В XVII-XIX (ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ) вв.

«Мы должны поставить памятники прошлого на службу будущему. Ценности прошлого дол­жны стать активными участниками жизни на­стоящего, нашими боевыми соратниками».

Д.С. Лихачев

В предыдущих главах уже отмечены были такие своеобразные досу-говые центры, как, во-первых, церковь, ибо русский человек XV-XVI вв. был примерным прихожанином, старавшимся в праздничные дни не пропускать ни одной церковной службы. Во-вторых, кабак, привлекав­ший определенную, как свидетельствуют источники, но все же, не слиш­ком еще значительную часть мужского (взрослого) населения². В-треть­их, дом родственника, соседа, друга, товарища, который с полным пра­вом может быть оценен как досуговый центр, ибо гостя здесь ожидало всегда не только (да и не столько!) застолье, сколько дружеское обще­ние: разговоры, споры, пересуды, совместное пение и пр.

В XVII-XVIII вв. положение церкви продолжало укрепляться. Го-стевания (у родственников и друзей) стали обычным делом. Количе-

¹ Терещенко А. Быт русского народа. - Ч. IV- С.261.

² Специальным указом (1779 г.) Екатерина II повелела кабаки называть более бла­гозвучно - «питейный дом», «понеже от происшедших злоупотреблений название ка­бака сделалось весьма подло и бесчестно, хотя в самом деле токмо худое пития упот­ребление» Щит. по: Смирнов Г.К. Городские питейные дома второй половины XVIII века // В сб.: Архив наследия - 1999. - М., 2000. - С. 240). Впрочем, новое наимено­вание оставалось официальным (для отчетов, газет и пр.); в народе же заведение это по-прежнему называли кабаком.

ство же питейных заведений (тех же кабаков) заметно увеличилось. Если в 1626 году их было, например, в Москве 25, то в 1775 году на 200 тысяч тогдашних жителей уже 151, в 1805-м - 116, а в 1886 году, «когда сивуха получила название дешевки, - 1248 кабаков»'. Лишь в деревнях и небольших городах было по одному питейному дому. В уездных же городах их насчитывалось от 3 до 10, а в губернских центрах - около двух-трех десятков². И это - естественно. В равной мере питейные дома отвечали как индивидуальным потребностям простонародья, уровень образования и культуры которого был весьма невысок, так и интересам государства, ибо благодаря питейным домам сбор налогов в государственную казну был достаточно высок³.

Заинтересованность государства в питейных домах была столь ве­лика, что с XVU1 в. они создаются по специально разработанным губернскими архитекторами (В. Поливановым, Нижний Новгород; Ф. Штенгелем, Тверь; И. Чичаговым, Санкт-Петербург и др.) проектам. Некоторые из этих проектов представляли собой великолепные приме­ры архитектуры раннего классицизма, весьма достойные по своему художественному уровню.

Появление в России трактировбыло явлением, безусловно, положи­тельным. В ряде мест они смогли основательно потеснить кабаки (т.е. питейные дома) с их атмосферой разнузданного пьянства, предлагая более благоприятные условия для неспешного общения. Так, по распо­ряжению Петра 1 в аустериях (так первоначально назывались трактиры) непременно должна была быть газета «Ведомости», издаваемая с 1702 года; каждому ее читателю в аустерии полагалось бесплатное угощение. Первый в России трактир, названный «Аустерия», был открыт в Санкт-Петербурге в 1705 году. Хозяином его был обер-кухмистер Фельтен. В те годы слово «трактир» (с немецкого - гостиница, харчев­ня) было еще неведомо русскому человеку. Но оно довольно быстро вошло в обиход; понимали, что это место, где можно переночевать и, как отмечал Даль, «где пьют и едят из платы»⁴. Впрочем, довольно долго, вплоть до середины XIX в. в трактирах отсутствовали крепкие напитки⁵. Основными постояльцами и посетителями трактира были первоначально иностранные шкиперы и моряки. До 1709 года «Аусте­рия» была единственным трактиром в Петербурге. Однако потребность в них простой люд, купечество оценили положительно, и создание трактиров (и не только в Петербурге) началось. Впрочем, было оно не столь уж и стремительным.

¹ Кондратьев И.К. Седая старина Москвы. - С. 446.

² Смирнов Г.К. Городские питейные дома второй половины XVIII века. - С. 233.

³ Питейные дома делились на три категории: мелочные, где напитки отпускались

кружками и чарками; ведерные, где торговали ведрами, полуведрами, четверть ведра­ми; выставки, т.е. места временной продажи вина во время праздников, гуляний, яр­марок.

⁴Даль В. Толковый словарь... — Т. 4. — С. 821.

⁵ По иным источникам, подача спиртного строго регламентировалась.

Согласно переписи различных учреждений 1787 года, в Московской губернии, например, существовали 27 каменных харчевен, 16 питей­ных домов; в самой же Москве, помимо отмеченных, было 26 камен­ных, 18 деревянных харчевен и 41 питейный дом. Как видим, в данной описи трактиры еще не были обозначены.

Однако постепенно, по мере того как общественная жизнь брала верх над семейной, количество трактиров решительно увеличива­лось. В соответствии с утвержденным в 1835 году Николаем I По­ложением о трактирных заведениях и местах для продажи напит­ков... в каждом городе полагалось иметь строго определенное коли­чество трактиров. Так, в Петербурге, например, в 1835 году предписывалось иметь «рестораций 35, кофейных домов 46, тракти­ров 40, харчевен 50». В Москве к 1867 году одних только трактиров было более 400.

Упомянутый документ важно было отметить потому, что он уста­навливал определенный регламент для посещения тех или иных пи­тейных заведений. Так, рестораны и кофейные дома предназначались исключительно для дворянского сословия. Трактиры же - для лиц среднего сословия (купцов, ремесленников, учителей и.п.). Ну, а хар­чевни и питейные дома - для прочей публики (ямщиков, мелких тор­говцев, крестьян и т.д.). Женщинам было вообще запрещено посещать и рестораны, и кофейные дома, и трактиры.

Впрочем, довольно долго, вплоть до середины XIX в., и в столицах, и в провинции к любителям посещать трактиры относились с боль­шим предубеждением. В изданных записках некоего орловского старо­жила читаем: «Так ежели случится молодому человеку холостому зай-тить в трахтир (орфография сохраняется. - В.Г.) и после вздумает жениться, то, как скоро узнают, что он был в трахтире, то не отдадут ни за что никакой девки; только говорят: «Ох, матушка, он трахтир-щик, у трахтире был»'.

Тем не менее трактир, как вспоминают очевидцы, занимал не пос­леднее место в общественной жизни любого русского города, ибо «за едой и выпивкой, а то и за чаепитием вершились часто крупные дела и сделки, главным образом по коммерческой части»².

Значимость трактиров увеличивалась особенно во время проведе­ния ярмарок (Нижегородская из них была самая знаменитая). «Исста­ри веков местом встречи и деловых сношений, - писал А.П. Мельни­ков, - здесь является трактир. Измаявшись за день в лавке, под вечер шел торговец бывало в трактир не для гульбы и даже не всегда только для того, чтобы напитаться, а больше для встречи с нужными людьми, для того, чтобы послушать, о чем толкуют, поразузнать, что делается

¹ Орловская старина. Из записок тамошнего старожила // Северное обозрение, 1849. - Декабрь. - С. 779.

² Давыдов Н.В. Москва. Пятидесятые и шестидесятые годы XIX столетия // Кн.: Ушедшая Москва. - М., 1964. - С. 35.

у соседей, своеобразной тонкой коммерческой дипломатией повыве-дать у приятеля по возможности о положении на других рынках...»'. Иначе говоря, ярмарочный трактир вполне можно оценить как первый в России деловой клуб.

Здесь надо заметить, что популярность трактиров в России (не только ярмарочных) вообще была и выше, и прочнее, чем популяр­ность ресторанов. Разумеется, у простонародья и купечества. Это можно объяснить рядом моментов. Во-первых, благодаря атмосфере домашности, уюта, который умели создавать в лучших трактирах. Например, московских, из которых особо славились «Большой Мос­ковский трактир» Турина, трактир Тестова, «Ново-Троицкий» на Иль­инке и т.п. Здесь всегда было «чинно, чему содействовал служитель­ский персонал — половые... решительно все степенного вида, учтивые и в своем роде очень элегантные; чистота их одеяний - белых рубашек была образцовая»². В обычные дни это были ситцевые, а по воскре­сеньям и праздникам - шелковые рубашки.

Во-вторых, благодаря высокому уровню национальной кухни, коей народ в России всегда отдавал предпочтение перед кухней француз­ской, характерной для ресторанов. Национальная кухня требовала и национального напитка, коим становится вино простое, т.е. чистая водка³, употребляемая, в основном, в среде купеческой и простонарод­ной.

В-третьих, притягательную славу трактиру создавала и появившаяся в XVIII в. склонность россиян к чаепитию⁴, обстоятельному и не­спешному. Непременно из самовара⁵, с баранками или кренделями, и сахарком, обязательно «в прикуску», а частенько и с лимоном⁶.

¹ Мельников А.П. Очерки бытовой истории Нижегородской ярмарки (1817—1917). -Нижний Новгород, 1993. - С. 19.

²Давыдов Н.В. Москва. Пятидесятые и шестидесятые годы XIX столетня. — С. 36.

³ В.В. Похлсбкин пришел к выводу, что термин «водка», как основной для опреде­ления данного продукта, появился в XVIII в., так как именно «в это время перестали «рассычивать» хлебное вино (т. с. разбавлять его сытой - водным раствором пчелиного меда. - В.Г.), перейдя к ароматизации и отбиванию неприятного запаха травами и пряностями...» (Похлсбкин В.В. История важнейших пищевых продуктов. С. 203).

⁴Чай, вообще-то, древнейший на земле напиток. Есть свидетельство, датируемое 56 годом до н. э., содержащее приказ «сварить наконец чай и принести чайный при­бор». Речь идет о китайской рукописи. Однако сеть и другие сведения, что еще ранее (точная дата неизвестна) чай был ввезен в Китай из Ассама (см.: Липе Ю. Происхож­дение вещей. - Смоленск, 2001. - С. 188).

⁵Кстати, первые в России самовары стали делать в 1740 году на заводах Демидова в поселке Суксун Пермской губернии. Позднее (1778) за их производство взялся туль­ский купец Н. Лисицын. И с тех пор именно Тула стала «столицей» русского самовара. Как произведения прикладного искусства, начиная с XIX в., наши самовары неизменно завоевывали первые призы на международных выставках, российских ярмарках и т.п. Есть, впрочем, исследователи, которые утверждают, что русский самовар вторичен, ибо у степного народа кипчаков существовал-дс давно сумавар, г. с. котел для варки пищи в двигающейся повозке (см.: М. Аджи. Полынь половецкого поля. - М., 1994. - С. 113).

⁶ Наши предки действительно «придумали» пить чай с лимоном. Во всем мире он так и называется - «russian tea» («русский чай»).

В.Г. Белинский, говоря об обилии трактиров в Москве, которые «все­гда битком набиты преимущественно тем народом, который в них только пьет чай», замечал при этом, что этот народ в состоянии вы­пить «в день по пятнадцати самоваров», ибо просто «не может жить без чаю», притом что «пять раз пьет его дома и столько же раз в трактирах»'.

Ошибочно полагать, ссылаясь только на пьесы А.Н. Островского, что чай - купеческий напиток. Отнюдь! Первоначально он подавался в домах очень богатых людей, ибо чай был весьма дорог: за пакет в 800 грамм можно было получить соболиную шкурку. Чай, пишет в своем исследовании историк кулинарии Похлебкин², был «с середи­ны XVII и до середины XIX в., то есть в течение 200 лет, преиму­щественно, а иногда и исключительно, дворянским. Но дворянская литература, как ни старалась отразить этот факт, не преуспела в этом отношении...».

Короче говоря, чай лишь к середине XIX в., завоевав любовь различных сословий, стал истинно национальным напитком в Рос­сии³. После дворян чай возлюбили купцы, затем к ним «присоединя­ются чиновники, духовенство, различные промежуточные мелкобур­жуазные слои, крестьяне, рабочий люд и вплоть до отверженных, люмпенов, городской голытьбы и уголовного дна»⁴. Об этом говорят такие бытовые выражения, как «заходи на чаек», т.е. заходи без пред­варительного сговора, приглашения; «гонять чаи»; «пара чая» - это заказ в трактире двух чайников - с кипятком и для заварки и т.п. И в превращении чаепития в национальный обычай трактир сыграл не последнюю роль.

И наконец, нельзя не назвать еще один манок, содействовавший повышению престижа трактиров среди его завсегдатаев. Дело в том, что в ряде трактиров были установлены органы (или оркестрионы) и многие любили заходить сюда со «специальной целью послушать действительно хороший орган»³, игравший мелодии из «Аскольдовой могилы» и других популярных тогда произведений. В иных трактирах можно было услышать арфисток, исполнителей на народных инстру­ментах, русские или цыганские хоры. В середине XVIII в., в связи с возросшим в обществе интересом к концерту некоторые трактирщики, выгоды ради, стали приспосабливать свои помещения для этой цели. Так, в Петербурге, к примеру, концерты часто происходили в зале

¹ Белинский В.Г. Собр. соч. - Т. 7. - С. 143.

² Похлебкин В.В. Кушать подано! — С. 265.

³ Чай в России появился в 1640 году. Царь Алексей Михайлович получил в дар от монгольской орды 200 пачек чая. Первоначально он воспринимался как лекарство, способное «освежать и очищать кровь». Тем не менее в конце XVIII века его можно было найти во многих московских лавках. Активное распространение его началось в 1787 году. II здесь надо с благодарностью вспомнить о купце В. Псрловс. много спо­собствовавшем его распространению.

⁴ Похлебкин В.В. Кушать подано! — С. 399.

⁵ Давыдов Н. В. Указ. соч. — С. 37.

Виртембергского трактира на Малой Морской или в Английском трактире на Галерной улице.

Отмеченные особенности русского трактира позволяют утверждать, что он действительно сыграл определенную роль как своеобразный центр досуговой культуры. Здесь созданы были достойные условия для общения, игры в бильярд, домино или карты, чтения свежих газет и пр. Трактир, иначе говоря, был и местом деловых встреч, и местом непринужденного общения. Согласимся с исследователем обществен­ной жизни этого периода Э. Фуксом, заметившим, что трактир - это «отдых и развлечение до известной степени в хорошем, возвышающем смысле слова...»¹.

Вряд ли можно утверждать, что рестораны,появившиеся в России в начале XIX в., обладали такой же популярностью, как трактиры. Они, как уже было отмечено, привлекали определенные слои дворянства, и особенно офицерства, а также холостую молодежь. При этом надо за­метить, что первоначально посещение ресторана считалось весьма пре­досудительным в дворянской среде (вспомним, как и посещение трак­тира в среде купеческой). Об этом писал Ф.Ф. Вигель (один из учреди­телей литературного кружка «Арзамас», где часто бывал А.С. Пушкин): «Обедать за свои деньги в ресторациях едва ли не почиталось развра­том; а обедать даром у дядюшек, тетушек, даже у приятелей родитель­ских или коротко-знакомых было обязанностью»².

В 30-40-е годы XIX в. отношение общества к посещению рестора­нов начинает меняться. И уже почтенные отцы семейства, не говоря уже о деловых людях, представителях богемной жизни (актеров, ху­дожников, литераторов), не таясь посещают рестораны. Более того, «благородно рожденным» юношам, вступающим в жизнь, непременно следовало хотя бы один раз посетить ресторан. Об этом пишет в своих мемуарах Т.П. Пассек³: «Юноше в первый раз от роду обедать в рес­торане равняется первому выезду в собрание шестнадцатилетней ба­рышни, танцевавшей до того в танцклассах под фортепиано»⁴.

До середины XIX в. посещение ресторанов скорее было модой, чем удовольствием. Здесь отсутствовала та домашняя атмосфера, что была характерна для лучших трактиров того же времени. Рестораны могли привлечь лишь хорошим выбором заморских вин, среди которых осо­бо почитались коньяк «Фин-Шампань», шампанское «Мадам Клико», ликеры «Крем-деваниль», «Какао-Шуве» и др. И, конечно же, фран­цузской кухней, почти обязательной для любого ресторана.

Для упрочения своего положения некоторые рестораны решили обратиться к помощи цыганских хоров. Здесь надо вспомнить, что

¹ Фукс Э. Иллюстрированная история нравов. Буржуазный век. — М., 1996. — С. 366— 367.

² Цит.: Культура застолья XIX века. - С. 115.

³ Пассек Татьяна Петровна, друг юности и родственница А.И. Герцена, жена исто­рика В.В. Пассска, автор известных воспоминаний.

⁴ Культура застолья XIX века. - С. 115.

цыганская музыка (песни, романсы, танцы) была вообще чрезвычай­но популярна, особенно в дворянской среде. Свидетельством тому -великолепные сцены в романах, повестях, пьесах А.С. Пушкина, Н.С. Лескова, Л.Н. Толстого и др. Конечно же, не все цыганские хоры поднимались до уровня хора, которым управлял Илья Соколов, вы­ступавший обычно в московском ресторане «Яр», что, кстати, нашло свое отражение в популярном романсе «Соколовский хор у «Яра». Итак, если трактиры были прибежищем либо купечества, либо простого люда, то рестораны посещались людьми в основном состо­ятельными. Но и те, и другие заведения, конечно, не могли быть по­вседневными. Не был повседневным и еще один тип учреждения, связанный с досугом. И назвать его следует.

Было бы фарисейством со стороны автора не упомянуть весьма своеобразный центр досуга, привлекающий определенную часть муж­ского общества. Речь идет о публичном доме(или доме терпимости). В Европе XVII-XIX вв. они были весьма распространены. Особенно в Германии, Франции, Испании, Англии. Многие из них, как писал Э. Фукс, «относились к числу достопримечательностей города, кото­рые каждый иностранец обязан был осмотреть, если желал похвастать­ся, что видел все интересное в городе»¹.

Посещение мужчиной европейского публичного дома было в по­рядке вещей. Делалось это им столь обычно, что никто, даже его супруга, не видела в этом ничего предосудительного. «В Берлине не считается постыдным или зазорным заходить в дом терпимости. Многие даже очень почтенные мужья ходят туда, и никто не порицает их за это, даже собственные их жены. Всем известно, что каждый десятый делает это просто из любопытства или для времяпрепровож­дения» - такое свидетельство современника приводит в своем иссле­довании Фукс².

Менталитет россиянина совершенно иной. Но человеческая приро­да, что у него, что у немца - едина. Поэтому посещал он публичный дом точно так же - «из любопытства или времяпрепровождения». Но прежде чем открыть заветную дверь, много раз оглядывался: не видит ли кто!

Публичные (или «вольные», как их называли) дома существовали в России неофициально еще в начале XVIII в. (в Европе - в XV-XVI вв.). Косвенное свидетельство тому — указ столичного генерал-по­лицмейстера от 25 мая 1718 года. Указ требовал пресечь «похабства», которые проистекают в «вольных домах», где и содержались «непот­ребные женки и девки»³. В 1728 и 1736 годах Сенат учредил некото­рые запретительные меры, касающиеся их существования. Однако в 50-х годах XVIII в. в Петербурге указом Елизаветы Петровны был

¹ Фукс Э. Иллюстративная история нравов. Галантный век. - М.. 1996. — С. 401.

² Там же. С. 406.

³Голосснко И.А., Голод С.С. Социологические исследования проституции в России (история и современное состояние вопроса). СПб, 1998. - С. 21.

открыт первый в России публичный дом для состоятельной клиенту­ры, прежде всего господ офицеров. В 1844 году министр внутренних дел граф А.А. Перовский подготовил для утверждения Николаем I «Правила содержательницам борделей», что означало фактическую легализацию публичных домов. Правилами этими было определено, что открыть бордель можно было «не иначе, как с разрешения поли­ции». Его хозяйкой должна была быть женщина «средних лет, от 30 до 60». Ей необходимо было письменно подтвердить, что она «будет соблюдать все относящиеся к здоровью женщин ея правила, которые будут поставлены комитетом»¹.

Термин «проституция» вошел в российский обиход при Екатерине II. Она же поставила ее под надзор полиции. Публичные дома были указом императрицы переведены в определенные районы городов, открыты специально женские палаты, в которых проститутки бесплатно лечились от венерических заболеваний. К концу XIX века сложилась следующая иерархия публичных домов: дорогие публичные дома, рассчитанные на состоятельных потребителей; многочисленные дома менее высокой категории для представителей среднего класса; и убогие, дешевые дома для бедного люда. Просуществовали публичные дома вплоть до событий 1917 года.

Если публичный дом - услада для определенного ряда мужчин, то воксалы,что, по В. Далю, означает сборную палату, зал «на гульбище, на сходбище, где обычно бывает музыка»² - посещались, как правило, всей семьей. Первый воксал в России был открыт в конце XVII в. в Пе­тербурге. Несколько позднее - в Москве. К середине же XIX в. не было, пожалуй, в России города, где бы не было воксала. Здесь проводились балы, устраивались концерты. Нередко даже известных музыкантов.

В Петербурге было еще одно место для семейного времяпрепро­вождения - Екатерининский сад; он был известен как Летний сад.Первоначально, при Петре I, который и указал соорудить его, это была официальная императорская резиденция, где устраивались государ­ственные приемы. В начале XIX в. Летний сад стал общедоступным местом организации досуга, т.е. прогулок, бесед во многочисленных садовых беседках, чтения периодической печати на тенистых аллеях и пр. Вспомним Пушкина: «И в Летний сад гулять водил...» Такие же сады открываются вскоре и в Москве, и ряде губернских городов.

Для семейного же пользования предназначены были зверинцы-прообразы зоопарков. Об открытии в России первого такого учрежде­ния поведала в октябре 1797 года газета «Санкт-Петербургские ведо­мости». Газета приглашала посетить Шулеков дом, что «у самого Аничкова моста», где «показывают разных иностранных живых зве­рей, как то: льва, чрезвычайной красоты и величины; африканского леопарда, весьма смирного; барса, овцу...» и т.д.

¹ Родина, 2002. - № 9. - С. 50.

² Даль В. Толковый словарь... — Т. 1. - С. 567.

Особое место среди досуговых центров конца XVIII - начала XIX в. занимали сословные клубы.Самым первым из них было Дворянское собрание. Оно возникло в Москве в 1793 году и указом Екатерины II поддержано. Членами его могли быть только дворяне: даже юноши, достигшие семнадцати лет, и девушки, не моложе шестнадцати. Сезон открывался всегда в октябре, закрывался в мае. Проводились здесь балы и концерты, организовывались праздники и праздничные обеды и т.п. Помимо Москвы,Дворянские собрания вскоре были открыты как в Петербурге, так и в ряде губернских городов.

Самым престижным, с момента его возникновения, был Англий­ский клуб {mm клоб, как тогда говорили). Первый из них возник в Петербурге на Галерной улице 1 марта 1770 года. Возможно, несколь­ко ранее, ибо граф В.Г. Орлов в письме от 27 января 1769 года со­общает своим братьям (Алексею и Федору) в Москву, что-де в Петер­бурге состоялось открытие клуба. «Новый род собрания, - писал он, -называется клоб, похож на кафе-гаус, уже более 130 человек вписа­лись; платит каждый по 30 рублей в год; всякого сорта люди есть в нем: большие господа все почти, средние, ученые, художники и куп­цы. Можно в оное ехать во всякое время, поутру и после обеда»¹. Позднее, в 1802 году Английский клуб был открыт и в Москве; сна­чала на Петровке, в бывшем доме князя Гагарина, а затем на Твер­ской в великолепных палатах, принадлежавших некогда графу Разу­мовскому.

Стать членом Английского клуба было довольно затруднительно: принимались только мужчины после прохождения годичного испыта­тельного срока, при наличии двух рекомендаций (одна из них - от члена Английского клуба), в результате проводимого тайного голосования. Число членов клуба регламентировалось уставом. Иные кандидаты, замечал М.Н. Загоскин, «ждут лет по пятнадцати своей очереди». Дождавшийся «своей очереди кандидат баллотируется и если не будет избран, то должен навсегда отказаться от чести быть членом Англий­ского клуба, потому что вторичная баллотировка воспрещается уста­вом»².

Отбор членов клуба, иначе говоря, был строжайший. Учитывалось не только происхождение, но и положение в обществе кандидата, и его порядочность. Достаточно показателен в этом отношении такой эпи­зод: журналиста и писателя Фаддея Булгарина в обществе не очень-то жаловали, ибо знали о его склонности к политическим доносам и кляузам. Между тем Булгарин настойчиво просил Николая Греча, сво­его соиздателя журнала «Северная пчела», дать ему рекомендацию. Рекомендация была дана. Но репутация у Булгарина ей не очень-то соответствовала. Рассказывают, что на вопрос Булгарина: «Ну, что выбрали меня?» - последовал ответ Николая Греча: «Единогласно, в

¹ См.: Культура застолья XIX века. С. 116.

² Загоскин М.Н. Москва и москвичи. - М.. 1988. - С. 166.

буквальном смысле слова, ибо только один голос и был в твою

пользу»¹.

Проще было стать членом Купеческого клуба: достаточно было принадлежать к «купеческому званию». Первый в стране Купеческий клуб был открыт в 1861 году в Петербурге (в доме Руадзе, на Мойке). Его официальное название - «Санкт-Петербургское Русское купече­ское собрание».

Помимо Английского и Купеческого клубов в Москве существовал еще и Немецкий клуб (50-60-е гг.). Впрочем, как замечал Загоскин, ни один из этих клубов не оправдывал своего названия. «В Дворянском клубе многие из членов не дворяне, в Купеческом не все купцы, в Немецком большая часть членов русские, в Английском едва ли набе­рется человек десять англичан»².

Что же так привлекало в деятельности того или иного клуба? Ассортимент разнообразной досуговой деятельности. Да, здесь в уютном ресторане клуба можно было и позавтракать, и пообедать, и поужинать. Кроме того, давались «общие» обеды, по празднич­ным дням. Но не только: в Английском клубе, например, «общие» обеды для его членов проводились два раза в неделю, по средам и субботам. По отзывам современников, набор блюд и вин был отме­нен, а обслуживание - безукоризненное. Но главное все же было в другом. Сюда приходили ради спокойного, тихого отдыха либо в кругу людей, «приятных во всех отношениях», либо неспешных прогулок в саду Английского клуба. «Прекрасный сад с горками, мостиками, перекинутыми через канавки, в которых журчала вода, с беседками и даже маленьким водопадом, падающим вниз между крупных, отполированных водой камней» - таким запомнился этот сад Л. Либединской, побывавшей в нем уже после революции 1917

года³.

Л. Толстой, описывая проход Левина с князем Щербацким («Анна Каренина») по Английскому клубу, упоминает почти все его комнаты: «диванную, где играли в шахматы»; «бильярдную, где... составилась веселая партия с шампанским, в которой участвовал Гагин»; «читаль­ную, где под лампами с абажурами сидел... плешивый генерал, углуб­ленный в чтение». Одну из комнат «князь назвал умною. В этой ком­нате трое господ горячо говорили о последней политической новости». (Кстати, именно в этой комнате любил бывать П.Я. Чаадаев.) Посети­ли они и «инфернальную», где играли в карты по-крупному, и «дет­скую», где ставки были мизерными⁴. Игра в карты была особенно популярна. И не только в Английском клубе.

По свидетельству М.И. Пыляева, «записные игроки суть корень клуба - они дают пищу его существованию, прочие же члены служат

¹ См.: Остроумие мира. - М., 2000. - С. 315-316.

² Загоскин М.Н. Москва и москвичи. С. 166.

³ Либсдинская Л. «Зеленая лампа» и многое другое. М., 2000. - С. 46.

⁴ Толстой Л. Собр. соч.: В 20 т. - М., 1997. - Т. 9. - С. 241.

только для его красы, его блеска. Доход от карт в былые годы доходил ежегодно до полутораста тысяч рублей»¹.

Английский клуб особо не претендовал на какую-либо активную деятельность: помимо «общих обедов», прогулок по саду, спокойных, хотя и азартных игр, здесь, как писал Загоскин, «по большей части... сидят на диване и беседуют о всякой всячине, чаще всего о политике» или отдыхают «на красивой галерее»².

Помимо посещений клубов, в великосветских и дворянских кругах принято было посещать салоны³.Как не вспомнить здесь салон Анны Петровны Шерер⁴, описанный Л.Н. Толстым в романе «Война и мир». Кстати, надо отдать ей должное: она умела мастерски выстроить дра­матургию своего салона, предложив «своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что-то сверхъестественно-утонченное». Так, «виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью». Но все же вечера у Анны Павловны напоминали, пишет Толстой, «прядильную мастер­скую»: «Вечер был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели³. Но шутки здесь были невеселы, новости неинтерес­ны, оживление - искусственно.

Впрочем, не следует все салоны того времени оценивать столь саркастически. В начале 20-х годов XIX в. в российском обществе возникла потребность в иных салонах. Дело в том, что после Оте­чественной войны 1812 года появились молодые люди, которые, по определению В. Маклакова, «хотели улучшить государство... и для этого исходить из того, что уже существует реально»⁶. Эта когорта славных сынов России начиналась с декабристов, ее пополнила передовая интеллигенция 50-60-х годов XIX в. Естественно, что им необходима была среда, в которой можно было безбоязненно спо­рить, выверять свои позиции. Такой средой и стали общественные салоны,где собирались близкие по духу люди. Они весьма отлича­лись от великосветских салонов, званых вечеров, обедов и ужинов. Что, впрочем, не означало, что приглашенные не усаживались хо­зяйкой салона за обеденный стол. Но все же главным «блюдом» такого салона были разговоры и споры о том, как «улучшить, не разрушая» Отечество.

¹ Пылясв М.И. Старое житье. С. 63.

² Загоскин М.Н. Москва и москвичи. С. 171.

³ В 1923 г. Семипалатинский губком издал книгу стихов И. Модзалсвского «По новому руслу». Самос интересное в этой книге - комментарий, названный так: «Ука­затель смысла для рабочих и крестьян». Термин «салон» этим «указателем» расшиф­ровывался так: «Собрание помещиков, капиталистов и их прихлебатслей-тунеядцев в частном доме более или менее постоянного состава».

⁴ АЛ. Шсрср - вполне реальное лицо, фрейлина и приближенная императрицы Марии Федоровны, матери императоров Александра I и Николая I, хозяйка одного из самых респектабельных салонов в Петербурге.

⁵ Толстой Л. Собр. соч. - Т. 4. - С. 13-14.

⁶ Цит. по: Родина, 1998. - № 3. - С. 68.

В салонах такого рода органично сочетались интересы его участ­ников с развлечениями, которые им предлагались. Московский салон З.А. Волконской, например, весьма был отличен как от упомянутых петербургских с их «светской болтовней», так и московских «откры­тых домов» с их балами, маскарадами и карточной игрой. В салоне Зинаиды Волконской царило искусство; это был прежде всего литера­турно-художественный салон. Гостям предлагались концерты, чтения, любительские представления итальянских опер и т.п. Что, впрочем, не исключало достаточно жарких, как свидетельствуют документы, обсуж­дений услышанного и увиденного. Но что для салона Волконской было принципиально, так это отсутствие игры в карты. Один из современ­ников, бывавший на вечерах у З.А. Волконской, вспоминал, что на возникавшие порой просьбы составить партию в вист, следовал неиз­менный ответ хозяйки, что она «никогда не дозволит, чтобы у нее в доме играли в карты»'.

Аналогичные салоны имелись и в Петербурге. Причем каждый из них отличался особым подбором гостей. Так, в салоне А.А. Дельвига собирались литераторы, а в салоне Е.М. Хитрово - любители полити­ческих новостей. Салон Н.М. Карамзина, а затем его вдовы Е.А. Ка­рамзиной «в течение двадцати и более лет был одним из самых при­влекательных центров петербургской общественной жизни, истинным оазисом литературных и умственных интересов среди блестящего и пошлого, но мало одухотворенного петербургского света». Столь вы­сокую оценку деятельности салона дала фрейлина императрицы, стар­шая дочь Ф.И. Тютчева, Анна Федоровна, заметившая к тому же, что «традиции остроумной беседы и умственных интересов сохранялись по-прежнему; здесь «можно было узнать самые последние политиче­ские новости, услышать интересное обсуждение вопроса дня или толь­ко что появившейся книги; отсюда люди уходили освеженные, отдох­нувшие и оживленные»².

Салон, таким образом, сложная форма общественной жизни вто­рой половины XVIII и первой половины XIX в., одна из наиболее привлекательных в интеллектуальной жизни лучших представите­лей дворянства. Кстати, в этом же ряду следует упомянуть и зна­менитую в это же время книжную лавкуСмирдина, воспринима­емую современниками как своеобразный литературный салон, где нередко собирался «цвет» русской словесности: А.С. Пушкин, И.А. Крылов, В.А. Жуковский, Н.В. Гоголь и др.

В конце XVIII и первой половине XIX в. в общественной жизни России большое значение приобрели литературные общества и круж­ки.Таковыми, например, стали: кружок Н.И. Новикова, журналиста, издателя сатирических журналов «Трутень», «Кошелек» и др.; кружок

¹ Цит. по : В царстве муз: Московский литературный салон Зинаиды Волконской. — М„ 1987. - С. П.

² См.: Тютчева А.Ф. При дворе двух императоров. Воспоминания, дневник 1853— 1882. - Тула, 1990. - С. 21-25.

директора Московского университета поэта М.М. Хераскова; «Обще­ство любомудрия», объединившее молодых людей, окончивших Мос­ковский университет и др. Всех участников этих кружков и обществ объединяло одно: желание добросовестно служить Отечеству, сделать все возможное для его процветания и блага. Естественно поэтому собирались эти молодые люди вместе не для игры в карты, курения трубок и приготовления «жжёнки». Собирались для общения, для споров о путях развития России. Возможно, разговоры эти были и не столь глубоки. Возможно, каждый участник этого кружка или обще­ства был излишне романтичен. Но нельзя не обратить внимание на то, что каждый из них свято, горячо любил родину. На заседании «Обще­ства любомудров» 22 апреля 1824 года поэт Д. Веневитинов произнес речь, в которой сказал: «Мы любим Россию, имя Отечества воспламе­няет нас. Мы готовы для него пожертвовать своим существованием и не устрашились бы для блага его пролить последнюю каплю крови»'. С такой же неподдельной искренностью могли говорить и другие участники тогдашних кружков и обществ.

Итак, в общественной жизни России во второй половине XVIII и первой половине XIX в. рождается весьма своеобразная форма досуга, особенностью которой стало привнесение политической ноты в привычный ход светской жизни. Примечательно, что она появилась в среде наиболее образованного сословия тогдашнего общества (дворянства), а также в кругах литераторов, профессоров университетов, многие из которых принадлежали к особому соци­альному слою, который в 60-80-е годы XIX в. получит название «интеллигенция». Между тем ее зарождение связано с эпохой ре­форм Петра I и последующих реформ Александра II, потребовавших для их успешного свершения особого типа людей, способных пере­осмыслить традиции православной старины, претворить в жизнь идеи модернизации страны, приблизившись, елико возможно, к миру европейской цивилизации.

Приближению к миру европейской цивилизации, безусловно, спо­собствовали еще два центра досуга, ставшие уже в годы правления Петра Великого чрезвычайно популярными. И здесь прежде всего должен быть упомянут театр.

Строго говоря, интерес к нему в русском обществе проявился еще во времена царствования Михаила Федоровича. По его указанию была сооружена на Красной площади Потешная палата, в которой частень­ко, как повествуют современники, организовывались скоморохами «смехотворные хитрости». Суть их составляли сочиненные ими теат­ральные кукольные комедии, весьма забавляющие государя. Комедиан­ты (скоморохи) могли ходить по улица

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: