Сделай Сам Свою Работу на 5

К ВОПРОСУ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО КОНСУЛЬТИРОВАНИЯ





И ПСИХОТЕРАПИИ

Кудеринов Т.К., Баклыкова И.В., Паршина Е.В., Сыздыкова А.К.

Г. Караганда

Консультативно-психологическая помощь, оказываемая населению специалистами-психологами и психотерапевтами Карагандинского диагностического центра, осуществлялась в двух направлениях: психологическое обследование и психологическая коррекция с психотерапией.

Общеизвестно, что патопсихологическое обследование проводится с целью выявления у больного психопатологических функций личности, с определением глубины этих изменений и степени социально-психологический адаптации клиента.

При этом нами использованы психометрические методы определения профиля личности, характерологических особенностей (ММРI, СМИЛ, опросники “Самоотношение”, “Мотивация достижения”, “Мотивация аффиляции”, ПДО, 16 ЛФ, FPI и др. /; проективные методы исследования личности (Люшера, ТАТ, рисунки несуществующего человека, дерева, фрустрации, агрессивности, самооценки и др.) с выявлением мотивационно-ценностных ориентаций, особенностей эмоциональной сферы, определением профиля поведения и общения (ЛИРИ, WPPF, ЦТО, рисунок семьи); патопсиходиагностические методики исследования интеллектуально-мнемических функций с учетом их содержательных и динамических особенностей (“классификация”, “исключение”, “10 слов”, “пиктограмма”, Векслера, “интерпретация пословиц”, Шульте, проба Креппелина и т. д.). Мы располагаем компьютерными версиями психологический диагностики (СМИЛ, Люшера, Кеттела, Сонди).



С учетом отношения больного, его состояния и уровня развития на основе полученных результатов составлялись психологические заключения, которые использовались в экспертной и лечебно-педагогической практике. Следует отметить, что проведения психологических исследований требуют высокой квалификации специалиста, осторожности при оценке результатов, особенно стандартизированных тестов, а также соблюдения этико-деонтологических принципов.

Исходя из результатов обследования в дальнейшем проводилась психокоррекционная и психотерапевтическая работа (индивидуальная, семейная, групповая).

Наиболее актуальным является оказание первой психотерапевтической помощи в случаях острых стрессовых состояний, с выявлением и разрешением накопленного в течение длительного времени “неизжитого стресса”.



Наибольший удельный вес в нашей работе составляли психотерапия неврозов и связанных с ними кризисных состояний, депрессивных, тревожно-фобических, навязчивых, ипохондрических проявлений психосоматических расстройств.

Очевидно, что методы и формы психологического обследования зависят от возраста клиента, его личностных особенностей, образовательного, культурного и социального уровня.

Среди обследованных нами детей наиболее часто встречались случаи эмоциональных расстройств, гиперактивности, агрессивности, сопровождающихся соматическими нарушениями, невротических состояний. В нашей повседневной практике нередко отмечались случаи социально-психологической дезадаптации детей на фоне задержки психического развития.

В процессе индивидуальной, групповой и семейной психотерапии нами проводилась коррекция отдельных эмоциональных и поведенческих нарушений с последующим стремлением к разрешению лежащих в основе этих симптомов глубоких психологических конфликтов.

Значительны и многообразны проблемы подросткового возраста. Часто к нам обращались родители подростков с жалобами на неуправляемость своих детей и конфликты с ними. В таких случаях мы проводили только семейную психотерапию. Индивидуальная работа с подростком наиболее уместна и эффективна, когда он обращался к нам самостоятельно. Большой популярностью у подростков пользовались эмоционально и интеллектуально насыщенные методы как индивидуальной, так и групповой терапии.



Психологическое консультирование взрослых имело свои особенности. Так пациент, самостоятельно обращаясь к нам за помощью, выражал свою готовность пройти курс психотерапии, но очень был разборчив в выборе методов и форм ее проведения. И терапевту в своей работе необходимо было исходить из непосредственных жалоб, ожиданий и личностных особенностей клиента. К примеру, больной с жалобами на раздражительность, подавленное настроение, бессонницу, головные боли и т. п. ждал от специалиста помощи в снятии данных симптомов, но может очень негативно отнестись к предложению более глубокого анализа причин данного состояния и психотерапии.

В нашей работе использовались активные формы психологического консультирования, которые включали в себя разнообразные методы: психоаналитический; гештальттерапия (эмоциональное отреагирование через экспрессивные формы поведения); рациональная психотерапия, телесно-ориентированная; эриксоновский гипноз; нейролингвистическое программирование (изменение неадаптивных реакций); арттерапия; игровая психодрама; аутотренинг, др. техники релаксации с элементами массажа и мануальной терапии.

В нашей практической работе активное использование психодиагностики с определением у больных эмоциональных и интеллектуальных нарушений, выявлением преморбидных особенностей, личностных изменений, определением нозологии невротических состояний, с проведением дифференциальной диагностики больных с психосоматическими заболеваниями и последующим составлением правильного психологического заключения, значительно помогали в подборке адекватных методов, снятия стрессовых состояний, психотерапевтической коррекции и разрешению актуальных проблем клиентов и их обучению навыкам саморегуляции.

 

СОВРЕМЕННАЯ РОССИЙСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ: ПОИСКИ НОВОЙ МЕТОДОЛОГИИ

Мазилов Владимир

"

 

Я думаю, что в нашей стране найдется немало научных психологов, которые досадливо поморщатся, когда в их руки попадет эта статья. И действительно, что может быть безнадежней методологии психологии? Разве что обсуждение того, что на самом деле является предметом психологии. Но - я прошу внимательного читателя это зафиксировать - элемент досады будет присутствовать. Досада будет связана с тем, что у современного научного психолога сложился стереотип, согласно которому методология психологии отождествляется с той "философской" методологией, которая существовала в СССР и определялась ясно и понятно: "марксистско-ленинская философия - методологическая основа научной психологии". Действительно, за годы господства марксизма-ленинизма сложился устойчивый стереотип, согласно которому методология представляет собой нечто идеологически "выдержанное", но чрезвычайно далекое не только от жизни, практики, но и от повседневной научной деятельности. Представление о том, что методология психологии являла собой некую идеологическую надстройку над наукой, разделяемое ныне многими авторами, безусловно, в значительной степени соответствует действительности. Вероятно, этим обстоятельством обусловлено стремление некоторых психологов свести методологию психологии к описанию конкретных процедур планирования, проведения эмпирического исследования и статистической обработки полученных результатов. Под эмпирическим исследованием имеются в виду преимущественно эксперимент и квазиэксперимент. В результате методология психологии как науки оказывается методологией экспериментальной психологии. Признавая ведущую роль метода эксперимента в современной психологической науке, автор, тем не менее, не склонен соглашаться с подобной трактовкой. Возражения против такого понимания методологии коренятся в глубоком убеждении, что психология не может столь безоговорочно принимать модель, сформировавшуюся в естественных науках. По сути, сведение методологии к чисто техническим вопросам планирования и осуществления экспериментального исследования (при всей несомненной важности этих вопросов) на деле означает признание "окончательной решенности" вопроса о предмете научной психологии и фактический отказ не только от дальнейшего его исследования, но даже и от обсуждения. Такая позиция представляется роковой ошибкой. Нельзя исключить того варианта, что научная психология еще не нашла своего подлинного предмета. Поскольку такая вероятность существует, первая задача методологии состоит в научной проработке комплекса проблем, связанных с исследованиями (в том числе и теоретическими, что в современной психологии, будем честными, большая редкость) по предмету психологии. В данной связи хочется привести слова одного из выдающихся психологов уходящего столетия Карла Юнга: "Порой мне даже кажется, что психология еще не осознала объемности своих задач, а также сложной, запутанной природы своего предмета: собственно "души", психического, psyche. Мы еще только начинаем более или менее ясно осознавать тот факт, что нечто, понимаемое нами как психическое, является объектом научного исследования" [25, с. 12-13]. Таким образом, картина в российской психологии начинает напоминать ту, которая, согласно М. С. Роговину и Г. В. Залевскому, была свойственна американской психологической науке восьмидесятых годов, когда авторы ограничиваются лишь общими вопросами эксперимента, главным образом планирования и обработки данных" [20, с. 3]. Хотя я убежден, что в этом направлении "догнать Америку" тоже не удастся, будет обидно, если традиция методологических исследований в российской психологии утратится. . . Перспектива превращения методологии психологии в сциентистскую концепцию представляется малопривлекательной.¼Если это осуществится, то, надо полагать, во имя торжества идеалов научности. Автору настоящих строк менее всего хотелось бы выступить противником общенаучных критериев истинности знания. Напротив, вызывают искреннее уважение не прекращающиеся попытки превратить психологию в строгую науку. Их можно приветствовать, их нужно продолжать. Но есть один вопрос, от обсуждения которого невозможно уклониться. Какова цена такого превращения? Из истории психологии хорошо известно, что единство научной психологии было лозунгом большинства школ периода открытого кризиса в психологии. Тем не менее единства достичь не удалось. В чем причина? М. С. Роговин и Г. В. Залевский свой вывод формулируют следующим образом: "За монизм психологии платилась высокая цена неоправданных ограничений" [20, с. 27].

Более того. Такая трактовка, которая сводит методологию к чисто техническим вопросам, принципиально лишает себя возможности понять "механизм" психологического исследования (даже если оно экспериментальное, научное, объективное и т. п. ). Впрочем, мимо этой проблемы пройти не удастся, поэтому мы к ней еще вернемся.

Разумеется, методология психологии не может быть сведена к чистой технологии, не может быть сциентисткой дисциплиной. В отечественной психологии существует богатая традиция содержательной методологии, представленная работами Н. Н. Ланге, Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна, М. С. Роговина и др.

Дело в другом. Автор должен объяснить, почему избрана столь непопулярная и вместе с тем столь сложная тема. О непопулярности уже говорилось - для многих коллег одного упоминания о методологии достаточно, чтобы отложить текст в сторону: "опять рассуждения, дело надо делать - исследовать, изучать, корректировать и формировать". О сложности лучше всего сказать словами Л. С. Выготского: "Возможность психологии как науки есть методологическая проблема прежде всего. Ни в одной науке нет стольких трудностей, неразрешимых контроверз, соединения различного в одном, как в психологии. Предмет психологии - самый трудный из всего, что есть в мире, наименее поддающийся изучению; способ ее познания должен быть полон особых ухищрений и предосторожностей, чтобы дать то, чего от него ждут" [3, с. 417]. Обращение к вопросам методологии связано с тем, что, по глубокому убеждению автора, в настоящее время самые злободневные, актуальные и насущные вопросы именно методологические. Пока психология не разберется, что именно она изучает и каким образом это происходит, надеяться, будто кризисное состояние пройдет само собой, за счет "переориентации" с естественнонаучного подхода на какой-нибудь гуманистический, не приходится.

 

Приближение любого рубежа всегда стимулирует появление прогнозов, надежд, ожиданий. . . Даже в том случае, если приближается обычный новогодний праздник, фиксирующий наступление очередного года. Из литературных источников хорошо известно, что столетие назад существовала особая атмосфера, явственно ощущаемая современниками. . . "Fin de siecle". . . Вряд ли стоит говорить, что приближение 2001 года является оправданием для самых смелых фантазий. Наступление нового тысячелетия позволяет предположить, что все - в том числе и психология - будет иным, новым, лучшим, более совершенным. "Какая дерзость - осмелиться говорить о психологии будущего, когда уже трудно знать психологию вчерашнего и сегодняшнего дня! И можно ли предвидеть, что станут делать психологи завтра?" - восклицал более пятнадцати лет назад выдающийся психолог Поль Фресс, президент Международной Ассоциации психологов, президент XXI Международного психологического конгресса, автор известных монографий и редактор фундаментальных руководств. . . В настоящем случае дерзость имеет лишь одно оправдание, приведенное выше - конец эпохи. . . Несколько "смягчить вину" может то обстоятельство, что у психологии всегда были особые отношения с временем: непространственное психическое "локализовалось" во времени. Кстати, в конце прошлого века выдающиеся психологи были убеждены, что психология делает лишь первые шаги: Вундт утверждал, что время экспериментальной психологии еще придет, а "в настоящее время дело обстоит иначе", Джемс говорил, что психология еще не наука, а "нечто, обещающее в будущем стать наукой" [7, с. 364].Прежде, чем пытаться заглядывать в будущее, стоит обратить внимание на настоящее. Что же происходит в современной российской психологии?

 

В настоящее время российская психология находится в состоянии кризиса. Это мнение является достаточно распространенным. Многие авторы при этом полагают, что острота и глубина кризиса год от года все более и более возрастают. Если в начале "перестройки" основные причины кризиса психологи видели в идеологических деформациях, которым подвергалась наука, в "застойных" явлениях в обществе в целом и в управлении наукой, в частности, то сейчас большинство авторов склонны связывать кризис с неудачами естественнонаучного подхода, доминировавшего в отечественной психологической науке. В. Н. Дружинин еще в 1989 году отмечал, что "отечественная психология оказалась в ряду наук, наиболее отставших от мирового уровня и требований практики" [8, с. 3].

"Особенность нынешнего состояния психологической науки обусловлена следующими важными обстоятельствами:

- Пренебрежение человеком, характерное для периода бюрократического извращения социализма, привело к пренебрежительному отношению к наукам, исследующим проблемы человека, и в первую очередь психологии. Психология влачила существование на "голодном пайке".

- Бюрократическая система управления наукой зачислила психологию в разряд общественных наук, которые в наибольшей степени поразил догматизм и застой; велось систематическое истребление творческой мысли (общественные науки отчасти превратились в служанку идеологии, обосновывающей благотворность бюрократического извращения социализма для общества). Но психология - экспериментальная наука, и это ее отличие от большинства общественных наук породило отношение к ней как к "золушке", которую нельзя допускать до двору" [8, с. 3-4].

Еще одно обстоятельство отставания психологии, по мнению этого автора, - "психологическая неграмотность общества" [8, с. 4].

Проходит немного времени и акценты существенно меняются. Приведу выдержки из выступлений участников "круглого стола" "Психология и новые идеалы научности" [17].

А. П. Огурцов: "Во-первых, мне кажется явным кризис или неблагополучие советской психологии. Это выражается в том, что отсутствуют широкие теории в рамках психологии. Кроме того, отсутствуют научные школы в психологии, подобные тем, которые существовали в 30-е годы. Может быть, это объясняется тем, что психология вступила в период "нормальной науки", если употребить термин Т. Куна.Но, увы, нет теоретической парадигмы в психологии.Во-вторых, в психологии уже давно существует естественно- научная парадигма. Складывается или нет в психологии альтернативная естественнонаучной гуманитарная парадигма? В социологии существует явное противоборство двух методологических ориентаций - естественнонаучной и гуманитарной. Гуманитарная парадигма связана прежде всего с методами понимания, с интерпретацией смысла человеческих действий и т. п." [17, с. 3-4].

В. П. Зинченко: "Сегодня ситуация в нашей отечественной психологии нуждается в более сильных определениях, чем кризис. Дело в том, что в советский период она развивалась не по нормальной логике кризисов, а по безумной логике катастроф, происходивших с наукой не реже, чем раз в 10-15 лет. И сейчас на состоянии психологии сказывается их суммарное действие" [17, с. 4].

В. М. Розин: "Кризис психологии, идущий перманентно (еще в 20-х годах Л. С. Выготский писал о кризисе в психологии, о том же в 70-х говорил А. Н. Леонтьев), сегодня может быть уверенно квалифицирован как кризис построения психологии по образцу (или идеалу) естественной науки." [17, с. 12].

Итак, кризисная ситуация налицо. Подчеркну только, что наличествующий кризис носит преимущественно методологический характер. Действительно отечественная психологическая наука переживает сейчас трудный этап, связанный с радикальным пересмотром методологических посылок. Нельзя не согласиться с мнением О. К. Тихомирова, отмечающего, что "методологический плюрализм не должен рассматриваться как негативное явление" [22, с. 58]. В то же время методологический плюрализм не должен переходить в методологическую растерянность, в действия по принципу "все наоборот". А. В. Брушлинский характеризует такие действия следующим образом: "то, что раньше отвергалось, теперь лишь поэтому превозносится, а то, что считалось хорошим, ныне просто отбрасывается с порога" [1, с. 14-15].Важно отметить, что кризис, по-видимому, интернационален. Поль Фресс, президент ХХI Международного конгресса, в 1976 году открыл заседание знаменательной фразой: "Психология находится в состоянии кризиса!" [26]. Просто в России он переживается острее в силу целого ряда обстоятельств. Впрочем, оставим мировую психологию и вернемся к российской.

Трудно не обратить внимания на удивительное сходство ( в некоторых, разумеется, отношениях ) между кризисом в психологии, разыгравшимся в первой трети нашего века, с кризисом нынешним. Обратимся к анализу давнего психологического кризиса. Современный кризис еще ждет методологического диагноза, прошедший же анализировался такими классиками науки как Л. С. Выготский, К. Бюлер, К. Левин и др.

 

В те далекие двадцатые годы было принято ставить диагноз: в наличии кризиса и в мировой, и в российской психологии со времен работы Н. Н. Ланге (1914) не сомневался, кажется, никто. Упомянем только "диагнозы" М. Я. Басова (1924, 1928), П. П. Блонского (1925), Л. С. Выготского (1925, 1927, 1931 и др. ), В. А. Вагнера (1923), А. Р. Лурии (1932), С. Л. Рубинштейна (1934, 1935), Б. Г. Ананьева (1931) и др. (список неполон). Бесспорно, самым развернутым и основательным анализом явилась книга Л. С. Выготского(1927), опубликованная лишь в 1982 году. Принято считать, что методологические позиции Выготского наиболее отчетливо сформулированы в книге "Исторический смысл психологического кризиса" (1927, опубл. 1982). В значительной мере это так. Но правда и то, что Выготский был прежде всего и "до конца последовательным методологом" (если воспользоваться его собственным выражением по другому, естественно, поводу). Поэтому целесообразно рассмотреть методологические поиски Выготского более широко. Представляется полезным соотнести его методологические рассуждения 1924г. (Предисловие к книге А. Ф. Лазурского), анализ психологического кризиса (1927) и методологические изыскания 1931г. (Предисловие к книге А. Н. Леонтьева).

Не имея возможности анализировать творчество Выготского в целом, отметим лишь, что важной представляется точка отсчета. Есть основания полагать, что в своих ранних работах (рукопись о Гамлете) Выготский исходил из мистической концепции души, хотя совсем "не был занят вопросами психологии. . . " Кратко остановимся на "диагнозах" Выготского. 1) 1924г. : предисловие к книге Лазурского. Оценивая позитивно естественнонаучный подход Лазурского, Выготский отвергает идею "души", выбрасывая этот фрагмент из нового издания книги. "С одной стороны, успехи физиологической мысли, проникшей методами точного естествознания в самые сложные и трудные области высшей нервной деятельности, с другой, всевозрастающая оппозиция внутри самой психологической науки по отношению к традиционным системам эмпирической психологии обусловили и определили собой этот кризис" [5, с. 63]. К этому добавляется требование - пока еще в мягкой форме - психология должна стать марксистской. Выход из кризиса Выготский видит в создании научной системы. "Такая система еще не создана. Можно с уверенностью сказать, что она и не возникнет ни на развалинах эмпирической психологии, ни в лабораториях рефлексологов. Она придет как широкий биосоциальный синтез учения о поведении животного и общественного человека. Эта новая психология будет ветвью общей биологии и вместе основой всех социологических наук" [5, с. 76]. Итак, средство - синтез достижений в разных направлениях науки. 2) 1927 г. : "Исторический смысл психологического кризиса". "Существуют две психологии - естественнонаучная, материалистическая, и спиритуалистическая: этот тезис вернее выражает смысл кризиса. . . " [3, с. 381]. Выход из кризиса может быть найден путем построения методологии психологии ("диалектики психологии"). Психологии нужен свой "Капитал". "Кризис поставил на очередь разделение двух психологий через создание методологии". ". . . психология не двинется дальше, пока не создаст методологии, что первым шагом вперед будет методология, это несомненно" [3, с. 422-423]. Итак, выход из кризиса Выготский видел в создании методологии, "общей психологии". В качестве средства предлагался аналитический метод ("Весь "Капитал" написан этим методом"), предполагающий выделение "клеточки" и исходящий из того, что "развитое тело легче изучить, чем клеточку" [3, с. 407]. 3)1931: предисловие к книге А. Н. Леонтьева. "Свое выражение этот кризис нашел в ложной идее двух психологий: естественнонаучная, каузальная, объяснительная психология и телеологическая, описательная, понимающая психология, как две самостоятельные и совершенно независимые друг от друга дисциплины" [4, с. 7]. "Психологии предстоит кардинальный поворот на пути ее развития, связанный с коренным отказом от этих двух тенденций. . . "[4, с. 7]. Поворот состоит в использовании историко-генетического подхода: "Историческое происхождение и развитие высших психологических функций. . . является. . . ключом ко всей проблеме психологии человека. . . " [4, с. 12].

Попытаемся проанализировать изменение позиций Выготского по вопросу психологического кризиса. Первый "диагноз" несет печать "методологической наивности". В качестве средства выхода из кризиса Выготский предлагает использовать "синтез". По тем временам (1925) синтез был "универсальным" методом, позволяющим объединить все, что угодно (субъективную психологию и объективную, марксизм и психоанализ и т. д. ). Действовать "a la Корнилов" или "a la Челпанов" Выготский просто не мог. Поэтому он предпринимает новый анализ. Здесь уже прослеживается "методологическая зрелость". Ясно, что "синтез" разнородных подходов невозможен. Л. С. Выготский подробно анализирует такие "методологические достижения" коллег. Разработка методологии психологии - первоочередная задача. Поскольку в готовом виде взять ее неоткуда (даже у классиков марксизма ее нет), то создавать ее надо по образцу метода Маркса. Таким образом, используя метод восхождения от абстрактного к конкретному, можно создать новую психологию. Как известно, эта программа Л. С. Выготским также не была осуществлена. На наш взгляд, причина в том, что из исходной "клеточки" под названием "реакция" ("Кто разгадал бы клеточку психологии - механизм одной реакции, нашел бы ключ ко всей психологии" [3, с. 407]) психологию получить не удается. "Развитое тело изучить легче, чем клеточку", но это оказывается именно "тело", а не "душа"(т. е. не "вся психология"). Выготского интересует именно психология - сознание. А метод теперь не логический, а исторический (генетический). Но проблема специфики психологического подхода остается. Поэтому давая третий "диагноз", Выготский специально подчеркивает, что история происхождения и развития психологических функций является "ключом ко всей проблеме психологии человека" [4, с. 12]. И далее: "Вместе с этим внесением исторической точки зрения в психологию выдвигается на первый план и специально психологическая трактовка изучаемых явлений. . . " [4, с. 12]. Использование этого подхода, как известно, принесло Выготскому и его ученикам заслуженную славу и позволило сформулировать знаменитую концепцию. Как теоретик, Выготский, получив результаты, мог быть доволен. Как методолог, он не был удовлетворен. . .

Поскольку здесь нет возможности сколь-нибудь подробно анализировать взгляды "моцарта психологии", отметим лишь то, что во всех приведенных диагнозах на первый план выходит методология. Существенно, что в этих трех текстах Л. С. Выготского методология понималась по-разному. Напомню также и то, что обещание перейти к позитивному изложению "общей психологии" ("Исторический смысл психологического кризиса") осталось невыполненным. Вероятно, это одна из причин неопубликования рукописи - она, фактически, осталась неоконченной. Во-вторых, само отношение к методологии как к тому, что должно быть построено, разработано исходя из специфики психологии все более приходило в противоречие с учением, претендовавшим и на всесилие и на верность. В-третьих, требовались переделки текста. Жизнь стремительно менялась: приближалось время, когда психологии иметь собственную научную методологию стало просто опасно. Цитаты (скрытые) из Л. Д. Троцкого уже были невозможны: политическая ситуация тоже очень быстро менялась. Наконец, самое главное. Менялись представления Л. С. Выготского о методологии. Потому и не оставил он развернутого изложения "общей психологии" (методологии), что взгляды на нее постоянно менялись. Л. С. Выготский писал в 1927 году, что к разработке методологии психологию толкают, с одной стороны, философия, с другой стороны, практика. Через десять лет ситуация радикально изменилась: место философии занял "диалектический и исторический материализм", принципиально решивший все философские вопросы, начиная с основного; в 1936 году стало ясно, что психологии нужно держаться подальше от практики социалистического строительства - судьба педологии и психотехники этот тезис убедительно доказала. . .

Наступила эпоха, когда методология психологии стала "дочерью марксизма-ленинизма". На многие годы закрепилось клише - "марксистско-ленинская философия - методологическая основа советской психологии". Кстати, это вовсе не означает, что методология психологии совсем исчезла. В значительной степени она продолжала разрабатываться, маскируясь цитатами "классиков". Во-первых, марксизм (не вульгаризированный) не самая беспомощная философия. Многое туда удалось "вписать": теория отражения и деятельностный подход могут служить хорошими примерами. Во-вторых, существовали свободно мыслящие люди, которые в сложных условиях идеологического (и не только!) давления пытались выражать свои идеи, виртуозно используя в качестве "прикрытия" цитаты. . . К счастью, у марксизма, как известно, были "источники", поэтому под марксизмом иногда обнаруживалось нечто иное. . . В советской психологии успешно "работали" схемы И. Канта и Г. В. Ф. Гегеля, Б. Спинозы и¼ Впрочем, это отдельная тема.

Мне кажется, Выготский был прав, утверждая первоочередность методологических вопросов. Действительно, "возможность психологии как науки есть методологическая проблема прежде всего" [3, с. 417] и ". . . психология не двинется дальше, пока не создаст методологии, что первым шагом вперед будет методология, это несомненно" [3, с. 423]. Удивительно, но ситуация в психологической науке в очередной раз "воспроизводится": спустя много лет и философия, и практика вновь настоятельно требуют от психологии в первую очередь разработки ее методологии. . .

 

Сегодня наша российская, постсоветская психология переживает трудные времена. Прежде всего они трудные в самом главном - в методологии. В методологии в том старом смысле, в каком это слово использовалось во времена Л. С. Выготского - его знаменитое сочинение "Исторический смысл психологического кризиса" было именно методологическим исследованием - авторское жанровое определение было очень точным.

Какая же должна быть эта новая методология? Старой методологии - дочери марксизма-ленинизма уже нет, новая еще не появилась. Сегодня нужна другая методология. Новая, выходящая за пределы трактовки психического как отражения, учитывающая достижения мировой психологической мысли. . . Какая будет эта методология? Что она собой будет представлять? Проще всего в качестве ответа процитировать слова признанного классика Л. С. Выготского: "Какая будет эта методология и скоро ли она будет, мы не знаем, но что психология не двинется дальше, пока не создаст методологии, что первым шагом вперед будет методология, это несомненно" [3, с. 422-423]. Поскольку эту методологию еще только предстоит разработать, позволительно немного пофантазировать. Тем более, входя в третье тысячелетие. . .

Начать уместно с констатации факта, что необходимость собственной психологической методологии в смысле Выготского признается далеко не всеми. Обратимся вновь к материалам круглого стола "Психология и новые идеалы научности".

Н. И. Кузнецова: "Здесь высказывалось мнение, что выход психологии из кризиса связан с переходом к парадигме гуманитарного мышления. XX в. убедительно показал, что никакой принципиальной разницы в стиле мышления - будь то теоретическая физика, теоретическая лингвистика или антропология не было и нет. Существуют методологические особенности различных научных дисциплин, но это тривиально. Эти особенности не нарушают общих критериев научного познания, общего логического хода развития науки, хотя и должны рефлексироваться. Единство естественных и гуманитарных наук - это стратегическая линия, а обособление гуманитарных наук от естественных, их искусственная изоляция ведет только к провинциализму" [17, с. 26]. Во многом аналогично рассуждает М. А. Розов: "Я глубоко убежден, что мы мыслим в гуманитарных и естественных науках примерно одинаково. Мышление, если оно правильное, одинаково и в одних науках, и в других. Надо просто правильно мыслить. "[17, с. 37]. В. Н. Дружинин также подчеркивает "общенаучный характер" критериев научности: "Отечественная психология должна была самостоятельно выработать критерии научности, и такие попытки делались. Отчасти этим объясняется стремление некоторых видных ученых-психологов заняться методологическими проблемами психологии, что и породило массу методологических и околометодологических трудов. Однако критерии достоверности научного знания являются общенаучным достоянием. Беда общественных наук в том, что на роль единственной методологии претендовало официально одобренное направление, представленное в учебниках диамата и истмата. Если точные и естественные науки могли работать, опираясь на общенаучные критерии достоверности, то ведомственная принадлежность психологии препятствовала этому" [8, с. 4].

Итак, с точки зрения сторонников этой позиции специальная содержательная методология (т. е. методология с элементами гносеологии, методология в смысле Выготского) современной психологии не нужна. Что же касается методологии психологии, то она может заниматься чисто техническими вопросами: планированием эксперимента, статистической обработкой и т. д. Можно увидеть некоторую аналогию с положением дел в зарубежной, в частности, американской психологии. М. С. Роговин и Г. В. Залевский, специально анализировавшие эту проблему, отмечали, что в большинстве американских руководств авторы ограничиваются лишь общими вопросами эксперимента и игнорируют другие методы исследования [20]. Таким образом, налицо перспектива превращения отечественной методологии психологической науки в сциентистски ориентированную технократическую дисциплину. "Оборотная сторона" такого решения вопроса - признание того, что психология является естественнонаучной дисциплиной со всеми вытекающими отсюда последствиями. Естественно, что это может привести только к углублению раскола в психологии и, следовательно, к нарастанию кризисных явлений. Еще раз напомню слова М. С. Роговина и Г. В. Залевского: "За монизм психологии платилась высокая цена неоправданных ограничений" [20, с. 27]. Похоже, что ситуация повторяется. Сохранение психологии как естественнонаучноориентированной дисциплины существенно ее обедняет, не дает возможности рассматривать человека как духовное существо.Неудовлетворенность "естественнонаучной психологией" заставляет обратить взор, исполненный надежды, на гуманистический подход, на герменевтику, постструктурализм и т. д. Но надежды оказываются тщетными, ибо герменевтика и т. д., фактически, лишают психологию статуса науки в полном смысле слова, каковой она, без сомнения, является.

Настоящую ситуацию, на мой взгляд, хорошо описали венгерские психологи Л. Гараи и М. Кечке: ". . . пока психологическое исследование будет претендовать на роль естественнонаучного, оно то и дело будет натыкаться на несуразности. Однако из этого не следует, что психологию невозможно построить как научную. Возможно, она научна, но по нормам других, нежели естественных, наук. Вот почему нужно рассматривать как несчастье для этой науки, что ее служители получают свои дипломы (по крайней мере в венгерских университетах, но думается нам, что не только) без малейшего представления о той, отличной от естественнонаучной, логике, которой пользуются науки исторические, лингвистические, литературные, юридические, моральные и которая так же многообещающим образом может быть применена к решению определенных проблем психологии, как и логика естественных наук. Мы считаем этот пробел несчастьем для психологии потому, что с ним связан ее распад на две полунауки и затяжные попытки воссоздать единство способом навязывания естественнонаучной логики рассуждениям в области другой полупсихологии. Не подает больше надежды также и обратный прием, когда общим знаменателем двух полупсихологий объявляется не позитивистская логика естественных наук, а, согласно новой моде, герменевтическая логика исторических наук. На язык этой последней ничего невозможно перевести из всего богатства открытий, сделанных за долгую историю естественнонаучной психологии, особенно касающихся связи психологических феноменов, с одной стороны, и стратегии живого организма, направленной на его выживание, с другой" [6, с. 90-91].

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.