Митрополит Николай (Ярушевич) 6 глава

Болгария

В Болгарии владыка бывал неоднократно. Однажды он со­вершал Божественную литургию в столичном Софийском соборе св. блгв. кн. Александра Невского. В Болгарии даже при ком­мунистах можно было поминать имя императора Александра II, Освободителя от турецкого ига. И вот архиерей возглашает об упокоении... Николая Александровича! (Вместо Александра Ни­колаевича.) И получилось — святитель помянул имя императора Николая II, «умученного от безбожников-большевиков». Старич­ки-эмигранты, стоявшие в храме, начали истово креститься, лица их просветлели, — надо же, не побоялся!

В тот раз из этой оговорки «второй Шипки» не получилось — «братушки из безпеки» (госбезопасности) в такие тонкости не вхо­дили. В те годы, когда русская армия освобождала Болгарию от турок, революционеры-народовольцы мечтали вырезать всю «ве­ликую ектенью», т. е. всю династию Романовых, поминавшихся «за здравие» во время богослужений. В 1881 г. «господа бомбисты» ликвидировали Александра Николаевича, а Николай Александро­вич с семьей принял смерть в подвале Ипатьевского дома по прика­зу Ленина. Мог ли владыка Никодим предполагать, что его титул «Ленинградский» в 1991 г. будет «ликвидирован», а в 2000 г. им­ператор Николай II, с семейством, будет причислен к лику святых Русской православной Церкви?

Известен случай, когда владыка с одним духовным лицом, кото­рому абсолютно доверял, был в Свердловске (ныне — снова Екате-

ринбург) в гостинице. Утром он постучал к тому в номер и ска­зал: «Слушайте, они здесь приняли смерть. Давайте отслужим панихиду»¹⁰³.

Из документов:

5/18 июля 1918 г. Заседание ВЦИК под председательством Свердлова, одобрившее расстрел Николая Романова, имевший ме­сто «16 июля в Екатеринбурге», «ввиду опасности приближения чехословацких войск»¹⁰⁴. И царская семья приняла смерть в под­вале дома Ипатьева...

6/19 июля 1918 г. Резолюция патриарха Тихона на протоколе совещания Соборного Совета, созванного по вопросу о служении соборной панихиды по расстрелянном бывшем императоре Нико­лае II: «Благословляю Архипастырей и пастырей молиться о сем на местах»¹⁰⁵. Так что владыка Никодим, будучи официальным сергианцем, был тайным тихоновцем.

Когда владыка Никодим побывал в Свердловске, там еще стоял дом Ипатьева. Но в 1977 г. — после прославления последнего рус­ского императора за границей — в два дня был снесен по приказу тогдашнего первого секретаря Свердловского обкома КПСС, того, кто через десять лет и возглавил «освобождение» РСФСР от СССР в 1989-1991 гг. И вряд ли митрополит Ленинградский мог предпо­лагать, что пройдет еще 30 лет, и островам архипелага Северная Земля вернут дореволюционные названия. Остров Малый Таймыр станет островом цесаревича Алексея, остров Октябрьской револю­ции станет островом Святой Александры, остров Большевик вернет прежнее название — Святой Ольги, остров Комсомолец станет ост­ровом Святой Марии, остров Пионер — островом Святой Татьяны, а остров Домашний — Святой Анастасии...¹⁰⁶

В советское время была такая поговорка: «Курица не птица, Болгария не заграница». Но поездки даже в такую «беспроблем­ную» страну Лубянка обставляла так, как будто «агентов влияния» забрасывали в одну из стран НАТО «с тяжелым контрразведыва­тельным режимом». Вот образчик тогдашней комитетской «черну­хи».

1983 год. В НРБ на юбилейные торжества, посвященные юби­лею патриаршества Православной Церкви Болгарии выехала де­легация РПЦ во главе с патриархом Пименом. В состав делега­ции включены агенты органов КГБ (перечисляются агентурные клички — а. А.) и оперработник действующего резерва под соот­ветствующим прикрытием сотрудника Патриархии¹⁰¹.

Но никакие «оперативные прикрытия» не помогли, и в 1990-е го­ды в Болгарии, как и в других бывших странах Варшавского блока, произошло то, чего не случилось в Российской Федерации, а имен­но—люстрация. С руководящих должностей были убраны около 50 тысяч бывших членов БКП — носителей гена номенклатурной зависимости.

В феврале 1991 г. в Болгарии начался судебный процесс над То-дором Живковым, правившим страной с 1954 по 1989 г. За полтора года по делу Живкова было опрошено более двухсот свидетелей, до­кументы исчислялись сотнями килограммов. Слушания несколько раз переносились из-за преклонного возраста обвиняемого (тогда Живкову шел 81-й год).

Бывшему лидеру было предъявлено обвинение в хищении госу­дарственных средств на сумму 26 млн левов. Прокурор потребо­вал приговорить Живкова к десяти годам лишения свободы. Одна­ко общественность страны посчитала такое обвинение недостаточ­ным. Поэтому на первый план выдвинули другой процесс, начатый в июне того же года. В его рамках Живков обвинялся в органи­зации исправительно-трудовых лагерей близ города Ловеч, где, по ряду оценок, было замучено и убито 147 политических заключен­ных. Ему также предъявили обвинение в разжигании национальной розни за проведение насильственной ассимиляции почти миллиона этнических турок в Болгарии в 1984-1985 гг.¹⁰⁸

Вспоминает внучка Тодора Живкова — Елена.

- После 1990 г. мне было тяжело жить с фамилией Живкова, но я не поменяла ее из принципа, хоть и вышла замуж, — объяс­няет Евгения.

- Когда деда освободили после 6-месячного заключения, он пе­реехал жить ко мне на дачу — у него никогда не было своей соб­ственной квартиры. Впрочем, на даче полиция постоянно устра­ивала обыски, а потом и вовсе хотела ее отобрать: против меня тоже завели уголовное дело, грозившее конфискацией имущества. Слава богу, все обошлось. Дед жил под домашним арестом почти до самой смерти, и жил очень скромно — ему всегда казалось, что он мешает своим близким. Больше всего Тодор Живков пережи­вал, что те, кто льстил ему и кланялся, отвернулись от него первыми. Горбачева он не любил — говорил, что «этот руководи­тель влюблен в себя и занимается пустословием»¹⁰⁹.

■ ■. Владыка Никодим объездил много стран; собирался он по­бывать и в Чили. Но не успел: в стране произошел переворот, и к

власти пришел Пиночет. Снова черные полковники... А эта стра­на была близка к тому, чтобы упасть в «объятия Кремля», — в ходе операции КГБ в Чили по избранию президента Сальвадора Альен­де. Это была своеобразная «битва между КГБ и ЦРУ».

В документах архива Лубянки эта операция КГБ носит название «Лидер», а избрание Альенде в 1970 г. президентом Чили называ­ется «революционным ударом по системе империализма в Латин­ской Америке». КГБ играл важную роль в его предвыборной кампа­нии — Альенде победил с очень незначительным перевесом голосов. Есть документы, свидетельствующие, что КГБ финансировал его избирательную кампанию, выплачивал ему десятки тысяч долла­ров и даже передал в его личную коллекцию несколько икон. Ком­мунистической партии Чили было выплачено 400 тысяч долларов. Американцы тоже потратили тогда в Чили около полумиллиона долларов, но их деньги оказались менее действенными¹¹⁰.

В те годы поездки в страны Южной Америки считались чем-то экзотическим и были на сугубом контроле «конторы».

Из документов.

23.11.1987. Совет по делам религий при Совете Министров СССР (т. Харчев) просит разрешить дать согласие Московской Патриархии направлять священнослужителей из числа совет­ских граждан на постоянную работу во вновь созданные приходы Русской Православной Церкви в Бразилии и Уругвае, не входящих в перечень стран, куда, в соответствии с постановлением ЦК КПСС от 24-1.1975 г. (№Ст-158/52 гс), разрешены долгосрочные командировки советских граждан по религиозному каналу.

С МИД СССР (т. Комплектов), КГБ СССР (т. Бобков), со­гласовано. (Заместитель председателя КГБ Бобков отвечал за ра­боту по линии «инакомыслящих» (сегодня — шеф охранной службы крупной компании.)

Учитывая современную политическую обстановку и складыва­ющиеся благоприятные условия для деятельности Русской право­славной Церкви в Бразилии и Уругвае, полагали бы возможным. поддержать данное предложение. Просим согласия. Зав. отделом пропаганды ЦК КПСС Ю. Скляров. Зам. зав. международным от­делом ЦК КПСС К. Брутенц¹¹¹.

Финляндия

Для многих поездка за границу — это отдых, смена впечатлений; груз проблем, хотя бы на время, где-то позади. Но владыка Нико-дим до предела заполнял каждое свое пребывание за рубежом. А иногда и создавал новые проблемы, которые сам потом и преодоле­вал, — порой за счет собственного здоровья. Вспоминает архиепи­скоп Лонгин (Талыпин), викарий Московской епархии, представи­тель Русской православной Церкви в Германии (Дюссельдорф).

Характер владыки я мог бы проиллюстрировать следующим примером. Митрополит приехал в очередной раз в Финляндию, в Хельсинки, чтобы принять участие в поставлении нового люте­ранского епископа. Торжественное богослужение было назначено на 10 часов утра в одно из воскресений. Естественно, владыка Никодим, как обычно, хотел совершить сначала Божественную Литургию в одном из наших православных приходов. И вот в По­кровском Патриаршем приходе он назначил службу на 7.30 утра. Совершив богослужение, митрополит был приглашен на чай в дом настоятеля. Владыка общался с прихожанами, духовенством, а поскольку я был организатором визита, то мое дело было смот­реть за тем, чтобы мы вовремя были на лютеранском богослу­жении, поскольку там должен был присутствовать и президент республики Финляндии. Время идет, я говорю владыке, что нам пора уже ехать. Он мне говорит: «Да-да». Проходит немного времени, я снова подхожу к нему, говорю: «Владыка, нам нуж­но ехать». В ответ: «Я сказал тебе — да-да». Я вижу, не могу я старца переубедить, пошел, позвонил в полицию. Объяснил поло­жение и попросил полицейскую машину с мигалкой, которая бу­дет ехать перед нами, дабы мы успели вовремя. Полиция приеха­ла, и говорят, что если вы хотите заранее приехать, то ехать надо сейчас. Я пошел и говорю владыке, что полиция приехала, просит поторопиться. Он мне: «Я тебе сказал — да», и продол­жает сидеть. Я пошел к полицейским, а они говорят, что если этот человек не выйдет сейчас, они уедут. Я говорю: «Пойми­те, он митрополит Ленинградский и Новгородский, член Священ­ного синода». Они нервно отвечают: «Нам не важно, кто он и какой митрополит, мы его проводим, если только он немедлен­но выйдет». Я пошел к владыке снова, митрополит крайне раз­дражен: «Я сказал, что иду!» Я отвечаю, что полиция утвер­ждает, что если Вы сейчас не выйдете, то придется добиратъ-

ся пешком. Митрополит встал, прочитал благодарственную мо­литву и быстро вышел из комнаты. За ним последовал болгарский митрополит Панкратий. Подошел владыка к машине, сел, захлоп­нул дверь. Я тоже сел в машину, и мы поехали. Я обращаюсь к владыке: «Извините, что я так сказал, поймите, что полиции все равно, а нам надо вовремя приехать». Авва молчит, влады­ка Панкратий, представитель болгарского Патриарха, говорит: «Владыка, не сердитесь на отца Лонгина, он же только лучшего хочет». Молчание. Подъезжаем мы к евангелическому собору, ули­цы все перекрыты, поскольку ожидали приезда президента Фин­ляндии, без двух минут десять мы влетаем на машине на пло­щадь перед собором, я быстро выскакиваю, вытаскиваю митропо­лита из машины, а он мне говорит: «Посмотри, как там у меня крест на клобуке», причем очень спокойно. Я говорю: «Владыка, все очень хорошо», беру его под руку, веду. Уже слышна сирена, президент подъезжает. Я говорю: «Скорее, владыка!», а он: «Спо­койно», и солидно поднимается по ступенькам собора, его привет­ствуют, отводят на его место, и тогда он миролюбиво говорит мне: «Ну, Сотник (так он меня, любя, называл), смотри, мы пре­красно успели». Владыка садится на предназначенное ему место, и тут же входит президент. После богослужения я подхожу к владыке под благословение, а он говорит: «Ну чего тебе, Сотник, было волноваться, чего наводить панику, мы же успели, все хо­рошо, ты молодец, все хорошо устроил!»¹¹².

Афон

Бывая на Афоне в 1960-х годах, владыка Никодим нередко стал­кивался с недоброжелательным отношением греческих насельников к маститому паломнику из советской России. Иноки опасались уси­ления русского былого влияния на Святой Горе, и в каждом таком визите видели «руку Москвы». Однажды, во время одного из пер­вых визитов, владыка подал на «вечное поминовение» в древнюю обитель синодик с именами усопших иерархов Русской православ­ной Церкви, а также своих родных и близких. К помяннику он приложил 100 долларов, что было по тем временам крупным по­жертвованием. Особенно если учесть жесткий валютный контроль советских времен. Это невольно расположило афонскую братию к посланцу из России, и святогорцы стали считать его «своим».

А обстановка на Афоне была весьма сложной. Еще 18 марта

1957 г. патриарх Алексий I обратился к Константинопольскому патриарху Афинагору с просьбой допустить на Афон в русский монастырь св. Пантелеймона десять новых монахов из Советского Союза: «Поминая годы пребывания на Афоне наших насельников и радость их духовного возрастания в благословенной атмосфере св. Горы, мы обращаемся к Вашему Святейшеству с просьбой бла­гословить и ныне пребывание и несение послушания в монастыре св. Пантелеймона русских монахов, вновь желающих прибыть в ко­личестве десяти человек, и дать нам великое утешение сознавать, что русские люди, как и в древние времена, несут молитвенный подвиг во славу имени Христа Бога нашего, в уделе Его Преблаго-словенной Матери»¹¹³.

Однако во второй половине 1958 г. денежная помощь Свято-Пантелеимоновскому монастырю на Афоне, посланная Патриар­хом Алексием I в связи с бедственным положением обители, была отвергнута ее монахами. Попытка послать из СССР монахов на Афон потерпела фиаско. «Кроме церковной стороны этого дела, здесь не следует упускать из вида еще и другую его сторону, — от­мечалось в зарубежной печати. —Ни при каких условиях органы государственной безопасности СССР не выпустят из страны непро­веренных людей; они выпустят туда лишь не вызывающих никаких сомнений в смысле их политической благонадежности. А если эти люди благонадежные, то, во-первых, едва ли они будут искренними монахами и подлинными насельниками монастыря во имя Христа, а, во-вторых, те же органы государственной безопасности не забу­дут дать им "дополнительные задания", мало имеющие общего с монашеством. Да и вообще, не будут ли в этом случае одеты мо­нашеские рясы на негласных агентов государственной безопасности СССР? Положение на этом фронте борьбы Московской Патриархии за свое абсолютное церковно-политическое господство создалось в достаточной степени деликатное»¹¹⁴.

Именно митрополиту Никодиму принадлежит заслуга возрож­дения почти совсем угасшего русского монашества на Святой Горе Афон. Получив, хотя и с трудом, разрешение посетить Афон, он наглядно столкнулся с кризисом, в котором оказался русский мона­стырь св. великомученика Пантелеймона: самому молодому монаху здесь было 70 лет. В результате настойчивых усилий митрополита Никодима в 1960-1970-е годы более чем двадцати монахам молодо­го и среднего возраста удалось получить разрешение приехать из России на Афон и поступить в русский Свято-Пантелеимонов мона-

стырь, благодаря чему монастырская жизнь в нем не упразднилась окончательно.

Владыка Никодим немало потрудился для того, чтобы воссо­зданные при его содействии связи России с Афоном развились и упрочились. В бытность его постоянным членом Синода Афон на­чали посещать многочисленные делегации и паломнические груп­пы, монастырю оказывалась посильная помощь. Конечно, уровень материальной помощи Афону ограничивался политическими обсто­ятельствами того времени. Но едва ли не важнее для святогор-ских иноков была моральная и духовная поддержка со стороны на­шей Церкви в годину, когда военная хунта, правившая тогда Гре­цией, вознамерилась закрыть русский Свято-Пантелеимоновский монастырь¹¹⁵.

Вспоминает митрополит Смоленский и Калининградский Ки­рилл (Гундяев): «Мне довелось быть свидетелем и самовидцем жесткого объяснения владыки Никодима, в тот период уже предсе­дателя Отдела внешних церковных сношений Московского Патри­архата, с одним из руководителей греческой хунты генералом Пота-косом. Сколько внутренней силы, сколько убежденности, сколько веры было в аргументах митрополита Никодима! Он говорил во­истину как власть имеющий, и опровергнуть его доводы генералу оказалось не под силу. Усилия владыки Никодима достигли цели и сыграли свою роль в спасении русского афонского монастыря»¹¹⁶.

После кончины владыки (1978 г.) на Ленинградскую кафедру был перемещен из Белоруссии митрополит Антоний (Мельников; скончался в 1986 г.) Мне довелось наблюдать его в быту и невольно сравнивать его линию поведения с жизнью его предшественника. Упоминания о митрополите Антонии полезны для контраста, чтобы рельефнее «вылепить» образ владыки Никодима.

В параллель. Прошли годы, и в начале 1980-х годов на Афоне побывала небольшая делегация Русской православной Церкви во главе с митрополитом Ленинградским и Новгородским Антонием (Мельниковым). Перед отбытием из Москвы ему были выданы в ОВЦС «командировочные» на всех участников поездки. Не желая связывать себя бухгалтерскими расчетами, он вручил мне получен­ные доллары вместе с «расшифровкой»: по какой статье начисле­ны нам те или иные суммы. Одновременно я получил указания, не подлежащие обсуждению. Митрополит Антоний неоднократно выезжал за границу, и чувствовалось, что он действует по отрабо­танной схеме.

— Расшифровку никому не показывать. Доллары обменять на драхмы; «представительские» (а это немалая сумма. — а. А.) и мои «суточные» передать сразу же лично мне.

— А как насчет остальных членов делегации?

— Владыке Владимиру (второй по сану член делегации; фами­лия не имеет значения. — а. А.) выдать суточные полностью. Себе тоже можете отсчитать суточные. Остальным пока ничего не да­вать. На Афоне им деньги не нужны.

В моей практике это было впервые. Ранее мне доводилось вы­езжать за границу во главе небольших молодежных делегаций по линии всеправославной международной организации «Синдесмос». Едем, к примеру, в поезде «Москва—Хельсинки». Сразу после пе­ресечения границы приглашаю всех в купе. Первым делом пускаю по рукам финансовую ведомость («расшифровку»), чтобы каждый видел причитающуюся ему сумму. Суточные раздаю сразу же; оста­ток «гостиничных» — в конце поездки. А представительские, за вы­четом расходов (транспорт, телефонные звонки, сувениры и т.д.), делим поровну накануне возвращения домой. И никаких закулис­ных разговоров, интриг, косых взглядов.

А тут хозяин «общака» подставляет меня под удар «братвы»! При первой же возможности раскрываю перед «неимущими» «тай­ны мадридского двора». Дескать, все претензии —к главе делега­ции.

Пролетели дни пребывания на Афоне, возвращаемся в Афины. Новый приказ: выдать каждому небольшую сумму (на карманные расходы); остальное — утром перед отъездом в аэропорт. Народ ти­хо ропщет, но ко мне —с полным пониманием. («А при чем здесь Штирлиц? Ему поручили —он выполнил».)

Утром новое распоряжение: в 10 утра собраться в холле гости­ницы с вещами и ждать указаний. Деньги пока не раздавать! В то­мительном ожидании проходит два часа. Архиерей, нагруженный коробками, выходит из машины: с утра он объехал антикварные лавки и «представительские» потратил с толком. И тут же коман­да: выезжаем в аэропорт!

В зале отлета до регистрации билетов еще час, и я робко спраши­ваю: можно ли раздать драхмы? Ведь это последняя возможность купить что-то для дома, для семьи, — пусть и по взвинченным аэро-портовским ценам. И, к моему удивлению, слышу: «Нечего им бол­таться по аэропорту! Еще опоздают на посадку! Валюту в Москве вернуть в бухгалтерию ОВЦС!».

Возражать безсмысленно: хозяин — барин! Но мне надо «сохра­нить лицо» перед «рядовым составом». Отойдя в сторону, дово­жу архиерейский приказ до «обездоленных» и демонстрирую пач­ку «неразменных» греческих драхм. И, ничего не опасаясь, в при­сутствии архиерейского келейника, комментирую: «Барин!» И чув­ствую, что даже он на моей стороне.

Но в Москве трагикомедия продолжается. Беру одного из «оби­женных» в качестве «понятого», и мы идем в бухгалтерию ОВЦС. Увидев драхмы, главбух Нина Ивановна устраивает скандал: вы­давали доллары, а возвращают драхмы!

— Ну и что?

— Как что? Доллары —это валюта «первой категории», а драх­мы— «второй»! Как я теперь их оприходую?

Мы молча уходим: «антониевщиной» сыты по горло. Зато ар­хиерей доволен: руководство ОВЦС знает, что он всегда радеет о казне, и в следующий раз, перед очередной поездкой, его кандида­тура будет иметь преимущество.

... В те годы корреспонденция, приходившая в епархию и ака­демию, раскладывалась по ящичкам, и у наиболее «общительных» были свои персональные «ниши». Выгребаю из своей ячейки ворох писем; заграничные, не глядя и не вскрывая, перекладываю в мит­рополичий ящик. Это был своего рода вызов: хотели втянуть меня в ваши «игры» —сами и разбирайтесь! Но митрополит Антоний де­лал вид, что все так и должно быть. Своему личному секретарю он сказал: «Женечка, заведи отдельную папочку для писем о. Авгу­стина!».

У читателей молодого поколения может сложиться впечатление, что тогдашние власти «прессовали» лишь служителей культа. А, дескать, культура — это другое дело. И вопрос — «С кем вы, деяте­ли культуры?» — решался однозначно: «Партия сказала, комсомол ответил — есть!»

Вспоминает кинорежиссер Владимир Меньшов, снявший знаме­нитый фильм «Москва слезам не верит» (1980 г.) В течение пер­вого года фильм просмотрели 85 миллионов человек. Статистику второго года никто не вел, хотя в одной Москве картина шла в 20 кинотеатрах. Фильм купили сто стран мира. В США первой награ­дой «Москвы... » стал приз прокатчиков Америки — купленный за 50 тысяч долларов фильм за 12 месяцев собрал 2,5 миллиона. По миру шли триумфальные премьеры картины, на которых неизмен­но отсутствовал один человек — режиссер Меньшов.

— Почему меня не выпускали из страны? В этом как раз и вся проблема, что тебе никогда не говорили причину. Я сам пытался выяснить, в чем дело, ходил по кабинетам. А начальники опускали глаза: «Ну подожди, все само как-нибудь рассосется». Только спу­стя годы я узнал, что на меня лежало два доноса. От коллег. Моими «проступками» было то, что после снятия с должности Подгорно­го (кто сейчас помнит о нем! — а. А.) я высказал удивление, поче­му, мол, отставка второго человека в стране произошла без всяких объяснений. А второй донос был посвящен моему восхищению ко­личеством продуктов в каком-то заграничном магазине. Этого бы­ло достаточно. А я-то думал, что Родину продал, планы секретного завода выдал.

Когда пришло приглашение на церемонию «Оскара» (американ­цы прислали его на мой домашний адрес), меня, разумеется, вновь не выпустили. А в результате все окончилось позорищем для стра­ны. Потому что, когда за наградой вышел атташе по культуре со­ветского посольства, на следующий же день во всех газетах было написано, что «Оскара» получил работник КГБ вместо невыпущен­ного Меньшова¹¹⁷.

... Весной 1986 г. митрополит Антоний скончался, прожив всего 62 года. Ученые давно установили, что ложь вредно отражается на здоровье человека —как врущего, так и слышащего ложные суж­дения: психика бунтует, возникают стрессы, подступают хвори... А угрюмый поток лжи в СМИ начала 1980-х годов был сравним по своему вредоносному воздействию с радиацией.

Летом я отправился в одиночный байдарочный поход по Ви­тиму (четвертая категория сложности), —маршрут, «страшный в своей безысходности». За месяц было пройдено по «ненаселенке» полторы тысячи километров. Пороги, перевороты, постоянное ба­лансирование на грани жизни и смерти, — все это помогло забыть питерскую мышиную возню, «крысиные гонки».

Возвращаюсь в академию к началу учебного года. Захожу в кан­целярию, готовый к самому худшему: мол, «фирма не нуждается в ваших услугах». За столом — тогдашний секретарь ЛДАиС — ар­химандрит Ианнуарий. Поздоровались, и он сообщает: «Из Отде­ла пришло письмо. Тебя оформляют в поездку на международную конференцию». Щупальца разжались...

Депутатский зал

Будучи по существу вторым (после патриарха) лицом в Рус­ской православной Церкви, владыка не имел зеленого (дипломати­ческого) заграничного паспорта. Тем не менее он мог пользовать­ся депутатским залом при вылете за границу и при возвращении, что освобождало от обязательного таможенного досмотра. Владыка пользовался этой привилегией и ввозил в страну центнеры религи­озной литературы, пополняя книгами библиотеку Ленинградской духовной академии, раздавая семинаристам Библии брюссельско­го издания на русском языке. Книги он привозил из-за границы в чемоданах, которых у него было обычно не менее десяти. Объясня­ли такое количество тем, что владыка везет с собой архиерейские облачения, необходимые ему для совершения богослужения в по­ездках.

Святитель «баловался контрабандой» в особо крупных разме­рах. Как вспоминал о. Маркелл, однажды за границей владыке по­дарили большую партию нательных крестиков, которые по тем вре­менам в Союзе были дефицитом. (Власти боролись с религиозной символикой — она понемногу расшатывала их режим: «Крестик — маленький протестик».) Крестики «под завязку» были насыпаны в большую круглую деревянную коробку из-под митры, и в аэропор­ту ее оформили как ручную кладь.

Прилетели в Москву; владыка с о. Маркеллом проходят в Ше­реметьево через депутатский зал. О. Маркелл идет сзади и несет «митру», но под тяжестью содержимого ремешок на коробке ло­пается, она падает, и крестики рассыпаются по полу. Владыка, не видя этого, проходит мимо дежурного у стойки, а тот «закрывает глаза» на келейника, ползающего по полу с коробкой в руках... Через неделю владыка одаривал этими крестиками студентов ака­демии.

Однако «депутатские привилегии» были весьма условными. При необходимости досмотр, включая личный, могли учинить лю­бому «неприкасаемому» (Широко известна история с главой Еван-гелическо-лютеранской Церкви Латвии, которого «взяли на кар­мане» по наводке из рижского КГБ. Прямо в депутатском зале у него при личном досмотре изъяли «незаконную» валюту.) А на­до было воспользоваться советом основоположника: «Чтобы здесь не взяли лишку за размен, — учил великий Ленин, — лучше всего купить франков в Москве и перевести уже точную сумму фран-

ков в Париж... Это самый удобный способ. Оказиям доверять не стоит»¹¹⁸.

Когда у секретаря ЦК КПСС Фрола Козлова чекисты нашли в сейфе доллары, того хватил инсульт (весна 1963 г.) В те годы за «незаконные валютные операции» могли дать «вплоть до высшей меры», — а тут — такой человек! Председатель КГБ Семичаст-ный пошел к Хрущеву за инструкциями, что делать с провинив­шимся.

— Выздоровеет — исключить из партии, умрет — похоронить с почестями, — ответил Никита Сергеевич.

Слова эти дошли до лежащего в больнице партбосса. Судя по тому, что Козлов до сих пор лежит у кремлевской стены, намек он понял правильно¹¹⁹.

В хрущевское время член Президиума и секретарь ЦК КПСС Фрол Козлов, считавшийся вторым лицом в руководстве после Хрущева, как выяснилось, брал взятки за назначение на руково­дящие посты, прекращение судебных дел и прочие услуги. Брал он деньгами и драгоценными камнями через посредство своего при­ближенного Н. Смирнова, председателя исполкома Ленинградского горсовета¹²⁰.

Впрочем, зря сделали Фрола козлом отпущения. Ведь у него бы­ли славные учителя — члены ленинского Политбюро. Когда умер Яков Михайлович Свердлов (1885-1919), его сейф опечатали, от­правили в подвал и забыли нем. Пролежал он там 15 лет. А в 1935 г. стали проводить инвентаризацию, и сейф вскрыли. В сейфе Сверд­лова лежало 7 иностранных паспортов на всю его семью. А также 108 тысяч золотых рублей царской чеканки, 760 тысяч рублей об­лигациями и 708 золотых предметов с бриллиантами¹²¹.

Владыка Никодим должен был учитывать возможную опас­ность и не переступать условную черту. В его резиденции в Сереб­ряном Бору был богатый подбор зарубежных изданий на русском языке. Но в совокупности, выражаясь тогдашними терминами, эта «литература» не тянула на 70-ю статью УК РСФСР (антисоветская деятельность). Она тянула только на 190-1 (распространение за­ведомо ложных измышлений, порочащих советский государствен­ный и общественный строй). Впрочем, по свидетельству одного из тогдашних семинаристов, однажды митрополит Никодим привез «Архипелаг Гулаг» А.И.Солженицына, напечатанный на тонкой папиросной бумаге, и другие книги, которые затем передавались учащимися друг другу¹²².

«Внутри этого круга людей циркулировала литература, в том числе и антисоветских издательств, и были вполне откровен­ные разговоры о советском режиме, — свидетельствует священник Игорь Адрианов (Минск).—Эти молодые люди понимали, что со­ветская власть не вечна, и нужно сейчас готовить Церковь к жизни в условиях свободы, которая неизбежно наступит. Самое главное — они доверяли друг другу. В конечном счете, эта команда едино­мышленников "переиграла" советское КГБ и сумела сделать очень многое, чтобы в определенном смысле подготовить Церковь к бу­дущей жизни в условиях свободы после падения коммунизма. И владыка Никодим имел огромное влияние на эту молодежь, "под­няв их с колен", и был подобен Моисею, готовившему свой народ к жизни в Земле Обетованной, но так самому на нее и не вступив­шему. Так владыка Никодим готовил Церковь к жизни в условиях свободы, но сам не дожил до этих времен»¹²³.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: