ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГЕРЦОГСТВА ЛОТАРИНГСКОГО 6 глава

Однако, несмотря на все ее рвение, умение и могущество, имперской церкви не удалось достигнуть своих целей. Под ее руководством Лота­рингия, несомненно, сделалась немецкой провинцией, но это была непо­корная провинция, пестрившая сепаратистскими движениями, готовая под­няться при первом же случае, покорность которой была скорее видимостью, чем реальностью. С первых же шагов епископам пришлось столкнуться с неустанным сопротивлением, то явным, то скрытым, но всегда готовым проявиться. Они никогда не могли похвалиться тем, что им удалось : умиротворить управлявшуюся ими страну. Почти всем им пришлось сражаться для усмирения восстаний врага, который после каждого пора­жения восстанавливал свои потери, вновь переходил в наступление и которому в конце концов досталась победа. Лотарингских епископов постигла точно такая же участь, как в свое время римские легионы, расположенные по Рейну: находясь под натиском неодолимой силы, они, как некогда римляне, могли лишь отсрочить на некоторое время гибель режима, защищать который они были призваны. И точно так же, как в свое время германцам предстояло в конце концов завладеть Галлией, так и феодализму суждено было разрушить имперскую церковь.

Из всех частей Германской империи феодализм раньше всего проник в западную Лотарингию и одержал здесь наиболее полную победу. В этом нет ничего удивительного. Эта область находилась в слишком непосредственном соприкосновении с Францией, где не пользовавшийся влиянием король предоставлял местным князьям возможность захватывать права и земли короны, так что французский пример не мог не возбудить аппетитов высшей знати. Видя, какой независимостью пользовался фландр­ский граф по ту сторону Шельды, лотарингские властители еще острее ощущали свою насильственную покорность, к которой их понуждала церковь. Французская монархия вскоре оказалась слишком слабой, чтобы они могли, как это было когда-то, прибегать к ее помощи против императоров, но во всяком случае все они считали феодальную независимость крупных фран­цузских вассалов идеалом, который должен был быть осуществлен во что бы то ни стало. В некоторых писаниях, составленных под влиянием епископов, попадаются намеки на эти крайне характерные тенденции. Так, автор «Gesta episcoporum Cameracensium» (Деяний епископов Камбрэ) осуждает «распу­щенность французских (carliens) нравов»², распространяющихся в Лота-

S. Hirsch, Jahrbucher des Deutschen Reichs unter Heinrich II, Bd. II, S. 322 (Berlin, 1864).

«Indisciplinati mores Carlensium» (распущенные французские нравы), Gesta episcop. Camerac, loc. cit., c. 466. Известно, что в X и XI вв. французов часто называли «Carlenses». Французское феодальное право уже в XI в. проникает

рингии, а аббат Зигфрид Горзе жалуется на широкое распространение французских мод¹.

Кроме того, за исключением духовенства и некоторых преданных императорскому духу дворянских семей, население, жившее на берегах Мааса и Шельды, считало себя, по существу, чуждыми Германии. Императорская власть, которую оно чувствовало на себе через посредство явившихся издалека епископов, иногда не понимавших даже его языка, внушала ему страх и уважение, но никогда не пользовалось его симпатиями. Правящая династия — будь она саксонской или франконской — всегда была одинаково безразлична жителям Нидерландов. На их взгляд, су­ществовала только одна законная династия, а именно — династия Ка-ролингов, к которой принадлежал их король Лотарь II и которая про­должала править во Франции. Впрочем, их преданность Каролингам была чисто платонической. С того отдаленного дня, когда они вынуждены были отказаться от мысли образовать самостоятельное королевство, они никогда не пытались свергнуть владычество Германии. Но они добивались того, чтобы это владычество было чисто номинальным. Они признавали императора так, как впоследствии гезы XVI века признавали испанского короля, т. е. при условии, чтобы он довольствовался видимостью верховной власти и мнимой покорностью. Единственной политической идеей, владевшей их умами, единственной понятной им идеей при тех исторических условиях, в которых они находились, была идея феодального партикуля­ризма по французскому, или, если угодно, по фламандскому образцу. Именно эта идея вдохновляла создателей лотарингских княжеств в их долгой борьбе с имперской церковью, и именно она встречала поддержку со стороны народа. В самом деле: в то время как епископы и духовенство не признавали никакого другого повелителя, кроме императора, симпатии народа были всецело на стороне династии Ренье Длинношеего и Гизельберта. Несмотря на то, что их постоянно ссылали, а их владения неоднократно подвергались конфискации, они находили каждый раз по возвращении в страну своих вассалов, ожидавших их прибытия и готовых сражаться за них. Разбитые, они всегда снова поднимали голову и при самых неблагоприятных условиях им в конце концов удалось благодаря своему упорному сопротивлению сломить силу своих врагов.

В отличие от фландрских графов, положение которых в X веке было Уже прочно утвердившимся, не в пример лотарингским властителям, последние лишь очень поздно обзавелись своими собственными историками.

в Лотарингию, как это можно видеть на основании текста присяги владельца замка Камбрэ епископу: «Postpositis Karlensibus costumiis, talem honorem tibi observabo, qualem Lotharienses milites domini suis et episodis». Ibid., 481. («He считаясь с французскими обычаями, я буду воздавать тебе такую честь, какую воздают лотарингцы своим сеньорам и епископам».)

Е. Steindorff, Jahrbucher des Deutschen Reichs unter Heinrich III, Bd. I, S. 191, Anm. 4 (Leipzig, 1874).

В течение долгого времени мы узнаем о них лишь по писаниям их злейших врагов. Авторами хроник, анналов, «Gesta» (деяний), излагавших нам их историю, всегда были священнослужители — сторонники импе­раторской власти. Вполне понятно поэтому, что подобными источниками следует пользоваться с большой осторожностью. Церковные писатели оставили нам скорее карикатуру, чем портреты тех самых феодалов, с которыми епископам пришлось вести неустанную борьбу. С ужасом и c презрением, не скрывавшим, впрочем, их страха, они говорили об этих «разбойниках» и «грабителях»; у них не хватало эпитетов, чтобы заклеймить их «наглость», «хищничество», «тиранию» и «безбожие». Если верить их словам, то пришлось бы думать, что предки графов Генегау, Брабанта и Намюра были дикими изгоями, жившими в разбойничьих притонах, в дебрях лесов. Словом, они описывают нам их почти в тех же самых выражениях, в каких живописали позднее, после завоевания Англии, нормандские хронисты англосаксов¹. Но исторические факты сами позаботились о том, чтобы свести эти преувеличения к их истинным размерам. Нам прекрасно известно, что мятежники X века не были ни разбойниками, ни безбожниками. Подобно морским и лесным гезам XVI в., с которыми их можно вполне справедливо сравнивать, несмотря на разницу в эпохе и в обстановке, — они были перед лицом правительства из чужеземцев представителями надежд и чаяний своих соотечественников. Подобно гезам, они находились под руководством вождей, принадлежавших к самым именитым родам страны и, наконец, подобно им, они боролись за правое, по их мнению, дело. Они вели борьбу с церковью, как с политической, а не духовной властью. Если присмотреться поближе, то можно тотчас же убедиться, что мнимые «безбожники», за дело которых они сражались, оказывали помощь реформаторски настроенным аббатам и делали щедрые дары монастырям². Но между ними и их противниками всегда существовало постоянное взаимное непонимание. И действительно, разве могли понять друг друга сторонники и противники императорской власти? Железная необходимость толкала их на беспощадную борьбу друг с другом.

Эта борьба началась с первых же дней правления Бруно. Архиепископ тотчас же вступил в борьбу с племянником Гизельберта, Ренье III Генегауским, ставшим со времени смерти сына Гизельберта главой ста­ринного герцогского рода и наследником его притязаний. Оба эти человека явились носителями двух в корне противоположных политических кон-

См., например, невероятные выражения, употреблявшиеся в XI в. составителем Vita Balderici episcopi Leodiensis, с. 25 (Mom. Germ. Hist. Script., т. IV) в отношении графов лувенских. Сравни также Vita S. Gerardi Broniensis с. 19 (Ibil., т. XV); Gesta episcop. Camerac. loc. cit. с 439; Ruotger, Vita Brunonsis, c. 34 etc.

Так, например, Ренье Длинношеий был покровителем Эрлуина из Жамблу. Gesta abbatum Gemblacensium, с. 13 (Mon. Germ. Hist. Script., т. VIII).

цепций. Один считал императора, которому он служил, источником всякой власти и единственной законной властью, для другого же верность _г0Сударю основана была попросту на договоре, и он считал себя совершенно свободным от всяких обязательств по отношению к государю, отнявшему у него герцогский титул, который носили его предки. На стороне Бруно были епископы; на стороне Ренье — широкие народные массы. Влияние Ренье было столь сильно, что, когда он в 958 г. попал в руки своего врага, то последний предпочел предусмотрительно удалить его из страны: он сослал его на границу Богемии, где он и окончил свои дни. Но он оставил после себя двух сыновей, Ренье IV Генегауского и Ламберта Лувенского, которые, удалившись во Францию, ожидали лишь благо­приятного момента, чтобы отомстить за своего отца. Они воспользовались беспорядками, возникшими в Германской империи после смерти Отгона I, и напали на Лотарингию со стороны Генегау и Камбрэзи.

Поддерживаемые Францией в лице Лотаря III и встреченные с эн­тузиазмом населением, приветствовавшим в них своих прирожденных государей, они разбили приверженцев императорской власти (973 г.), и дело дошло до того, что самому Отгону II пришлось осаждать их в замке Буссю (974 г.). Он сослал защитников замка в Саксонию, но не мог помешать Ренье и Ламберту бежать во Францию, откуда они в

976 г. снова сделали попытку напасть на Генегау. Несмотря на неудачный исход этого предприятия, император решил, чтобы обезоружить этих своих опасных мятежников, прибегнуть к милосердию. Он вернул им в

977 г. часть земель, конфискованных у них после восстания их отца¹. Что касается герцогского титула, вакантного со времени смерти герцога Готфрида в 964 г., то он отдал его члену каролингской династии, Карлу, брату короля Лотаря. Он, несомненно, надеялся, что Карлу, бывшему в ссоре со своим братом и являвшемуся старинным другом Ренье и Ламберта, удастся положить предел посягательствам Франции на Лотарингию и удержать эту страну в повиновении. Но он ошибся. Династия Гизельберта, осталась по-прежнему не только враждебной империи, но она, кроме того, всеми силами содействовала отчаянным попыткам Лотаря III при­соединить к Франции находившиеся по левую сторону Рейна части

Германской империи. Ренье и Ламберт были для этого последнего пред­ставителя каролингской политики тем же, чем Ренье Длинношеий был Для Карла Простоватого и Гизельберт для Людовика IV Заморского. Феодальная партия, вождями которой они выступали, была одновременно, пользуясь выражением современных им хронистов, партией «Carlenses» (французской партией). Они искали помощи у Франции против импе­ратора, подобно тому, как фландрским графам впоследствии пришлось искать помощи у Англии против Франции. Как это часто бывало в

Относительно этих событий см.: К. Uhlirz, Jahrbiicher des Deutschen Reichs unter Otto II und Otto III, Bd. I, S. 47, 73, 74, 87, (Leipzig, 1902).

дальнейшем в этих областях, политика феодалов переплеталась здесь с общеевропейской политикой, а судьбы мелких неизвестных князей — с судьбами знаменитых монархов.

Несмотря на все его старания, Лотарю не удалось отвоевать назад Лотарингию. Он дошел до Аахена, где доставил себе удовольствие, заставив себя попотчевать обедом, приготовленным для императора, и приказав — увы, лишь ненадолго! — повернуть на восток бронзового орла, давно обращенного на запад (978 г.)¹. Затем он пустился в отступление, покидая эту страну, которой в течение нескольких столетий суждено было больше не видеть у себя французских армий. Все его, дальнейшие попытки перейти в наступление были безуспешны. Епископы;-преданно защищали доверенную им границу. Врагу не удалось даже захватить Камбрэ. После смерти Лотаря, за которой вскоре последовала смерть его сына Людовика и вступление на престол династии Капетингов (987 г.), Германия прочно утвердилась на всех своих позициях².

Крушение надежд Лотаря было более полным, чем крушение планов его лотарингских союзников. В то время как каролингская династия пресеклась и, начиная с Гуго Капета, французские короли надолго от­казались от расширения своих северных границ, Ренье IV и Ламберт остались непоколебимы в своем сопротивлении церкви и императору. Хотя политические условия, в которых должно было происходить это сопро­тивление, очень изменилось, однако работавшие в пользу него социальные силы были, во всяком случае, не менее сильны, чем прежде. То, что мятежники лишились теперь помощи Франции, не имело особенного значения, так как за них был ход событий, неумолимо увлекавший Германскую империю на путь феодального строя.

Каролингская династия, прекратившаяся во Франции, сохранилась еще в течение нескольких лет в Нидерландах в лице герцога Карла и его сына. Первый безуспешно сражался .против Гуго Капета в окрестностях Лана, попал в руки своего противника (30 марта 991 г.) и умер пленником примерно в 993 г.³ Второй, ставший чуждым своему народу, как это уже в достаточной мере показывает тот факт, что он носил имя Отгона, не возобновлял этих бесплодных попыток. Он удовольствовался титулом Лотарингского герцога и закончил свою безвестную карьеру примерно между 1005 и 1012 гг. Он был похоронен в склепе аббатства св. Сервация (в Маастрихте), рядом с прахом своего отца, перевезенного им в Ло­тарингию. Его смерть приписывали мести св. Тронда, монастырь которого он разграбил⁴.

Richer, Historiae, lib. Ill, с. 71.

По Маргют-сюр-Шьерскому договору, Лотарь в 980 г. отказался от всех своих

притязаний на Лотарингию. F. Lot, Les derniers Carolingiens, p. 118.

F. Lot, Etudes sur le regne de Hugues Capet, p. 30 (Paris, 1903).

F. Lot, Les derniers Carolingiens, p. 280. — По поводу трудностей, возника­ющих в связи с датой его смерти, см. Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 27 и далее.

Ввиду смерти этого последнего Каролинга снова освободился герцогский титул, переходивший со времени Гизельберта к стольким различным династиям. Одно время можно было думать, что он вернется к одному из тех феодальных князей, которые считали себя его законными наслед­никами. Вернувшись на родину, Ренье IV и Ламберт вскоре же восста­новили престиж своего рода. Благодаря удачным бракам они смогли оправиться от понесенных ими потерь, и в начале XI века их влияние и могущество были сильнее, чем когда-либо. Ренье женился (после 996 г.) на Гедвиге, дочери Гуго Капета¹, Ламберт же стал мужем Герберги, старшей дочери покойного герцога Карла, и благодаря этому браку приобрел богатое наследие своего шурина Оттона. Брюссельский и Лувенский замки — имперские феоды, дававшиеся до сих пор герцогам Германской империи, — перешли в его руки и явились территориальной базой, на которой с этого времени начался рост Брабантского дома.

Таким образом, потомки Гизельберта, несмотря на свои постоянные поражения, оказались при Генрихе II более сильными, чем они были при Генрихе I. Старый ствол феодального родословного дерева устоял против всех бедствий, и пущенные им мощные побеги — один в Генегау, другой в Брабанте — смело могли поспорить с бурей.

Но именно это и послужило для императора основанием не передавать им герцогской власти, которая была отдана Готфриду Верденскому. Отец последнего, Готфрид, по прозванию Пленник, с полным основанием известен был в предшествующее царствование как самый благородный представитель лояльности по отношению к императору. Во время похода Оттона II во Францию (978 г.), он благодаря своей предусмотрительности и присутствию духа спас германскую армию при переправе через реку Эн. Позднее он храбро защищал границы Империи против Лотаря. Попав в плен к' последнему вместе с одним из своих сыновей и отданный под охрану Герберта Вермандуа, он отправил своей жене через посредство Герберта следующие увещевания, в которых сказалось подлинное величие его души. «Оставайтесь непоколебимо преданной, — убеждал он ее, — августейшей императрице и ее сыну. Никаких перемирий с французами! Твердо охраняйте свои замки от их короля, и надежда вернуть свободу вашему мужу и вашему сыну да не ослабит силы вашего сопротивления»².

Император по заслугам вознаградил эту необычайную преданность и героизм. Он отдал Готфриду в ленное владение, помимо Верденского rpaqjcTBa, значительную часть конфискованных у потомков Гизельберта земель и, в частности, замки Бульон и Монс. Таким образом, Верденский Д°м, или, как его называли также, Арденнский дом, прочно утвердился ^в бассейнах Шельды и Мааса. Все сближало Готфрида Пленника с епископами и связывало его участь с их участью. Подобно им, он считал

^ Vanderkindere, loc. cit. p. 87.

"Lettres de Gerbert, ed. J. Havet. № 50, p. 47 (Pans, 1889).

^{3 3}<ik. 4468

императора источником всякого права и всякой власти и подобно ищ питал отвращение к феодальной распущенности и буйству, которые вс^ эти Ренье и Ламберты, по примеру Франции, ввели в Лотарингию¹.

К сожалению, этим настроениям суждено было продержаться недолго^ С того момента, как положение Арденнского дома благодаря получение герцогского титула окончательно упрочилось в Лотарингии, его террито­риальные интересы неизбежно взяли верх над его верностью. Он поставил свое наследственное право выше права государя; он считал себя собст*. венником своих феодов и своих титулов. Быть может, если бы эщ герцоги, подобно большинству епископов, были чужды стране, если бы особенности их национальности, обычаев и языка создавали постоянную вражду между ними и местным населением, если бы они были выходцам!! из глубины Саксонии, Баварии или Тюрингии, то они вынуждены были бы долгое время опираться на Германию и видеть в императоре своего законного защитника и, следовательно, своего повелителя. Однако, подобщ Ренье Генегаускому и Ламберту Лувенскому, они были лотарингцами тЩ своему происхождению. Но более того: родовое местопребывание их семь! находилось в романской части страны, и их родным языком был валлонский диалект. Для того чтобы потомки Готфрида Пленника пошли по егщ стопам, надо было бы, чтобы они, как и он, жили в окружении императора и епископов и пользовались лишь умеренным могуществом.

Но, достигнув большого богатства в награду за преданность своеЩ предка, они превратились в крупных вассалов, и в конце концов Арденнскац династия была для Империи чаще врагом, чем союзником. Вместо тогЧ| чтобы управлять герцогством от имени государя, она управляла им of своего собственного имени. Борясь с локальными династиями, она болыщ заботилась об уничтожении соперников, чем об укрощении мятежников^ и о расширении своих земель за их счет. Прибавим, впрочем, что ей н$ удалось совершенно стереть их с лица земли. К тому времени, когда! она заняла место наряду с ними, последние были уже слишком много*! численны и слишком могущественны.

Действительно, в начале XI века встречаются уже различные династии*: которые в следующем столетии окончательно поделили между собой территорию Лотарингии. По тому влиянию, каким здесь пользовался с; этого времени светский феодализм, эта страна более походила на Францию,! чем на Германию. Несмотря на сопротивление церкви, здесь утвердились «indisciplinati mores Carlensium» (распущенные французские нравы) и не один епископ охвачен был отчаянием при виде полнейшей невозможности бороться с этим злом. «О несчастный! — жаловался Тетдо из Камбрэ, —■< к чему было покидать тебе свою родину, чтобы оказаться среди этих варваров! К чему было оставлять свою Сен-Северенскую церковь (в

См. крайне любопытную речь, которую автор Gesta episcop. Camerac. Mon. Germ. Hist. Script, влагает в уста Готфрида, т. VII, с. 441.

Кельне?) Полученная тобой награда вполне достойна твоего поведения»¹, ft тому времени, когда раздавались эти причитания Тетдо, не могло быть уже больше и речи о том, чтобы держать местную аристократию в покорности. Все, на что можно было еще надеяться, это — задержать _ее рост, ибо она повсюду уже успела пустить глубокие корни. Хотя внимание историка особенно привлекают к себе фигуры Ренье Генегауского _й Ламберта Лувенского, однако не надо все же забывать, что наряду с ними существовало немало других локальных династий. Графы Намюра, Димбурга, Люксембурга, Голландии уже в конце X века создали пред­посылки для власти своих династий и заложили основы прочных княжеств². От французской до фрисландской границы старое устройство страны под напором феодализма трещало по всем швам.

Оставалось лишь ровно столько времени, чтобы спасти, что еще можно было, от посягательств светских князей.

Такова была задача герцога Готфрида. С 1012 до 1015 гг. ему пришлось неустанно бороться с Ламбертом Лувенским, добившимся гер­цогского титула и пытавшимся расширить свои земли за счет льежского епископа. Готфрид победил его в 1013 г. в сражении при Гугарде. Вокруг Ламберта, по соображениям семейной солидарности, но еще более ввиду совпадения интересов, объединились его родственники — граф Роберт II Намюрский и граф Ренье V Генегауский. Последний принимал участие бок о бок с ним в сражении при Флорене, где Ламберт был убит (1015 г.).

События, последовавшие за этим сражением, ясно показали, насколько упрочилась власть территориальных князей. Не было больше речи о высылке побежденных или о конфискации их имущества. К сыну Лам­берта — Генриху — перешло владение землями его отца. Что касается Ренье Генегауского, то он женился на племяннице герцога, Матильде, которая таким образом объединила династию Готфрида Пленника с потомками Гизельберта и принесла ему в приданое часть Энамской марки³.

Готфрид I умер в 1023 г., не оставив после себя потомства, и ему наследовал в качестве герцога его брат Гозело. Уже при нем можно было заметить, что верность Арденнского дома была поколеблена. Так, после смерти императора Генриха II Гозело потребовал от епископов и крупных собственников страны клятвы, что они не признают нового короля без его согласия, сам же он принес Конраду II клятву верности лишь после того, как вырвал у него обещание, выполнение которого должно было стать фатальным для Империи. В этом убедились лишь тогда, когда ^п°сле смерти герцога Фридриха II (1033 г.) ему передано было управление оерхней Лотарингией. Тем самым обе части regnum Lotharii, отделенные Друг от друга со времени Бруно, снова оказались объединенными, и казалось, ^Что это государство вновь начинает возрождаться.

Gesta episcop. Cavmeras. Mon. Germ. Hist. Script, т. VII, с. 442.

О происхождении этих княжеств см. Vanderkindere, Formation territoriale, t. II.

Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 89.

Подобное положение чревато было опасностями. Генрих II воспользо­вался смертью Гозело (1044 г.), чтобы вновь⁴ разделить герцогство на две части. Верхняя и Нижняя Лотарингия снова стали отдельными штатгальтерствами, из коих первое передано было старшему сыну покой­ного, Готфриду Бородатому, а второе — его другому сыну, Гозело II. Это мероприятие послужило толчком к бурному восстанию. Ничто так красноречиво не свидетельствовало о непреодолимой силе, толкавшей общество на путь феодализма, как радикальная перемена, совершившаяся на протяжении двух поколений в недрах Арденнской династии. Между Готфридом Пленником и его внуком была такая же дистанция, как между верным чиновником и мятежным крупным вассалом. Оба они были одинаково храбры на поле битвы и непоколебимы в своих замыслах, но в то время, как один из них всецело посвятил себя служению своему государю, другой употребил всю свою мрачную энергию и свирепый героизм, сделавшие его одной из наиболее поразительных и импозантных личностей его времени, для борьбы с государем, которого он обвинял в похищении у него отцовского наследия. Готфрид Бородатый был для Генриха III тем же, чем Конрад Рыжий для Отгона I. Но результаты их усилий были совершенно различны. Немногого не хватало, чтобы императорская власть, навязанная Лотарингии после восстания Конрада, не была свергнута Готфридом.

Тогда, во время восстания Конрада Рыжего, лотарингская аристократия выступила против мятежника. Она воспользовалась случаем, чтобы из­бавиться от соперника-чужеземца. Совершенно иначе она повела себя при Готфриде. Цели герцога совпадали теперь с целями всех феодалов. Настал момент свергнуть власть имперской церкви. Династии Генегау, Лувена, Намюра и Голландии — без колебаний объединились под знамена того самого герцога, с которым они боролись до тех пор, пока он защищал власть государя, но который с того момента, как он стал на путь ее насильственного свержения, сделался их вождем и руководителем.

Разразилась сильнейшая буря: все феодальные силы объединились против церкви. Повсеместно, пользуясь выражением хрониста Ансельма, praedones immanissimi («ужасные разбойники») устремились на штурм этой твердыни Империи¹. Они методически принялись за ее разрушение, поделив между собой работу. Готфрид занялся льежским и верденнским епископствами; Герман Монсский — епископством Камбрэ; Теодорих Голландский — епископством Утрехтским. На этот раз невозможно было, как некогда, рассчитывать на помощь французского короля. Правда, Генрих I намеревался прийти на помощь восставшим, но письмо льежского епископа заставило его изменить свои планы. Он, несомненно, понял, что поддержка феодального восстания ничего не сулила монархии и что его интересы в данном случае совпадали с интересами императора. Но

Е. Steindorff, Jagrbucher des Deutschen Reichs unter Heinrich III Bd. II S. 1 u. ff. (Leipzig, 1881). Сравни недавно вышедшую книгу С. Dupreel, Histoire critique de Godefroid le Barbu, due de Lotharingie (Uccle, 1904).

как раз те самые политические соображения, которые заставили короля воздержаться, побудили, наоборот, графа Фландрского присоединиться к восставшим. Французская феодальная знать поспешила оказать им ту самую помощь, в которой французская монархия отказала им. Самый могущественный французский вассал перешел границу Империи, не на>-рушавшуюся Капетингом. Балдуин Лилльский переправился через Шельду и объединил свои силы с силами Готфрида.

Во время этого ужасного разгула страстей среди феодалов епископы мужественно выполняли свой долг. Несмотря на отход от них значительного числа их вассалов, они не отчаивались в спасении Империи. Предостав­ленные самим себе, так как они не могли рассчитывать на помощь Генриха III, занятого в это время в Италии, они приняли навязанную им борьбу. Вазо занялся обороной Льежа: он приказал построить военные укрепления и вооружил население. Благодаря его стараниям Империи удалось сохранить за собой этот город, отделявший повстанцев Юга от повстанцев Севера и преграждавший связь между ними через долину Мааса. Между тем Нимвегенский дворец, излюбленная резиденция не­мецких государей во время их пребывания в Лотарингии, был предан огню, и той же участи подвергся Верден.

Для усмирения этого мятежа потребовалось два года. На этот раз дело шло уже не об одном из тех локальных мятежей, которые так часто поднимали графы Лувена и Генегау. Теперь пришлось иметь дело с настоящей войной и меры, принятые императором, свидетельствовали об огромных размерах опасности. Обеспечив себе помощь датского и ан­глийского флота против Балдуина Фландрского, он сам с огромной армией появился в Лотарингии, в сопровождении папы Льва IX так, как будто для усмирения феодалов необходимы были обе эти крупные силы, которым принадлежало господство над миром. Вскоре удалось заключить мир, но он оказался недолговечным. Восставшие лишь на словах принесли присягу, так как они сознавали теперь свою силу.

Что касается Балдуина V, то он вскоре опять появился на правом берегу Шельды. Стесненная на юге могущественным герцогством Нор-мандским, преграждавшим ему путь, Фландрия пыталась теперь расши­риться за счет Германии. С середины XI века ее история теснейшим образом переплетается с историей Лотарингии. Граница, которая проведена была Верденским договором через Нидерланды и которую саксонские и франконские государи около двух веков успешно охраняли от Франции, была уничтожена усилиями феодального князя. В 1051 г. Балдуин бла­годаря браку своего сына с Рихильдой, вдовой графа Германа Монского, присоединил к своим фамильным землям владения дома Генегау¹. Вскоре

Сыновья Германа, бывшего в свою очередь сыном Ренье V, путем обмана лишены были отцовского наследства, которым завладел их отчим. См. L. Van-derkindere, Richilde et Herman de Hainaut. Bullet, de l'Acad. royale de Belgique, Classe des Letters, 1899, p. 551 и далее.

затем, воспользовавшись походом Генриха III в Италию, он неуклонно продолжал свое продвижение и вторгся в Льежское епископство. Начатый против него поход в 1054 г. оказался неудачным, и в следующем году он возобновил свой союз с Готфридом, сделавшимся благодаря своему браку с Беатриче Тосканской более сильным, чем когда-либо.

Смерть Генриха III принесла победу этой коалиции. Поставленная перед угрозой неизбежности новой войны, императрица Агнеса вынуждена была уступить. Она примирилась с Готфридом, которому обещала дать герцогский титул Нижней Лотарингии после смерти Фридриха Люксем­бургского, в 1046 г. наследовавшего Гозело II в управлении этой тер­риторией, и передала Балдуину V имперскую часть Фландрии, а его сыну Балдуину VI — Генегау¹.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: