КУЛЬТУРЫ РОССИИ НА ПЕРЕЛОМЕ ЭПОХ 3 глава

Как же происходила карточная игра? За столом, покрытым зеленым сукном, собирались понтеры, т.е. игроки. Их могло быть несколько (как в «Маскараде», в сцене игры Арбенина) или двое (как в «Пиковой даме»). Вспомним: «Все обступили Германна. Прочие игроки не по­ставили своих карт, с нетерпением ожидая, чем он кончит. Германн стоял у стола, готовясь один понтировать противу бледного, но все улыбающегося Чекалинского. Каждый распечатал колоду карт. Чека-линский стасовал. Германн снял и поставил свою карту, покрыв ее кипой банковских билетов. Это похоже было на поединок. Глубокое молчание царствовало кругом»³.

Что же привлекало к карточной игре? Независимо от того, была ли она коммерческой или азартной. А то, что В. Даль определял как существенную черту всякого русского человека - «задор, вспых, го­рячность, запальчивость». Именно таким образом он определяет слово «азарт»⁴. У русского человека он бывает столь заразителен, что даже такая спокойная игра, как шахматы, может стать основой азартного поединка. Свидетельство чему находим в письме писателя С.Н. Мари­на князю М.С. Воронцову: «На нас нашло новое сумасшествие: все, что дышит в баталионе, играет в большую (т.е. по-крупному. - В.Г.) в шахматы; все сделались мастерами, и мы с Арсеньевым кончим, я думаю, когда-нибудь дракою не на шпагах, а просто за волоса»⁵.

И не станем удивляться сему казусу: в России 20-30-х годов XIX в. шахматы были увлекательной игрой в обществе. Возможно, толчком к тому стало то, что в 1821 году издано было первое руководство по шах­матам, автором которого был И. Бугримов, один из первых наших шах­матистов. В шахматы стали играть в сословных клубах, аристократиче­ских салонах, усадьбах. Вспомним, что и у А.С. Пушкина Ленский и Ольга

«На стол облокотясь, порой

Сидят, задумавшись глубоко,

И Ленский пешкою ладью

Берет в рассеянье свою»⁶.

¹Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. С. 154, 155.

²Там же. С. 145.

³Пушкин А.С. Поли. собр. соч. - Т. VI. - С. 355.

⁴Даль А. Толковый словарь... — Т. I. — Ст. 17.

⁵Марин С.Н. Поли. собр. соч. - М., 1948. - С. 306.

⁶Пушкин А.С. Поли. собр. соч. — Т. V. - С. 87.

Впрочем, для азартного человека совсем не обязательны какие-либо аксессуары той или иной игры. Он может поспорить, например, о том, какая из двух дождевых капель скорее достигнет края оконного стекла.

Вспомним в связи со сказанным и двух русских мужиков, сделав­ших по поводу проезда чичиковской брички весьма глубокомыслен­ные «кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. «Вишь ты, - сказал один другому, - вон какое колесо! что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?» - «Доедет», - отвечал другой. «А в Ка­зань-то - я думаю, не доедет?» - «В Казань не доедет», - отвечал другой. - Этим разговор и кончился¹. Здесь ведь тоже азарт, правда, проявляемый весьма специфично. В соответствии с уровнем интел­лекта и культуры.

Кстати, Екатерина И приостановила почти на столетие проникно­вение в Россию такой азартной игры, как лотерея². В 1771 году в сто­лице появились представители «итальянской лотереи», которые обе­щали доверчивой публике, что «поставя 1 рубль, получишь 4800, при поставке 20 рублев получится 48000». Граф З.Г. Чернышев, президент Военной коллегии, доложил об этом предприятии императрице. На его проекте Екатерина II начертала: «Слава Богу, Мы не в таком положе­нии, чтобы для умножения дохода казны нашей несколькими стами тысяч рублей, Мы имели нужду народу давать поощрение к большему мотовству и повод ко всем порокам, из того проистекающим. И для того откажите италианским проекторам. Екатерина».

Почему же все-таки люди легко идут на заключение пари или вклю­чаются столь же легко, как правило, в ту или иную азартную игру? Что заставляет играющих в карты делать ставки в игре, иногда достаточно крупные, а затем с трепетом ожидать исхода? Уже не однажды было доказано, что находящиеся рядом с азартной игрой вряд ли могут удержаться от соблазна. Вспомним Германна, который, казалось бы, мог часами сидеть у игорного стола и не участвовать в игре. Пока он не узнал «тайны» трех карт, впрочем.

И это не «слабость воли», а, как пишет жена Ф.М. Достоевского Анна Григорьевна в своих воспоминаниях, «всепоглощающая челове­ческая страсть, нечто стихийное, против чего даже творческий харак­тер бороться не может»³. Достоевский лишь одна из тысяч жертв азар­та, вынужденных рисковать состоянием здоровьем, а иногда и жизнью, ради удовлетворения маниакальной страсти к игре.

Исследователь азартных игр А. Вайке, изучив анкеты множества респондентов — заядлых игроков, пришел к выводу, что две позиции этой анкеты вызывали у них наибольшее количество ответов, объясня­ющих причины этой страсти: тренировка интеллекта и необъяснимое

¹ Гоголь Н.В. Собр. худож. произв. - Т. V. - С. 9.

² Первый в России розыгрыш художественной лотереи имел место 26 марта 1837 г. В помещении «Общества поощрения художеств» (Петербург).

³Достоевская А.Г. Воспоминания. - М., 1987. - С. 183.

возбуждение¹. Думается, второе объяснение более справедливо. Имен­но оно определяет страсть К азартным играм. И к карточным играм, прежде всего. Эту страсть и эксплуатировали карточные шулера, отно­шение к которым в обществе было весьма брезгливым.

Екатерина II в письме к московскому главнокомандующему Измай­лову 7 августа 1795 года писала: «Коллежских асессоров Иевлева и Малимонова, секунд-майора Ропштейна, подпоручика Волжина и секре­таря Попова за нечистую игру сослать в уездные города Вологодской и Вятской губерний под присмотр городничих, и внести притом имена их в публичные ведомости, дабы всяк от обмана их остерегался»².

К столь жестким мерам по отношению к тем, кто был склонен к нечестной игре, прибегали в России, впрочем, не столь уж часто. Чаще было иное: замеченного в нечестной игре наказывали сразу, здесь же, на месте преступления. Так поступил, к примеру, гетман Разумовский, ули­чивший фельдмаршала Апраксина в мошенничестве за карточным сто­лом. Он дал ему пощечину, а затем крепко поколотил его руками и но­гами, сопровождая «учебу» советами не садиться более за игру в карты.

Зло это побороть вряд ли было возможно. В 30-40-е годы XIX в. нечестная игра в России стала подлинной эпидемией. «Светский шу­лер, - отмечал в своем исследовании Лотман, — сменился шулером профессионалом, для которого «картежное воровство» сделалось ос­новным и постоянным источником существования. Шулерство сдела­лось почти официальной профессией, хотя формально преследовалось по закону»³. Команда профессиональных шулеров, прикидывавшихся, как в комедии Н.В. Гоголя «Игроки», случайно встретившимися путе­шественниками, «до нитки» обирала простоватых помещиков, юных офицеров, случайно попавшихся в их сети. А дело-то в том, что гра­ница, «отделяющая крупную профессиональную «честную» игру от игры сомнительной честности, была достаточно размытой»⁴. Челове­ка, отказавшегося от дуэли, проявившего трусость на поле боя, никог­да не приняли бы в порядочном обществе. К карточному шулеру от­носились хотя и брезгливо, но тем не менее достаточно терпимо. Правда, друзей об этом предупреждали, как это делает Платон Михай­лович, представляя Чацкому Загорецкого («Горе от ума»):

«............... человек он светский,

Отъявленный мошенник, плут:

Антон Антоныч Загорецкий.

При нем остерегись: переносить горазд,

И в карты не садись: продаст»⁵.

¹ Вайкс А. Энциклопедия азартных игр. С. 10.

²Цит. по: Тарасов С, Попов С. Игры для всех: азартные и неазартные - М., 1991. — С. 5.

³ Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. С. 159.

⁴ Там же. С. 146.

⁵ Грибоедов А.С. Избранные произведения. - М.. 1961. - С. 147.

Не будет преувеличением, если мы скажем, что карты были в XIX в. своеобразным зеркалом своей эпохи. И действительно, если в начале XIX в. азартные игры еще позволяли проявиться поэтическим и даже романтическим сторонам характера россиян (Печорин, Арбенин, Силь-вио, Германн и др.), то к середине XIX в. карточные игры стали ре­меслом, промыслом, направленным к одной цели: ограбить и унизить тем самым человека. Близилась пора бессердечной расчетливости «же­лезного века».

Среди форм развлекательного досуга рассматриваемого нами пери­ода особое место занимали различные потешные действа. Склонность русского народа к потехе, острому словцу, розыгрышу общеизвестна. И государь Петр Алексеевич был в этом отношении наиболее изобре­тателен по сравнению с другими отечественными монархами. Помимо упомянутых в главе 2 настоящего издания «дня всех дураков»¹, «шутей­ных праздников» с их «покаянными процессиями», пародийных свадеб, в досуговой жизни ряда аристократических домов существовала еще одна забава. Речь идет о проделках шутов. Как установил Д. Иловай­ский, в России издавна «шуты и карлы составляли принадлежность каж­дого знатного и богатого дома, и естественно, что в государевом дворце они были особенно многочисленны»². Задача у шута была предельно конкретная: организовать застольные розыгрыши (шутейки)³; сопровож­дать обед шутками, остротами в адрес гостей государя (или государы­ни). Кстати, они далеко не всегда были высокого качества и уровня. Тем не менее это развлекало и потешало всех присутствующих.

Петр I, например, особо выделял шута Балакирева, личность, бе­зусловно, талантливую⁴. Неслучайно ему разрешалось присутствовать даже на встречах молодого государя с послами иностранных держав.

¹ Один из первых таких праздников был организован в Петербурге 1 апреля 1719 г. заезжим гастролером - силачом и «канатным плясуном» Карлом фон Эккснбсргом. В день его спектакля зал был полон. Пришел и Петр 1. После поднятия занавеса, к публике вышел Эккснберг, сообщивший, что сегодня-дс 1 апреля и, по европейской традиции, спектакль можно считать сыгранным! Публика, естественно, оторопела от такого наглого заявления и уже готова была проверить на гастролере силу своих ку­лаков. Положение спас Петр, который громко расхохотался и первым стал аплодиро­вать шутнику. Возможно, это был первый первоапрельский розыгрыш в России.

² Иловайский Д. Отец Петра Великого. - М, 1996. - С. 423.

³Одна из «шутсск» была такова: на стол подавали огромное блюдо с горой красных раков, посыпанных зеленью. Лакомство первостатейное! Однако, как только кто-либо из гостей пробовал выломать клешню или сломать панцирь рака, тот начинал активно сражаться за жизнь. Гости пугались, что естественно. А затем принимались хохотать. Секрет розыгрыша прост: раков перед подачей на стол укладывали в блюдо с водкой, нахлебавшись которой, они засыпали. При попытке же надругательства над ними, они просыпались.

⁴ Его достаточно характеризует следующий эпизод: некий вельможа за обедом, весьма дерзко насмехаясь над Балакиревым, спросил его: «Послушай, милый мой, какое расстояние между тобой и глупым ослом? — «Самос малое, - ответил Балакисрв. - Один только стол». Острота присутствующими была оценена по достоинству». (Цит. по: Романов П. Застольная история государства Российского. — М., 2002. - С. 57.).

Петр был вспыльчив от природы, и Балакирев, очевидно, был для государя своеобразным зеркалом. Если шут начинал принимать неес­тественные позы, пыжится, надуваться и прочее — Петр сразу же ста­новился серьезнее, деловитее, проще.

Хотя шутам и дозволялось во время обеда сидеть за императорским столом, третировали их достаточно жестоко. Особенно в годы правле­ния Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны. Шутами были не только карлики. В шуты могли определить дворянина, даже высокого проис­хождения, за какие-нибудь провинности. Подобная практика началась при Екатерине I, ставшей императрицей после смерти Петра I. Она заменяла шутов, часто безродных, шутниками и остроумцами из дво­рянского сословия. Так, в наказание за переход в католичество, при­дворными шутами стали князь М. Голицын и граф А. Апраксин. Ека­терина II шутов не жаловала, но ценила острое словцо и хорошую, остроумную шутку. Мода на шутов во времена Екатерины II постепен­но исчезает в аристократических домах.

Развлекательный досуг, конечно же, не ограничивался в те года потешными действиями и забавами, устраиваемыми шутами. Суще­ственной его формой были ассамблеи, введенные в обиход аристокра­тической дворянской среды Петром I. Впрочем, состав участников ассамблеи был довольно демократичен. В соответствии с указом Пет­ра, здесь присутствовали не только высшие чины, представители дво­рянства, но и знатные купцы, мастера, а также их жены и дочери. Стоит заметить, что попасть в число приглашенных было в те времена не столько привилегией, сколько первым этапом карьеры.

Уже приходилось говорить на страницах этой книги, что значе­ние ассамблей для сферы досуга в России необыкновенно велико. Взрывая домостроевские традиции, Петр давал своеобразный на­глядный урок обществу по усвоению новых общественных взаимо­отношений в часы досуга; ставил задачу осмысления своего «соци­ального заказа»: изучить, перенять европейские традиции организа­ции досуга с тем, чтобы на их основе сложились свои национальные. Делал он это довольно жестко. Но при этом, как сообщают совре­менники, любил часто предупреждать: «Добро перенимать у фран­цузов художества и науки; а не перенимать их нравы»¹. По сути, ассамблеи были прообразом балов, маскарадов, карнавалов XVIII и XIX вв.

По определению В.О. Ключевского, ассамблея - это «и биржа, и клуб, и приятельский журфикс, и танцевальный вечер»². Очень точное и полное определение, ибо, действительно, здесь не только танцевали и угощались тем, чем потчевал хозяин. Ассамблеи устраивали импе­раторы, их устраивали и их ближайшие сподвижники.

¹ Нартов А. Рассказы о Петре Великом. Фрагменты авторской рукописи. - Родина, 2002. - № 7. - С. 41.

² Ключевский В.О. Русская история. - Т. III. - С. 122.

Первая петровская ассамблея состоялась 27 ноября 1718 года. Ле­том они проводились либо в Летнем саду, либо в Петергофе, где среди фонтанов, гротов, аллей приготовлялись разные забавы. Здесь впервые в августе 1723 года прозвучала Симфония вод, задуманная Петром. Мастера весьма изобретательно выполнили его указание о таком со­оружении фонтанов, чтобы «воду пустить, дабы из-под ног вода ли­лась к земле гладко, как стекло...» По свидетельству очевидцев, в большом гроте были установлены несколько стеклянных колоколов, подобранных по тонам, организуя тем самым, как тогда определяли, «колокольню, которая водой ходит». «Пробочные молоточки у колоко­лов приводились в движение посредством особого механизма, коле­сом, на которое падала вода. Колокола издавали во время действия приятные и тихие аккорды, на разные тона»¹. Устраивались и иные забавы.

Само же действие начиналось с того, что по пушечному сигналу в пять часов вечера к берегу приставала целая флотилия небольших судов, на борту которых находились гости. Им предлагалось совер­шить прогулку по парку, принять участие в танцах, до которых, как свидетельствуют современники, Петр был весьма большой охотник. Он часто сам распоряжался танцами, выделывая, по выражению одного из современников, такие «каприоли», которые мог бы изобре­сти лучший балетмейстер того времени². Петр мог запросто сесть играть в шахматы с простым матросом, пить вместе с ним пиво или курить длинную голландскую трубку, не обращая внимания на танцу­ющих здесь же дам.

Разумеется, после танцев гости приглашались «закусить». Все ис­торики отмечали необычайную хлебосольность Петра I. Впрочем, Ключевский при этом замечал, что «его хлебосольство порой станови­лось хуже демьяновой ухи. Привыкнув к простой водке, он требовал, чтобы ее пили и гости, не исключая дам». Историк писал, что бывало «ужас пронимал участников и участниц торжества, когда в саду появ­лялись гвардейцы с ушатами сивухи, запах которой широко разносил­ся по аллеям, причем часовым приказывалось никого не выпускать из сада»³. Сам же Петр мог позволить себе в ходе ассамблеи отправиться на «стоящую у берега Невы яхту соснуть, приказав гостям дожидаться его возвращения»⁴.

Здесь же, на ассамблеях, сложилась традиция «палить» из пушек при поднятии тостов в честь императорской особы или его прибли­женных. Об этом вспоминают в своих мемуарах «птенцы гнезда Пет­рова»: «всякий раз палили из 11 пушек» или «из 14 пушек с корабля или яхты его величества»⁵.

¹ Гсйрот А. Описание Петергофа. - СПб, 1868. - С. 25.

²См.: Шубинский С.Н. Исторические очерки и рассказы. — М., 1995. - С. 25.

³Ключевский В.О. Русская история. — Т. II. — С. 523.

⁴ Там же. С. 525.

⁵ Цит. по: Родина, 2003. - № 1. - С. 44.

Нередко пушечные выстрелы «дополняли» даже церковные обря­ды. Так, например, обряд водосвятия, проводившейся на Неве 6 января 1711 года, сопровождался не только звоном колоколов, но и пушечны­ми залпами. А в ноябре 1710 года артиллерийские залпы, при венча­нии герцога Курляндского с племянницей Петра 1 Анной, будущей императрицей Анной Иоанновной, подчеркивали торжественность со­бытия.

Ассамблеи, как уже мы отмечали, породили балы. В соответствии с высочайшим указом Петра I (1719 г.), они были заявлены как обя­зательный элемент придворного церемониала, как непременный ком­понент всех праздников, проводимых в стране. Можно согласиться, в принципе, с доктором искусствоведения Е. Дуковым, отличающим бал «по поводу» от «регулярного бала». Но - с некоторой корректировкой его позиции.

Действительно, бал, организованный «по поводу» был «связан с каким-либо событием, государственным или частным»¹. В этом соче­тании нет противопоставления: событием была, скажем, и победа на поле брани и рождение сына у конкретного вельможи. И в том, и в другом случае «закатывался» бал, имевший, однако, различный резо­нанс: общественный или частный.

Суть же «регулярного бала» представляется совсем не в том, что он «мог проходить в частных домах и быть личной инициативой того или иного вельможи»². Суть «регулярного бала» - в его постоянности, определенном порядке, регламенте (один-два раза в неделю или в месяц и т.п.). Такого рода балы имели место и при императорском дворе Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны, Екатерины II и т.д. Поэтому точкой отсчета для определения «регулярного бала» служит прежде всего место его проведения (и это, во-первых). И тогда допустимо говорить о балах придворных, светских (в салонах знатных вельмож, например), домашних или детских (в городских или сельских усадьбах). Их мож­но классифицировать по способу организации (и это - во-вторых). В данном случае следует отличать коммерческие от благотворительных. Наконец, в-третьих, следует отличать балы, исходя из сословного признака. И тогда это - балы дворянские, купеческие, чиновничьи и т.п. На этом последнем признаке «регулярного бала» стоит остано­виться подробнее.

Хорошо известно, что в любой иерархической структуре нижесто­ящий слой старается всегда копировать стандарты жизни и поведения тех, кто принадлежит к вышестоящему слою. Копирование это всегда носит «подставной» характер, ибо, как правило, отражает не содержа­ние, а только усвоенную внешнюю форму. И к тому же с непременным «перебором». Особенно в отношении к одежде, к моде. По воспоми­наниям Анны Ахматовой, истинно светские люди одевались всегда

¹ Дуков Е. Славные садовые гульбища. - Родина, 2003. - № 3. - С. 104

² Там же.

скромно и никогда — по последней моде (отставание от нее должно было быть обязательно!). А «роскошно одевались, - вспоминала по­этесса, - по последней моде, и ходили в золотых туфлях жены знаме­нитых адвокатов, артистки, кокотки. Светские люди держали себя в обществе очень спокойно, свободно, просто...». Стоило же выходцу из нижестоящего слоя попасть, волею ли случая или счастливого обсто­ятельства, в высший слой, на, скажем, бал в Дворянском собрании, как тут же становилась заметной всем тщетность его усилий стать «своим среди своих».

Если в Дворянском собрании какого-либо губернского города соби­рался обычно небольшой круг семейств высших представителей адми­нистрации, то в Купеческом собрании (или клубе) действовал принцип «всем вольный ход, все гости дорогие». Если в Дворянском собрании танцевали иногда в шесть или немного более пар, в Купеческом собра­нии танцевали всегда «в два каре», т.е. в два ряда, отчего толкучка возникала неимоверная.

И хотя и в Дворянском собрании, и в Купеческом клубе танцевали одни и те же танцы, по свидетельству очевидцев, танцевали их весьма разно. Польку, к примеру, в Дворянском собрании «танцуют изящно, колыханье равномерное». В купеческом же обществе, как только заиг­рают польку, «смотришь, несутся уже несколько пар; пары эти при первом же движении сталкиваются; блажен, кто умеет отскочить, как волчок, но едва отскочит, натыкается на другую пару...» и т.д.¹ Срав­нительный анализ бальной культуры различных социальных слоев лишний раз подтверждает справедливость выдвинутых авторов при­знаков «регулярного бала».

Создание в XVIII в. бальной системы потребовало открытия в сто­лицах и ряде губернских городов танцевальных залов и школ, удов­летворения возросшего спроса на бальную обувь, пошив бальных платьев и т.п. О громадном интересе к бальным танцам говорят и издаваемые в это время нотные сборники, содержащие, наряду с «ода­ми российскими», менуэты, «аглицкие контрдансы», французские ко­тильоны и «прочие штудии для различных музыкальных инструмен­тов»². Разумеется, возник спрос и на опытных учителей танцев (или танцмейстеров).

Бал в России весьма отличался от балов европейских; в нем не было английской чопорности, немецкой тщательности, французской фри­вольности. Он был, во-первых, достаточно демократичен, ибо предла­гал некоторые возможности для преодоления сословных различий. Но - только на время бала! Так повелось, как было отмечено, еще с петровских времен. И на балах XVIII-XIX вв. эта традиция не исчез­ла: даже на придворный бал мог быть приглашен безродный офицер (просто потому, что всегда не хватало кавалеров). Он имел право, в

¹Цит. по: Родина, 2000. - № 12. - С. 86-87.

²Дуков Е. Славные садовые гульбища. С. 104.

свою очередь, пригласить на танец любую светскую даму, но, пройдя танец, обязан был вернуться на предназначенное ему место. Сослов­ная часть участников бала располагалась обычно напротив оркестра; все прочие, в том числе и чиновники, располагались либо вокруг оркестра, либо в правом или левом углу зала. Пространственные по­зиции представителей разных сословий были здесь четко определены. Поскольку, во-вторых, Россия не прошла периода увлечения рыцар­ством, что было принципиально для Европы, культ дамы на россий­ском балу - явление примечательное. Вспомним, что на Руси женщина вообще не имела права появиться в праздничном публичном простран­стве без специального указания главы дома (отца, мужа). Поэтому введенный Петром I бальный церемониал не только снял с нее жест­кие ограничения на появление в обществе, но и возложил на женщину (даму!) некие распорядительные функции. Она могла быть избрана «королевой бала». Она имело право отказать кавалеру в приглашении на танец или, напротив, использовать форму «белого танца» (таковым чаще всего был менуэт). Столь активную роль женщины в сфере до-суговой культуры можно, без всякого преувеличения, оценивать как подлинную революцию в условиях устоявшихся, сложившихся века­ми, традиций патриархальной России.

Третья особенность российского бала обусловлена менталитетом нации. В русском общества всегда существовала определенная дистан­ция во взаимоотношениях старшего и младшего, начальника и подчи­ненного и т.п. Здесь она сглаживалась. Но - частично! Бал для русско­го дворянина отнюдь не частное дело, не развлечение только. Тем более если он занимал определенное положение в обществе. Имел к тому же титул князя, графа или хотя бы барона.

Бал создавал условия для проявления и поддержания социальной сословной функции. И в этом смысле он - своеобразное общественное действо; если угодно - непременная служебная повинность, использу­емая и для поддержания личного престижа дворянина. Поэтому явка на бал или маскарад была для всех приглашенных столь же обязатель­на, как для офицера явка по вызову командира. Ощущение этой обя­зательности дает, например, следующий указ Елизаветы Петровны (ноябрь 1750 г.): «... при дворе е.и.в. быть публичному маскараду, на котором иметь приезд всем придворным, и знатным персонам, и чуже­странным, и всему дворянству с фамилиями, окромя малолетних, в приличных масках»¹.

И, наконец, в-четвертых: для отечественной досуговой культуры XVIII-XIX вв., развивающейся, как мы неоднократно отмечали, под явным влиянием и давлением православной церкви, бал стал формой своеобразного «университета культуры». Судите сами: поскольку балы имели, чаще всего, тематическую основу (историческую или фольклор­ную), необходимо было именно в этом стиле подготовить костюм (или

¹Цит. по: Анисимов Е.В. Россия в середине XVIII века. С. 157.

платье), продумать (предварительно ознакомившись с соответствующей литературой) линию поведения своего персонажа, разучить танец, соот­ветствующий традициям страны его возникновения, и т.д.

Разумеется, и искусству костюмирования (особенно для бала-мас­карада), и этике поведения, в соответствии с избранным костюмом, следовало учиться. Этому помогали многочисленные, как сейчас бы мы сказали, методические пособия: «Жизнь в свете, дома и при дво­ре», «Хороший тон» и пр. Здесь можно было найти советы по созда­нию костюма для маскарада: прочитать, скажем, что «костюм Людо­вика XIV немыслим без башмаков на высоких французских каблуках», что «итальянка не обойдется без кораллов», что «костюмы девушек времен рыцарства... производят эффект только на стройных, высокого роста дамах». Из этих же пособий можно было также узнать, что, «одев костюм, надо на все предлагаемые вопросы отвечать так, как бы от­ветила личность, которую она изображает, и отнюдь не выходить из

своей роли» и т.п.¹

Бал, таким образом, для досуговой культуры XVIII-XIX вв. был явлением весьма значимым, ибо понуждал дворянина активно знако­миться с различными видами искусства: музыкой, чтобы лучше, точ­нее чувствовать характер танца и не нарушать «каданс»; изобразитель­ным искусством, чтобы в картинах художников находить благородные, красивые, изящные позы; фехтованием, поскольку, как тогда считалось, оно способствует согласованным движениям головы, корпуса, рук и ног. К этому перечню нельзя не добавить и необходимость знакомства с новинками литературы, последними постановками в театре, чтобы уметь при общении на балу продемонстрировать свою эрудицию или «ученость», как тогда говорили.

К появлению на балу тщательно готовились и мужчины, и женщи­ны. В соответствии с указом Петра I о костюме (1700 г.) мужчина обязан был появиться на балу в европейском платье; исключение де­лалось для офицера, для которого обязательным был парадный мун­дир. Обязательным для всех был и парик².

Женщина, переодевшаяся к этому времени в европейское платье, обязана была появиться на балу не только в парике, но и непременно напудренной и нарумяненной. Появиться без пудры и румян, а также без мушки, считалось предосудительным. О мушке следует сказать особо.

Мушка - это маленький кусочек черной тафты, который наклеивал­ся на грудь, плечо или лицо. «Стоило только наклеить мушку на таком месте, на которое в особенности хотели обратить внимание, и можно

¹ Хороший тон. Сборник правил и советов на все случаи жизни, общественной и семейной. - М., 1966. - С.160, 159.

² До 1730 года существовал так называемый «алонжевый», т.е. удлиненный парик; впоследствии его носили только пожилые мужчины. В 1719-1723 годах постепенно увлеклись короткими париками с косичками, но после 1789 года они вообще исчезли из мужского обихода.

было быть уверенным, что взоры всех то и дело будут обращаться на это именно место. Так и поступали». При этом с помощью мушки придавали то выражение, которого хотели добиться. «Кто хотел про­слыть плутовкой, помещал мушку около рта, кто хотел подчеркнуть свою склонность к галантным похождениям, помещал ее на щеке, влюблен­ная — около глаза, шаловливая — на подбородке, дерзкая — на носу...»'. Так готовилась дама к выезду на бал в XVIII в. В 40-50-е годы XIX в. требования к бальному наряду несколько изменилось: отпала надоб­ность в напудренных париках, набеленных лицах и мушках. Но тща­тельность, с которой выстраивался (именно так!) бальный туалет, была обязательной.

Вспомним здесь Кити («Анна Каренина»): «Несмотря на то, что туалет, прическа и все приготовления к балу стоили Кити больших трудов и соображений, она теперь в своем сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала на бал так свободно и просто, ... как будто она родилась в этом тюле, кружевах, с этой высокою прической, с розой и двумя листками наверху... Платье не теснило нигде, нигде не спус­калась кружевная берта², розетки не смялись и не оторвались; розовые туфли на высоких выгнутых каблуках не жали, а веселили ножку. Пуговицы все три застегнулись, не порвавшись, на длинной перчатке, которая обвила ее руку, не изменив ее формы. Черная бархатка меда­льона особенно нежно окружила шею»³.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: