Митрополит Николай (Ярушевич) 4 глава

Из истории человечества хорошо известно, что для уничтоже­ния нации достаточно уничтожить ее образованные классы. Немцы в 1939 г. начали свою политику уничтожения польской нации с рас­стрела всех без исключения профессоров Краковского университе­та. А сотрудники НКВД продолжили «дело фюрера» в Катыни. Однако «ленинская гвардия» начала уничтожение российской на­ции еще в 1918 г. с расстрела в Петрограде и Москве сотен заложни­ков, состоявших из гимназистов, студентов, профессоров, чиновни­ков. Кто-нибудь из защитников Октября и сталинского социализма

отдает себе отчет, как много будущих Королевых, Туполевых, Кур­чатовых потеряла российская нация во время красного террора и сталинских репрессий тридцатых годов?

После окончания Великой Отечественной войны митрополит Николай, в частности, руководил массовым, возвращением рус­ских эмигрантов из Франции и других стран в СССР, — пи­шет А. Э. Краснов-Левитин. —Его появление во Франции осенью 1945 года вызвало сенсацию среди русской колонии. Благостный владыка, елейный, с типично русским лицом, носящий имя в честь святителя Николая Чудотворца — исконного покровителя святой Руси, — владыка казался эмигрантам воплощением старой Руси, которая, как хотелось им думать, вновь ожила в дни вой­ны.

Не надо при этом забывать, что старая эмиграция, особенно во Франции, была совершенно дезориентирована. Все старые эми­грантские газеты прекратили свое существование; старые, обще­известные деятели эмиграции или умерли, или доживали послед­ние дни, или сами были полностью дезориентированы.

Как рассказывал мне митрополит, вернувшийся из поездки в Париж, он имел обстоятельный разговор с Иваном Алексеевичем Буниным, причем митрополит считал возвращение Бунина во­просом решенным. (Говорят, только дикая расправа с Ахматовой и Зощенко в августе 1946 г. отрезвила старика и удержала от возвращения.)

О чем говорить, если Н. А. Бердяев, знаменитая Кшесинская с сыном приняли советское гражданство! Митрополит Евлогий принял митрополита Крутицкого с распростертыми объятиями и воссоединился с Патриархией. Надо ли удивляться тому, что тысячи простых людей, бывших поручиков, прапорщиков, титу­лярных и надворных советников, — потекли на Родину. Встречал их потом сотнями в тюрьмах и лагерях.

Знал ли митрополит о готовящейся им участи ? Вряд ли. Вер­но, и он находился во власти некоторых иллюзий. Но только лишь некоторых. Уж он-то, проведший всю жизнь в Советском Сою­зе, хорошо знал, чего стоит слово советского правительства и как можно верить Сталину. Все это он понимал в подсознании, но старательно отгонял от себя эти мысли. Им владела одна лишь идея: ему казалось, что таким образом можно не только восста­новить Церковь, но и утвердить ее существование на века.

Когда позже, при Хрущеве, выяснилась вся эфемерность этих

надежд, он нашел в себе мужество открыто выступить в защи­ту Церкви⁶².

А теперь слово протоиерею Владимиру Тимакову.

Митрополит Николай постоянно был в разъездах по заграни­цам и свидетельствовал, что времена гонений на Церковь прошли. Можно себе представить, какое впечатление такие речи произво­дили на на слушателей-эмигрантов. Остаться без Родины, жить в безбытности очень тяжело. Огненная проповедь о всяческой свобо­де и беззаветно любимой Отчизне, за которую они, собственно, и страдали, пала на плодотворную почву, и некоторые стали возвра­щаться в Россию.

Сейчас доподлинно могу засвидетельствовать только один факт. Приехала семья: отец, мать и две дочери. Советского радушия толь­ко и хватило до встречи на границе, по пересечении же ее их сразу отправили в ссылку в Казахстан, на поселение; хорошо хоть не за колючую проволоку. Младшая дочь, еще девочка, тайно прямо из Казахстана одна приехала в Москву. Отыскала храм митрополита Николая, пришла на его службу и, подойдя к нему, сказала: «Вла-дыко, Вы обманщик. Вы советовали моим родителям возвратиться в Россию, гарантировали свободу. Вот мы приехали, и нас сослали в Казахстан. Я одна пробралась в Москву, чтобы Вам за все сказать спасибо».

Митрополит Николай был ошеломлен, тут же отправился к председателю Совета по делам Русской православной Церкви Кар­пову, описал ситуацию, выразил возмущение и недовольство тем, что власти спекулируют его именем... Это возымело действие — попавшую в беду семью освободили, но какими усилиями далась им свобода!*

Митрополит Николай стал говорить проповеди против атеизма и атеистической пропаганды. Одно время, протестуя, на некоторое время он перестал выпускать «Журнал Московской Патриархии», либо выпускал его очень «тощим» (митрополит Николай был тогда ответственным за издание ЖМП). Конечно, такой бойкот Совет­ской власти не нравился.

К тому же митрополит Николай был автором февральской 1960 г. речи Святейшего Патриарха Алексия I на собрании миро­творческой общественности. Защитительная речь патриарха, мяг-

1имаков В., протоиерей. Церковь и атеистическое засилье в 40-80-х го­дах // Альфа и Омега. № 1 (42). М., 2005. С. 229-230.

кий его протест, вызвал бурю ярости и гнева со стороны хрущев­ского руководства, партийных фанатиков и фундаменталистов и, конечно, это был провал политики Г. Г. Карпова⁶³.

Речь идет о докладе патриарха Алексия I, прочитанном 16 фев­раля 1960 г. на Конференции советской общественности за разору­жение. Речь была опубликована в «Журнале Московской Патриар­хии» (№ 3, 1960, с. 33-35). В условиях хрущевских гонений патриарх напоминал собравшимся о той огромной роли, которую играла на протяжении всей русской истории Православная Церковь. По сло­вам прот. Владислава Цыпина, «речь первосвятителя не оградила Церковь от нападок, но, опубликованная в "Журнале Московской Патриархии", она получила широкое распространение в церковном народе и укрепляла дух служителей алтаря Господня и верных чад Церкви»⁶⁴.

Эта речь представляла собой своеобразную декларацию: она со­стояла из перечисления исторических заслуг Православной Церкви перед русским народом. Уже начало было декларативным: «Пе­ред вами говорит представитель Церкви, той Церкви, которая... » И далее следовал краткий обзор исторических заслуг Церкви — от Крещения Руси до победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. И предельно сильная фраза в конце: "Теперь эта Церковь подвергается нападкам, но это ее не смущает, ибо она помнит слова Своего Основателя: Церковь Мою созижду на камне, и врата адовы не одолеют ее".

Шок всех присутствовавших. Аплодисменты, несколько неожи­данные, большей части зала. В кулуарах митрополит Николай встретил коллегу по Совету Мира, генерального секретаря Со­юза евангельских христиан-баптистов А. В. Карева. «Ну как?» — «Сильно»,—ответил Александр Васильевич⁶⁵.

Таковы были слухи. А вот что пишет об этом архиепископ Брюс­сельский Василий (Кривошеий): «Я спросил митрополита Николая о нашумевшей речи Патриарха Алексия на заседании Советского комитета защиты мира.

— Эту речь составил я, — ответил мне митрополит Николай. — Патриарх только ее прочитал. А Вы знаете, что произошло потом? Когда Патриарх закончил читать речь, в зале раздались два-три жидких хлопка, а вслед за тем один за другим поднялись предста­вители общественности и начали громить Патриарха... "Вы хотите нас уверить, что вся русская культура создана Церковью, что мы ей всем обязаны, но это неправда" и т. д. Произошел целый скандал»⁶⁶.

За все эти «несвоевременные мысли» маститый архиерей был подвергнут властями опале, освобожден от должности председа­теля ОВЦС (в 1961 г. он скоропостижно скончался). В те же дни «покатилась голова» и генерал-майора КГБ Г. Г. Карпова. С 1943 по 1960 гг. он занимал должность председателя Совета по де­лам Русской православной Церкви при Совете Министров СССР; был уволен с должности через пять дней после того, как пат­риарх Алексий I произнес свою речь на Конференции советской общественности⁶⁷.

О подробностях обстоятельств отставки митрополита Николая рассказывал А. В. Ведерников в Москве в 1968 г. По его словам, к патриарху весной 1960 г. явился Куроедов и его сотрудник, кажет­ся, Фуров. В течение нескольких часов они кричали на Патриар­ха категорически требуя устранения митрополита Николая от всех должностей. Патриарх долго сопротивлялся, но наконец вынужден был уступить, выговорив только, что увольнение митрополита Ни­колая будет происходить постепенно, с временными промежутка­ми, что и было впоследствии осуществлено. Ведерников был близок к покойному митрополиту Николаю, и потому можно полагать, что этот рассказ основан на его собственных словах⁶ .

Так сообщает об этом в своих записках архиепископ Василий (Кривошеий). То, что Куроедов с Фуровым кричали на Святейше­го, это скорее исключение из правил, о чем свидетельствует все тот же архиепископ Василий: «Куроедова я увидел впервые, — пишет он. — Это был брюнет под 50 лет, средней интеллигентности на вид, державший себя с апломбом, но без нахальства и грубости. Время от времени он разговаривал в довольно любезном тоне с Патри­архом, и тот отвечал приблизительно так же. Меня чрезвычайно поразило, что Куроедов, обращаясь к Патриарху, называл его не "Ваше Святейшество", а просто "Алексей Владимирович"»⁶⁹.

В своих записках владыка Василий излагает и другую версию отставки митрополита Николая.

Совсем наоборот говорил митрополит Никодим (Ротов). Он уверял, что Синод и патриарх не хотели совсем увольнять мит­рополита Николая, а только думали перевести на кафедру мит­рополита Ленинградского: «Этого требовали обстоятельства». В этом предложении не было бы ничего обидного для митрополита Николая. Даже наоборот: в Ленинградской епархии в его ведении были бы прекрасные столичные храмы и Духовная академия, что для митрополита Николая, как ученого богослова, должно было

быть очень интересно. Тем более что в городе на Неве протека­ли годы его церковного служения в молодости, его все помнили и любили. Но получалось так, что без Внешнего отдела Крутицкая митрополия неинтересна. А должность митрополита Крутиц­кого и Коломенского, в сущности, есть служение викария патри­арха, из его ведения изъяты все московские храмы (кроме одного) и Духовная Академия, все они подчинены непосредственно патри­арху.

Митрополит Николай счел перемещение в Ленинград обидным понижением и отказался принять предложение. Впоследствии, когда он понял, что его собираются совсем «убрать на покой», он сам стал проситься в Ленинград, но было уже поздно⁷⁰.

Патриарху было предложено удалить митрополита Николая из Москвы. Патриарх, уступивший давлению, обратился к митрополи­ту Николаю с предложением перейти на другую кафедру: в Ленин­град или в Новосибирск. Категорический отказ; и патриарх гово­рит Куроедову: «Он не хочет, что я могу сделать?» — «Тогда пусть уходит совсем»⁷¹.

Уход митрополита от управления произошел в тяжелой атмо­сфере. Во время прощального визита митрополита в Патриархию ему было сказано: «Они настаивают на Вашем уходе. Напишите прошение об уходе на покой. На осенней сессии Синода без Вас мы его рассматривать не будем, а там это забудется». Митропо­лит Николай проявил слабость (сказался старый интеллигент, не привыкший лезть на рожон), написал прошение об увольнении на покой по состоянию здоровья. Когда митрополит прибыл в Сухуми, в гостинице его уже ожидала телеграмма о том, что его прошение об уходе на покой удовлетворено⁷².

Вначале митрополита Николая власти хотели услать в один из сохранившихся монастырей. Владыка категорически отказался, за­явив: «Я гражданин, прописанный в Москве в Бауманском пере­улке, — и буду жить здесь». Перед таким категорическим отказом власти отступили. На скандал, связанный с применением прямого насилия, не решились. Зато отказывали митрополиту в служении. Со времени своего ухода на покой митрополит Николай служил лишь в Рождественскую ночь с 6-го на 7 января 1961 г. в Елохов­ском соборе, где он сослужил патриарху.

В Светлую ночь митрополит Николай написал патриарху: «Пер­вый раз в жизни в Светлую ночь я не в храме, сижу один в своей комнате и плачу». После этого ему было послано приглашение от-

служить литургию на Светлой неделе в четверг, в трапезном храме Троице-Сергиевой лавры. Это было его последнее служение⁷³.

В конце октября 1961 г. владыку отвезли в кремлевскую больни­цу. Идти он не мог, надо было нести на носилках. В дверь носилки не проходили. Пришлось выломать окно, носилки вынесли ногами вперед. «Как покойника», — сказал владыка. 13 декабря 1961 года, в день апостола Андрея Первозванного, он сказал врачу: «Кажется, я умираю». В 4 часа утра владыка перекрестился и закрыл глаза. Через некоторое время наступила смерть.

17 декабря состоялись похороны. Отпевали в трапезном храме, где владыка несколько месяцев назад, на Светлой седмице, отслу­жил впоследний раз литургию. Было много народу, но далеко не всежелающие смогли попасть на похороны, так как в 8 часов утра неожиданноперестали ходить поезда. Не ходили до 3-х часов дня, до окончанияпохорон.

На отпеваниевышел взволнованный патриарх — его долго гото­вили к известиюо смерти его долголетнего — в течение 40 лет — сотрудника,с которым его связывали сложные отношения, и еще несколькоархиереев. (Еще вавгусте 1922 г. последовал арест епископаЯмбургского Алексия [Симанского] и трехлетняя ссыл­ка в Сибирь. А вянваре 1923 г. был сослан епископ Николай [Ярушевич]⁷⁴.

Народстоял с зажженными свечами, по церкви шныряли шпи­ки. В притворебыло много венков. Патриарх прочел разрешитель­ную грамоту,сказал несколько взволнованных слов. И потянулась длинная очередько гробу, для последнего прощания. А затем тело владыкиперенесли вусыпальницу, в подвале «ротонды» —кругло­го небольшогохрама в честь Смоленской иконы Божией Матери, небольшой церковки,построенной в XVIII веке⁷⁵.

А теперьзададим вопрос: мог ли Святейший Патриарх Алек­сий I защититьмитрополита Николая от опалы? Трудно судить об этом, можновспомнить о похожей ситуации, имевшей место в 1927 г. Передтем, как митрополит Сергий (Страгородский) стал заместителемМестоблюстителя Патриаршего престола, его роль чекист Тучковпредлагал митрополиту Кириллу (Смирнову). Тот давалсогласие на занятие этой должности, но не принял предло­женных условий. «Если нам нужно будет удалить какого-нибудь архиерея,— сказал Тучков,— Вы должны будете нам помочь».— «Если онбудет виновен в каком-либо церковном преступлении, да. В противном случае я скажу: брат, я ничего не имею против те-

бя, но власти требуют тебя удалить, и я вынужден это сделать». — «Нет, не так. Вы должны сделать вид, что делаете это сами и найти соответствующее обвинение!» Владыка Кирилл, конечно, отказал­ся. Говорят, он ответил: «Вы не пушка, а я — не бомба, которой вы хотите взорвать изнутри Русскую Церковь!»⁷⁶. А в июне того же 1927 г. митрополит Кирилл был отправлен в ссылку в Туруханск...

Ярославль-2

Тогдашняя церковная атмосфера была похожа на фронтовую: от вражеской пули гибнет командир, и его должность тут же зани­мает заместитель. Так, в годы войны уцелевшие бойцы за несколь­ко месяцев проходили путь от сержанта до капитана. А капитаны становились полковниками и генералами...

В послевоенное время заново открывались храмы, во священни­ки рукополагались пожилые миряне, помнившие церковную служ­бу еще с «мирного времени». А откуда взять архиереев на вакант­ные кафедры? Ведь в «расстрельные тридцатые» их извели по­чти под корень. За период с 1917 по 1940 г. 205 русских архиереев «пропали без вести»; из них 59 архиереев исчезли в одном 1937 г. На встрече с иерархами Русской православной Церкви 4 сентяб­ря 1943 г. митрополит Ленинградский Алексий поднял острый вопрос — об освобождении некоторых архиереев, находившихся в ссылке, лагерях и тюрьмах. Сталин сказал: «Представьте та­кой список — мы его рассмотрим». Впоследствии проверка показа­ла, что из 26 священнослужителей, включенных в составленный список, 25 были уже расстреляны. Однако иерархам об этом не сказали — не хотели их расстраивать. Не поставишь же в «кня­зья Церкви» полуграмотного запойного пономаря! Но выход все же был найден.

... Не успел еще приходский священник отметить «сороковины» после кончины матушки, как вдовца срочно вызывают в епархи­альное управление. Правящий архиерей, благословив растерянного клирика, изрекает: «Сегодня вечером — монашеский постриг, зав­тра на литургии — возведение во архимандрита, послезавтра — ар­хиерейская хиротония. И срочно принимать дела в соседней епар­хии!».

С одним таким «карьеристом» приключилась история. Перед постригом архиерей вопрошает ставленника: «Почто пришел еси, чадо?» По тексту чинопоследования должен следовать ответ: «Ино-

ческого жития возжелал есмь». Но сбитый с толку маститый по-стриженник, ничтоже сумняшеся, изрекает: «Архиерейского жития возжелал есмь». Вполне понятно, что вдовые архиереи, с «подпор­ченной родословной», поставлялись на провинциальные кафедры, «далеко от Москвы». Им не суждено было вращаться ни в «кругах», ни в «сферах»...

Постановлением Святейшего Патриарха Алексия I и Священ­ного синода от 21 июня 1960 г. было определено: архимандриту Ни-кодиму быть епископом Подольским и Председателем ОВЦС. Но викарным епископом владыка был всего пять месяцев. 23 ноября 1960 г. он был назначен правящим архиереем на Ярославскую ка­федру и возглавлял эту епархию до 3 августа 1963 г.

У этой епархии была сложная «история болезни». 3 февраля 1919 г. было принято постановление Народного комиссариата юс­тиции о вскрытии мощей. А через несколько дней в Ярославле были вскрыты гробницы князя Константина (9 февраля), князей Феодо-ра и Давида (9 апреля)⁷⁷.

А в конце мая —начале июня 1922 г. в Ярославле имели ме­сто переговоры Е. А. Тучкова, уполномоченного ГПУ по делам ре­лигий. с митрополитом Ярославским Агафангелом (Преображен­ским). Владыке было предложено возглавить церковное управле­ние при условии отречения от патриарха Тихона и осуждения его деятельности.

Но в Москве власть захватили обновленцы, о чем и говорилось в послании заместителя Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, митрополита Ярославского Агафангела (Преображенского) к архипастырям, пастырям и всем чадам Православной русской Церкви.

«...Во имя святого послушания и по долгу моей архипастыр­ской присяги, я предполагал немедленно вступить в отправление возложенного на меня служения Церкви и поспешить в Москву. Но вопреки моей воле, по обстоятельствам от меня не зависящим, я лишен и доныне возможности отправиться в Москву на место служения. Между тем меня официально известили, что явились в Москве иные люди и встали у кормила правления Русской Церкви. От кого и какие на то полномочия получили они, мне совершен­но неизвестно. А потому я считаю принятую ими на себя власть и деяния их незакономерными... »⁷⁸

В то время как под угрозой ареста патриарх Тихон 3 (16) мая 1922 г. шлет депешу в Ярославль с распоряжением митрополиту

Агафангелу «прибыть в Москву без промедления», так как «вслед­ствие привлечения меня к гражданскому суду почитаю полезным для блага Церкви поставить Ваше Высокопреосвященство во главе Церковного Управления до созыва Собора», в Толгу прибывает про­тоиерей из обновленцев Красницкий с уговорами подписать воззва­ние против Святейшего Патриарха Тихона. После отказа владыки в его келиях проводится обыск, у дверей выставляется охрана.

«Из найденной переписки,—докладывают обыскивавшие свое­му начальству, — удалось определить, что действительно Тихон и Агафангел есть неразлучные друзья, ибо частных писем у Агафан-гела больше всего от Патриарха Тихона, с содержанием частной жизни».

На допросах владыку Агафангела принуждали признать обнов­ленчество и его аппарат — Высшее церковное управление, но он непоколебимо ответил: «Власть Патриарха передана мне, распоря­жения ВЦУ считаю незаконными».

5(18) июня 1922 г. владыка Агафангел обратился к «архипас­тырям и всем чадам Православной Русской Церкви» с Посланием, разоблачающим «новую» или «живую церковь», и призывом управ­лять своими епархиями самостоятельно, «сообразуясь с Писанием и священными канонами». Через десять дней владыку арестовали.

Нужен был компрометирующий материал. Тут-то (7 июля 1922 г.) и поступил в Ярославское ГПУ донос от тутаевского свя­щенника Андрея Немирова, лишенного сана митрополитом Ага-фангелом и епископом Вениамином. Он и восемь его единомышлен­ников просили предать суду обоих иерархов, писали, что епископ Вениамин — «это не архиерей, а палач», который «в речах своих яв­но и косвенно давал понять всем, что советская власть - безбожная власть»⁷⁹.

...В декабре 1926 г. митрополит Сергий (Страгородский) был этапирован в Москву и содержался во внутренней тюрьме ГПУ до марта 1927 г. (Впоследствии выяснилось, что митрополит Сергий мог быть расстрелян как «японский шпион» — такой вариант рас­сматривался. Имелся и повод: до революции ему дважды поручали нести службу в Японии, а значит, могли сохраниться и «связи». Чем не причина?) А 16 июля того же года было обнародовано Послание («Декларация») заместителя патриаршего Местоблюстителя, мит­рополита Нижегородского Сергия (Страгородского), и временного при нем Патриаршего Священного синода об отношении Право­славной Российской церкви к существующей гражданской власти.

«. .Ходатайство наше о разрешении Синоду начать деятельность по управлению Православной Всероссийской Церковью увенчалось успехом, — говорилось в "Декларации". — Теперь наша Православ­ная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по граж­данским законам вполне легальное центральное управление...

Выразим всенародно нашу благодарность Советскому прави­тельству за такое внимание к духовным нуждам православного на­селения, а вместе с тем заверим Правительство, что мы не употре­бим во злое оказанного нам доверия... Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, ло­яльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревност­ные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом... »⁸⁰

Но уже в июле того же 1927 г. последовало массовое возвраще­ние «Декларации» православными приходами митрополиту Сер­гию, — в знак протеста. Митрополит Иоанн (Снычев) пишет, что в некоторых епархиях (на Урале) до 90% приходов отослали «Декла-

О]

рацию»назад .

Попытки давления на Церковь были и в гитлеровской Герма­нии, но в Третьем рейхе нашлись достойные защитники прав ве­рующих. В их числе был Фридрих Карл Отто Дибелиус (1880-1967). В 1925 г. он возглавил Лютеранскую Церковь Пруссии, но после прихода Гитлера к власти Дибелиус был смещен со своего поста. Он дал понять, что не потерпит контроля со стороны государства над духовной и проповеднической деятельностью. В открытом письме к д-ру Хансу Керрлю, нацистскому комиссару по делам религии, опубликованному в марте 1937 г., Дибелиус пи­сал: «Позвольте мне задать Вам один вопрос, господин рейхсми-нистр. Если во время утреннего религиозного наставления дети скажут, что Библия является словом Божиим, с которым Он об­ращается к нам в Ветхом и Новом Заветах, и когда после обеда молодые люди должны заучить наизусть "Что есть наша Биб­лия? Наша Библия — это «Майн кампф» Гитлера", —кто изме­нит его учение ? Это решающий момент... Доктрина, которую вы выдвигаете, дает основание считать, что государство вме­шивается в дела Церкви настолько, насколько этому способству­ют репрессивные органы, поддерживающие это государство... В этом кроются корни борьбы между государством и Евангеличе-

ской Церковью.... Как только государство попытается подме­нить Церковь и захватить власть над душами людей, тогда мы, будучи связанными словами Лютера, окажем сопротивление име­нем Божиим. Уверяю вас, что мы это сделаем».

Дибелиус предстал перед Зондергерихт — специальным воен­ным, трибуналом по обвинению в предательских нападках на пра­вительство. Вынесенный судом оправдательный вердикт в от­ношении Дибелиуса вызвал большую тревогу среди нацистских должностных лиц. Гитлер лично запросил в трибунале копию протокола с доводами суда, но вмешиваться все оке не стал⁸².

Ярославская епархия оставалась оплотом борьбы не только с обновленцами, но и с «сергианством». Вот основные вехи этого про­тивостояния.

24 января 1928 г. последовало обращение к Местоблюстите­лю Патриаршего престола митрополиту Нижегородскому Сергию (Страгородскому) от пяти архиереев: митрополита Ярославского Агафангела (Преображенского), архиепископа Угличского Сера­фима (Самойловича), викария Ярославской епархии, епископа Ев­гения (Кобранова), Ростовского викария Ярославской епархии, а также митрополита Иосифа (Петровых) и архиепископа Варлаама (Ряшенцева) — с сообщением об отделении от него и отказе при­знать за ним и его Синодом права на высшее управление Церковью.

Основная причина отделения: «... Почитая священным долгом своим охранять чистоту Св. Православной веры и завещанную Хри­стом свободу устроения внутренней религиозной церковной жизни, в целях успокоения смущенной совести верующих, за неимением иного выхода из создавшегося рокового для Церкви положения», отделяемся и т. д.⁸³

И уже 28 января того же года митрополит Сергий (Страгород-ский), автор печально известной «Декларации» 1927 г., отправил митрополиту Агафангелу письмо с мольбой о сохранении общения. «... Мы с Вами подошли уже к той черте, у которой все земные цен­ности и всякие земные счеты теряют свою абсолютную значимость, и остается только одно: дать добрый ответ на судище Христовом... Ни веры святой мы не предаем, ни от свободы церковной не отре­каемся и не намерены отрекаться... Я всегда готов передать Вам полномочия, лишь только будут у меня в руках достаточные к тому основания... »°*

За твердые убеждения пришлось расплачиваться, и в феврале того же 1928 г. последовала ссылка архиепископа Серафима и мит-

рополита Иосифа из Ярославской области соответственно в Моги­лев и в г. Устюжну⁸⁵. 14 марта 1928 г. было принято постановление «сергианского» Синода о запрещении восьми архиереев, в том чис­ле митрополита Иосифа, архиепископа Серафима и других, кроме митрополита Агафангела⁸⁶.

27-м апреля 1928 г. датировано письмо митрополита Агафан­гела, епископа Евгения (Кобранова) Ростовского и архиепископа Варлаама (Ряшенцева) о том, что они не порывают молитвенного общения с митрополитом Сергием, не отрицают принципиально его власть как заместителя Местоблюстителя, раскола не учиняют, но распоряжения, смущающие религиозную совесть и, по убеждению пишущих, нарушающие каноны, выполнять не могли и не могут, иноепархиальных епископов, клириков и мирян в общение не при­нимают и направляют к митрополиту Сергию⁸⁷.

17 мая 1928 г. было издано постановление №110 митрополи­та Сергия и Синода по делу «Ярославской группы»: снятие за­прещений с архиепископа Варлаама и епископа Евгения; попыт­ка интерпретировать решение ярославских епископов как согла­сие на «административно-каноническое подчинение Заместителю с Синодом»⁸⁸.

3 октября 1928 г. митрополит Агафангел скончался, а в начале 1929 г. последовал арест 15-ти отделившихся от митрополита Сер­гия епископов, в том числе архиепископа Угличского Серафима (Самойловича) (Соловки) и архиепископа Варлаама (Ряшенцева) (Ярославская тюрьма). Вот как происходил арест: агент ГПУ яв­лялся к епископу и задавал ему следующий вопрос: «Как Вы отно­ситесь к декларации митрополита Сергия (Страгородского)?» Если епископ отвечал, что он ее не признает, то агент говорил: «Зна­чит, Вы контрреволюционер». И епископ арестовывался⁸⁹. «За­чистка» епархии продолжалась и в последующие годы. В 1930 г. был арестован Ярославский викарий Вениамин (Воскресенский), епископ Тутаевский; в 1937 г. — митрополит Ярославский Павел (Борисовский)...

И вот, в 1960 г., в разгар хрущевских гонений, на «антисерги-анскую» кафедру назначается архиерей, обязанный действовать в жестких рамках «Декларации» 1927 г....

Вспоминает владыка Минский и Слуцкий Филарет (Вахромеев).

В один из его приездов из Святой Земли в Троице-Сергиеву Лавру он неожиданно появился на втором этаже главного мо­настырского корпуса и направился ко мне в келью. Для меня,

молодого иеродиакона, это было весьма неожиданно и необычно. В дверь входит мощный коренастый архимандрит и спрашива­ет: «Над чем работаешь?» А я как раз работал над своей кан­дидатской диссертацией на тему «Пастырское душепопечителъ-ство лштрополита Филарета (Дроздова) по его письмам». Так мы познакомились...

Владыка Никодим привез меня на родину моих отцов, позна­комил с Ярославлем. Я весьма благодарен ему за это, а также и за благословение, чтобы не забывал землю отцов. С тех пор я действительно стал более внимательно относиться к своему роду⁹⁰.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: