Работа писца по нескольким оригиналам

Было время, когда текстологи считали, что у писца рукописи был пе­ред глазами только один оригинал, что писец переписывал его «не думая», не сличая с другими рукописями и не производя никакой его проверки. А. А. Шах­матов практически в своей работе над текстами летописей опроверг это мне­ние. Однако уже после смерти А. А. Шахматова С. А. Бугославский, критикуя текстологическое исследование А. А. Шахматова «Повести временных лет»,^категорически отрицал возможность такого рода работы древнерусского книжника. С. А. Бугославский писал: «По Шахматову, почти каждый редак­тор переписчик свода, копируя свой основной источник, сверял его с другим сводом, вбирал то из одного, то из другого своего источника не только статьи и фактические данные, но отдельные фразы, слова, даже орфографию слов. Та­кой взгляд на метод работы летописца представляется нам модернизацией; он напоминает скорее кропотливое сличение текстов, подведение вариантов, выполняемое современными филологами, чем творчество летописца»'.

Этот взгляд С. А. Бугославского неверен. Он опровергается знаком­ством с русскими и иностранными средневековыми рукописями.

А. Дэн обращает внимание на то, что средневековый переписчик, со­ставляющий официальный экземпляр и имеющий в своем распоряжении не­сколько рукописей, мог выбирать необходимое чтение среди разных. Со­ставляемый им список становится своеобразным «editio variorum»². О том же, еще до А. Дэна, писал на основании папирусных находок П. Колломп³. Своеобразными текстологами были и древнерусские книжники. Древнерус­ские книжники придавали очень большое значение выбору оригинала или оригиналов, с которых надо было списывать текст. Это было важной задачей для писца, в которой соединялись его различные требования: идейные и сти­листические, представления о правильном тексте, о доверии, которого зас­луживала та или иная рукопись, и т. д. Работа эта сопутствовалась археогра­фическим, историческим и филологическим разысканиями.

В Древней Руси делалось большое различие между списками старыми и новыми, исправными и неисправными, ценились рукописи, вышедшие из оп­ределенных мастерских, и т. д. Московский великокняжеский летописец го­ворит, например, что князь Юрий Дмитриевич Галицкий добивался стола «ле-тописци старыми спискы»⁴. Другими словами, древность рукописи имела юридическое значение даже в вопросах государственной важности.

В рукописи Новгородской второй летописи (по сборнику Архивскому или Малиновского) имеется следующая приписка на л. 53: «В лето 7000 вос-мъдесятого (1572), месяца февраля в 5, вторник, а служил того дни в манас-тыри на Лисьи горе обидню и смотрил в манастыри книгы литописца церков-наго, а сказывали, что летописцъ Лесицкий добри сполна, ажо не сполна, развие написано в летописце в Лесицком владыки навгороцькые, не вси сполна, писаны, развие до владыки Еуфимия Навгороцького; а смотрил в ке­льи у старца у келаря у Деонисья

Приведу несколько высказываний писцов, удостоверяющих, что перед их глазами был не один оригинал, а несколько: «А писана (данная руко­пись¹. — Д. Л.) не с единаго списка, но с различных добрых переводов»; «А писана сия святая книга Апостол Толковый ² с добрых переводов чест­ных монастырей Каменского и Павловского и Корнилиевского; а трудов и потов много положено, как правили сию святую книгу»; «Писах же с разных списков³ тщася обрести правая; и обретох в спискех онех многа не исправ­лена. Поведаю же и се, откуда изысках многиа списки. Бе бо в велицей оби­тели сей инок, именем Антоний, православен, божественная писания чтый и мыслене потяся к разумению сих и по премногу тщателен к сих исправле­нию, ему же поручена служба — многостяжательная божественных книг... книгохранительница. Той же богомудрый инок — хождаше в многобогатую божественных писаний книгохранительницу, овы убо мне книги многи в ке­лью дая на исправление, овы же тамо многи, елико обретохом, люботрудне купно смотряхом, да обрящем правое и богу угодное. И елика возможна мо­ему худому разуму, сия исправлях; а яже невозможна, сиа оставлях, да иму­щие разум больше нас, тии исправят не исправленная и недостаточная на­полнят»⁴. Список творений Дионисия Ареопагита, писанный в Ярославле в 1617 г. (Московской духовной академии), имеет такую жалобу писца: «Пи­сал есмь с древняго и ветхаго переводу, справити было не с чего, книги та­кие в Ярославле не добыл»⁵. Итак, переписчики сличали переписываемый текст с другими его списками, обращали большое внимание на то, с какого оригинала они переписывают, отмечали его недостатки, ветхость, пропус­ки, отсутствие отдельных листов и тетрадей.

Проверка книг после переписки по тому или иному списку отмечена как обязательная даже для профессиональных переписчиков в постановлениях Стоглавого собора. Там сказано, чтобы писцы писали книги «с добрых пере­водов, да, написав, правили, потом же бы продавали»⁶.

В некоторых случаях книжник сам отмечал вставки из других списков или даже других произведений на ту же тему. Так, например, особо выделя­лись вставки в «Русском временнике»: «А се от иного летописца»⁷. Этим «иным летописцем» была Степенная книга.

о своих источниках и об обращении с ними древнерусские переписчики говорят неоднократно. Так, например, летописец, составлявший Синодаль­ный список Псковской второй летописи, пишет под 6979 г., рассказывая о походе Ивана III на Новгород: «О сем аще хощеши уведати, прошед Руский летописец вся си обрящеши. Мы же о нем же начахом, сиа и скажем от вели­ка некая мала» '. Последними словами летописец хотел сказать, что свой до­полнительный источник он сокращал. О том же говорит летописец и под 6860 г.: «Бысть мор зол в Пскове, и по селом и по всей волости, хракотный; о сем пространне обрящеши написано в Руском летописци»².

Монах Комельского монастыря Пахомий, автор жития князей — братьев Константина и Василия Всеволодовичей прямо отмечает, на каком месте окан­чиваются у него источники: «И сия дозде дошедше, и скончашася писания»³.

Конкретный текстологический материал убеждает, что работа по выверке текстов по различным рукописям производилась древнерусскими переписчи­ками сплошь и рядом; с возможностью такой работы текстолог обязан счи­таться в каждом отдельном случае. Явно сохранившиеся следы именно такого рода редакторской работы немалочисленны. Так, например, А. Н. Насонов убедительно показал, что Архивский список Псковской третьей летописи пе­реписывался с дошедшего до нас Строевского списка и затем сверялся с под­линником, «о чем свидетельствуют поправки описок, сделанные на полях с помощью выносных знаков. Текст, по-видимому, сверялся как в процессе переписки, так и после нее: большинство поправок сделано тем же почер­ком и теми же чернилами, что и текст, часть же поправок сделана другим почерком и другими чернилами»⁴. Дальше А. Н. Насонов приводит текст этих правок, дающий, кстати сказать, очень яркие примеры описок древних писцов. Это — несомненные описки, так как нам известна и сама копия (Ар­хивский список), и самый оригинал (Строевский список), — случай очень редкий, а кроме того, и что очень важно, писец явно воспринимал их как описки, так как в большинстве случаев сам же их поправил. Анализ этих поправок позволяет считать многое из того, что текстологи обычно сочли бы сознательным изменением текста, результатом случайных описок. Так, на­пример, переписчик под 6831 г. вместо слов «тоа же весны» написал «тоя же осени», но, очевидно, заметив, сделал выносной знак и на полях написал «весны»; в известии 6915 г. вместо «месяца октября» переписчик написал «месяца апреля», но поставил выносной знак и на полях написал «октября» и т. д.

Иногда исправление по другой рукописи делается уже после того, как текст был переписан.

так, рукопись творений Дионисия Ареопагита XVII в. имеет множество кропотливейших поправок и-заметок. Писец ее пишет: «Переводы (оригина­лы. — Д. Л.) промеж собою не сходятся, и сие не вемы, чего ради... Остров­ский перевод не правлен; а сей писец молод был, много разума (смысла. — Д. Л.) и речей (слов. — Д. Л.) растерял в точках и запятых... А еже недописи в переводах, и то бывает от неискусных каллиграфов: написав книгу, да не потщится справити ея, и от того многими леты растлеваются и добрые пере­воды» '. По существу можно считать, что такая правленная рукопись имеет два текста: исправленный и неисправленный. При подготовке текста к печа­ти, при подборе разночтений текстолог обязан считать такой список за два, а иногда, если исправление велось неоднократно, то и за несколько.

Практически важно бывает установить — делались ли поправки в руко­писи самим ее писцом или они делались кем-то другим; вносились ли они для исправления текста, казавшегося недостаточно точным, правильным или в чем-либо неясным по самому тексту, или для того чтобы восполнить лакуны, неясно читающиеся места (выцветшие, смытые, порванные и т. д.).

Текстолог по возможности должен уяснить себе цели книжника, вносив­шего дополнения или исправления, так же точно, как и самого писца. Чело­век — это интересы, психология, образование, склонности, идеология, а за человеком — общество должны и в данном случае стоять в центре интере­сов текстолога.

Работа переплетчика

От писца исписанные тетради поступают к переплетчику. Этим пере­плетчиком может быть сам писец рукописи или кто-то другой. Рукопись мо­жет переплетаться сразу же после написания и много времени спустя. Вет­хий переплет рукописи может потребовать новой работы переплетчика². Переплетчик может перепутать тетради, потерять тетрадь или отдельные ли­сты, он может вплести в рукопись отдельные листы не на свое место, может вплести оторвавшийся лист наружным краем внутрь и т. д.³ Иногда в уже пе­реплетенную рукопись вставляются новые листы и тетради⁴. Все это в даль­нейшей переписке может так или иначе отразиться на судьбе текста.

^На судьбе текста может отразиться и другое: утраты отдельных его мест, приписки на полях, сделанные читателями, которые затем последующие пере­писчики вписывают часто в текст, записи на чистых листах в конце или в сере­дине текста, которые также подряд переписываются иногда писцами, и т. д.

Нет списка без ошибок. Ошибок может быть больше или меньше. Среди ошибок могут преобладать ошибки то одного, то другого типа. Один писец по преимуществу пропускает, когда запоминает текст, другой плохо читает. Есть писцы, делающие специфические диалектные ошибки при самодиктан­те. Есть писцы трудолюбивые, ленивые, легко устающие, точные и «твор­ческие». Одни любят графическую сложность, другие — простоту. Есть пис­цы, однообразно повторяющие одну и ту же ошибку. По своему отношению к тексту писцы так же разнообразны, как и в своем почерке. Текстологу очень важно изучить систему ошибок того или иного списка и увидеть за этой системой индивидуальность писца, различив то, что принадлежит по­следнему писцу, от того, что перешло в список от его предшественников.

Еще в большей мере это касается сознательных изменений, вносимых древнерусским книжником в текст. Мировоззрение писца, его политичес­кие идеи, его литературные вкусы должны рассматриваться как известного рода единство — единство, включающее в себя и все противоречия его мировоззрения и литературных убеждений, отдельные непоследовательнос­ти и недоработки.

Классифицировать изменения, вносимые в текст книжником, можно на основании разных признаков, деление может иметь разные принципы. При этом формальные признаки могут быть более четкими, чем признаки проис­хождения, когда текстолог должен выяснять — почему и в результате чего явилось то или иное изменение текста, однако указание на происхождение изменения все же наиболее важно, ибо оно позволяет увидеть за изменени­ями текста его конкретные причины, и только эти конкретные причины из­менений текста в их совокупности могут связать разрозненные изменения в цельную картину истории текста.

Увидеть за рукописью ее создателя и создателей, как некие индивиду­альности, — значит понять ее текст.

Текстология есть наука о создателях текстов, о людях прежде всего. Это "вложение имеет принципиальное значение для всей концепции данной книги.

В дальнейшем мы будем видеть, как это положение оказывается пра-^вильным в разных аспектах изучения текста.

Глава II

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: