Собственно риторические средства

Выделение собственно риторических приемов, форм говорит о том, что они, реально существуя, не вполне подходят под рубрики, а служат целям риторики. Отчасти они выполня-

ют и задачи стилистики: так, фигура, называемая периодом (примеры фигур разных типов даны в практической части данной книги), в силу своей сложности и размеров употребляется в рас­суждениях, научном стиле, реже — в публицистике, художествен­ной литературе — лишь в авторских раздумьях и в рассуждениях, даже в поэзии (мастером периода был М. Ю. Лермонтов — «Когда волнуется желтеющая нива...», заключительная часть стихотворе­ния «На смерть поэта»). Период — это раскаты страстной оратор­ской речи, как бы волнами восходящие все выше и выше, они достигают вершины и разрешаются выводом, либо страстно об­личительным:

Тогда напрасно вы прибегнете к злословью, Оно вам не поможет вновь, И вы не смоете всей вашей черной кровью Поэта праведную кровь, —

либо умиротворяющим, создающим гармонию в душе:

Тогда смиряется души моей тревога, Тогда расходятся морщины на челе, — И счастье я могу постигнуть на земле, И в небесах я вижу Бога.

Древние риторы делили речь на два вида: периодическую, т. е. построенную из усложненных предложений, и отрывистую, ла­коничную.

Ритмика речи, симметрия конструкций также могут быть отнесены к риторическим средствам как отражающие общие за­кономерности гармонии мира. Русский эквивалент гармонии — «лад», лежавший (может быть лежащий) в основе народной эсте­тики, легко обнаруживается и в частушке, и в традиционных фор­мах народной архитектуры (см.: Белов В. Лад: Очерки народной эстетики. — М., 1975).

Противопоставление добра и зла, порядочности и низости, под­лости и силы духа, мощи и слабости, света и тьмы, искренности и лицемерия (антитеза) соответствует этим законам, обеспечива­ет размеренность композиции текста, сопоставление сюжетных линий и образов персонажей. Этим законам подчиняются и стили (высокий — низкий), и роды литературы (трагедия — комедия, по­эзия—проза), и конструкции текста (простые и сложные предло­жения, цепная и параллельная связи), и типы речи...

Гармония формы, текста неразрывно связана с гармонией смысла.

Ритм есть организующее начало исполнения речевого произве­дения в акустическом коде. Даже на письме каллиграфия тоже подчиняется закону ритма: пишущая рука делает размеренные, ритмические движения. Этому же ритму подчинялись и составите-

_ли так называемых прописей — образцов начертания письменных букв и их соединений (возможности ритмического письма — один из критериев новых предлагаемых прописей).

В произведениях литературы, как и в любых других творчес­ких актах, даже малозначительных, присутствует и играет суще­ственную роль доминанта как движение духа. Доминанту имеет каждый человек, она становится заметнее в зависимости от сте­пени таланта, богатства и активности духовного мира человека, автора. По утверждениям психологов, доминанта имеет физио­логическую основу, формируется в процессе жизни и находит отражение в поступках человека, особенно в произведениях его мыслительной и языковой способности как актах, с наибольшей полнотой связанных с внутренней, духовной жизнью личности.

Естественно, что изучение доминанты удобнее всего прово­дить на материале писателей, в творчестве которых она ярче про­слеживается: Ф.М.Достоевского, Н.С.Лескова, И.А.Бунина, А. А. Ахматовой.

По-видимому, трудность «доминантного анализа» творчества писателя определяется его сложностью: ведь понятие доминанты присутствует и в целостном мироощущении, мировосприятии, миропонимании, в устремленности личности.

Подчеркивая реальность доминанты как феномена, исследова­тели все же обращают внимание на ее связи с миром бессозна­тельного: интуицией, тревожностью, эмоциональным миром, спо­собностью предвосхищения (антиципацией), отчасти с вообра­жением и творчеством. Человек (и это подтверждено многочис­ленными примерами) не может преодолеть самого себя и неред­ко поступает вопреки логике и даже во вред себе.

Нельзя не назвать в числе факторов, определяющих доминанту творчества, еще и .нравственные чувства — от ценностных ориен­тации личности до мук совести и суда над самим собой.

Доминанта как ведущий мотив определяет выбор фактов в речи, формирование сюжетов, создание общего эскиза (плана, схемы, матрицы), контура высказывания, намечает вершину — кульми­нацию, конфликт, проблемы, ожидающие разрешения.

В литературном процессе — это патетика, апофеоз — и сатира, гротеск, панегирики, дифирамбы — и филиппики, мажор и ми­нор, ода и элегия; в жизни — беседа и диалог, ласка и брань, Ругань, молитва, покаяние и проклятие.

Риторика знает десятки приемов и форм, целых систем. На­пример, медитативная речь: это раздумье — и про себя, и ^Вслух, размышление, диалог с самим собой, исповедь... Этот вид Речи — и в откровенных разговорах близких людей, и в лиричес­кой поэзии, и в монологах персонажей пьес (вспомним монолог ' амлета — «Быть или не быть?»). Примером медитативной лирики ^ожет служить поэма А. Т. Твардовского «За далью — даль».

⁴ Львов 97

Вариантом медитативной речи является обращение к тому, кого уже нет в живых, — апострофа; например, поэт Павел Анто­кольский обращается к сыну:

Прощай, мое солнце. Прощай, моя совесть. Прощай, моя молодость, милый сыночек... На веки веков восемнадцатилетний...

(Сын, 1942) '

Апострофой называют и обращение к воображаемому персо­нажу или к слушателю и читателю. Это уже многочисленные вари­анты риторического обращения: к публике, к читателю-другу, к реальному лицу. Так, трактат Цицерона «О природе бо­гов» начинается словами: «Как ты знаешь, Брут...».

Брут — друг Цицерона, консул, ему посвящен риторический
трактат «Брут». ,

Наряду с обращениями риторическую функцию выполняют вопросы, не имеющие вопросительной цели и не требующие пря­мого ответа: Куда ты несешься, Русь? Что делать? Кто виноват? Камо грядеши?:

Куда, куда вы удалились, Весны моей златые дни?

Говорят, что русская литература — это литература вопросов без ответов.

Риторическими бывают и восклицания; палитра эмоций, вы­ражаемых ими, необычайно богата: это и радость, и приказ, зло­ба, призыв и любовь.

Как видим, язык — это не только фонетика и грамматика, это неисчерпаемый источник мудрости, чувства и богатства.

Не только цельность и последовательность, но и их нарушение тоже служат риторике: вставные конструкции, «рассказы в рас­сказе», лирические отступления, пейзажные зарисовки, портре ты (главным образом в монологах).

Затянувшийся монолог может быть оживлен диалогом (диа­лог — монологом), ораторская речь — авторскими отступления­ми из собственного опыта жизни оратора, они способствуют кон­такту с аудиторией, доверительности (однако без назойливых из­лишеств).

В ораторвкой практике нередки диалоги с аудиторией: здесь требуется высокая коммуникабельность, граничащая с артистиз­мом (беспроигрышный прием!). Но есть и определенный риск: мо­лодежная аудитория обычно не приемлет сентенций, особенно нравственных.

Заинтересовать собеседников, вызвать ответную реакцию у ауди­тории не просто: этому способствуют доброжелательность, сочув­ствие, сопереживание близких людей, шутка, остроумие, меткое

слово, увлекательная информация, любопытный факт, аллюзия, связывающая только двоих и непонятная другим... Причем очень важно, чтобы названные средства были естественны и собеседни­ки не заподозрили натяжки.

Немалое значение имеют формулы этикета, простой вежливо­сти: извинение, благодарность, приветствие, толерантность, тер­пимость к чужим мнениям, а также подлинная, естественная за­интересованность этими мнениями и той информацией, которую излагает вам собеседник. Взаимное доверие и внимание, конечно, не могут быть названы приемами, они вытекают из общности интересов, из уважения между собеседниками.

Есть люди — счастливые обладатели природного расположе­ния к другим, с ними всегда интересно и даже весело, вокруг них собираются даже незнакомые люди, создается аура особой оду­хотворенности, передающейся всем участникам общения, возни­кает суггестия — способность внушения (лат. «дуновение ветер­ка»).

Противостоят этому взаимопониманию скепсис, недоверие, со­мнение, нередко окрашенное иронией и даже недоброжелатель­ством.

Но и скепсис может быть стимулом здорового спора, дискус­сии, хотя и разделяющей людей, но в то же время и сближаю­щей их. Ведь нередко даже конфликт порождает взаимное уваже­ние, а затем и дружбу. Наконец, то, чего следует остерегаться, избегать в общании — это фамильярность, особенно в официаль­ных условиях, амикошонство (фр. «свинская дружба»); апломб — преувеличенная уверенность в своей правоте, знаниях; лицеме­рие, демагогия, цинизм; помпезность — чрезмерная торжествен­ность.

Все перечисленное, несомненно, имеет прямое отношение к культуре речи, общения, хотя многое и выходит за рамки верба-лизма.

Фигуры мысли»

Культура речи и культура мысли неразделимы, несмотря на то что мысль всегда опережает озвученную или написанную речь. Внут­ренняя, мысленная, речь находится на высшей ступени по отно­шению к произнесению или письму, она, в сущности, уже почти Полностью вербализована, говорящему остается лишь ее озвучить (осуществить кодовый переход на акустические знаки) и проин-тонировать.

Поэтому еще в древности возникло понятие «фигур мысли», Иначе — логических фигур, операций. В риторике сплетаются и ^л°гика, и стилистика, и поэтика, и синтаксис, а в наши дни — ^еЩе и теория текста (лингвистика текста, синтаксис целого тек-

ста). К мысленным структурам и операциям наиболее применимы законы логики, а одно из важнейших требований к речи — это ее логичность, обоснованность, доказательность, непротиворечи­вость, отсутствие алогизмов, ошибок в построении мысли.

Основные мыслительные операции — анализ и синтез — чащ_е всего едины, но в исследовании, где требуется выделение частей изучаемого объекта, преобладает аналитическая деятельность моз­га, а при конструировании, в частности при построении речи-текста, преобладает синтез.

Анализ в языке, в речевой деятельности применяется в ауди­ровании как способ всестороннего понимания прослушанной речи, ее прямого значения, всех связей и оттенков значений, а также второго плана прослушанного высказывания, его скрытого смыс­ла, возможных вариантов скрытого смысла, линий продолжения, развития сказанного (это относится и к чтению). Анализу подвер­гаются и языковые структуры — компоненты текста, предложе­ния, состав слов и пр. с целью более точного понимания, а также в образовательных ситуациях.

В деловом мире анализу отношений, ситуаций в прогнозирова­нии возможных перспектив развития событий придается огром­ное значение, и аналитики-эксперты ценятся превыше всех.

Аналитики способны научно определять причины изучаемых явлений, излагать полученные данные в языковых формах. Анализ служит основным методом и в научных поисках, и в дипломатии, и в познавательной деятельности.

Синтез — это построение целостных структур, в частности речевых, от форм слов и предложений до целых книг, а также воссоздание разрозненных анализом текстов. Синтез имеет место не только в построении речи, но и в понимании воспринятого, ибо само понимание без синтеза невозможно. Синтез — это вос­соединение частей, создание целостной картины, целого образа и высказывания. Текст — это продукт языкового синтеза. Модель высказывания такова: анализ на подготовительных этапах и син­тез на высших этапах. Модель аудирования представляет собой следующее: синтетическое восприятие текста, анализ его деталей и вариантов, наконец, синтез на ступени понимания (и при чте­нии).

Синтетическое восприятие компонента текста — его анализ и понимание каждой составной единицы — затем опять синтети­ческое обобщение, что и приводит к пониманию. Напомним, что все эти процессы не дискретны, они протекают слитно, непре­рывно и с огромной скоростью.

Важнейшее логическое понятие — система и производные: системность (системный подход), систематичность и пр.

Здесь слово система употребляется не в философском смысле: система — это объект, где любой предмет предполагает наличие

внутренних связей и структуры, а в ключе работающей ло­гики, как форма устройства чего-либо, его организации, сово­купность внутренних и внешних связей, некое единство, целост­ное образование. Поэтому прилагательные системный и система­тический допускают шкалу систематичности.

Так, в целях упорядочивания чего-либо, какой-то программы действий говорят о внесении в нее системы как совокупности свя­зей, последовательности, преемственности и перспективности, нарастания или убывания каких-то качеств. А об отсутствии по­рядка, стройности, связей говорят как о бессистемности.

Естественно, что в риторике система понимается в рабочем, прагматическом смысле этого слова, как способ совершенствова­ния речевой структуры, ее содержания, а понижение системно­сти считается серьезным недостатком.

В риторике, с точки зрения точности передачи мысли в рече­вых формах, высоко ценится понятие и его определение, или дефиниция. Оно включает в себя:

а) словесное обозначение понятия;

б) его подведение под ближайший род;

в) формулирование 2—3 существенных признаков, отличаю­
щих предмет от других понятий рода.

Вот пример из морфологии:

_________ > морфема (или часть слова)

Суффикс

» признаки (отличительные):

1) стоит после корня слова

2) образует слово с новым значением

3) в слове может быть 2—3 суффикса — признак несуществен­
ный.

Логические структуры уместны в деловом и научном стилях и обычно не используются в художественном. Наряду с «общими местами» они придают тексту стройность, связность, убедитель­ность.

В этом же ряду стоят утверждение и отрицание, при­меняемые обычно в диалогах, особенно дискуссионных. Так, Утверждение может иметь такие формы: простое сообщение как Факт или факты; гипотеза как предположение и приведение аргу­ментов, подтверждающих ее; аргументы — история вопроса, под­водящая к обоснованию гипотезы; опора на мнения авторитетов, Цитирование, опубликованные данные других авторов; приведе­ние собственных данных исследования, наблюдений, эксперимен­та, математических (логических) выкладок. Сюда же может быть отнесено: предложение партнеру с аргументацией, призыв, при­казание, проект и план его реализации, концепция новой про-

граммы, например в социальной сфере, хозяйственной, и многое другое.

Нередко авторы утверждению предпосылают отрицание либо с целью разрушения чего-то, либо для обоснования новых пред­ложений. Сила такой конструкции речи может оказаться очень большой благодаря контрасту, сопоставлению, сравнению. При­меры такой формы выражения: доказательства ошибочнвсти пре­жних попыток решения вопроса; опровержение чужих предложе­ний и установок путем показа ошибок, противоречий; доведение чужого мнения до абсурда, ирония, сарказм; опровержение чу­жих мнений выдвижением альтернативных предложений и гипо­тез; ссылки на сходные ситуации методом аналогий и пр.

Вариантов утверждения/отрицания бесчисленное множество. В поэтике термин антитеза применяется весьма широко: от про­стой пары антонимов огромный—крохотный до контраста в замыс­ле и композиции целых книг: противостояние новаторства и кон­серватизма, добра и зла. Антитеза симметрична, например: «Лю­бовь, постепенно потухая, прошла через все фазисы равнодушия и, наконец, превратилась в положительную ненависть» (Салты­ков-Щедрин М. Е. Пошехонская старина).

К рассматриваемой группе «фигур мысли» могут быть отнесе­ны и так называемые типы речи: повествование, описание, рас­суждение и контаминированный, смешанный, вариант, извест­ные из школьного курса. Риторика с давних времен огромное внимание уделяла рассуждению, разделяя его на два вида индуктивное, по модели:

Накопление фактов Их анализ и синтез Вывод

наблюдение, сопоставление фактов, микрооткрытие,
эксперимент обобщения изобретение

и дедуктивное, по модели:

Гипотеза (тезис) Ее обсуждение, аргументы Вывод

то, что нужно за, против (рекомен- утверждение

подтвердить довалось до 20 и или опровер-

или опровергнуть даже более типов жение тезиса

аргументации)

Поскольку в рассуждении цель — поиск решения проблем, т. е. поиск истины, то рассуждению, доказательству, теории аргумен­тации, гипотезам бывает посвящена чуть ли не половина объема учебников логики (например: Гетманова А. Д. Логика. — М-. 1998).

Аргументы очень разнообразны (от сравнения, сходства, при­мера, от противного и пр.), но самый убедительный прием — силлогизм как фигура:

1. Формулировка аксиомы, принимаемой без доказательства,
л тезиса, доказанного ранее, например: Все люди потенциально
разумны и, следовательно, обучаемы.

2. Что нужно доказать: Коля Н. — нормальный человек, школьник.

3. Значит: Он может учиться, как все, и преодолеет отставание.
В практике речи, особенно в быту, первый член опускается как

очевидный и такой усеченный силлогизм называется энтиме-м о й. Слушая или читая текст, мы на каждом шагу воспринимаем эту фигуру в упрощенном виде, не замечая ее и не задумываясь над тем, что убедительность мысли все же обеспечивается энти-мемой.

В заключение далеко не полного перечня «фигур мысли» ука­жем на ассоциации, т.е. на связи по какому-то одному из огромного множества видов сходства, хранимых в памяти челове­ка. Актуализация одного из этих видов вызывает в мыслях другой. Так, картина снеговых вершин вызовет у одного воспоминание о горнолыжных соревнованиях, у другого — рассказы о снежном человеке, у третьего — книгу К. Федина... Ассоциации бывают не только индивидуальные: картины весеннего леса вряд ли у кого-то вызовут мрачные мысли, тогда как упоминание о 22 июня 1941 г. вряд ли развеселит. Поскольку ассоциации обращены не только к интеллекту, но и к миру эмоций, они обладают огром­ной впечатляющей силой, особенно в общении близко знакомых людей. Ассоциации широко используются в искусствах — литера­туре, музыке, живописи, театре.

Средства поэтики

Ошибочно было бы думать, что поэтические средства — при­надлежность лишь художественной литературы: из нее мы, обыч­ные носители языковой способности, черпаем образцы, обога­щаем свою речь, украшаем ее. Бывает, что создаем свои образы, строим конструкции, сравнения, иносказания, формируем соб­ственный индивидуальный стиль. Иными словами, резкой грани­цы между поэтическим и повседневным языком нет.

Многовековой опыт позволил выделить и упорядочить типы, Приемы мастеров слова, употребляемые систематически; наибо­лее заметная система таких средств — тропы, они основываются На сравнении, ассоциации, переносе значения и иносказании. Троп — это всегда враг прямолинейности, за счет образности и создания картины троп обогащает и говорящего, и слушающего, вносит эмоциональный элемент, возбуждает интерес, повышает Тонус общения. Тропы завязывают контакт между автором и чита­телем, слушателем: оба испытывают радость взаимопонимания.

Если последнее использовать в качестве критерия, то тропы Могут быть расположены по степени нарастания этого эффекта:

Сравнение (не логическое, а образное)

Аллюзия («мостик», понятный лишь немно­гим, близким друзьям, намек на какое-то обстоятельство)

Перифраз (замена названия иным рече­нием, требуется догадка; здесь тоже намек)

Антономазия: (ис­пользование имен-сим­волов)

Метонимия (переименование или замена фамилии фак­тами жизни)

Синекдоха (меньшее вместо большего или большее вместо мень­шего)

Аллегория (раскры­тие отвлеченной идеи через конкретное)

Символические имена

Как выжженная палами степь, черна стала жизнь Григория.

(М.А.Шолохов)

Онегин, добрый мой приятель, Родился на брегах Невы, Где, может быть, родились вы Или блистали, мой читатель; Там некогда гулял и я: Но вреден север для меня.

(А. С. Пушкин) (последняя строка — аллюзия)

Родился на брегах Невы

(нетрудно догадаться: в Петербурге)

Красноречивого назьгеают Цицероном, силача — Ильей Муромцем, лентяя-лежебоку — Обломовым

Читал охотно Апулея (вместо книгу «Метаморфозы»)

Архангельский мужик (Ломоносов у Н. А. Некрасова);

Одинокая бродит гармонь (у М.В.Иса­ковского, хотя бродит не гармонь, а гармонист)

И слышно было до рассвета, Как ликовал француз.

(М. Ю. Лермонтов)

на уровне слов: меч — символ военной силы, весы — правосудие, солнце — жизнь, свет разума; аллегорические сюжеты: притча о блудном сыне в Ветхом Завете; персонажи басен И. А. Крылова и пр.

Молчалин, Скалозуб (А. С. Грибоедов), мифологические имена: Афина — богиня мудрости, Пенелопа — символ верности; символические имена литературного происхождения: арлекин (итал.) — маска из комедии дель арте, шут, паяц

Персонификация горы разговаривают (« Спор»

(уподобление неживого М. Ю. Лермонтова).

Своими горькими слезами Над нами плакала весна.

(А. А. Блок)

Разговоры животных в баснях, мысленный мир Каштанки у Чехова

К числу тропов относят и иронию: она начинается с шутки с легким критическим намеком, степень ироничности возрастает до сарказма — горькой и даже злой насмешки.

Ирония всегда внешне прикрыта учтивостью: Силен!— про сла­бого или о глупом — Умная головушка! Пример горькой иронии — сарказма:

За все тебя благодарю я:

За тайные мучения страстей,

За горечь слез, отраву поцелуя,

За месть врагов и клевету друзей,

За жар души, растраченный впустую,

За все, чем я обманут в жизни был...

(М. Ю. Лермонтов)

К сарказму примыкает гротеск — резкое сатирическое утри­рование изображаемого. Но в обычной сатире зло разоблачается прямо (сатиры Ювенала, Аристофана, Кантемира, Маяковского). Гротеск отходит от реальности образов, перенося изображение в сдвинутый, фантастический мир: это «Гаргантюа и Пантагрюэль» Ф. Рабле, «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина. Целые системы гротескных образов позволяют говорить о соот­ветствующем стиле: гротеск выходит за рамки тропов.

Вернемся к тропам:

Гипербола (вней иносказание выражено в преувеличении свойств изображаемого)

Литота

(приуменьшение в выразительных целях

Алогизм (в нем сое­диняются и преувели­чение, и шутка, и пе-Цнос значения)

Редкая птица долетит до середины Днепра.

(Н. В. Гоголь) Образы Гулливера, Ильи Муромца

Мой Лизочек так уж мал

(А. Н. Плещеев)

Если б быть мне косноязычным,

как Дант или Петрарка!

(В. Маяковский) Вода ? Я пил ее однажды: Она не утоляет жажды.

Суггестивный текст Послушайте!

(объединяет и размыш- Ведь, если звезды зажигают, —

ление, и недоумение, и значит, —это кому-то нужно?

олицетворение, и рито- Значит, кто-то хочет, чтобы они были?
рический вопрос, и И, надрываясь в метелях полуденной пыли,

восклицание) врывается к Богу,

боится, что опоздал, целует ему жилистую руку,

просит, чтобы обязательно была звезда,

клянется,

что не перенесет эту беззвездннуюмуку?

(В. Маяковский)

Проза тоже нуждается в суггестии, лирике, как поэт — в звезде. При всем разнообразии тропов наиважнейшее место в их сис­теме принадлежит метофоре: по Аристотелю, метафора «есть перенесение имени или с рода на вид, или с вида на род, или с вида на вид, или но аналогии. Слагать хорошие метафоры — зна­чит подмечать сходство». В этом определении преобладает логика, но суть схвачена верно. Метафора сближает предметы на основе общего признака — и в прямом, и в переносном значениях. Мета­форами наполнена наша жизнь: идет дождь, он потерял голову, убит горем, горячее сердце, часы идут, тяжелый характер... Речь, насыщенная новыми, непримелькавшимися метафорами, возбуж­дает воображение, воспринимается живо и с интересом. Иные тексты буквально насыщены метафорами:

Улыбкой ясною природа Сквозь сон встречает утро года.

(А. С. Пушкин)

Изящно, образно и всем понятно.

Посредством метафоры формируется многозначность слов, а также фразеология.

Но метафоры, как и другие тропы, — это образы, от частого использования они утрачивают свежесть, превращаются в рече­вые клише, в штампы.

Темные силы, красной нитью проходит, золотые руки при всей своей выразительности уже примелькались. Рядовому автору, тем более в бытовых условиях, такие повторы прощают, хотя и мор­щатся (Друг Аркадий, не говори красиво... — И. С. Тургенев), но не поэтам, не ораторам. Не следует впадать в другую крайность, на­пример:

Ах, увял головы моей куст, Засосал меня песенный плен, Осужден я на каторге чувств Вертеть жернова поэм.

(С. Есенин)

То, что разрешено поэтам, вряд ли годится для рядового гово­рящего и пишущего: они выверяют свои метафоры по критериям Простоты и ясности.

Свойства метафоры — создавать образ при помощи сходства, сравнения нового с хорошо знакомым, обращаясь при этом не столько к логике, сколько к эмоциональному миру, образам зри­тельным, музыкальным, обонятельным и другим. Вот детские мета­форы: солнышко спать пошло; собачка загорает (К. И. Чуковский); бытовые метафоры у взрослых: куры купаются (в песке); птицы поют и пр.

Многообразным метафорам посвящена обширная научная ли­тература, широко употребляется понятие «метафоричность язы­ка», «метафоризация»; метафора работает и в стилистике, теат­ральном перевоплощении. М. М. Бахтин, эстетик и литературо­вед, ввел понятие карнавальности; метафору исследовали Р. Якобсон, В. В. Виноградов, Н. Д. Арутюнова и др.

Метафора — вершина в ряду тропов. Но к этому ряду принад­лежит и эпитет, тоже излюбленный поэтами образ (от греч. «при­ложение») — обычно метафорическое прилагательное, создаю­щее картину:

По дороге зимней, скучной Тройка борзая бежит, Колокольчик однозвучный Утомительно гремит.

(А. С. Пушкин)

Здесь четыре эпитета, но метафоричен — только один: дорога скучная, она вызывает скуку у седока, эту скуку поддерживает еще один эпитет — однозвучный. Прилагательное зимней выполня­ет свою функцию в обрисовке скучной езды, но не несет в себе поэтического образа.

В поэтике различают постоянные эпитеты: солнце крас­ное, море синее, в фольклоре добрый молодец, у Гомера розопер-стая Эос.

Каламбур — не вполне троп, ибо он построен не на ино­сказании, а на омонимии, двусмысленности. На многозначности слова построены анекдоты, шутки, юморески. Вот пример из С. Маршака «Дорогому портному».

Ах вы, разбойник, ах, злодей! Ну, как вы поживаете? Вы раздеваете людей, Когда их одеваете!

Игра слов: До беспредела мы уже дошли, но это еще не предел; Деньги — зло: зайдешь на рынок — и зла не хватает! (Из газет.)

Своеобразный скрытый смысл несут в себе идиомы — фра-зеологические единицы: с руками оторвать, ушки на макушке, до положения риз, глядь-поглядь (не поддаются вербальному перево­ду). Идиомы всегда эмоциональны и несут в себе образ.

Близки к ним и крылатые слова, афоризмы, особенно некоторые из них, близкие к аллюзии. Дело тут в том, что кажу­щееся простым выражение напоминает (только знатокам) про­должение, которое вслух не произносится, но не столь уж не­винно. Нет правды на земле, звучат пушкинские слова («Моцарт и Сальери»), но слушающий мысленно продолжает: Но правды нет и выше! В этой ситуации продолжается молчаливый обмен мыслями.

Поэтика проявляет интерес и к индивидуальным стилям изве­стных писателей: так, в прозе А. С. Пушкина предложения обыч­но невелики; Ф. М. Достоевский подчас усложняет синтаксиче­ские конструкции настолько, что они трудны для восприятия. Фра­зы В. В. Набокова обладают закругленностью и смысла, и струк­туры, строгой соразмерностью частей; например период:

Извне отороченный папоротником, снутри пышно подбитый жимо­лостью и жасмином, там омраченный хвоей елей, тут озаренный ли­ствой берез, громадный, густой и многодорожный, он (парк) весь дер­жался на равновесии солнца и тени, которые от ночи до ночи образова­ли переменную, но в своей переменности одному ему принадлежащую гармонию.

(Дар)

Глава 9. НЕОРИТОРИКА

39. Новые науки о речи

XIX в. ознаменовался расцветом лингвистических учений (А. X. Востоков, И. И. Срезневский, Ф. Ф. Фортунатов, И. А. Бо-дуэн де Куртенэ и др.), речь стала выделяться как обьект самосто­ятельных исследований лишь к концу века, в трудах А. А. Потебни, Ф. де Соссюра, Л. В. Щербы — уже в начале XX в. Основы теории речи заложил де Соссюр, он показал ее отличие от языка как знаковой системы. Л. В. Щерба представлял себе язык в трех аспек­тах: в речевой деятельности, языковой системе и языковом мате­риале, т. е. в совокупности всех текстов — устных и письменных.

В ключе речи как деятельности работали не только лингви­сты, но и психологи — Ж. Пиаже, В. Штерн, Л. С. Выготский, Н.И.Жинкин, А.Р. Лурия.

И в традиционных отраслях языкознания усилился речевой фаК' тор: получили развитие функциональная стилистика, функцио-

сальная грамматика, возникли социолингвистика, теория билинг­визма; было разработано понятие речевого развития личности, появились труды по развитию детской речи; возникли теории ком­муникации (говорящий — слушающий) и массовой коммуника­ции (пресса, радио, телевидение).

В 1953 г. в Блюммингтоне собрались ученые, исследовавшие речь на стыке психологии и лингвистики: так родилась психолинг­вистика (труды Ч. Э. Осгуда, Дж. А. Миллера, Н. Хомского (Чам-ски Н.); в России — А. А. Леонтьева, И. А. Зимней, Ю. А. Сороки­на, И. Н. Горелова и др.).

А. А. Леонтьев так определяет предмет психолингвистики: «Со­отношение личности со структурой и функциями речевой дея­тельности, с одной стороны, и языком как главной "образую­щей" образа мира человека, — с другой» (Леонтьев А. А. Осно­вы психолингвистики. — М., 1997. — С. 19). Он называет следую­щие зоны применения теории и практики психолингвистики:

моделирование речевой деятельности человека, его языковой способности, внутренней речи, кодовых переходов;

теоретическое осмысление не готового текста (это делает линг­вистика), а процессов порождения речи (текста), обучения язы­кам;

проблемы речевого воздействия на человека в потоке жизни, в массовой коммуникации;

конструи зых кодовых систем, понимание механиз-

мов говорен зания, чтения—письма; ввод в компьютер

информаци! м коде; механизмы билингвизма и пр.

Психоли! е делает каких-либо принципиальных раз-

личий межд .тора, писателя и бытовым общением лю-

дей в семье, _л .Неориторика— это уже не только

теория ораторства: цель неориторики определяется как поиск оп­тимальных форм, вариантов, алгоритмов общения в современных условиях, в самых разнообразных ситуациях. Само общение пони­мается в широком смысле: не только обмен информацией, диа­лог, но и все возможные ситуации вербальных и невербальных контактов, включая эмоциональный, использование разных ко­дов — знаковых систем, включая внутренние, мыслительные, коды. Текст понимается как дискурс — речь в потоке жизни с учетом окружения, событий, прошлых и ожидаемых, кодов телодвиже­ний и пр.

Секреты красноречия предназначаются не для избранных и Усваиваются всеми, что предполагает, однако, не снижение вер-^хней планки, а поднятие нижней. При таком понимании речевой Компетентности (не только коммуникативной) психолингвисти­ка и другие науки о речи вкупе создают минимум сведений, обяза­тельных для образовательных систем. Теория речепорождения, ре-^Чевосприятия, понимания, структура общения приравнивается к

теории языка, грамматике. Подобно тому как грамматика лежит в основе культуры и литературной нормы языка, науки о речи ока­зываются гарантами полноценной речи и формирования речевой способности личности.

Психолингвистика пересекается с теорией коммуника­ции, которая в чем-то уже, а в чем-то шире. В контактах, в обще­нии реализуется коммуникативная потребность людей в обмене информацией: каждое высказывание рассматривается как акт речи, подчиненный цели вне этого акта, в жизненной ситуации.

Говорящее лицо, или отправитель речевых сигналов, — это коммуникатор, а лицо, принимающее сигнал, — перципиент.

Сущность коммуникации состоит во взаимном понимании, пе­редаче фактов, обобщенных знаний, идей, побуждений и пр. Это разговор, объяснение, полемика, выработка решения, любые кон­такты, связь между народами, поколениями — связь времен, ди­алог культур.

Обычно коммуникация носит двусторонний характер, реже — многосторонний (в полилоге). Но в современном мире огромного размаха достигла так называемая массовая коммуникация (МК), которая носит односторонний характер: это дорожные зна­ки, вывески, объявления, реклама, масс-медиа, теле- и радио­передачи. Все перечисленное не имеет конкретного адресата, оно обращено к бесчисленному количеству адресатов с расчетом на то, что информация дойдет до массы людей и произведет свое действие.

В МК ярко выражены социальные функции общения: она со­ставляет одно из основных условий существования и развития со­временного общества. С этой точки зрения речь (любая) может измеряться по шкале своей социальной значимости: от бытового общения двоих через многочисленные варианты общения — учеб­ного, профессионального, делового, политического до массовых форм, МК с применением мощных возможностей техники. Таких средств не знал мир, в котором зарождалась классическая рито­рика.

В рекламе, наиболее полно использующей эти возможности и искусства — музыку, живопись, игру актеров, человек перестает играть активную роль равноправного участника диалога, в резуль­тате многократного повторения рекламных клипов срабатывает механизм непроизвольного запоминания, и человек, утратив со­противляемость, поступает так, как ему внушают.

Информационный поток массового воздействия имеет опреде­ленную идеологическую направленность, он поражает своих по­требителей богатством красок, силой изображаемых страстей, щед­ростью затрат, потрясающими сенсациями. МК используется в меж­партийной борьбе, предвыборных кампаниях, дискуссиях, рефе­рендумах.

ПО

Формы обратной связи при МК — звонки на телестудию, пись­ма в редакцию и тому подобные средства — не могут оказать серь­езного воздействия на позиции МК.

В развитых странах (США, Японии, Великобритании и пр.) созданы НИИ, изучающие эффективность МК, моделирующие образ типичного слушателя и зрителя, ранжирующие средства МК по силе их воздействия. Выясняется, как средства МК формируют общественное мнение в стране, какое сплетение искусств облада­ет наибольшей эффективностью. Для этой цели используется схе­ма Лассвелла: кто сообщает? кому? что? посредством какого кана­ла? с каким эффектом? Схема напоминает топы античной рито­рики.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: