ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГЕРЦОГСТВА ЛОТАРИНГСКОГО 19 глава

Таким образом, стала неминуемой война, в которую оказались втяну­тыми все князья левобережных областей Нижнего Рейна. Вместе с тем она должна была дать Иоанну Брабантскому повод нанести решительный удар. Он купил у Адольфа Бергского его права. Это равносильно было объединению против Брабантского герцога различных претендентов; он знал это, но чувствовал себя достаточно сильным, чтобы справиться с предстоящей ему задачей.

Кельнский архиепископ, Зигфрид Вестербургский, со своей стороны, вступил в союз с врагами герцога. Таким образом, оба самых могущест­венных князя Лотарингии оказались втянутыми в серьезную борьбу друг с другом, исход которой должен был наконец решить, кому будет принадлежать гегемония между Рейном и Маасом. Одно время пламя* войны чуть не охватило всю территорию Нидерландов. В 1288 г. граф Фландрский объединился с Рено Гельдернским, ставшим его зятем, а через него с кельнским архиепископом. Как и во времена Генриха If Брабант очутился под угрозой одновременного вторжения с востока и запада. Положение было тем более чревато опасностями, что льежский епископ, сын графа Фландрского, мог быть со своей стороны вовлечен в борьбу.

Но Иоанн сумел справиться с нависшей угрозой. Что касается Флан­дрии, то он обеспечил себе против нее помощь Флоренция Голландского, а льежского епископа он заставил соблюдать нейтралитет, заключив договор дружбы с городским населением его столицы. В конце концов ему даже удалось привлечь на свою сторону не только их, но и графов Юлихского и Клевского, путем обещания им части завоеваний, которые он сделает в Гельдерне.

Восстание кельнцев против архиепископа Зигфрида — восстание, ко­торого с таким нетерпением ожидал герцог, давно уже поддерживавший тайные связи с городом, — привело к открытию военных действий. Сопровождаемый брабантской конницей и отрядами городской милиции Лувена, Брюсселя, Антверпена, Тирлемона, Жодуаня и Нивелля, Иоанн, присоединив еще по пути льежские, клевские и юлихские войска, напра­вился прямо к Рейну. Этот смелый поход в глубь враждебной страны, казалось, неминуемо должен был привести к его гибели. Архиепископ уже видел его в своей власти. Он, смеясь, сравнивал его с выброшенным

Ernst, Histoire du Limbourg, t. IV, p. 388 (Liege, 1839).

на берег китом, в которого остается только бросить гарпун¹. Однако пока Зигфрид собирал вокруг себя своих вассалов и своих союзников, в лагерь Иоанна стекались кельнские горожане и крестьяне из графства Берг. Он выдавал себя за блюстителя мира, заявляя, что он явился сюда только для восстановления его², настаивал на святости своего дела и передавал его в руки провидения.

В ожидании прибытия своих врагов он осадил замок Ворринген, где с рейнских судов взимался ненавистный кельнским купцам налог. Именно под стенами этой крепости и завязалось 5 июня 1288 г. сражение. С невероятным ожесточением оно продолжалось весь день. Брабантцев было численно меньше, но они с лихвой возмещали этот недостаток превосходством своей тактики. Получив выучку на турнирах и боях на копьях, они привыкли к передвижению все фронтом и к атакам сомкнутым строем. Когда они увидели врага, бросающегося врассыпную на них, они поняли, что их дело выиграно. «Si comen dunne ende wide» («Они идут редким и широким строем»), — радостно воскликнул сир Лидекерке³, и сомкнутыми эскадронами (scaren) тяжелая кавалерия ринулась в бой, призывая кличем: «Dick! Dicke! (плотнее!), не допускать прорыва своих рядов.

Последовавшая за этим рукопашная схватка была ужасна. Около трех часов кельнцы и бергенцы атаковали войска архиепископа с фланга, и это решило исход сражения. 1200 человек легли на поле битвы. Архи­епископ и граф Гельдернский попали в плен, граф Люксембургский и его братья были в числе убитых, и в то время как жалкие остатки побежденных спасались бегством, брабантские трубачи радостно били сбор.

Na die maniere ende wise Doen gereet was die spise .

(«Какой вкусной показалась еда после этих дел».)

Сражение при Воррингене встретило широкий отклик в Нидерландах. Оно стало сюжетом ряда французских и фламандских песен и вызвало особенный энтузиазм у горожан, которые видели в нем победу, одержанную к вящей выгоде торговли над разбойниками с большой дороги³. Эта победа окружила в Брабанте династию ореолом славы, более ярким, чем когда-либо, и укрепила и без того уже прочные узы, связывавшие ее с населением. Но она особенно усилила ее внешний престиж и ее терри­ториальное могущество.

Van Heelu, Rymkronyk, с. 159.

² Ibid., с. 177.

³ Ibid., с. 185.

⁴ Ibid, с. 323.

Gesta abbat. Trudon., ed. de Borman, t. II, p. 220, 221.

Поражение Зигфрида было началом упадка политического значения кельнских архиепископов. Их влиянию в левобережных областях Рейна нанесен был удар, от которого им уже никогда не суждено было оправиться. Отныне они перестали вмешиваться в дела Нидерландов, и брабантское влияние безраздельно царило теперь в восточной Лотарингии. Гельдерн был надолго выведен из строя. Что касается Лимбурга, то он перестал существовать как независимое княжество: он был присоединен к Брабанту, от которого ему предстояло отделиться только в конце XVIII века. Снова, как когда-то, существовал только один лотарингский герцог...

Завоевание Лимбурга сделало Иоанна I хозяином того самого торгового пути из Германии в Нидерланды, за который столько времени ломали копья его предки. Брабантские князья владели теперь всем течением Мааса. Одновременно они окружили тесным кольцом своих владений Льежское княжество, и потому им нечего было больше бояться, как когда-то, враждебности епископов.

С политической точки зрения сражение при Воррингене окончательно утвердило независимость Брабанта от Германской империи. Присоединение Лимбурга воочию показало, что герцог совершенно не считался с решениями своего сюзерена, ибо Рудольф Габсбургский формально признал права Регинальда Гельдернского на эту территорию. Впрочем, Рудольф не делал никаких попыток вмешаться. Он вынужден был занять такую же позицию по отношению к Иоанну I, как Людовик VI Французский в XII веке по отношению к Теодориху' Эльзасскому.

Но едва только Рудольф Габсбургский предоставил Лотарингию самой себе, как Филипп Красивый поспешил занять освобожденное им место. Именно он примирил Иоанна I с Гюи де Дампьером, приведенным в ярость победой при Воррингене; он же выступил в качестве посредника при заключении мира между Брабантской и Люксембургской династиями. Если присмотреться к той роли, которую он играл в то время в Нидерландах, то можно было, пожалуй, подумать, что князья Германской империи, дела которых он улаживал, являлись его вассалами. Он был в их глазах, пользуясь выражением ван Гелю,

die hochste man

Die men ten werelt vinden can .

(«Самым могущественным человеком на свете»).

Не следует, однако, думать, что Иоанн I был простым орудием французской политики. Хотя он и поддерживал самые сердечные отно­шения с французскими королями, хотя он дважды сопровождал Филип­па III в Арагон и хотя он доводил свою почтительность по отношению к советникам Филиппа Красивого до чрезмерной угодливости, тем не

Van Heelu, Rymkronyk, с. 28.

менее он всегда считал Капетингскую династию только очень могуще­ственной и потому чрезвычайно полезной союзницей. Он исходил в своем поведении лишь из интересов своей династии и своей страны. Он выделялся из среды своих соседей ясностью и последовательностью своей позиции. Уверенный в своих силах, он хотел быть полным хозяином своих планов на будущее и сохранить в неприкосновенности свою неза­висимость. Когда к концу своего правления^ он стал свидетелем подготовки новой войны между Францией и Англией, то он не примкнул ни к одной из сторон, а решил в подходящий момент выйти из состояния нейтралитета, чтобы подороже продать свой союз, или заставить заплатить за свое посредничество. Последние годы жизни он впадал временами в глубокую задумчивость, очнувшись от которой, он начинал развивать к величайшему изумлению своих близких грандиозный план, который ему не суждено было осуществить¹. Но он завещал свою политику своим преемникам. Его внуку Иоанну III предстояло сыграть в XIV веке ту роль, которую он готовил для самого себя.

II

Война, закончившаяся победой при Воррингене, была венцом тради­ционной политики брабантских герцогов. Иоанн I сам вызвал ее и провел, и если Филипп Красивый в самом конце ее явился посредником между воюющими сторонами, то это произошло по просьбе герцога, причем он выступил не в качестве повелителя, а в качестве судьи. Совсем иную картину представляла борьба между домом д'Авенов и Дампьеров, за­нимающая всю вторую половину XIII века. Она привела к ряду столь же существенных, сколь и неожиданных перемен в Нидерландах. Она радикально изменила положение ряда династий и княжеств. Но — и это особенно важно — эта борьба с самого начала и до конца целиком находилась под иностранными влияниями. В общем, она производит впечатление как бы главы из истории взаимоотношений Франции и Империи во второй половине Средних веков. Она превратила бассейны Шельды и Мааса в арену, на которой решался своего рода «западный вопрос»².

Со времени сражения при Бувине постоянной целью французских королей было отдать фландрскую корону какому-нибудь французскому князю. С этой целью Людовик IX устроил обручение наследницы фландр­ского графства с Робертом Артуа, а затем, после внезапной смерти юной принцессы, брак Томаса Савойского, дяди королевы Бланки Кастильской,

Hocsem, Gasta episcop. Leod., ed. Chapeaville, t. II, p. 325. Об этой войне см. превосходную работу С/г. Duuivier, La querelle des, l'Avesnes et des Dampierre jusqu'a la mort de Jean d'Avesnes (Bruxelles, 1894). Ср. также H. Brosien, Der Streit um Reichsflandern in der zweiten Halfte des dreizehnten Jahrhunderts (Berlin, 1884).

матери короля, с графиней Иоанной¹. Но этот брак не дал потомства. Поэтому наследство Иоанны должно было достаться ее младшей сестре Маргарите, которая жила до этого вдали от всяких дел и известна была во Фландрии и Генегау лишь по еще недавнему скандалу.

В 1212 г. Маргарита в десятилетнем возрасте вышла замуж в Кеноу за генегауского барона Бурхарта д'Авена, бывшего в то время по на­значению Иоанны и Феррана бальи Генегау. Впрочем, этот брак был недействителен, так как Бурхарт, предназначавшийся сначала для служения церкви, принадлежал к духовному сословию, из которого он в дальнейшем вышел, как и многие другие младшие сыновья, и вступил в рыцари. Эти обстоятельства не были широко известны, но маловероятно, чтобы о них могла не знать Иоанна, для которой они являлись удобным предлогом расторгнуть брак своей сестры, когда ей вздумается. Она тотчас же решилась на это, как только Бурхарт потребовал от имени своей жены часть наследства Балдуина IX. Маргарита осталась сначала верна своему мужу, несмотря на обрушившееся на него отлучение от церкви. Они удалились вместе в замок Гуфализ, где в течение шести лет вели сельскую жизнь владельцев замка, проводя время в охоте на кабанов и оленей в обширных арденнских лесах. Тем временем у них родились два сына. В 1222 г. Маргарита, уступив настояниям своей сестры или подчинившись в конце концов приказаниям церкви, неожиданно уехала от своего мужа и поселилась при дворе Иоанны, выдавшей ее через год замуж за рыцаря из Шампани Вильгельма Дампьера, которому она родила нескольких детей.

Каково же должно было быть теперь юридическое положение ее детей от первого брака? В 1237 г. папа Григорий IX, применив к ним со всей строгостью каноническое право, объявил их незаконнорожденными. Со своей стороны император Фридрих II признал их вполне законными. Это-решение приобретало первостепенное значение, так как, поскольку в Нидерландах повсюду было в силе право первородства и неделимости княжеского наследства, то тем самым Иоанн д'Авен — старший сын Бурхарта и Маргариты — вправе был считать себя единственным на­следником Фландрии и Генегау, которые после смерти Иоанны, в 1244 г., достались ее сестре Маргарите. Но с этим решением не могли примириться ни дети Вильгельма Дампьера, ни сама Маргарита, возненавидевшая своих старших сыновей со времени своего нового брака. В конце концов по общему решению обратились к третейскому суду папы Иннокентия Ш и французского короля. Не входя в рассмотрение вопроса о законности, они должны были вынести решение относительно эвентуальных прав д'Авенов и Дампьеров на наследство их матери. Заинтересованные сто­роны, а равным образом рыцари и «добрые города» Фландрии и Генегау

Этот брак был заключен с целью помешать Иоанне выйти замуж за Симона де Монфора, графа Лейстера, и предотвратить таким образом союз Фландрии с Англией. Е. Berger, Histoire de Blanche de Castille, p. 330.

заранее обязались признать это решение. Оно было объявлено в 1246 г. На основании его графство Генегау должно было быть предоставлено во владение Иоанна д'Авена, а графство Фландрское — молодому Виль­гельму Дампьеру.

Ни один политический акт не имел в XIII веке большего значения для судеб Нидерландов, и если Людовик IX предвидел все последствия его, то его, несомненно, следует считать одним из самых проницательных дипломатов средневековья. Однако более вероятно, что он не в состоянии был оценить всего значения его и вполне искренне желал разрешить предложенный на его усмотрение спор, не упуская при этом из виду выгод Франции. В самом деле его решение несомненно продиктовано было интересами капетингской политики. Разделив владения Маргариты между двумя конкурирующими династиями, он неминуемо ослаблял тер­риториальное могущество фландрской династии; одновременно он создавал против Дампьеров опасного конкурента, который должен был заставить их рано или поздно искать поддержки у французской короны и заплатить полнейшим повиновением за помощь, которая будет им оказана.

Но решение 1246 г. являлось, кроме того, крупной победой Франции над Германской империей. В самом деле, король вынес решение не только относительно зависевшей от него части Фландрии, но и относительно Генегау и имперской Фландрии, являвшейся составной частью Германской империи. Он как будто забыл, что Шельда была границей его королевства, и, воспользовавшись смутами в Империи, самовластно распоряжался не принадлежавшими ему территориями так, как если бы Нидерланды были выморочным имуществом, res nullius.

Это обстоятельство и послужило предлогом для Иоанна д'Авена оспаривать решение Людовика IX. Он решил привлечь на свою сторону Германию, выступить в Нидерландах в роли защитника прав Империи от посягательств Франции и вызвать между обоими государствами кон­фликт, который должен был быть ему на руку. Но, кроме того, он позаботился обеспечить себе еще и менее отдаленного союзника. Он нашел его в лице графа Голландского, имевшего, подобно ему, свои притязания на Фландрию.

Вражда между Фландрией и Голландией была давнишнего происхож­дения. Обе эти территории, объединенные на короткое время благодаря браку Роберта Фрисландского с графиней Гертрудой, окончательно от­делились друг от друга в конце XI века. С этого времени Голландия, подобно другим лотарингским княжествам, воспользовавшись слабостью церкви в Империи, сделала, как и они, большие успехи¹. Голландские графы заняли такую же позицию по отношению к утрехтским епископам, как брабантские герцоги по отношению к льежским епископам. По их образцу они вмешивались в епископские выборы и поддерживали города

P. J. Blok, Geschiedenis van het Nederlandshe volk, т. I, c. 186 и ел.

V

против прелатов. В начале XII века Теодорих VI одержал крупную победу над Андреасом Кейком (1128—1138 гг.), и с этого времени влияние голландских графов в «Стихте» росло с каждым новым царст­вованием. Во время войны за голландское наследство в первые годы XIII века Теодорих ван дер Аре высказался за Людовика Лоозского. Поражение, нанесенное последнему Вильгельмом I, привело к роковым последствиям для епископства. Спустя короткое время восстание в мест­ности Дрант нанесло чувствительный удар территориальному могуществу утрехтского епископства, которое после этого события подпало, вплоть до конца Средних веков, под влияние голландских графов.

Последние, обезопасив себя со стороны Утрехта, смогли теперь на­править все свои усилия на завоевание Фрисландии. Борьба между голландским рыцарством и свободными крестьянами севера была долгой и упорной. Война происходила зимой, посреди снегов и туманов. Благодаря неожиданно ударившим морозам рвы и болота покрылись льдом, и это дало возможность тяжелым феодальным эскадронам вторгнуться в страну. Флоренции III (1157—1190 гг.) был побежден, Вильгельм II (1234— 1256 гг.) убит фрисландцами. Однако, несмотря на все это, завоевание страны продолжалось. Флоренции V (1256—1296 гг.) закончил покорение всей страны до острова Тексель и прибавил к своему титулу графа Голландского титул сеньора Фрисландского.

Голландия, расширяя свои владения вовне, за счет Фрисландии и «Стихта», одновременно претерпела и ряд внутриполитических изменений. В течение долгого времени единственным крупным городом на севере был Утрехт. Но во второй половине XII века на побережье начали возникать торговые центры, и голландским князьям, подобно их южным соседям, пришлось заняться интересами своих городов. Именно это и послужило толчком к конфликту их с Фландрией. Действительно, Флан­дрия, суверенитет которой простирался на всю южную Зеландию, владела правами над устьями Шельды и частично Мааса и Рейна. Голландские графы издавна пытались избавиться от этого. Они обложили фландрских купцов сбором за право «провоза» и потребовали от них новых речных налогов.

Война разразилась. Это была настоящая торговая война, под видом феодальной междоусобицы. Она привела к роковым последствиям для Голландии. В 1168 г. Флоренции III должен был признать сюзеренитет Филиппа Эльзасского над Зеландией, уничтожить введенные сборы за провоз и вынужден был обязаться не возводить здесь никаких крепостей. В 1204 г. Людовик Лоозский признал этот договор с целью обеспечить себе поддержку Фландрии против своего конкурента Вильгельма. Он навлек этим на себя ненависть городов, объединившихся с Вильгельмом, подобно тому как столетие тому назад фландрские города объединились вокруг Теодориха Эльзасского против Вильгельма Нормандского. Впрочем, Вильгельм и после своей победы над Людовиком Лоозским не решился

порвать с Фландрией. Он соблюдал порядок, установленный соглашением 1168 г. Его преемник Флоренции IV сделал попытку избавиться от него. Но военное счастье ему изменило, и вплоть до 1246 г. в Зеландии сохранялся статус-кво.

Однако, преемник Флоренция, Вильгельм II, выжидал только благо­приятного повода, чтобы перейти опять в наступление. Этим поводом явилось для него решение, вынесенное французским королем по поводу детей Маргариты Фландрской. Он поспешил вступить в союз, предло­женный ему Иоанном д'Авеном, и выдал за него замуж свою сестру, Алису. Таким образом династические интересы дома д'Авенов объеди­нились теперь с торговыми интересами Голландии против Фландрии.

Момент начала военных действий был уже близок, и Вильгельм только что присоединил к своему титулу граф Голландии слова «и Зеландии»¹, когда он вдруг был избран императором Священной Римской империи (1247 г.). Это было большим выигрышем для врагов Фландрии. Разу­меется, власть императора не пользовалась уже больше никаким престижем в Лотарингии, и Вильгельм не ставил перед собой невыполнимой задачи восстановить ее. После выборов, как и до них, его политика в Нидерландах была в большей степени политикой территориального князя, чем политикой германского монарха². Но он мог по крайней мере использовать к вящей выгоде голландской и д'Авенской династии верховные права короны и не преминул это сделать. Задержавшись сначала в связи с осадой Аахена и своими переговорами с рейнскими городами и князьями на правом берегу Мааса, он ограничился пожалованием Иоанну д'Авену в 1248 г. Намюрского графства, последний граф которого, Балдуин де Куртенэ, наследник императорской короны в Константинополе, не только пренебрег принести ему присягу верности, но, отправляясь на Восток, оставил свои владения на попечение французского короля. Только в 1252 г. Вильгельм открыто занялся Фландрией. Ввиду того, что Маргарита не принесла ему феодальной присяги за зависевшие от Империи феоды, он объявил их конфискованными. Последовавшая за этим война была неудачна для графини, войска которой были разбиты у Весткапеля, на острове Вальхерен (1 июля 1253 г.). Графиня тотчас же обратилась за помощью к Франции. Она поспешила в Париж предложить Карлу Анжуйскому³, брату Лю­довика IX, взять на себя защиту Фландрского графства и уступила ему графство Генегау, признав одновременно сюзеренитет короля над Ваасской областью. Это означало передачу Капетингской династии территории, зависевшей от Империи. Решение 1246 г. принесло свои плоды: чтобы

Его отец Флоренции IV носил уже этот титул в 1223 г. См. Vanderkindere, Formation territoriale, 1-re edit., p. 214.

C. Salter, Die flandrisch Hollandischen Verwickelungen unter Wilhelm von Holland

(Gottingen, 1872).

По поводу вмешательства Карла Анжуйского в дела Фландрии см. R. Sternfeld, Karl von Anjou, S. 94 u. f. (Berlin, 1888).

справиться с коалицией своих противников, Фландрия вынуждена была стать орудием французской политики. Но именно в силу этого ее победа была обеспечена. На основании состоявшегося в 1256 г. мира были, правда, признаны права Иоанна д'Авена на графство Генегау, оставленное Карлом Анжуйским, но в то же время он вынужден был отказаться от Намюрского графства, и восстановлен был сюзеренитет Фландрии над Зеландией.

Таким образом, перевес оказался на стороне Маргариты. И неизбежным следствием этого были новые успехи французского короля в Нидерландах за счет Германии. Однако Иоанн д'Авен и не думал отказываться от своих планов втравить Францию в войну с Империей. Он втайне лелеял мечту стать самому императором¹. Внезапная смерть Вильгельма Голланд­ского во льдах Фрисландии (28 января 1256 г.) застигла Иоанна д'Авена врасплох, но не обескуражила его. Под влиянием притязаний Ричарда Корнуольского на германский престол в его изобретательном мозгу тотчас же зародился план восстановления союза Германской империи с Англией против Франции. Он сделался ходатаем Ричарда и, не щадя себя, обрабатывал в его пользу германских князей. Но его иллюзии вскоре рассеялись. Он скоро убедился, что европейская война против Франции неосуществима. Империя всецело поглощена была смутами великого междуцарствия. Ричард был лишь тенью короля, и Иоанн получил от него всего-навсего бесплодное признание своих прав на Намюрское графство.

Иоанн д'Авен умер в 1257 г., завещав своему сыну свою ненависть к Франции и Дампьерам. Тотчас же после избрания Рудольфа Габс­бургского (1273 г.) Иоанн II поспешил взяться за дело. Как и его отец, он хотел раздавить конкурирующие династии под пятой Империи. Если бы дело было только за ним, то, франко-германская война разразилась бы тотчас же. В полных горечи выражениях он умолял Рудольфа двинуться на Нидерланды. Он изображал ему, как князья пользовались постоянным отсутствием сюзерена и освобождали себя от повиновения ему, какие оскорбления Франция наносила императорскому величеству и как граф Фландрский нагло издевался «над притупившимся мечом Германской империи»². Но этому настойчивому зову не суждено было быть услы­шанным. Рудольф не явился защищать германскую границу, а ограничился посылкой грамот. Он пожаловал Иоанну д'Авену имперскую Фландрию

Duviver, La querelle des d'Avesnes et des Dampierre, t. I, p. 209. /. Heller, Deutschland und Frankreich in ihren politischen Beziehungen vom Ende des Interregnums bis zum Tode Rudolf von Habsburg, S. 126 (Gottingen, 1874): «Sevus angor me angit intrinsecus, eo quod Gallia garriens, aliarum insultatrix improba nacionum, in vestre majestatis infamiam, quadam subsanacione, tam impudenter invehitur etc.» («Меня давит жестокая внутренняя тоска, что болтливая Галлия, нечестивая оскорбительница других наций, на позор вашему величеству так бесстыдно оскорбляет» и т. д.).

и объявил Гюи де Дампьера изгнанным из Империи. Последний не обратил никакого внимания на эти указы. Он был совершенно прав, когда издевался над мечом Империи. Никогда еще его положение в Нидерландах не было более благоприятным. Его династия одержала решительную победу над д'Авенами. И хотя он вынужден был уступить графство Генегау Иоанну II, однако он получил за то крупную компен­сацию, приобретя графство Намюрское, купленное им в 1263 г. у Балдуина де Куртенэ, несмотря на вынесенное в свое время решение Вильгельма Голландского. Он состоял в союзе с графом Люксембургским и графом Гельдернским, один из его сыновей стал в 1282 г. льежским епископом, а в 1290 г. Флоренции Голландский, застигнутый врасплох вторжением Фландрии на остров Вальхерен, отказался на время от своих притязаний на Зеландию¹.

Эти успехи фландрской династии в Лотарингии нетрудно объяснить. Действительно, в то время как Рудольф Габсбургский предоставил Иоанна д'Авена его собственным силам, французский король, наоборот, деятельно помогал всем начинаниям Гюи. Повсюду во владениях Империи, куда только проникало фламандское влияние, за ним тотчас же устремлялось и французское влияние. Развитие феодальной политики и королевской политики происходило одновременно, первая' расчищала путь для второй, которая за то предоставляла к ее услугам свои силы. Мы видели, как тотчас же после приобретения Намюрского графства Гюи Дампьером французский король вмешался в дела льежского епископства, которым он до этого совершенно не интересовался. В 1276 г. именно он содей-стврвал заключению мира между графом и епископом².

Последний обещал тогда подчиниться de alto et basso решению короля, и его письма по этому поводу были письмами покорнейшего вассала своему сюзерену.

С этого времени французское влияние сделало большие успехи в Льежском княжестве. В 1304 г. епископ Теобальд Барский принес присягу верности Филиппу Красивому, которому около этого времени льежская церковь стала выплачивать десятину со своих доходов. Если, с другой стороны, принять во внимание, что с конца XIII в. установились тесные взаимоотношения между парижским двором и люксембургскими графами³, если далее вспомнить, что король был союзником Брабантского герцога и благодаря своему посредничеству положил конец воррингенской войне, то вполне понятно, что Капетингская династия могла льстить себя надеждой вскоре опять завладеть * той самой Лотарингией, которую Ка-

Н. Obreen, Floris V, p. 131 и далее (Gand, 1907).

По случаю так наз. «коровьей войны» (guerre de la vache). Об этой войне см. работу Е. Poncelet, в «Bulletin de la Commission royale d'histoire, 5-e serie, t. Ill [1893], p. 275 и далее.

H. Brosien, Heinrich VII als Graf von Luxemnurg. Forschungen zur Deutschen Geschichte, Bd. XV.

ролинги потеряли в X веке. Французская культура и французский язык, неуклонно распространявшиеся на Шельде, содействовали успехам поли­тики Франции. Казалось, недалек час, когда Нидерланды испытают ту же участь, что и Арльское королевство.

Однако час этот не настал. При этих столь благоприятных обстоя­тельствах, бывших на руку французскому королю, он вдруг увидел непреодолимое препятствие на своем пути. Он сумел привлечь на свою сторону князей, но не сумел сделать того же самого в отношении городов. Экономические интересы больших фландрских городов, социальная борьба, ареной которой они стали, придали внезапно истории Нидерландов совсем иное направление. Подобно тому как лотарингская феодальная знать свергла в XI в. иго имперской церкви, точно так. же в начале XIV в. фландрские города поднялись против Филиппа Красивого. Крушение политики Капетингов в момент, когда она казалась на вершине своей славы, было вызвано промышленным и торговым развитием бассейна Шельды. Сражение при Куртрэ уничтожило дело, начатое сражением при Бувине. Но между обоими этими событиями была огромная разница. Сражение при Бувине было развязкой большого международного конф­ликта, сражение же при Куртрэ являлось закономерным следствием внутренней истории Фландрии. Чтобы понять вызвавший его кризис и связанные с ним последствия, нам необходимо бегло рассмотреть, каково было положение Нидерландов в конце XII века.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ПОЛИТИЧЕСКИЕ

И СОЦИАЛЬНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ,

ПРОИСШЕДШИЕПОД ВЛИЯНИЕМ

ТОРГОВЛИ И ПРОМЫШЛЕННОСТИ

I

«Существование и прокормление графства Фландрского, которое не может обойтись своими продовольственными ресурсами, если оно ничего не получает со стороны, — писал в 1297 г. Гюи де Дампьер Филиппу Красивому, — покоится на товарах, которые обычно прибывают сюда морем и сушей из всех стран мира»¹. Эти слова можно применить также к большей части южных Нидерландов во второй половине XIII века. Действительно, наиболее характерная черта этих областей в то время заключалась в преобладающей роли торговли и промышленности в соци­альной жизни страны. В тогдашней Европе Бельгия была страной купцов и ремесленников — по преимуществу. Они создали здесь совершенно своеобразную цивилизацию, отпечаток которой население² сохранило в течение веков.

Особенности этой цивилизации можно резюмировать в двух словах: она была городской и космополитической. Она зародилась в городах, но в городах, которые были открыты для мировой торговли или промышленность которых имела своим рынком всю Европу. Экономическая и политическая история Нидерландов сходны между собой. Обе они в одинаковой степени — продукт интернациональной жизни Западной Европы.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: