Глава 7. ЯЗЫКОВОЙ АСПЕКТ КУЛЬТУРЫ

30. Литературный язык

Отметим его признаки. Сам термин отражает его первый знак: это язык литературы на данном языке в ее пр^ ных образцах. Это понятие историческое: нередко термин лит турный язык дополняется словом современный, однако гран его современности размыты.

Во многих странах в качестве литературного языка был npi язык другой страны: латынь, арабский, испанский как более работанные и полифункциональные. Эти языки использование художественной литературе, публицистике, печати, государстве ных органах, в образовании и т. д.

Второй признак литературного языка — его нормирова! н о с т ь, общепринятость, научная обоснованность. В литература языке сосредоточены наилучшие, по замыслу — оптимальные ере ства выражения мыслей и эмоций, обозначения понятий, он се¹ зан с деятельностью высокообразованных людей, авторов, в i\ новном, письменных произведений. Формируясь в письменной сфс| культуры, литературный язык оказывает нормализующее воздй ствие и на стихию устной речи, разговорную речь. Он являем предметом исследований, научных обобщений, одновременно сре ством и содержанием образования, выполняет лидирующую фр-цию по отношению к различным стилистическим пластам язык Немаловажное его свойство — адекватность другим языкам, соо несенность с ними, что обеспечивает возможность перевода

Особо нужно рассмотреть отношение литературного язи к диалектам как разновидностям языка: он определяется наддиалектная форма, сами же диалекты не проти ставляются общенародному языку и даже охраняются траД не только в среде их носителей, но и среди исследователей рии языка и тенденций его развития.

Понятие литературного языка распространяется на №^{е е} новидности — книжную и разговорную, различия меЖДУ наши дни в связи с расширением средств информации и • ры существенно ослабевают; изменения происходят в к стилевых вариантах, что многими ценителями русского одобряется.

стабилизация литературного языка, его нормализация ^В азграничению стилей языка и стилей речи, а также к ни- «f стилистической нормы в языке. _ввеД^енИ _оПОльзовании, прагматике языка, как уже было отме-

0 ^язь1„ _твуют центробежные тенденции (центром служит нор-
qett°'^^e ^ литературный язык), что означает появление но-
мир°^ваН*| _расШатывающих единую норму языка и на произно-
вых Ф°Р ' _{и на} лексическим, и на грамматическом, и на орфо-
сительн '_м уровнях. Центробежные тенденции мешают, пре-
фзфиче _ер_{Ждению о}бщ_енар_Од_НОГО5 общепонятного, нор-

^пЯТСд_НН0Г0 языка, препятствуют основной функции языка — ^мИ^° ии выражения мысли в единой знаковой системе, понят-ФУ? _{м ЧЛ}енам языкового коллектива, т. е. народа. Такие тен-^Н°^Иции опасны, потому что становление единого языка происхо-^ДеН в условиях дестабилизирующего влияния диалектов — терри-^Допиальных и профессиональных, просторечия, жаргонов, а в тоанах многонациональных — влияния дву- и многоязычия. Так что необходимость твердых норм, строгих и обязательных, была ранее или позднее осознана как средство его защиты от разруше­ния.

В России нормированный литературный язык не оказался чужд и непонятен регионам вследствие того, что в его основу лег говор Москвы, т. е. той территории, на которой сталкивались северно­русские и южно-русские диалекты, отчасти восточные и запад­ные тоже. Это центральное положение Москвы облегчает и нор­мирование, и усвоение нормы.

В образовании литературного русского языка, понятного и по­ныне, решающая роль отводится А. С. Пушкину, писавшему, что он русскому языку учился у «московских просвирен», хотя они и в то время не могли составлять большинства. По-видимому, сам Пушкин не осознавал подлинных влияний: «Он родился балов­нем судьбы, ибо уже по рождению принадлежал к высшему куль-уурному слою старинного русского дворянства, что он сам в себе квд Г!!^{Квысоко} Ценил» (Булгаков С.Н. Речь «Жребий Пуш-лича*' ~ ^ ' *^)^- Далее Сергей Николаевич Булгаков писал: «Ве-_{Же л}!*^Ши^ Русский поэт говорил и мыслил по-французски столь ^пРиоб1^К0' ^{КаК И ПО}~РУ^ССКИ--- Даром и без труда дана была ему эта ^столь Г^^{енность к} Европе, как и лучшая по тому времени школа, ^Ни боль°^{ГаТеЛЬН}° ^ЛЮ^^{ИМЬ1И им} Лицей... Он вступил на стезю жиз-^ег° от д^Шого света, с ее пустотой и распущенностью, и спасла ^бьггь Мож°^ВН°^ ^ги^^ели его светлая муза. Пушкину от природы, ^ЛиЧное б ^СТ' ^{КаК печать} его гения, дано было исключительное

Йтт» ^РОДСТВО» ГТядл "Ж'р"^

!!^{0 п}Реув_е Пушкина на литературу Золотого века невозмож-

°Нчар_{Ов м}^И^.^Ить' ^{Как и} разноликость талантов: Гоголь и Тютчев, ^и Тургенев, Достоевский и Толстой...

Судьбе русского литературного языка благоприятствовали вянские традиции, вся история русской культуры. Норма отражает социальные процессы, реагирует на потребности ства. Важный фактор развития литературной нормы — ее ние к другим языкам: к французскому в XVIII—XIX вв., скому в конце XX в., тюркским, немецкому, древнегреческ латыни. Каналы взаимодействия языков — прямые контакты^' ука, и особенно литература.

Влияние английского, вызывающее сегодня у многих (именно в отношении культуры речи), в конечном итоге, ненно, приведет к обогащению русского.

Исторически сложилось так, что в русском литературном язы ке почти не ощущается влияние региональных вариантов, что oim," тимо в других языках, например в английском — американский вариант, испанском — латиноамериканский. В русском можно от­метить лишь некоторые частные примеры: это так называемое «пе­тербургское» произношение (в основном XIX в.) и особенности русского языка парижской эмигрантской диаспоры (в настоящее время).

Норма литературного языка всегда немного консервативна, она с осторожностью принимает новшества, отражающие его разви­тие. Но иногда новации буквально врываются в неторопливр жизнь нормы: таковы 90-е годы XX в.

В целом нормы литературного языка очень строги, особенно в
книгопечатании; но все же степень их обязательности неодинако­
ва: различают императивные, их нарушения расценивают по­
чти юридически как признак невладения культурой речи, как гру­
бые ошибки. Это нарушения парадигм склонения и спряжения,
непонимание значения слова, почти вся орфография. Другие на­
рушения диспозитивные, не строго обязательные: в отпус­
ку (разг.) — в отпуске (нейтр.). Есть варианты ударений: иначе-
иначе, феномен — феномен; варианты морфологических форм: Лож­
ка дегтя в бочке меда — Ложка дегтю в бочке меда. Однако вариан­
ты постепенно устраняются, унифицируются, особенно в прав⁰'
писании: так, до 1956 г. можно было писать идти, ийти и ит®^%
теперь — только идти. Если варианты не вносят никаких Р^азЛ1^^И
в значения, их оттенки, в сочетаемость слов, их называют ду°
тами, и язык либо освобождается от них, либо дифферениирУ
значения. _й.

За рамками нормы пока остаются многочисленные грамма. ческие, лексические, стилистические варианты, которыми з мается практическая стилистика, их включают в справок «Трудности русского языка». Примеры: формы склонения . числительных и сочетания этих форм с именами сушествй ными, числительные в составе сложных слов: двуслоговое ^ но двухчасовая беседа и многое другое; около дедушкина о°

шкиного дома; два года моей жизни вычерщто или вы-_otcofl° ^обязательны ли формы склонения составим числитель-ч^еР^кНуП!!я1?>5 и многое другое.

цЫ*^тИ _овая норма охранительна, но в некоторых случаях снис-ЯзЫ^к _ОККазиональные слова, в немалом количестве создан-\оД#^теЛ^ _и ц Северянином, В. Маяковским, М. Цветаевой, нор-_нЫе ^п0Э_{сталИ; Н}о и препятствий не встречали. Онирсазали воз-^м0Й«пгти создания новых слов.

31. Произношение. Орфоэпия. Просодия

я устной речи культурно-речевую функцию выпошяет: /владение фонетикой русского литературного вика, ее за-нами, нормами произношения звуков речи в разных позициях

фонем;

б) владение орфоэпической и акцентологически нормой;

в) владение просодическими средствами: интонации — смыс­
ловыми и эмоциональными, ритмом, тембром голоса, фразовы­
ми ударениями, паузами и пр.

Человек овладевает этими животрепещущими сюеиами, опи­рающимися по преимуществу на интуицию — языковое чутье, в раннем детстве под влиянием речи, звучащей в семи. Основные фонетические средства усваиваются до 5 лет, но полная диффе­ренциация звуков может задержаться до 8—9 лет. Ударение и ор­фоэпия усваиваются труднее, усвоение просодических средств зависит от эмоционального развития личности, они трудно под­даются кодификации, норме и определению. Например, можно ли говорить об эталоне сдержанности или, наоборот, развязности в речи? Между тем эти коннотации играют не последнюю роль в овладении культурой речи.

В условиях билингвизма серьезным нарушением произноситель­ной нормы бывает акцент (например: Он говоршш-русски сво-оодно, но с сильным прибалтийским (или грузинским)щентом); это ледствие интерференции родного языка, в отдельншслучаях этот

л°^{С навыка} родного языка преодолеть не удается.

"^еТИКа (⁴² Ф°^немы) ^еЩ^{е не} обеспечивая произноси-
* ^культУР^ы: нужно овладеть орфоэпией, которая обширна
^сколь^{еТ НС столько на} правила (в отличие от орфографии),
н_Иям^КЯ^На традицию; сказанное относится и к словесным ударе-
сте_и d ^{ь в этом} могут словари, например «Словарь трудно-

^°^{ГО п}Р°^{изношения>> м}- Л- Каленчук и Р. Ф Касаткиной

^пРоизн ^{В ЭГ0Й книге} ~~ наиболее полный свод правил русского тве_Р ^щ^^ния и выделены такие «тонкости», кактрщные случаи

^тани ^{СТИ согласных в} разных позициях, произношение

^rjIacHbi_x ^{И согласных}> разные случаи позиционных чередований

Орфоэпия в общем обеспечивает единообразие звукового оформления устной речи, охватывает реализацию фонем, ритми­ку (сегментацию) речевого потока и словесное ударение. Она ре­агирует и на исторические процессы: так, в XX в. усилилось вли­яние буквенного написания на произношение как результат все­общей грамотности, школьного чтения.

Эталоном произношения до недавнего времени служила так назы­ваемая сценическая речь, однако в последние годы она все более подчиняется узуальным влияниям, утрачивает функции эталона. В то же время повышается роль телевидения, где выдвигаются теле­ведущие и обозреватели, дающие многомиллионной аудитории уро­ки культуры речи (Е. Киселев, С. Сорокина и многие другие).

Орфоэпия конца XX в. все более подчиняется системе и обо­снованной норме: выделены разделы «Произношение согласных и гласных звуков», «Глухость—звонкость», «Твердость— мягкость», «Долгота—краткость», разграничиваются фонетические законы и орфоэпические правила. В качестве примеров здесь приводится оп­позиция долгота — краткость.

Фонетические законы:

а) долгие согласные на конце слова теряют долготу: кла[сс]ы —
кла[с];

б) долгие согласные корня в позиции рядом с другими со­
гласными перед суффиксом теряют свою долготу: кла[сс]ы —
кла[с]ный.

Орфоэпические правила (один из примеров): на стыке суф­фиксов -ист- и -ск- могут произноситься звуки [сек] и [ск]: алъ-пини[сс]кий и альпини[с]кий¹.

Пользоваться подобными правилами не всегда легко в повсе­дневной речи, они предназначены для самоконтроля.

Многие слова или морфемы согласно традиции произносятся не так, как пишутся: конечно — [канешно], синего — [ейн'ьво], его — [эво].

Многие орфоэпемы находятся в переходной стадии: до[жж']" или до [жд']м. В подобных случаях могут помочь стихи, где рифма выявляет произношение:

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные злые дожди, Как крынки несли нам усталые женщины, Прижав, как детей, от дождя их к груди?

(К. Симонов)

В то время молодой еще поэт произносил [длждй] (рифма дож­ди — к груди), но старшее поколение говорило до[жж']м.

¹ См.: Каленчук М.Л., Касаткина Р.Ф. Словарь трудностей русского про­изношения. — М., 1997.

Здесь оказалось возможным представить орфоэпию лишь не­сколькими примерами; между тем в культуре речи она играет осо­бо важную роль: ошибки замечаются сразу. И не прощаются...

Строга культура речи и к ударениям, несмотря на то что они в русском языке правилами не регулируются, ударение разномест-но в отличие от многих других языков: в польском — на предпо­следнем слоге, во французском — на последнем. Акцентологиче­скую норму проверяют только по словарям. Все усваивается в прак­тике аудирования и говорения, достигая автоматизма.

Просодия высоко ценилась в Древней Греции, она изучает­ся в современных театральных учебных заведениях. Интонации, тембр голоса, фразовые ударения, паузы несут на себе смысло­вую нагрузку, которая может оказаться решающей: Ну, ты умен!, произнесенное с иронией, имеет противоположное значение. Бы­страя речь передает волнение говорящего, громкое восклица­ние — это либо приказ, либо протест. Просодические средства, как правило, не нормативны. Но их богатая палитра свидетель­ствует о высокой культуре речи говорящего, тогда как монотон­ная, невыразительная, бесстрастная речь отнюдь не украшает ора­тора.

Просодические средства нуждаются в описательной характе­ристике.

Речевой поток делится на сегменты, разные по величине: это фразы, сложные синтаксические целые или сверхфразовые един­ства, эти конструкции разделяются различными типами пауз и имеют свою интонационную структуру.

Более мелкие сегменты — это синтагмы, фонетические слова, чередования ударений, наконец, слоговой состав слов.

Совокупность всех этих элементов создает ритмику речи, кото­рая наиболее отчетлива в стихах, но она есть и в прозе; так созда­ется гармония в противоположность «рубленой», отрывистой, не­гармоничной речи (в которой, впрочем, некоторые поэты улав­ливают своеобразную гармонию дисгармонии). Мелодика речи, повышения и понижения тона, ускорения и замедления темпа, вплетаясь в ритмику структур и сегментов, создают как бы музы­кальный рисунок речи. Сегодня по разным причинам этой ритми­кой и гармонией пренебрегают, но стоит вслушаться, вчитаться в ^3вУчание прозы И. С. Тургенева, М. М. Пришвина, В. В. Набоко-^Ва Да и многих других — и удастся уловить прелесть этой гармонии. А- С. Пушкин писал:

Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи; Старца великого тень чую смущенной душой.

Но перейдем от трудноуловимого к тому, что все же поддается £°Дификации: это смысловые интонации и интонационные кон-^СтРУкции (ИК-1 — ИК-7). Так, В. И.Чернышев выделил интона-

ции законченности и незаконченности мысли, вопроса и утвер* дения, выделительную, перечислительную, обобщающую, интп нацию противопоставления и др. Эталоны произношения имеют собственные знаки препинания: двоеточие, тире. Еще более кон кретны ИК, которые, начиная с 70-х годов, даются в учебниках фонетики. Покажем одну из них:

ИК-3

Анна пьетсок? Анна пьет сок?

—>

—»

—>

Перечни интонаций приведены в практической частиданной книги, они соотнесены с коннотациями, видами тембраголоса и другими паралингвистическими средствами.

32. Лексическая норма. Точность выбора

Лексический запас языка огромен: судя по словарям, обще­употребительная лексика русского языка насчитывает около 130 тысяч единиц плюс несколько десятков тысяч единиц значе­ний за счет многозначности слов (оттенки значений здесь не учи­тываются, так как они зависят от текста). Эти подсчеты сделаны по 17-томному «Словарю современного русского литературного языка», но в нем нет научной терминологии (а это миллионы слов), профессиональной лексики, топонимики (географических названий), имен и фамилий и многого другого.

По очень острожным подсчетам, в языковой памяти современ­ного образованного человека хранится не менее 200 тысяч лекси­ческих единиц родного и изучаемых языков. Такое количество, с одной стороны, может обеспечить выбор слова, адекватного за­мыслу, с другой строны, не так легко сделать этот выбор быстро, в условиях спонтанной речи, монолога и, особенно, диалога. На деле очень часто так и бывает, что выбирается и звучит не самое удачное слово, даже явно неудачное. И говорящий обвиняется в низкой культуре речи. В письменной речи обычно такого недо­статка времени не бывает, но привычка подводит и пишущего.

Таким образом, первое правило культуры речи в области лек­сики — это выбор точных, оригинальных слов; нельзя повто­рять одни и те же. Последнее тоже нелегко, так как слова, упот­ребленные один-два раза, становятся активными; по мнению И. П. Павлова, они индуцированы и тонус их выше. Оказывается, что знающий до 200 тысяч слов в своем активном словаре, как показали исследования, имеет всего 5 тысяч слов, а некоторЫ^е обходятся тремя: отсюда убогость и мысли, и речи.

Убежденность некоторых людей в том, что им не хватает ело для выражения их «богатых» мыслей, надо понимать так, что о# плохо знают свои «кладовые», не умеют извлекать наилучшие ело из своей памяти.

i\ поэт, воскликнувший: Как бедна у мира слова масгт&Р^ская-Ходящее — откуда взять?— прав лишь в том смысле, «л"⁰ Д^еи~ ятельно лексический фонд языка растет из потребности выра­жения мысли.

Второе требование — уместность слова, коммуникта?ивная несообразность выбора, его соответствие уровню и иит£Р^{есам U} песата, а также соответствие стилю. Последнее — одна мз самых астых ошибок. Не одно лишь прямое значение слова, но f¹ эмо-'шональные окраски слов, их архаические или инноваци онные _оГтенки, профессиональная принадлежность должны быть- пред­метом выбора.

Естественно, что в рамках второго требования отсекаются про­сторечные слова, жаргонизмы, диалектизмы, если их вы^ор не вызван третьим требованием — выразительностью, о-с(?бенно в художественном произведении. Выразительность речи с'^ъязана не только с выбором слова, эта сторона речевого мастерства вклю­чает и отбор материала, и композицию текста, и образность, ис­пользование фигур и тропов, фразеологии и афоризмов.

Коммуникативная целесообразность — этсР срав­нительно новое понятие, это требование прагматично, нап равле-но на достижение оптимального контакта и взаимопонимания. ^в сущности, риторической цели — убеждения, т. е. воздейст1^вия на собеседника. В современной лингвистике можно встретить тгермин фактор адресата: действительно, речь может достигнуть высшего утровня эффективности лишь в том случае, если она найде?т наи­более полный отклик в сознании слушателя. Уровень по1**^ания> эмоции, направленность личности, ее ценностные ориен'^та11.^ии> идеологическая позиция — все должно быть учтено говоря!Щ^им-

Это достижимо лишь в тех случаях, когда собеседники знают Друг друга, могут моделировать и прогнозировать результа*^т- Как он меня поймет? И поймет ли? И какова будет реакция'? Учет Фактора адресата нужен в профессиях учителя, адвоката, .лекто-Ра, дипломата, коммерсанта — любого, кто работает с лнюдьми. В сущности, любой человек нуждается в умениях, связанны* ^с Фактором адресата, ибо и в быту с учетом этого фактора ст|Р°^ится ^Вся этика общения, уважение к собеседнику, элементарна:^ веж­ливость.

" трудах по литературоведению, обычно в главах «Творческая

оратория ^мастеР^а слова», приводится много поучительны!™ при-

^Ров того, как у автора стихов и прозы протекали «муки с^лова»,

к автор десятки раз менял эпитет, добиваясь предельно°й ^точ-

сь/°^{ТИ И вы}Р^{азитель}ности. Вот слова Бориса Годунова: Унш^сь> ^м°й

_Тель ^НаУ«и сокращают нам опыты быстротекущей жизни. 1Ъ орази-

Нов ^{НЭЯ емкость} выражения, лаконизм, глубокая мудростьЬ- Чер-

бд_аг ^Ки многих великих мастеров слова сохранились и изучаются

°Дарными потомками. Впрочем, известно, что некоторые² унич-

тожили свои черновики, например Ф. И. Тютчев. Это право лич­ности...

Можно встретить сочетание лексическая норма: но ведь нет правил, моделей, парадигм, подобных грамматическим!

Что же понимать под лексической нормой?

Во-первых, это т о ч н а я закрепленность семантики слова: одного или нескольких значений, первого, основного, зна­чения, признанных переносных и фразеологически связанных зна­чений. Эта закрепленность зафиксирована в академических толко­вых словарях (О ж е г о в СИ., Шведова Н. Ю. Толковый сло­варь русского языка. — М., 1993—2000; Словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. А. П. Евгеньевой).

Во-вторых, это учет исторических процессов в лексике и се­мантике: слова и значения устаревают, появляются новые. Изда­ние новых толковых словарей и переиздание старых неизбежно отстают от указанных процессов, и в отдельных случаях понятие лексической нормы размывается. Некоторую помощь оказывают словари типа «Новые слова и значения», словари иностранных слов, исторические и этимологические словари.

В отдельных случаях происходит как бы тотальная мена целых групп лексики, названий улиц, городов, а также возникновение огромного количества аббревиатур в 90-е годы XX в. Создается зона на какое-то время «неузаконенных» слов, сочетаний. Сло­варь языка — это вечно бушующий океан, в котором, тем не ме­нее, каждый носитель языка должен чутко ориентироваться.

В-третьих, норму формируют лексико-семантические образо­вания типа синонимических рядов, имеющих доминанту и целое семейство стилистически маркированных лексических вариантов; антонимов — точнее, антонимических пар; паронимов — «сме­шиваемых слов» типа злиться и злобствовать, архаичный и архаи­ческий; омонимов типа мир — «антоним войны» и мир — «сино­ним вселенной» и т.п.

Ориентироваться в этих областях нормы помогут опять-таки словари, например: Александрова З.Е. Словарь синонимов русского якыка. — М., 1978; 8-е изд. — М., 1995; Львов М. Р Словарь антонимов русского языка. — М., 1978; 7-е изд. — М., 2001; и др.

Наиболее полно соблюдается норма в сочетаемости (валентно­сти) слов и словообразований. Об этом будет сказано несколько подробнее.

Овладение нормами словоупотребления — процесс весьма дли­тельный и сложный: надо знать теоретическую лексикологию и лексикографию, хоть в какой-то степени — историю русского язы­ка, неплохо было бы знать 2—3 иностранных языка, ориентиро­ваться в латыни и древнегреческом, знать русскую классическую литературу, научиться читать творение В. И. Даля «Словарь живо-

го великорусского языка» — самый востребованный словарь за 140 лет, его же «Пословицы русского народа».

Полезно знать диалектные словари, например «Словарь псков­ских говоров», жаргонные, например «Толковый словарь уголов­ных жаргонов» (М., 1991), словари личности: они, разумеется, не нормативны, но полезны для сравнения.

Сочетаемость слов

Каждое знаменательное слово обладает способностью соеди­няться, сочетаться не с любым другим словом, а лишь с некото­рыми, образуя синтаксические структуры — словосочетания. Мож­но сказать высокий, заслуженный авторитет, но нельзя — «почет­ный авторитет», «дорогой авторитет». Говорят занимать высокое положение, но не «играть положение», зато можно играть роль. Согласие можно дать или получить, можно изъявить согласие, но нельзя «бросить» или «забыть согласие».

Словосочетания могут быть построены по способу согласова­ния (темный лес), управления (пошел в театр) или примыкания (повернул направо, громко закричал). Эти три способа связи — грам­матические.

Но сама сочетаемость традиционна и усваивается на основе речевой деятельности — аудирования, говорения, чтения и пись­ма. Поэтому в родном языке ошибки в сочетаемости сравнительно редки, но иностранцу русскую сочетаемость усвоить трудно.

Сочетаемость слов в виде отдельных примеров дается в толко­вых словарях, но валентность каждого слова может исчисляться десятками случаев, вся эта система в обычные словари не вмеща­ется. Сравнительно недавно появились словари сочетаемости (на­пример, под ред. П. Н. Денисова, В. В. Морковкина), они исполь­зуются в учебных целях.

Изучаются также наиболее типичные ошибки, например на предложное и беспредложное управление: избежать — чего? на­казания, выговора, замечания, беды, неприятности, какой-либо уча­сти, отправления куда-либо, болезни, смерти. Соблюдение сочетае­мости слов — важный элемент культуры речи.

Норма в словообразовании

Вречи используются готовые слова, просуществовавшие, воз­можно, сотни лет. Казалось бы, рядовому носителю языка созда­вать новые слова не следовало бы, и нормы словообразования ему не нужны.

Но это не совсем верно по следующим причинам: во-первых, новые слова все же создаются, они рождаются в стихии речи (в Узусе), и важно, чтобы они соответствовали моделям, традици­онным для данного языка: вертолетчик, спутниковый; во-вторых, индивид все же имеет право на «окказиональные», разовые сло-^ва, не предназначенные для регулярного использования, и эти продукты словотворчества не должны быть уродцами; в-третьих,

для понимания не только новых, но и старых слов, ранее не встре­чавшихся слушающему, надо, чтобы последний узнавал их струк­турные модели.

Наконец, новые слова ведь могут создаваться не только мор­фемным способом, но и лексико-синтаксическим (новые значе­ния старых слов), морфолого-семантическим (переход слова в другую часть речи: причастий — в прилагательные, прилагатель­ных — в имена существительные, существительных с предлогом — в наречия и пр.) и способом аббревиации.

Последний способ трудно поддается контролю: огромное ко­личество аббревиатур, т. е. сокращений типа, например, ОНИ — «окружная налоговая инспекция». Они затрудняют общение, так как чиновник, работающий в ОНИ и создавший этот продукт, искренне убежден, что это слово всем понятно, любой человек поймет эту абракадабру.

Злоупотребление аббревиатурами — дурной тон, крайность де­лового стиля речи. Ибо любой способ образования новых слов и значений должен быть регламентирован, тем более что процессы эти активны и подчас дают тонкие семантические различия. При­водим пример переходного случая:

Мальчик, одетый по-зимнему причастие

Одетые и неодетые мальчики

толпились у входа прилагательные

Пропускали только одетых,

неодетые толпились у дверей существительные

Представляет интерес детское словотворчество:

по модели: не по модели:

Он «обманитель», «обманутель» Он «врук»

«Уступливый»

Соколишка («плохонький сокол») «соколюк»

Словотворчество весьма распространено в шутливой, юмори­стической речи как среди взрослых, так и у детей.

33. Грамматическая норма

Грамматика наиболее полно отражает систему парадигм и пра­вил функционирования языка, поэтому любые нарушения грам­матического строя в речи воспринимаются как грубейшее нару­шение ее культуры, литературной нормы. Простейшие ее требова­ния касаются точного соблюдения систем склонения имен, спря­жения глаголов, построения словосочетаний, всего огромного раз­нообразия предложений — простых, сложных, осложненных, а также образования причастий и деепричастий, степеней сравне­ния прилагательных и пр. Это формальная сторона.

Как ни важна форма, но функциональный аспект и сложнее, и теснее связан с семантикой, выражением мысли. Культура речи состоит в неразрывном единстве этих двух подходов в грамматике.

В лингвистических исследованиях грамматике всегда уделялось первостепенное внимание: ее логико-смысловому фактору, фор­мальному подходу, структуральному, коммуникативно-функцио­нальному, семантическому. Естественно, что с позиций ритори­ки и теории речи наиболее весом предпоследний, функциональ­ный, и культура речи, ее уровень определяются по результатам коммуникативных актов, познавательной деятельности, выраже­ния мысли, ее богатству, гибкости, разнообразию.

Грамматические механизмы усваиваются ребенком практичес­ки в возрасте от полутора до пяти лет: все, что в грамматике, морфемном составе слов закономерно, парадигматично, усваива­ется в практике аудирования и говорения, на основе аналогий форм и значений; все эти грамматические закономерности обыч­но не вызывают трудностей у детей. Но отклонения от закономер­ности, непродуктивные формы, исключения из правил — все то, что выходит за рамки системности, дается детям, да и взрослым, с большим трудом. И трагедия в том, что все эти нерегулярные явления утверждены нормой, они уже стали традиционными, нор­мативными как факты литературного языка. Все они должны быть заучены.

Приведем пример: продуктивный 1-й класс глагола имеет осно­вы: инфинитив на -а(ть) — бегать, настоящее время на -a\j] — бегают (-\J]ym), непродуктивный класс: пахать — пашут, но гово­рящий имеет тенденцию строить личную форму по модели 1-го продуктивного класса, т. е. «пахают», плакать — такают и тому подобные формы нарушают норму: это ошибка не такая уж редкая.

Школа затрачивает немало сил и времени на усвоение подоб­ных нерегулярных явлений. Перечень таких «правильных непра­вильностей» очень велик, назовем некоторые из них — именно те, которые дают частые ошибки:

а) двоякие формы, например, множественного числа имен су­
ществительных: килограмм баклажан и килограмм баклажанов; крат­
кая форма предпочтительнее;

б) колебания в роде имен существительных: бакенбард или ба­
кенбарда;

в) колебания в суффиксах образований женского рода: дояр —
°°ярка (здесь все ясно), но овчар —?; костюмер — костюмерша, но
преподаватель — не «преподавательша», а преподавательница;

^г) трудности в склонении фамилий или топонимов: Жюля Вер-
^На или Жюль-Верна? из Бордо, из Оша (?);

Д) большие сложности с образованием падежных форм состав­ных имен числительных типа 578: в текстах формы косвенных па-Аеяй как правило, не употребляются, что в устной речи приво-

дит к массовым ошибкам (нужно: к пятистам семидесяти пятьюстами семьюдесятью восемью). В «Практической стил ке» Д. Э. Розенталя зафиксировано более 600 грамматичаски туаций и соответствующих им правил, рекомендаций к выб

В синтаксисе простого и сложного предложений основные ности у говорящего и пишущего связаны с цепями подчинит ^Д~ ных связей в предложениях. Так, размер предложения в р_ец_и ^Ль~ ловека со средним образованием колеблется от 10 слов д₀ 2п^ отдельные предложения достигают 35 слов и более, но «упрелот^Э ющий синтез» (термин Н. И. Жинкина) равен в оперативной ^Э чевой памяти 5—9 знаменательным словам. Иными словами н только говорящий, но и пишущий, начав предложение, ещё J может знать, как он его закончит. Предполагается, что говорящий и пишущий, начав предложение, уже имеют общую схему (сетку матрицу) высказывания, но выбор слов и тем более связи между словами еще не намечены. Такой механизм синтаксического офор­мления речевого потока требует высокого уровня автоматизма и опережения, но если его недостает, то неизбежны грубейшие ошибки, нарушения правил синтаксиса и страдает общий рису­нок речи: пропуски, повторы, поправки, неоправданные паузы, а иногда и возврат к началу текста ради новой попытки.

Трудности синтаксической нормы, приводящие к ошибкам:

а) словосочетания с глагольным управлением, предложным и беспредложным. Так, в сочетании купил книгу глагол купил требу­ет, чтобы существительное книга было употреблено в винитель­ном падеже; купил в магазине — в предложном падеже.

Примеры ошибок:

правильно

бояться простуды, грозы касаться проводов, прикасаться к проводам описывать что-то, писать о чем-то объяснять что-то

б) цепи родительных падежей допускаются лишь до 4-го зве­
на, 5-е считается ошибкой, нарушением: Исследование (^4erOi
употребления (1) глаголов (2) движения (3) в документах делово
стиля (4) конца (5) XVIII века (6)...;

в) тягостное впечатление производит однообразие синтак
ческих конструкций, обычно малых по размерам, а также и^е^
придаточных предложений, последовательно подчиненных, ^с ^
ним и тем же союзом что или союзным словом который (слУ⁴
ся до 3—4 придаточных); _qc0~

г) чрезмерное влечение к обособленным конструкциям, ₍
бенно к причастным оборотам, также не кажется естествен

в бытовой речи (оттенок высокого стиля причастий от-° _{е в} хущ _в._; в какой-то мере он сохранился и теперь); ся _{еННО в} пособиях по культуре речи осуждается совре-^ ^Нб тенденция к абстракциям, в частности к употреблению ценная _{гольных} имен существительных с суффиксами -ени[)]е, рядов о _{ость и} -ство: напряжение, плодоношение, философство-'' .нетерпеливость и т. п.; ^efl/"t пезмерное усложнение периодов, не всегда удобочитаемое

ьменном тексте, нежелательно в устной речи; ^{8 ПИ}? повторы слов, словосочетаний и типов предложений также огпя украшают речь, хотя, впрочем, повторы используются к риторические фигуры, особенно в поэтике: ритмические сегменты, рефрен, анафора и эпифора.

Таким образом, норма в морфологии и синтаксисе в значител fa­rm степени обеспечена правилами и моделями (парадигмами), в •этом отношении она выгодно отличается от лексической нормы. Нарушения нормы поддаются рубрикации:

а) нарушение правил, т. е. четко сформулированных требова­
ний;

б) неудачный выбор в многочисленных случаях неустойчивых
форм, выбор, определяемый не столько формулой «можно/нельзя»,
сколько привычкой, чрезмерным доверием своему чутью;

в) употребление форм риска — форм, которых следует избе­
гать, например дублеты: чтят — чтут, стлать — стелить; форм,
лишенных смысла, например, 1-е лицо будущего времени от гла­
гола победить, его просто не употребляют в русском языке; нако­
нец, форм, понимаемых двусмысленно: «обессмерчивают», «об­
уславливают»;

г) недочеты, связанные с бедностью, однообразием речи ин­
дивида.

34. О стилистической норме

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: