождение от воинской повинности, на которое претендовало население земель, являвшихся феодом какого-нибудь иностранного сюзе­рена, или принадлежавших ему. Все крестьяне, как свободные, так и несвободные, были отныне обязаны в случае нападения нести службу в ополчении (ost commun, lantwere). Точно так же в финансовом отношении «талья», взимавшаяся от имени князя, получила все более и более широкое распространение, так что дворяне и духовные лица должны были в большинстве случаев мириться с взиманием ее на своих землях¹. Словом, княжеская власть усиливалась во всех областях с невероятной быстротой и энергией. Он сломала одну за другой все рогатки старой феодальной системы, нанося ей столь же чувствительные удары, как и те, что незадолго перед тем ей нанесли города.

Однако было бы ошибочно думать, будто князья вдохновлялись при­мером городов. Городское управление и территориальное управление пред­ставляли очень различные вещи. В основе их лежали одни и те же социально-экономические условия, заменившие натуральное хозяйство и крепостную зависимость денежным хозяйством и личной свободой, но принципы, которых они придерживались, и применявшиеся ими методы не имели ничего общего друг с другом². Города создали для своего населения политическое устройство, приспособленное к потребностям по­следнего и функционировавшее только для него; их конституция покоилась в конце концов на привилегии. Наоборот, князья, исходя из идеи о своей верховной власти, стоящей выше всех частных прав и привилегий, считали себя одновременно и верховными земельными собственниками, и верхов­ными судьями своего государства. Они старались подчинить последнее целиком своему авторитету и авторитету своих чиновников. Теоретически они считали подвластных им людей своими подданными. Они требовали не только феодальной присяги и верности, но и послушания, и восстание

'Cartulaire de S. Bavon, p. 139 (A" 1223).

" Замечания г. фон Белова по этому вопросу, изложенные в статье Die stadtische

Verwaltung des Mittelalters als Vorbild der spateren Territorialverwaltung. Historische

Zeitschrift, 1895, полностью применимы и к Нидерландам.

влекло за собой лишение жизни и имущества¹. С середины XIII века их старая курия (curia), объединявшая периодически вокруг них баронов, преобразовалась. Из нее выделился постоянный совет, которому графы Фландрские пытались, подражая в этом французским королям, придать в XIII веке название парламента². В этом совете заседали оплачивавшиеся из шкатулки князя юристы, в большинстве своем иностранцы, «профессора права», придававшие ему характер подлинного органа управления³. Таким образом князь, окруженный слугами, которые были обязаны ему всем, управлял по своему усмотрению .своими делами, непрерывно усиливая свою власть. Благодаря своим легистам он нашел в арсенале римских законов аргументы, в которых он нуждался для обоснования своих притязаний. Разумеется, от теории до практики было далеко, но нетрудно заметить, что все его усилия направлены были к непрерывному расширению его прерогатив и сосредоточению в его руках максимума власти. Пре­следовавшаяся им цель ясно видна из учения об «особых случаях» (cas reserves), которое было отчетливо формулировано во Фландрии в XIII веке и которое подчиняло непосредственной юрисдикции графского двора мно­жество преступлений, относившихся раньше к компетенции обыкновенных судов⁴.

Противоречия между . князем и городами проявлялись не только в их политических принципах, но и в методах управления. Действительно, сравнивая различные отрасли управления в городах и на княжеских территориях, можно тотчас же заметить глубокие различия между ними. Чтобы убедиться в этом, достаточно кинуть взгляд на самую важную из них, а именно финансовое ведомство. Как известно, города для покрытия своих расходов прибегали к акцизам⁵. Ничего подобного нельзя было встретить в княжествах XIII века — большинство князей впало в долги. Деньги, необходимые им для военных и административных расходов, они требовали либо у своих городов, либо — все чаще и чаще — просили их у ломбардских банкиров страны. В правление Гюи де Дампьера

См. распоряжение, изданное в 1281 г. Гюи де Дампьером в Ипре. Warnkoe-nig-Gheldolf, Histoire de la Flandre, t. V, p. 386. Cp. Borgnet, Cartulaire de Namur, t. I, p. 101.

См. у Гайяра Gaillard, Archives de Repelmonde, p. 27, 37, 38, 44) многочис­ленные упоминания с 1277 г. о летнем и зимнем парламентах. Gaillard, op. cit., с. 27, 44, 45. Ср. в Брабанте «Magister Daniel» советника герцогов Генриха II и Генриха III. H. Pirenne, Le livre de I'abbe Guillaume de

Ryckel, _P. 218, 225.

См. распоряжение, изданное в 1294 г. Гюи де Дампьером в Генте. Warnkoe-nig-Gheldolf, Histoire de la Flandre, t. Ill, p. 307.

До XIII века бельгийские города пользовались системой прямых налогов. Но с этого времени они стали удовлетворять свои финансовые потребности акцизом (maltote, ongelt, fermete и т. д.). В этом отношении они отличались от большинства немецких и французских городов. По поводу их финансовой системы см. С. Espinas, Les finances de la commune de Douai.

9 Зак. 4468

эти последние стали во Фландрии подлинными поставщиками графской казны. Из них Граф выбирал главных сборщиков своего финансового ведомства; им он отдавал на откуп значительную часть своих доходов и предоставлял им право чеканки монеты¹.

Но это обстоятельство помешало в конце концов князьям как во Фландрии, так, в других княжествах, достигнуть той степени могущества, можно даже сказать абсолютизма, к которому они стремились. Пресле­дуемые своими кредиторами, они должны были обращаться за помощью к городам, чтобы выполнить свои обязательства, сохранить свой кредит, или избегнуть банкротства². Они добивались от городов, чтобы последние ручались за них перед ломбардскими банкирами и признавали их долги. В других случаях князья просили у городов безвозмездного дара (bede), на который те соглашались в обмен на обещание разных привилегий и вольностей. Словом, в XIII веке граф фландрский зависел от своих городов так же, как многочисленные разорившиеся мелкие помещики того времени зависели от богатых горожан. Если бы города не дали ему своих гарантий или отказались ссужать ему деньги, то он очутился бы в катастрофическом положении. Поэтому между графом и городами с давних пор создались весьма своеобразные отношения. Хотя городам не было даровано формально права вмешательства в дела управления, но они стали оказывать значительное влияние на общую политику. Чтобы получить от них денежную помощь, надо было вести переговоры с ними, склонять их на свою сторону, давать им требовавшиеся ими привилегии. Разумеется, они заставляли платить дорого за свою помощь. Они ловко спекулировали на денежных затруднениях своего государя с целью усилить свое могу­щество. Они не удовлетворялись уже тем положением, в котором они находились при Филиппе Эльзасском; они стремились стать государством в государстве. Была организована коллегия из эшевенов пяти «добрых городов»: Брюгге, Гента, Ипра, Лилля и Дуэ, коллегия, которая стала играть, вопреки графу, все более и более важную роль в управлении страной³. Так, сам ход вещей привел к какому-то неустойчивому по-

См. интересные в этом отношении документы у Гайяра (Gaillard, Archives de Repelrnonde, p. 50 и далее, 70, 73, 77).

См. многочисленные упоминания о ссудах графам, выданных городом Гентом с 1223 г., у Диикса (Diericx, Memoires sur les lois des Gantois, t. I, p. 377,

379, 381, 383, 385, 388).

з

«Scabini Flandriae» (эшевены Фландрии) упоминаются с начала XIII века (Guesnon, Invent. d'Arras, p. 13. A" 1212), но в эту эпоху они имели лишь судебные функции. К концу того же века они играли активную роль во всех делах, касавшихся интересов городов. См. примеры этого у Gilliodts van Severen, Inventaire des archives de Bruges, t. IV, p. 266 и далее. Но действуя таким образом, они опирались лишь на обычное право, см. Warnkoenig-Gheldolf, Hist, de la Flandre, t. V, p. 442. Коллегия эшевенов, состоявшая только из эшевенов трех городов, после присоединения Дуэ и Лилля к Франции дала, по-видимому, начало трем членам (driw leden van Vlaenderen) Фландрии XIV века.

ложению, вытекавшему из скрытого конфликта между двумя противопо­ложными тенденциями. Князь вынужден был позволить городам широко вмешиваться в свои дела, но он сделал это лишь в силу необходимости. В глубине души он был непримиримо враждебен всякому дележу власти с привилегированными лицами, безразлично, клириками, дворянами или горожанами. Ему удалось устранить оба первых сословия, но он не смог добиться этого в отношении горожан, могущество и богатство которых были слишком велики и в которых он слишком остро нуждался. Но если он уступал, то не добровольно, а под давлением тяжелого положения. Он выжидал лишь благоприятного случая, чтобы вернуть себе обратно утраченные им права и не упускал ни одной такой возможности. Гюи де Дампьер, вынужденный терпеть во Фландрии коллегию эшевенов, действовал совершенно иначе в своем Намюрском графстве, где он мог не считаться с городским населением¹.

Если граф вместе с усилением своей территориальной власти стал все более и более считать себя верховным повелителем государства, то со своей стороны города, осмелев благодаря росту своего богатства и своего могущества, начали обнаруживать диаметрально противоположные притя­зания. С конца XIII века их идеалом становится, несомненно, как почти во всех торговых и промышленных государствах, республиканский идеал. Между княжескими бальи и городскими эшевенами происходили частые конфликты. В то время как граф стремился ограничить привилегии и юрисдикцию городов, последние, наоборот, стремились непрерывно рас­ширять их. Вскоре они стали вмешиваться в дела за пределами городских стен и захватывать права фогства над окружавшими их небольшими городами². Таким образом рядом с законной и традиционной властью князя образовалась новая и незаконная власть, созданная горожанами и работавшая на них. Между этими двумя властями не было места для соглашения и примирения. Борьба была неизбежна, а тут рядом находился союзник, готовый вмешаться в пользу городов и воспользоваться, в целях своей политики, конституционными смутами во Фландрии: мы имеем в виду французского короля. Начавшаяся в конце XIII века война между Филиппом Красивым и Гюи де Дампьером была вызвана в значительной мере борьбой обеих этих властей за гегемонию.

Конституция Фландрии была в это время, так сказать, незаконченной. Она заключала в себе внутреннее противоречие, коренной порок, по­следствия которого ясно обнаружились лишь в XIV веке. Обе крупные политические силы, в которых воплотилась жизнь страны, князь и города, не могли объединиться в едином общем действии. Тем не менее следует

/. Borgnet, Cartulaire de Namur, t. I, p. 54, 99.

См. в связи с этим любопытное письмо Гюи де Дамьпера у Kewyn de Lettenhove, Recherches sur la part que l'ordre de Citeaux et le comte de Flandre prirent a la lutte de Boniface VIII et de Philippe de Bel, p. 52 (Bruxelles, 1853).

признать, что с точки зрения территориального управления графство со своим государственным административным аппаратом стояло значительно выше соседнего государства, которым оно послужило образцом. Повсюду, где правили князья из фландрского дома, они ввели институт бальи. Восстание Генегау в эпоху графини Маргариты, восстание, которое преда­ние разукрасило более или менее фантастическими легендами¹, имело, вероятно, причиной рост власти графских чиновников, и в этом отношении его можно считать кризисом, вызванным переходом от старой феодальной системы управления к новой системе фискального и централизованного характера. Институт бальи был создан также в Намюрском графстве, учреждения которого были в правление Гюи де Дампьера организованы по фландрскому образцу.

Иначе обстояло в Брабанте, который сохранил свою старую династию и не подчинялся непосредственно фландрскому влиянию. Однако и в этом княжестве укрепилась новая система управления, но позднее, и в менее четкой форме, чем во Фландрии. Хотя при Иоанне I четыре важнейших феодальных сановника — сенешал, маршал, камергер и зна­меносец — продолжали оставаться наследственными и получать свое установленное обычаем содержание, но для фактического выполнения их функций появились особые, состоявшие на жалованье, чиновники². Реаль­ные сенешалы — или «дросты» герцога — по роду своих обязанностей и по своему характеру княжеских чиновников, совершенно походили на бальи графа Фландрского. То же самое можно сказать о лувенских и тирлемонских мэрах, о брюссельских амманах, о нивелльских и жодуэньских бальи, об антверпенских и буа-ле-дюкских экутетах. Таким образом, если положение чиновников носило здесь более архаический характер, чем во Фландрии, если новое название «бальи» было менее распространено, то, однако, в своих основных чертах брабантская конституция подверглась глубоким изменениям. Как и во Фландрии, государство было окончательно разбито на крупные административные округи, подразделявшиеся, в свою очередь, на мэрии, которые вначале включали лишь герцогские деревни ('s heeren dorpen), но-мало помалу распространились на всю страну. Как и во Фландрии — и даже больше, чем во Фландрии, — во всем герцогстве было установлено одно общее кодифицированное в великих хартиях 1292 г. право, нормы которого имели силу как во фламандском, так и в романском Брабанте.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: