Ректор Ленинградской духовной академии 6 глава

«Владыка Никодим на богослужение собирал множество ипо­дьяконов, студенческие хоры, молодое духовенство, — пишет мит­рополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев). —В этой связи владыку обвиняли в популизме, в тщеславии, в том, что он тешил свое самолюбие, когда устраивал пышные богослужения. На самом деле внешняя сторона богослужения никогда не являлась для митрополита Никодима самоцелью. Владыка говорил: "Три­умфальная пышность и величавая торжественность только тогда оправданы и необходимы, когда являются средством, чтобы через внешнее благолепие послужить внутреннему устроению душ, вер­ных Богу, но вместе с тем даже и тогда, когда они необходимы, епископ должен иметь апостольскую простоту и внутреннее смире­ние". Богослужения митрополита Никодима собирали до 10-12 ты­сяч человек, что являлось необычным зрелищем для Ленинграда,

колыбели большевистской революции. Те, кто посещал эти богослу­жения, никогда не были потом безразличны к Церкви»⁵²⁴.

Однако и здесь надо было платить «дань кесарю». В Пасхаль­ную ночь кафедральный Николо-Богоявленский собор переполнен молящимися. Милицейские кордоны отсекали молодежь еще на подходе к ограде храма; за богослужением теснятся старушки и ста­рички. На клиросах, где попросторнее, — «епархиальная элита» — делопроизводители, матушки (жены священников) и прочая цер­ковная общественность. Допуск на клиросы — по пригласительным билетам, их число строго ограничено. А уж пробиться в алтарь —

06 этом лучше и не заикаться. Там молятся «особы, приближенные
к митрополиту»: лечащий врач, шофер, староста, члены «двадцат­
ки».

Отдельно стоит группа «невоцерковленных» и со снисходи­тельным любопытством наблюдает за действиями «церковников». Это — лекторы-атеисты из общества «Знание», мордастые инструк­торы райкомов, «сидящие на идеологии», гэбисты, «курирующие» епархию. А они-то как проникли в «святая святых»? А очень про­сто — по пригласительным билетам. Накануне Пасхи десяток-дру­гой «контрамарок» полагалось отвозить уполномоченному, а уж он распределял их среди «спецконтингента». Так бывшие «особисты» действовали и в других епархиях, омрачая светлый праздник.

«Особисты» начали свою кровавую работу еще при Ленине. Со­хранились яркие страницы, описывающие переживания заключен­ного, попавшего в камеру смертников.

В страшную камеру под сильным конвоем нас привели часов в

7 вечера. Не успели мы оглядеться, как лязгнул засов, заскрипела
железная дверь, вошло тюремное начальство, в сопровождении
тюремных надзирателей.

— Сколько вас здесь? — окидывая взором камеру — обратилось к старосте начальство.

— Шестьдесят семь человек.

— Как шестьдесят семь? Могилу вырыли на девяносто чело­век, — недоумевающе, но совершенно спокойно, эпически, даже как бы нехотя, протянуло начальство.

Камера замерла, ощущая дыхание смерти. Все как бы оцепене­ли.

— Ах, да, — спохватилось начальство, — я забыл, тридцать
человек будут расстреливать из Особого отдела.

Потянулись кошмарные, бесконечные, длинные часы ожидания

смерти. Бывший в камере священник каким-то чудом сохранил нагрудный крест, надел его, упал на колени и начал молиться. Многие, в том числе один коммунист, последовали его примеру. В камеру доносились звуки расстроенного рояля, слышны были изби­тые вальсы, временами сменявшиеся разухабисто веселыми рус­скими песнями, раздирая и без того больную душу смертников — это репетировали кулътпросветчики в помещении бывшей тю­ремной церкви, находящейся рядом с нашей камерой...⁵²⁵

Но на этом «отступное» завершалось — до следующего «табель­ного дня». Владыка Никодим знал меру и не давал «темным силам» переступать условную черту. Хотя сам он порой бывал заложни­ком советского дипломатического протокола. Так, однажды влады­ка должен был вылететь в Афины для участия в работе Третьего Всеправославного совещания на острове Родос (с 1 по 15 ноября 1964 г.). Вспоминает архиепископ Брюссельский Василий (Криво­шеий).

Помню, что на эти дни пришлось празднование Октябрьской революции. Так как эти дни попадали на субботу и воскресенье (заседаний в эти дни не было), то митрополит Никодим решил поехать на эти дни в Афины, на прием в посольство СССР. Он за­явил нам о своем намерении во время обеда. «Владыко, не делайте этого, — сказал я ему, — Вас все будут осуждать. Скажут, пра­вославный митрополит предпочел официальный прием общению со своими собратьями. В воскресенье, кроме литургии, предпола­гается поездка на пароходике в монастырь на остров Сими, Вам будет интересно и даже полезно для общего дела. Вы сможете пообщаться с участниками Совещания». Владыка Никодим ниче­го не ответил, но в Афины не поехал, а послал вместо себя одного из переводчиков⁵²⁶.

Раз в десять лет все «социально чуждые» должны были отда­вать «кесарю» долги в особо крупных размерах. Осенью 1927 г. в Советской России праздновалось «10-летие Октября», и больше­вики, чувствуя свою «нелегитимность», нуждались в моральной опоре. Именно в том году у митрополита Сергия (Страгородско-го) «вырвали» текст декларации о лояльности советскому режиму.

Возникает вопрос: был ли удавшийся октябрьский переворот революцией? Это зависит от того, что понимать под словом ре­волюция. Если понимать революцию, как некое прогрессивное, на­родное и освободительное движение, то, конечно, ленинский пе­реворот 1917 г., как и гитлеровский переворот 1933 г., были не

революциями, а контрреволюциями. Как гитлеровский переворот опрокинул демократическую Веймарскую республику, так ленин­ский переворот опрокинул самое демократическое, но, увы, сла­бое Временное правительство. С точки зрения политических по­нятий, октябрьский переворот надлежит характеризовать как захват власти кучкой хорошо организованных заговорщиков, вос­пользовавшихся исключительно трудным положением страны и правительства.

... В декабре 1926 г. митрополита Сергия перевели в Москву, во внутреннюю тюрьму ГПУ, где он был до марта 1927 г. Лето 1927 г. Репрессии нарастали. В это время в заключении одновременно бы­ло 117 епископов. Но митрополита Сергия освобождают. Затем он получил право жить в Москве, хотя до ареста таким правом не пользовался. В конце 1927 г. митрополит Сергий издал указ №549 об обязательном поминовении за богослужением советской власти и об отмене поминовения епархиальных архиереев, находящихся в ссылке. Накануне 10-й годовщины революции сергиевский Синод разослал всем епархиальным управлениям специальную молитву за советскую власть .

Московская патриархия была «задекларирована» 60 с лишним лет. И лишь в 1990 г. Архиерейский собор Русской православной Церкви заявил: «Мы... вовсе не считаем себя связаннными... Де­кларацией 1927 г., сохраняющей для нас значение памятника той трагической в истории нашего Отечества эпохи... Мы вовсе не намерены идеализировать этот документ, сознавая и его вынуж­денный характер». А в интервью газете «Известия» в 1991 г. Святейший Патриарх Алексий II сказал: «Заявление митрополи­та Сергия, конечно, нельзя назвать добровольным,, ибо ему, на­ходившемуся под страшным давлением, пришлось заявить вещи, далекие от истины, ради спасения людей. Сегодня же мы можем сказать, что неправда замешана в его Декларации... Деклара­ция не ставит Церковь в правильное отношение к государству, а, напротив, уничтожает ту дистанцию, которая даже в де­мократическом обществе должна быть между государством и Церковью».

А вот как, например, дожимали адвентистов седьмого дня. В 1927 г. на страницах ноябрьского номера адвентистского журнала «Голос истины» была опубликована программная статья под на­званием «Десять лет назад и теперь», с реверансами богоборческо­му режиму. Далее следовало стихотворение (на мелодию «Псалмы

Сиона», №2), предназначенное для хорового пения в молитвенных домах. Там были такие строки:

Вот десять лет уже минуло, России люд свободен стал, Народы рабства цепь свергнули, И Церкви гнет со всех упал. Нас провиденье посетило И чрез соввласть освободило.

Соввласть путь правый указала Всем людям в эти десять лет И всем на деле указала: Над совестью уж гнета нет.

Так «опустили» несчастных «сектантов», а еще через три го­да они стали «отработанным материалом». «В настоящий момент уже ни одна типография Советского Союза не печатает, ни один наборщик не набирает ханжеских текстов адвентистских заправил. Рабочие-печатники единодушно отказались содействовать дальше одурачиванию трудящихся масс. Перед сомкнутым фронтом печат­ников адвентистские вожаки оказались беспомощными», — отмеча­лось в советской прессе в 1930 г.

Тяготы Великой Отечественной войны заставили советских во­ждей пересмотреть свое отношение к религии. И рабочие-печатни­ки снова стали набирать церковные тексты. Сегодня любопытно пе­релистать пожелтевшие страницы 11-го номера «Журнала Москов­ской Патриархии» за 1947, 1957, 1967, 1977 и 1987 гг. И прочитать тексты патриарших поздравлений, адресованные «глубокочтимому Иосифу Виссарионовичу» (1947 г.), «глубокоуважаемому Николаю Александровичу» (Булганину), «дорогому Георгию Григорьевичу» (Карпову; 1957 г.)...

В параллель. Из отчета Совета по делам религии за 1974 г.:

«В целях патриотического воспитания будущих пастырей ис­пользуются и другие возможности. Уполномоченные Совета с по­мощью местных органов власти проводят систематическую полити­ческую работу среди преподавателей и учащихся духовных школ, используя для этого индивидуальные и доверительные беседы, ока­зывая содействие руководству школ в подборе лекторов, кинофиль­мов, проведении других массовых культурно-просветительных ме­роприятий.

Так, например, в Одесской семинарии проведены следующие лекции:

—"Успехи КПСС и Советского правительства в борьбе за осу­ществление программы мира, выработанной XXIV съездом пар­тии",

—"В. И. Ленин и культурная революция",

—"Коммунистическая мораль об отношении к труду и социали­стической собственности",

—"Воспитание нового человека — важнейшая задача коммуни­стического строительства",

—"Ленинское учение о коммунистической морали и основных принципах нравственного воспитания",

—"Единство партии и народа — ключ всех побед коммунистиче­ского строительства",

—"Внутренняя и внешняя политика КПСС — выражение насущ­ных интересов народа" и др.»⁵²⁸.

А мы все причитаем: Штрих-код! Число зверя!.. И все это бы­ло на «канонической территории» тогдашнего экзарха Украины — митрополита Филарета (Денисенко; в расколе — монах Филарет, агентурная кличка— Антонов). В те годы в актовом зале Одесской семинарии висели друг против друга портреты Щербицкого и мит­рополита Филарета (Денисенко). Коммунистический вождь Укра­ины и ее православный архипастырь смотрели один на другого с полным пониманием.

Правда, жизнь потом посмеялась над одесскими партайгеноссе. В конце 1980-х годов их начали, как волков, обкладывать красными флажками. Многое стало можно, но осторожно. В потоке разобла­чений органов советской власти стала попадаться информация о коррупции в госбезопасности. Но всегда — в извинительной форме: «... не удалось узнать, на какие деньги бывший работник Одес­ского областного КГБ Бобовский... уволенный из органов госбезо­пасности, устраивал пышные застолья с коньяком и икрой прямо в тюремной камере»⁵²⁹. Автор настаивает: «бывший сотрудник», «уволенный из органов»...

Но после 1991 г. «волков», обложили уже не «красными флаж­ками», а «жевто-блакитными». Вот что сообщалось об этом в «пе­рестроечной» прессе.

Одесса — второй город на Украине после Львова, где местные власти повели самую решительную борьбу с советским монумен­тальным искусством, в частности, с памятниками В. И. Ленину.

Сколько памятников Ленину — так и хочется почему-то ска­зать: действующих памятников — находится в небольшой Одес­се? Как оказалось, ни много ни мало, а ровно 104-' Об этом в ин­тервью киевской газете « Час- Тайм» сообщил одесский мэр Эдуард Гурвиц.

Еще в середине февраля 1996 г. господин Гурвиц направил офи­циальное письмо премьер-министру Украины Евгению Марчуку, в котором испросил разрешения убрать стоящий в центре Одессы, на нынешнем Куликовом Поле — бывшей площади Октябрьской ре­волюции, возле здания бывшего обкома компартии Украины ги­гантский памятник вождю мирового пролетариата.

При этом мэр Одессы напомнил главе украинского правитель­ства, что еще в 1992 г. тогдашний президент Украины Л. Кравчук распорядился демонтировать в республике всю символику бывшего СССР. И вот теперь городские власти твердо решили выполнить никем не отмененное распоряжение. В связи с чем они планируют перенести скульптуру Ленина на территорию бывшего парка Ле­нинского комсомола, а ныне Савицкого парка. Здесь будет создан своеобразный музей под открытым небом, экспонатами которого станут одесские монументы, бюсты, мемориальные доски эпохи развитого социализма.

В вышеупомянутом интервью киевской газете «Час- Тайм» мэр Одессы Э. Гурвиц также отметил, что в городе продолжает­ся изгнание с улиц советских названий. Им возвращаются преж­ние исторические имена. В частности, господин Гурвиц расска­зал, что улица Бебеля, где находится здание бывшего областно­го управления Комитета государственной безопасности УССР, а ныне — Службы безопасности Украины, была переименована в улицу Еврейскую. Однако новое название вызвало у начальника Одесской СБУ генерал-лейтенанта Кожемякина столь сильное раздражение, что он приказал запереть главный вход в здание и открыть боковой, расположенный в переулке Грибоедова, и на бланках Одесской СБУ появился новый адрес: переулок Грибоедова.

Однако, по словам Э. Гурвица, в ближайшее время улица Бо-тева станет улицей Грибоедова, а переулок Грибоедова решено переименовать в переулок Романа Шухевича, близкого соратни­ка Степана Бандеры, числившегося в советские времена нашим заклятым врагом. Таким образом, Одесская СБУ, на здании ко­торой, кстати, городские власти намерены установить мемори­альную доску в память жертв репрессий КГБ, окажется перед

серьезным выбором: то ли находиться ему официально на улице Еврейской, то ли — в переулке Шухевича⁵³⁰.

Расположенный на уютной Греческой улице, Одесский русский драматический театр долгое время носил имя Иванова. Одесси­ты шутили в том смысле, что таким образом подразумевался зашифрованный Рабинович. Но на самом деле речь шла о вполне конкретном Андрее Иванове, революционере, особо отличившемся в ходе «окаянных дней». Эту именную прибавку никто, собствен­но, не отменял, но «символическая» фамилия постепенно просто-напросто стыдливо улетучилась с афиш и программок.

... Экзарху всея Украины оставалось ждать благоприятного ча­са, чтобы архиерейский жезл сменить на патриарший — и в 1990 г. Его Блаженство оказался как никогда близок к исполнению завет­ного помысла. Когда скончался патриарх Пимен, митрополит Фи­ларет был избран Местоблюстителем престола Патриарха Москов­ского и всея Руси, что по принятому в Русской православной Церк­ви в советскую эпоху обыкновению истолковывалось как оконча­тельное подтверждение неоспоримого права на патриаршее досто­инство. Случилась, однако, осечка: Поместный собор выбрал дру­гого, и Его Блаженству пришлось оставить намеченный переезд из Киева в Москву, с Пушкинской улицы — в Чистый переулок.

Свою верность советскому режиму «блаженнейший» сохранял до самой его агонии. В день путча 19 августа 1991 г. в проповеди «агент влияния Антонов» сказал, что в стране «началась нормали­зация жизни». И это в то время, как шел распад партийно-гебист-ского монстра, который поразила гангрена— «Антонов огонь-».

Но порой и в Ленинграде счет складывался в пользу системы. Вторая половина 1960-х годов. На должность инспектора Ленин­градской духовной академии владыка назначил доцента-протоие­рея Иоанна Белевцева — честного и порядочного человека. Будучи человеком прямолинейным и резковатым, о. Иоанн не желал ид­ти на «доверительный контакт» с уполномоченным и общался с ним с явной неохотой. «Гриша» начал давить на владыку, требуя заменить непокладистого инспектора на «позвоночного»—выпол­няющего его команды по телефонному звонку. «Позиционное пре­имущество» было на стороне Жаринова, и митрополит был вынуж­ден сделать «рокировку». Накануне летних каникул о. Иоанн подал владыке прошение об отпуске. Резолюция была такова: «Прошение удовлетворить, с освобождением от должности инспектора ЛДА». С точки зрения формальной логики — абсурд. Но есть еще и нефор-

мальная. Блестящий специалист в области истории Русской право­славной Церкви был сохранен для науки, вскоре получил звание профессора. А на должность инспектора («мальчика для битья») был поставлен более контактный, начинающий молоденький о. Вла­димир Сорокин...

Вскоре семинаристов начали «прокачивать» через крейсер «Ав­рора» и в плановом порядке учить патриотизму. А кто уклонялся от «корабельной повинности», тот попадал в черный список. На­ивные экскурсанты с крестиками на шее робко спрашивали: как корабельные орудия могли помочь восставшим в ходе боев, вед­шихся в уличных лабиринтах? Разве что бабахнуть по Зимнему? (Рекорд, достойный книги Гиннеса: один выстрел —и 70 лет раз­рухи.) И только в эпоху гласности был получен ответ: «Аврора» стояла под парами на случай подавления большевистского перево­рота. Взяв на борт Ульянова, Троцкого, Зиновьева и К°, крейсер должен был свалить в Швецию, к тамошним социал-демократам...

«Шум — шир» («снят — назначен»)

В начале 1970-х годов ректором ЛДАиС был епископ Тихвин­ский Мелитон (Соловьев). Участник Великой Отечественной вой­ны, он к тому времени уже достиг преклонного возраста, и руко­водить сложным академическим хозяйством ему становилось все труднее и труднее. Реальную административную власть сосредото­чил в своих руках инспектор-протоиерей Владимир Сорокин, и вла­дыка Никодим должен был мириться с этим. Но всему есть предел, и осенью 1974 г. последовал «шум —шир». (Так наши студенты-эфиопы говорили об очередном перевороте: «снят —назначен».)

Мне довелось быть невольным свидетелем этого события. В то время митрополит Никодим находился в своей подмосковной рези­денции на излечении от очередного инфаркта. Но и из Серебряного Бора он руководил «кадровыми перестановками».

... Слышу звон колокольчика и поднимаюсь на второй этаж. Владыка просит набрать ленинградский номер и соединить его с викарным епископом Мелитоном. Передаю трубку архиерею и де­ликатно направляюсь к выходу. Но святитель делает знак рукой: можно остаться, особых секретов нет.

Начинается диалог: мягко, но настойчиво владыка дает понять епископу Мелитону, что «ресурс исчерпан», и ради пользы дела нужно подать в отставку. По всему чувствуется, что на другом

конце провода — некоторое смятение: вроде бы и пора отдать часть нагрузки, но, как-никак — это если и не удар, то щелчок по самолю­бию. Минут десять ушло на уговоры, прежде чем владыка Мелитон «сломался». (Еще несколько лет, вплоть до своей кончины, он по-прежнему был викарным архиепископом, и оставил у всех знавших его добрую о себе память.)

Половина дела сделана, и теперь на проводе «Руссикум» — Рус­ский колледж, расположенный вблизи Папского Восточного Инсти­тута (Рим). У телефонной трубки архимандрит Кирилл (Гундяев), представитель Русской православной Церкви при Всемирном со­вете церквей (штаб-квартира в Женеве). Тон разговора несколько иной: просительные, увещевательные нотки сменяются приказом: сворачивать работу в Женеве и возвращаться в Ленинград: как говорится, «Вас ждут великие дела!».

Не дерзну домысливать содержание беседы по репликам митро­полита Никодима, и тем более приводить ее «на строке». Хочется надеяться, что когда-нибудь Высокопреосвященный Кирилл, мит­рополит Смоленский и Калининградский, выкроит время из своего плотного расписания и напишет неформальные, личные воспомина­ния о своем авве. Без сомнения, его мемуары представят колоссаль­ный интерес как для современников, так и для будущих церковных историков. А тогда, осенью 1974 г., о. Кириллу пришлось покинуть добрую старушку Европу и вернуться на родину, где тоскливо тя­нулись годы брежневского правления: «маразм крепчал».

Время показало, что решение митрополита Никодима было вер­ным и своевременным. Энергично приступив к новым обязанно­стям, о. Кирилл, образно выражаясь, широко «распахнул окно», и в здание академии ворвался свежий очистительный ветер. Он вымел протоиерея Владимира Сорокина из кресла инспектора на Волково кладбище. (Для нескольких поколений студентов и вос­питанников ЛДАиС о. Владимир был зловещей фигурой.) Желая подсластить горькую пилюлю новоиспеченному настоятелю клад­бищенской церкви св. Иова многострадального, владыка Никодим дал ему как «довесок» звание профессора (без защиты магистер­ской диссертации) и провел через Синод соответствующий указ.

При митрополите Антонии опальный протоиерей снова пошел в гору и дорос до настоятеля Николо-Богоявленского кафедрального собора. (Но он не удовлетворился «частичной реабилитацией», и в 1987 г. занял должность ректора ЛДАиС, — снова въехал в Акаде­мию на «белом коне».)

Приняв на себя ректорские обязанности, архимандрит Кирилл провел своего рода инспекционную проверку. Присутствуя на эк­заменах, он выявлял уровень знаний не только студентов, но, кос­венно, и преподавателей. Однажды он пришел на экзамен по срав­нительному богословию, которое в те годы преподавал прот. N. И вот о. ректор слышит, как семинаристы, один за другим, в своих ответах несут несуразицу, переходящую в околесицу, а потом и в ахинею.

— Полный бред! Откуда вы это взяли?

— А так в конспекте написано!

Автор конспекта сидит рядом и смущенно хлопает глазками. «Нехороший» конспект был изъят из обращения, а прот. N осво­божден от сложного для него предмета. (Как-то студентам в пе­реводном тексте-подстрочнике встретился термин: «Патриарх эку-меникос» (греч. — вселенский). Спрашивают отца-наставника: что это значит? А тот, ничтоже сумняшеся: «Да у них там, во Всемир­ном совете Церквей, экуменических патриархов — как собак нере­заных!»)

За прот. N оставили преподавание литургики в семинарии, где все попроще: знай себе зубри: «В кафизме три славы... В кафиз­ме три славы...». Но семинаристы и здесь его «достали». Читает, например, прот. N строго по конспекту: «В византийскую эпоху патриарх, как и император, носил горностаевую мантию». И тут вопрос: «А что такое «горностай»?

— А это такие маленькие птички. Они живут в горах, летают
стаями...

Вот несколько «перлов» из его «застольных бесед»:

— Саша, стойте так, чтобы я вас всегда мог послать!
Поварихе: Мать, поставь хрен настоятелю!

В этот вечерний день я хочу приподнять этот тост...

Нынче прот. N. — наша гордость; он был сделан профессором. Профессор N. — звучит примерно так же как «кошерная свиная от­бивная».

На должность инспектора ЛДА был назначен протоиерей Ва­силий Стоиков (ныне — заслуженный профессор). Ровесник митро­полита Никодима, о. Василий — один из самых уважаемых членов профессорско-преподавательской корпорации. Во время своего пре­бывания в городе на Неве владыка держал «на контроле» не только епархию, но и академию. Как-то ему срочно понадобился о. Васи­лий, но поиски инспектора затянулись. Кто мог предполагать, что

последует внезапный вызов? Наконец «отыскался след его», а вла­дыка уже «на взводе».

Первый вопрос: «Где так долго пропадали?». Долго и нудно объ­яснять — это еще больше накалять атмосферу. Ответ был предель­но краток: «Пропадал и нашелся» (Лк. 15, 24; слова из евангель­ской притчи о блудном сыне). Владыка рассмеялся и «закрыл те­му».

Кабинет «референта» находился в те годы рядом с кабинетом митрополита. Все знали, что это офицер КГБ «действующего ре­зерва» — такие были во всех крупных предприятиях, за исключе­нием, быть может, банно-прачечного комбината. Митрополит дол­жен был согласовывать с ним целый ряд вопросов, таких как визи­ты иностранных церковных делегаций (прием, размещение, транс­порт) и т. п. Но владыка всегда «держал дистанцию» и не допускал в глубину души «Контору Глубокого Бурения».

После кончины святителя многое изменилось. Если владыка Ни-кодим по-гроссмейстерски играл с «органами» в «шахматы», то его преемник — в «шашки», причем еще и в «поддавки», как сельский любитель. Референт теперь присутствовал на каждом малозначи­тельном совещании. Идет, например, речь о визите иностранных го­стей в кафедральный Николо-Богоявленский собор. Референт, де­лая пометку в блокноте, озвучивает написанное: «Визит в КНБС». Митрополита Антония передергивает, но он лишь жалобно просит: «Не надо так! Святитель Николай обидится!».

Товарищ Сталин учил: по мере продвижения к социализму клас­совая борьба в стране будет обостряться. А 1970-е годы —это эпо­ха развитого социализма, т. е. — кругом одни враги. Значит, нужно усилить бдительность и не смыкать глаз ни днем, ни ночью. Вспо­минает один из сторожей, работавших при академии.

В три часа ночи раздается гудок. Сторож-богослов спросо­нья выглядывает из будки: в машине за рулем референт, а ря­дом в шляпке под вуалью — «незнакомка». Дело сторожа — от­крыть ворота и впустить машину во двор. И держать язык за зубами. Мооюет, незнакомка — это «радистка Кэт» и она знает шифры? Конспиративная встреча в кабинетике референта затя­нулась (пароли, инструкции из Центра, адреса, явки, клички). В общем, «антигитлеровская коалиция». (В 1934 ^г- Гитлер издал особый приказ, в котором членам СА запрещалось употребление спиртных напитков, противоестественные половые связи, авто­мобильные прогулки, распутство и вечеринки)⁵³¹. (Говорят, что

в юбилейном 1970 г. красные следопыты обнаружили в Ленингра­де конспиративную квартиру Ленина, о которой не знала даже Крупская). Властный гудок раздался у будки сторожа только в 5 утра...

Но бессонные ночные вахты не помогли удержать страну от распада, и через десять лет самым коротким определением состо­яния советского аппарата в период «перестройки» стало сравне­ние с пожаром в публичном доме во время наводнения...

... Пасхальная заутреня закончилась, и «допущенные к столу» приглашаются в архиерейские покои. Двери открываются, и перед гостями предстает митрополит Антоний. После продолжительно­го богослужения у него побаливают ноги, и требуется поддержка. Рядом с болящим — референт, тут же и келейник, но архиерей «опи­рается на органы»: он нуждается в «сильной руке».

В те годы в академических кругах ходила такая байка. Митро­полит Антоний звонит по телефону референту.

— Христос воскресе, Игорь Анатольевич!

— Так, понял! Когда? Записываю...

— В Великую субботу, Игорь Анатольевич!

— Хорошо, разберемся. Перезвоните через полчаса.

А вскоре референт «пошел на повышение» и занял должность декана ФИСа (факультет иностранных студентов). Такое «искуше­ние святого Антония» владыке Никодиму не могло привидеться да­же в самом страшном сне... Студенты-иностранцы прекрасно зна­ли: «референт» — это «оперативное прикрытие». У них была своя шутка: самое безопасное место для разговоров — у кабинета рефе­рента. Сам себя он ведь не прослушивает...

Впрочем, это была замена «шила на мыло»: его предшествен­ник был не намного лучше. Сын репрессированного священника, протоиерей N хорошо усвоил нехитрую премудрость: «Люби ор­ганы, помогай органам, и органы помогут тебе». В начале своей карьеры, еще в сане просто диакона, о. N был «внедрен» в один из городских соборов. И тогда кто-то из «внешних» по-дружески предупредил настоятеля: «Будьте осторожны с о. 1М».

Вспоминает протоиерей Игорь Мазур.

Едем по епархиальным делам в Москву. В купе —- еще двое из епархии: протоиерей N и «референт». Референт кивнул Ы, и тот («понимаю!») вышел в коридор: «что-то в купе душно». «Дышал» он целый час, а в это время референт вел «задушевку» с о. Иго­рем, — сулил ему «все царства мира и славу их» (Мф. 4, 8). Но

все было напрасно — искушаемый стоял на своем: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (ст. 10). Тогда остав­ляет его референт, и тут деликатный стук в дверь купе: «Я не помешаю?».

Простоватый протоиерей N был притчей во языцех в профессор­ско-преподавательских кругах. При упоминании его имени в ходе каких-либо богословских дискуссий все многозначительно перегля­дывались и прятали улыбки. Однажды рассказываю в профессор­ской какую-то забавную историю с подтекстом. Все смеются, один N растерянно хлопает глазками. Комментирую «неполиткоррект­но» (каюсь): «Все поняли юмор. Только один о. N не понял». А он в ответ: «Нет, я юмор понял, только я не понял, в чем юмор». И снова взрыв смеха...

Впрочем, протоиерей N сам любил пошутить. Вот образчик его юмора. После праздничного богослужения в соборе — трапеза, за которой присутствуют почетные гости из штаба Балтийско­го флота. Разговор заходит об «ударе возмездия». Не ручаюсь за детали, но они в данном случае не важны. Вице-адмирал «дове­рительно» сообщает: если наша АПЛ (атомная подводная лодка) произведет пуск ракеты, находясь на боевом дежурстве в Ат­лантике, то ядерная боеголовка «накроет» Нью-Йорк. Но если, к примеру, ракета стартует с акватории Баренцева моря, то не долетит. Протоиерей И: «А если мы с причтом соборно помо­лимся, то, по молитвам святителя и угодника Божия Николая Чудотворца, — долетит!»

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: