ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГЕРЦОГСТВА ЛОТАРИНГСКОГО 23 глава

О том, как многочисленны были распашки, свидетельствует следующий любо­пытный текст (около 1240 г.) епископа Турнэ, Вальтера Марвиского: «Quum

Инициаторами этого дела были, разумеется, крупные сеньоры, и в особенности князья. Действительно, невозделанные земли (warescapis, warets, woestinen, moeren) были подчинены их «верховным правам» или их «юрисдикции», и они одни имели право распоряжаться ими¹. Передавая обширные участки новым аббатствам, они стали также энергично засе­лять их.

Заселение земель могло происходить лишь при совершенно особых условиях. Нужны были значительные привилегии, чтобы привлечь коло­нистов на неосвоенные еще земли. Повсюду была гарантирована самая полная личная свобода «новоселам» (hospites) или «летам» (leaten), поселившимся в новых селениях. Земля была уступлена им за ничтожную подать и умеренные повинности². Им было гарантировано право, обычно копировавшееся с права соседнего города и тщательно регулировавшее тариф штрафов и юрисдикцию. Большинство новых городов Генегау получили право Монса или Валансьена, брабантские города — право Лувена, а города Аьежской области — право столицы. Вновь освоенные места получили повсюду свои особые эшевенства, бывшие органом их права и служившие .судом для их жителей. Не было больше речи о старых помещичьих повинностях, праве «мертвой руки», праве на лучшую голову скота, пошлине за брак. В этих деревенских колониях, как некогда в городских колониях, «крепостные» (manants) сразу стали свободными людьми, «franci homines». Их отношения к сеньорам не носили больше следов личной зависимости. Они должны были выполнять повинности только по отношению к государству, именно воинскую повинность и «талью» (taille). Поставленный во главе их мэр (maire) не имел ничего общего с помещичьим управляющим: это был административный чиновник. Очень часто им предоставлялось даже право принимать участие в его назначении³.

in plerisque dioecesis nostrae partibus, in pontificatus nostri tempore, terrae, quae antiquarum parochiarum non sunt comprehensae limitibus ad culturam redactae fuerint rediganturque quotidie et futuris, ut apparet, temporibus redigentur...» («Поскольку во многих местах нашего диоцеза, во время нашего понтификата, земли, не входившие в границы прежних приходов, были обращены под возделывание, обращаются ежедневно и, по-видимому, будут обращаться и в будущее время...») Descamps, Walter de Marvis. Mem. de la soc. Hist, de Tournai, t. I, p. 289 (1853).

В 1244 г. упоминаются: Venditores wastinarum comitis et comitisse Flandriae (Продавцы целинных земель графа и графини Фландрии). Van de Putte, Esquisse sur la mise en culture de la Flandre Occidentale. Annales de la Societe de l'Emulat. de Bruges, t. Ill [1841], p. 225. Cm. Wauters, Jean I, p. 339.

P. Errera, Les Masuirs, p. 248, 441 и далее (Bruxelles, 1891). з Составленное Ш. Дювивье и любезно сообщенное им мне очень подробное

извлечение из опубликованных деревенских хартий показывает, что ни одна из

этих хартий по времени не восходит к более раннему сроку, чем XII век, и

что лишь немногие из них относятся к более позднему времени, чем середина

Так возник новый тип крестьянина. Свободный человек встречался теперь не только в городах; он появился также в сельских местностях, и часто можно было наблюдать, что жители новых деревень назывались «горожанами».

Эти новые свободные крестьяне-собственники оказали на общее поло­жение сельского населения такое же влияние, как цистерцианские поместья на старые бенедиктинские поместья. В обоих случаях существовавшие на старых землях порядки изменились в соответствии с порядками, создав­шимися на девственных землях. Вместе с дальнейшими успехами коло­низации в исстари возделывавшихся областях смягчалось поместное право и крепостная зависимость. В 1245 г. графиня Маргарита заменила в Генегау обычай, в силу которого она взимала половину наследства у каждого из «людей церкви» (homme de sainteur, homme de I'Eglise) очень легкой податью, правом на лучшую голову скота¹. В 1252 г. она рас­пространила эту меру на крепостных своих фландрских поместий². В 1248 г. герцог Брабантский пошел еще дальше по этому пути, унич­тожив без всяких возмещений право «halve — have» на своих собственных землях, т. е. в «s'herren dorpen» (герцогских деревнях)³. В 1221 г. было уничтожено в области Алоста и Термонда право преследовать беглых крепостных⁴. Впрочем, не следует думать, будто для изменения положения крестьян был необходим письменный документ. С того момента как в старом социальном здании появились огромные трещины, оно должно

XIII в. Только в XII веке эти хартии были скопированы с городских хартий. Институты, позже созданные для деревенских общин, были непосредственно приспособлены к той среде, в которой они должны были действовать. Если они стали редкими с 1300 г., то, очевидно, потому, что они тогда распрост­ранились повсюду и стали обычным правом в деревнях. Ср. Veniest, Trois chartes-lois inedites de seigneuries de I'ancien Hainaut. Bullet, de la Comm. Royale. d'Hist., 1909, p. 4. Интересно заметить, что на границах Бельгии встречаются те стандартные хартии, которые были так многочисленны во Франции и которые распространились и в Бельгии. Некоторые деревни в южном Люксембурге при освобождении получили право Бомона (в Шампани). С. Kurth, La loi de Beaumont en Belgique (Bruxelles, 1881). В Генегау право Приша (около Авена) распространилось в нескольких местностях Вермандуа и южного Генегау. L. Va-derkindere, Un village du Hainaut au XII siecle. La loi de Prisches в «Melanges Paul Fredericq», p. 213 et suiv. (Bruxelles, 1904). Одно из различий между Бельгией и Францией заключается в редкости «chartes de pariahe», т. е. соглашений, на основании которых два сеньора объединялись для организации И эксплуатации какого-нибудь нового населенного, пункта. Можно указать лишь на несколько примеров этого на южной границе Генегау. Wauters, Libertes communales, Preuves, p. 162. Warnkoenig-Gheldolf, Hist, de Flandre, t. I, p. 358. Miraeus, Op. dipl., т. I, c. 203.

Miraeus, Op. dipl., т. I, c. 413. Рассказ об освобождении крепостных Льежской области епископом Альбероном в 1125 г. — легенда. Wohlwill, Die landstandige Verfassung im Bisthum Luttich, S. 180 (Leipzig, 1867).

было само собою рухнуть в результате подражания. Мало-помалу крестьяне освободились повсюду. Разумеется, старые «кутюмы» (coutumes) не совсем исчезли. Вплоть до самого конца старого порядка не снимается вопрос о праве «мертвой руки», праве на лучшую голову скота, пошлины за брак. Но даже там, где эти повинности были особенно распространены, например, в области Алоста и в Генегау, их природа изменилась. Они приняли характер фискальных повинностей, простых личных налогов. Люди церкви («hommes de sainteur»), потомки старых церковных familliae, стали теперь свободными людьми, вносившими ежегодную подать в несколько денье графу, как фогту аббатств, а взимавшаяся после их смерти с оставленного ими имущества «лучшая голова скота» была в действительности лишь налогом с наследства¹.

Словом, с конца XIII века личная крепостная зависимость стала встречаться очень редко², и достаточно пробежать «Cartulaire des cens et rentes dus au comte de Hainaut» (Картулярий цензов и рент для графа Генегау) (1265^--1286 гг.), чтобы убедиться, что право преследования беглых крепостных применяется с тех пор лишь в очень немногих деревнях и что вообще огромное большинство населения стало свободным. Любо­пытная вещь! Во многих случаях можно убедиться даже, что прямые потомки прежних крепостных церкви превратились в привилегированных лиц. Действительно, хотя они перестали быть крепостными, но они все же сохранили преимущества, некогда принадлежавшие «familia», в которую они входили. Так, например, в Генегау «люди церкви» монастыря св. Альдегунды были освобождены от уплаты пошлин³, а в Брабанте кре­постные монастыря св. Петра в Лувене (S. Pietersmannen) подлежали непосредственной юрисдикции герцога: они составляли замкнутую корпо­рацию, и, чтобы иметь возможность пользоваться их привилегиями, надо было доказать, путем показаний свидетелей, что владеешь этими приви­легиями по наследственному праву⁴.

Одновременно с тем как население старых деревень получило сво­боду, оно получило также устройство, сходное с устройством новых деревень. Господские дворы стали простыми имениями, «cours de tenans», laethoven, и утратили личную юрисдикцию над жителями.

См. L. Devillers, Cartulaire des cens et rentes dus au comte de Hainaut (Mons,

1873-1875).

В приморской Фландрии она исчезла настолько, что в XIV в. [1335 г.] ипрские

эшевены могли писать, что «никогда мы не слышали о людях, находящихся в

крепостной зависимости, ни о праве "мертвой руки"». Ответ ипрских эшевенов

эшевенам Сен-Дизье. Beugnot, Les Olim, t. II, p. 770 (№ 112).

Devillers Cartulaire des cens et rentes, passim.

О Лувенской «familia S. Petri» см. Vander Linden, Histoire de la ville de

Louvain, p. 8 и далее. Противоположного взгляда придерживается Вандеркин-

дере — Vanderkindere, Les tributaires ou serfs d'eglise en Belgique. Bullet, de

Г Acad, de Belgique, 3 serie, t. XXXIV [1897]. <

Каждый приход получил свое эшевенство, и начиная с середины XllI ве­ка территориальные хартии унифицировали положение этих мелких судов, подчинили их вышестоящим эшевенствам, словом, дали деревне судебное устройство, которое она сохранила без заметных изменений до конца XVIII века.

В то время как внутри страны основывались новые города, а «Угольный лес» (Silva carbonaria), столь продолжительное время отделявший друг от друга фламандцев и валлонов, под ударами топоров дровосеков с севера и с юга мало-помалу покрывался возделанными землями, не менее крупные изменения происходили во всей приморской области. Начатые уже в XI веке работы по возведению плотин и по осушке земель стали подвигаться вперед с исключительной быстротой. Вид морского побе­режья от Бурбура до Антверпена преобразился: море стало окаймляться все более широкой полосой польдеров. С начала XIV века эстуарий Изера, глубоко изрезывавший до тех пор морской берег, совершенно исчез'.

Издержки, требовавшиеся возведением плотин для защиты польдеров, не позволяли прибегнуть здесь к системе новых поселений. Чтобы при­ступить в крупном масштабе к такому предприятию и довести его до конца, нужны были большие капиталы. Как и в предыдущую эпоху, за дело решительно принялись графы фландрские. Филипп Эльзасский по­строил большие звинские плотины; в своих хартиях он хвалился тем, что высушил «за свой счет» обширные территории². Его преемники продолжали работать в том же направлении. Гюи де Дампьер передал в 1282 г. и 1286 г. своему сыну, Иоанну Намюрскому, земли, отвоеванные у моря в области Четырех Округов, и большая плотина, проведенная тогда от Бланкенберга до Тернейзена, еще и теперь называется плотиной графа Иоанна (s'graven Jans dijk)³. В 1293 г. тот же самый Гюи приказал защитить плотинами в один прием 1045 мер земли в Осенессе, т. е. приблизительно 450 гектаров⁴. В то же самое время колоссальные площади болот и засыпанных землею пространств (schorre) были переданы аббат­ствам или уступлены в качестве феодов вассалам. В одном только округе I юльста дюнское аббатство владело в 1245 г. 5000 мерами защищенной

Blanchard, La Flandre, p. 169.

Diericx, Gends Charterboekje, с 42 (Гент, 1821); Miraeus, Op. dipl. т. I, c. 188.

Ср. Lambert d'Ardres, ed. Menilglaise, p. 168.

з

Saint-Cenois, Inventaire des chartes des comtes de Flandre, p. 95; de Reiffenberg, Monuments pour servir a l'histoire des provinces de Namur, etc., t. I, p. 206 (Bmxelles, 1844). Г. Бланшар (Blanchard, op. cit., p. 182) приписывает название этой плотины Иоанну Бесстрашному. Но в таком случае она, вероятно, называлась бы «плотина герцога Иоанна». Ср. кроме того существование в 1282 г. в окрестностях Арденбурга «watergang seigneur Jehan». Saint-Genois, loc. cit., p. 101. Cronica et cartularium monasterii de Dunis, p. 377 (Bruges, 1864).

плотинами земли и 2402 мерами незащищенной земли¹. В XIII веке богатые горожане тоже принялись за дело осушки почвы. Когда море снесло плотины Зандлифта и Бейрендрехта, то собственники близлежащих земель доверили восстановление их сиру ван Гистелю и ] гентскому горо­жанину ван Свинардену². Среди лиц, имена которых носят еще и до сих пор многие польдеры, вероятно, немало восходит к каким-нибудь капи­талистам-предпринимателям XIII века.

С середины XII века в источниках появляется слово «польдер», начавшее заменять тогда старое название «moer», которое до тех пор носили аллювиальные земли, защищенные от наступления моря³. Появление этого нового термина указывает, несомненно, на какое-то усовершенст­вование в искусстве возведения плотин, усовершенствование, ставшее возможным благодаря новым обширным ресурсам, которые предоставляло предпринимателям экономическое развитие страны. Быстрота, с какой производились работы, неопровержимо свидетельствует о том, что страна была очень богата. Победы над морем шли так быстро, что в некоторых хартиях уже заранее предвидели перенос сбора пошлин из одного места в другое, из-за aque interclusionem⁴ (запруженной воды).

Польдеры, величина которых была не одинаковой и границы которых в том случае, если они принадлежали какому-нибудь аббатству, от­мечались крестами, делились на известное число «мер» (gemeten)⁵. Часть этих мер сохранял за собой собственник, обрабатывая ее сам, а остальная часть сдавалась в аренду или за ценз⁶. Собственники, несмотря на протесты церкви, обычно оставляли себе десятину с нови польдера. В построенных на определенных расстояниях друг от друга амбарах хранились продукты соседних польдеров. В 1245 г. дюнское аббатство имело такие амбары в Зандуме, Нортгофе и Франкендике⁷, и еще в настоящее время можно любоваться замечательным образчиком их в Дудзеле, около Аисвега.

Различные польдеры одной и той же области были по необходимости связаны друг с другом. Их плотины входили в одну и ту же систему

Kluil, Historia critica, т. II, с. 496.

Wauters, Jean I, p. 339.

Неверно, будто слово «польдер» не встречается до XIII века. Я встретил уже

в Cartulaire de S. Bavon от 1171г.: Kercpolre (p. 58); в 1189 г.; Kerpolre,

Sudpolre (p. 67). Другой пример, относящийся к 1150 г., можно найти в

цитированном уже выше, с. 239, прим. 1, труде В. Фриза на с. 72.

Kluit, op. cit. т. II,с. 472.

Начиная с конца XIIвека не встречается больше деления на наделы, что

свидетельствует, очевидно, о более интенсивной системе хозяйства.

См., например, Cartul. de S. Bavon, p. 162. Аббатство обрабатывало в польдерах

участки в 200 «мер» земли; остальная часть земли сдавалась в аренду частным

лицам.

Kluit, Historia critica, т. II, с. 496.

защиты от моря и взаимно охраняли друг друга. С другой стороны, приходилось принимать совместные меры для устройства стока вод, постройки шлюзов и т. д. Благодаря этому с ранних пор возникли объединения, которые появились в XIII веке в источниках, под названием «wateringen» (wateringues) и которые еще и в настоящее время существуют во всей приморской части Бельгии¹. В территориальной конституции Фландрии эти «wateringues» занимали такое же место, как и гильдии в городских конституциях Брабанта. Действительно они были в одно и то же время автономными корпорациями и государственными учреждениями, ибо государство постоянно контролировали их при помощи особых над­зирателей «watergrafen» и «moermeesters».

Капиталистическая система эксплуатации, результаты которой оказались столь эффективными в применении к польдерам, была применена также к пустошам и болотам внутренней части страны. В XIII веке эта форма эксплуатации земли сделалась, по-видимому, более распространенной, чем основание новых городов. Граф Фландрский приказал распахать за свой счет обширные пространства земли, а другие передал аббатствам; анало­гичные факты наблюдались в Брабанте². Обширные пустыри, поросшие вереском, отделявшие приморскую Фландрию от внутренней части страны, начали исчезать. Как и в польдерах, распаханная земля была разделена на две части: одна, окруженная обыкновенно рвом, составляла крупную ферму, эксплуатировавшуюся самим собственником, другая, разделенная на участки, сдавалась «летам» (laeten).

Интенсивная распашка земли предполагала, кроме наличия капиталов, значительное население, и, действительно, мы уже констатировали, что с конца XI века число жителей — по крайней мере во Фландрии — сильно выросло. С тех пор оно не переставало быстро увеличиваться. В течение всего XII века эмиграция фламандцев в Германию и Англию продолжала быть значительной. В-XIII веке она замедлилась и под конец совсем исчезла. Объясняется это, несомненно, тем, что в это время крестьянам, нашедшим в городах клиентов, всегда готовых покупать их продукты, стало хватать труда по обработке земли у себя на родине. Поэтому плотность населения стала быстро увеличиваться.

В 1218—1220 гг. территория Брюггского превотства, не очень обшир­ного, заключала 2000 очагов³. Жилль ле Мюизи определял численность населения одной villa campestris (деревни) в 1500 жителей⁴. Если эта цифра, несомненно, преувеличена, то список фламандцев, убитых в битве при Касселе, все же показывает, как многолюдны были в начале XIV века

Blanchard, La Flandre, p. 271. Примеры с 1184 г. См. выше, с. 125.

Wauters, Jean I, p. 335 и далее. з Warnkoenig-Gheldolf, Histoire de Flandre, t. II, p. 435.

Corpus Chronicorum Flandriae, т. II, с. 280.

приморские деревни. Гондсхот потерял 122 человека, Адинкерке — 76, Альверингем — 77, Беверн — 80, Варгем — 76 и т. д.¹ На основании этого можно заключить о чрезвычайно большой рождаемости, ибо не все крестьяне примкнули к восстанию 1328 г., а кроме того, не следует забывать ужасающей смертности, вызванной страшным голодом 1315 г. Далее следовало бы прибавить для каждой деревни число людей, вер­нувшихся домой, к числу лиц, погибших на поле битвы. Мы это знаем, для двух из них: для Эльвердинга, весь отряд которого состоял из 49 человек (8 погибших и 41 оставшихся в живых) и Вату, выставившего 172 человека (71 погибших, 101 оставшихся в живых). Если принять в расчет женщин, детей и стариков, а также крестьян, отказавшихся принять участие в войне, то можно прийти к выводу, что число жителей обеих этих общин значительно превосходило цифру в 200—400 душ, являвшуюся, по-видимому, средней цифрой населения деревень в большей части За­падной Европы. Кроме того, если трудно выразить в числах увеличение народонаселения, то оно обнаруживается ясно в фактах. В середине XIII века оно приняло такие размеры, что пришлось приступить в широком масштабе к созданию новых приходов. В 1258 г. епископ Турнэ разделил приходы Горена и Рамкруа по причине «множества верующих и обильных доходов церкви»². Другой епископ, Вальтер Марвинский (1219—1251 гг.), поступил таким же образом во многих местностях Западной Фландрии³. Прекрасные готические церкви, встречающиеся еще и в настоящее время во многих деревнях этой области, построены по одинаковому плану: они состоят из трех нефов одинаковой ширины, без фасадов; такое располо­жение, позволявшее легко расширять здание храма, было принято, по-­видимому, в расчете на непрерывный рост числа верующих.

Вместе с ростом населения становилась более интенсивной⁴ и обработка земли. Начали отказываться от системы оставления земли под паром. До XIII века землю удобряли еще при помощи высушенного камыша, но с этого времени широко стал применяться навоз. Это нововведение объясняется разведением скота, которое стало все более и более рас-

Н. Pirenne, Le soulevement de la Flandre maritime de 1323-1328, _P. LXVIII

(Bruxelles, 1900).

A. D'Herbomez, Chartes de Saint-Martin de Tournai, t. II, p. 147.

Descamps, Walter de Marvis. См. с. 276, прим. 3. К этому следует прибавить:

Andries, Notice sur la grande bruyere flamande de Bulscampveld, Annales de la

Societe d'Emulation de Bruges, 2 serie, t. XIII [1864] p. 271.

A

Запрещение в конце XII века продолжать рубку лесов- тоже способствовало во
многих районах успехам сельского хозяйства. «Terre habitatores a silvarum sartatione
prohibit! sunt et ob hoc terras marlare ceperunt, et que prius erant steriles, facte
sunt fructifere habundanter». («Жителям страны было запрещено расчищать леса,
и вследствие этого они начали удобрять почву и прежде бесплодные земли
стали весьма плодородными») Chronique de Liessies, Bullet, de la Comm. Royale
d'Hist. 1903, p. 116. /

пространяться с целью снабжения городов мясом. Огромные размеры оно приняло в особенности в фламандских областях. Крупные фермы брали у окрестных крестьян¹ за определенную плату свиней и коров для откорма на своих пастбищах. Фландрия производила, кроме того, в изобилии молоко и сыр. Хлебные злаки возделывались, главным образом, в областях с небольшим количеством городов, в частности, в Генегау. В Брабанте процветали промышленные культуры, например, культура красильной вайды². Повсюду упоминается ячмень в связи с изготовлением пива, этого национального напитка по преимуществу.

Однако и вино было очень распространено; оно встречалось на столе зажиточных людей, в трактирах подавали исключительно вино. Его при­возили либо из Бордосской области, либо с Рейна или Мозеля. Вместе с тем виноградники разводились и в самой стране, вплоть до холодных областей Кампина; виноградники же долины Мааса доставляли вино для торговли³.

На морском побережье усиленно занимались ловлей рыбы в Дюнкир-хене, Ломбардзиде, Бланкенберге. Особенно много рыбаков было, по-видимому, в этой последней местности. Наряду с рыболовством они занимались малым каботажем и привозили из Англии на своих небольших суднах мешки с шерстью и кузнечный уголь⁴.

В середине XIII века фландрские деревни стали принимать свой характерный вид. За исключением обширных поросших вереском пустырей Бульскампфельд'а и Беверхоутсфельда, последние следы которых сохра­нились до наших дней, не осталось никаких других общинных земель, кроме краев дорог и откосов плотин³. Небольшие ольховые рощи, еще столь многочисленные в этой области в XII веке, стали редкими; но поля были окружены деревьями, так что в этой безлесной местности горизонт был повсюду окаймлен листвой. На определенных расстояниях друг от друга высились приходские церкви, вокруг которых располагались жилища священника, кузнеца и трактир общины. Число недавно введенных тогда ветряных мельниц быстро увеличивалось⁶. В конце века их число

Ch. Duvivier, Revue archeologique de Bruxelles, t. I, p. 146. См. Cantimpre, Bonum universale de apibus (ed. de Douai), p. 258. Wauters, Jean I, p. 271.

/. Halkin, Etude historique sur la culture de la vigne en Belgique (Liege, 1895). Относительно морской рыбной ловли см. Saint-Genois, Inventaire des chartes des comtes de Flandre, № 1236, 1237, 1371, 1272, 1373, 1374. Относительно валлонских и фламандских общинных земель в Бельгии можно найти много сведений в труде П. Эррера, цитированном выше, с. 241, прим. 2. Corpus Chronic. Flandr., т. IV, с. 455. Самое древнее известное мне упоминание о ветряных мельницах в Нидерландах относится к 1246 г. Corpus Chron. Flandr., т. I, с. 716. Однако они существовали уже задолго до этого времени. Хартия Филиппа Эльзасского от 1183 г. (Miraeus, Op. sipl., Ti I, c. 546) приводит наряду с «molendinum aquaticum» (водяной мельницей) «molendinum quod vento

было уже необычайно велико: вокруг одного только Ипра их было 120. Речное плавание облегчалось запрудами (rabots, rabats); суда проходили их при помощи наклонной плоскости, которая была снабжена воротами и которая называлась «overdrag». Подъемные мосты позволяли беспре­пятственно двигаться по рекам¹. Каналы облегчали как торговые сношения, так и снабжение городов продуктами. В 1183г. упоминается канал от Фюрна до Диксмюде. В 1188г. был проведен другой канал по направ­лению к Поперингу, чтобы облегчить доставку пищевых продуктов на пятничный рынок. В 1243 г. был проложен канал от Арденбурга к морю, в 1251 г. началась постройка канала от Ньюпорта к Ипру и Ливского канала, соединившего Гент с Даммским портом; в 1285г. Гюи де Дампьер приказал сделать реку Дендру судоходной при помощи канала между Граммоном и Алостом. Ежегодно производилось общее обследование больших грунтовых дорог (Heistrate) и дорог местного значения (Кег-kstrate).

Если в XIIIв. положение крестьян в Европе было, в общем, сносным, то, по-видимому, оно было особенно благоприятным в Нидерландах. В частности, во Фландрии сельское население отличалось от крестьянства Франции не только своей свободой², но также своим здоровьем и своим превосходным питанием³. Существование крестьянина, собственника или фермера было тем более независимым, чем богаче были в его области города, рынок которых он обслуживал. Действительно, благодаря неболь­шой ренте, которую он должен был платить за свою цензиву или благодаря долгосрочности аренды, именно он, главным образом, воспользовался непрерывным увеличением количества сельскохозяйственных продуктов. В XIIIвеке производилось бесчисленное множество покупок земли, и страна покрылась множеством мелких хозяйств. Крепостной труд почти совершенно исчез. Образовался класс сельскохозяйственных рабочих (cos-saten, coppers), владевших хижиной и клочком земли. Им предоставляли право пастбища на краю дорог и плотин и право рыбной ловли⁴. Кроме

movetur» (ветряную мельницу). Может быть, эти мельницы явились из Нор-мандии, где их существование можно отметить уже в 1105 г. Koehne, Das Recht der Miihlen bis zum Ende der Karolingerzeit, S. 17, Anm. 48 (Breslau, 1904). ' Warnkoenig-Gheldolf, Histoire de la Flandre, t. II, p. 463, 465 (A° 1271). По поводу Франции в «Гентских анналах» говорится: «vulgus communiter servum est» («народ по большей части находится в рабском состоянии»). «Flandrenses, homines fortes et bene nutriti ac optime armati, de peditibus Francorum quasi non curant». («Фландрцы, люди сильные, хорошо питающиеся, прекрасно вооруженные, мало обращают внимания на французскую пехоту».) Annales Gandenses, ed. Funck-Brentano, p. 22. Ср. описание Фландрии у Варфоломея Англичанина, Barthelemy l'Anglais, Histoire litteraire de la France, t. XXX, p. 359. «Keure» области Четырех Округов, § 24. Wamkoenig, Flandrische Staats-und Rechtsgeschichte, Bd. II, 2 Teil, S. 197.

того, прядение шерсти, которым занимались в деревне, явилось значи­тельным побочным источником их доходов. Лучшим доказательством экономического процветания Бельгии служит крайне ничтожное количество продовольственных кризисов, о которых упоминается здесь в ХШ веке. Их было в этот период лишь два, между тем как в Южной Германии и в Австрии их насчитывали от 4 до 7'. Единственной крупной катастрофой, вызванной непрерывными дождями, был голод 1315 г., во время которого цена хлеба достигла вдруг десяти золотых флоринов за «мино». Этот голод, как говорили, унес треть населения².

В Генегау и в Льежской области сельское хозяйство было менее развито, чем во Фландрии, ввиду меньшего значения здесь городов. Крестьяне занимались не только сельским хозяйством, но наряду с ним стала развиваться добыча каменного угля. Об угле, как о превосходном горючем, в источниках идет речь, начиная с 1198 г.³ В XIII веке имелись уже многочисленные шахты вокруг Льежа и Монса; в 1251 г. одна хартия упоминает не меньше 39 шахт в Кареньоне⁴. Впрочем, это были совершенно мелкие предприятия. В них было запрещено добывать уголь от Иванова дня до праздника всех святых, несомненно для того, чтобы дать возможность рабочим заниматься полевыми работами. Словом, в эту эпоху добыча угля являлась лишь побочной отраслью сельского хозяйства.

В Намюрской области и в Арденнах крестьянство изменилось не так быстро, как в остальной части страны. Это следует, несомненно, приписать немногочисленности городов и недостатку капиталов в этих лесных областях. Старый порядок исчезал здесь довольно медленно. Барщины, хотя и в меньших размерах, все еще продолжали существовать в деревнях; промышленные культуры не разводились, число крепостных было сравнительно велико; дворянство сохранило грубые и воинствен­ные нравы. В Намюрской области вплоть до XV века продолжались частные войны, носившие название «войн друзей»⁵. Даже в Брабанте и в льежском Газбенгау они еще далеко не исчезли к концу описы­ваемого нами периода, как это, по-видимому, имело место во Фландрии. В 1296 г. вспыхнула знаменитая ссора между Аванами и Вару, втянувшая в течение 40 лет в борьбу все «знатные роды» газбенгауского рыцарства.

F. Curschmann, Hungersnote im Mittelalter, S. 40 (Leipzig, 1900).

По подсчетам Ипра, он унес здесь в шесть мес. 3013 чел.

Mon. Germ. Hist. Script., т. XVI, с. 652. Впрочем, уголь, выходивший на

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: