ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГЕРЦОГСТВА ЛОТАРИНГСКОГО 11 глава

За исключением Голландии.

общего центра, — льежская территория неизбежно должна была выде­ляться своей географической пестротой, резко отличавшей ее от соседних территорий. Она простиралась — с различными перерывами, выступаю­щими углами и выдающимися зубцами — от Нижнего Мааса до Семуа. Ее центром был Газбенгау между Льежем, Сен-Троном и Гюи, откуда она шла на север, занимая области фламандских народностей и устья Мааса, и на юг — в область Арденнских валлонов. Подобно Фландрии и Брабанту, она была двуязычной, но, в отличие от них, не представляла собой единого компактного и способного к сопротивлению целого. Мехельн представлял льежское владение, окруженное со всех сторон брабантскими землями. Динан, Фосс и Кувен были изолированно вкраплены посреди Генегау и Намюрской области. Граммон и Борнгем были на фламандской земле аллодами вотчины св. Ламберта.

По мере усиления светских феодалов епископы старались покрыть сетью крепостей свою страну, которая была так расчленена и открыта для нападений ее соседей. Уже в начале XI века Бальдерик II построил в Гугарде замок, чтобы прекратить вторжения лувенских графов. Во время восстания Готфрида Бородатого Вазо удалось охранить свои поместья благодаря искусным оборонительным предприятиям. Но сохранение це­лостности княжества было главным образом заслугой Отберта. Он сумел искусно воспользоваться религиозным энтузиазмом, гнавшим светскую аристократию в святую землю. Чтобы добыть необходимые для отправления в поход деньги, герцог Готфрид и Балдуин II Генегауский продали ему: первый — свой замок Бульон, второй — замок Кувен (1096 г.), и епископ, не колеблясь, превратил в слитки церковные сокровища, чтобы заплатить за эти выгодные приобретения. Он восстановил также стены Мирварта и приобрел крепость Клермон-сюр-Мез. Есть основания думать, что надежная военная организация, введенная им в его стране, побудила Генриха IV отправиться в Льеж, чтобы найти себе здесь убежище в последние дни своей жизни. Словом, в то время, как бывшие на стороне папы Григория VII епископы Камбрэ, Манассе и Одо из Турнэ, вы­нужденные опираться на графов фландрских, предоставили им распоря­жаться своим городом и своей территорией, Льежское княжество, благодаря энергии своего последнего имперского прелата, сумело -избавиться от посягательств светских князей.

Город Льеж, подобно стране, название которой он носит, обязан был своим значением тесному сотрудничеству церкви с государством, поддер­живавшемуся императорами в Лотарингии более чем в течение целого столетия. Без того авторитета, которым эти государи окружили епископов, этот большой валлонский город, пожалуй, не превзошел бы по своему значению Маастрихта. Во всяком случае его местоположение было куда менее благоприятным, чем местоположение Маастрихта, построенного на равнине и лежавшего на пересечении большой кельнской дороги. Но саксонские и франконские прелаты обеспечили Льежу его будущее¹.

G. Kurthy Les origines de la ville de Liege (Liege, 1893).

Благодаря им Аьеж стал необычайно оживленным центром религиозной и политической жизни. Еще до 1020 г. здесь были налицо семь колле­гиальных церквей, имевших вместе с собором 270 каноников, которые, в свою очередь, окружены были большим штатом священников и всякого рода клириков, не считая множества слуг, занятых обслуживанием церквей и пропитанием духовенства. Нотгер, самый знаменитый из льежских епископов, украсил Льеж новыми сооружениями, перестроил епископский дворец, окружив его стенами и глубокими рвами¹. Его преемники про­должали его дело. Бальдерик II положил основание монастырю св. Якова (1016 г.); Регинар закончил постройку (1026 г.) монастыря св. Лаврен­тия, начатую Эраклом, и соединил оба берега Мааса прекрасным каменным мостом; Вазо улучшил городские укрепления. Знаменитые школы при­влекали в Льеж учащихся со всех концов Империи. Епископа окружал двор, состоявший из рыцарей, «министериалов» (ministeriales) и духовных сановников. Если прибавить к этому постоянное наличие большого числа иностранцев, стекавшихся сюда в связи с различными делами, касавшимися как светского управления, так и управления по диоцезу, то нетрудно убедиться в том, что до появления торговых городов Льеж был самым населенным и самым оживленным центром Нидерландов, резко отличав­шимся от всех фламандских генегауских и брабантских «бургов». Это -была своего рода столица, одна из прекраснейших епископских резиденций всей Империи, и образ жизни светских князей того времени казался тяжелым и грубым епископскому двору (curiales episcopi), привыкшему к городской и оседлой жизни.

Именно в силу этого Льежское княжество обладало с конституционной точки зрения такими особенностями, которые мы напрасно стали бы искать у светских княжеств. В последних центром всей системы управления была личность самого князя, в Льежском же княжестве — епископский город. Там местопребывание правительства постоянно менялось, в зави­симости от поездок графа, переезжавшего вместе со своим двором из одного замка в другой, и тут же на месте потреблявшего сборы со своих поместий; здесь же, наоборот, местопребывание правительства всегда находилось в епископской резиденции. Она была центром как домени-альной, так и политической организации всей территории. Огромная ^л вотчина св. Ламберта полностью принадлежала столице епископства, мно­гочисленное население которой кормилось ее доходами². Кроме того,

С. Kurih, Notger, p. 130 и далее. О числе каноников см. ibid., стр. 166 и /. Balau, Etude critique sur les sources de l'histoire du pays de Liege su moyen age, p. 178 (Bruxelles, 1901).

О содержании духовенства епископских городов за счет доходов сельских поместий см. следующее замечание епископа Одо Камбрэского (1005—1113 гг.), ясно показывающее разницу между образом жизни высшего духовенства и светского дворянства: «Villa dicitur agrestis hominum habitatio non ad decorem et delectationem constituta, sed ad culturam terrarum exercendam, ut fructuum ferat utilitatem, adaptata: quae si colonos solertes sortitur ut in ea quod debet esse videatur, res est quae suo possessori non parum cara, sicut valde utilis habetur.

именно в Льеже функционировали церковные суды, здесь раздавались феоды, зависевшие от епископа и капитула, и, наконец, именно в Льеже со времени правления Генриха Верденского находился суд, решавший дела, связанные с божьим миром (1082 г.). По нему можно судить, как резко льежская конституция отличалась от фландрской конституции. Во Фландрии божий мир вскоре стал графским миром, в Льежской же области, наоборот, он остался епископским начинанием, и местопребывание суда находилось в самой епископской резиденции¹. Но более того, он охватывал не одну лишь территорию княжества, а простирал свою юрис­дикцию на весь диоцез, и божий мир вынуждены были поэтому ввести у себя соседние князья из Лимбурга, Намюрской области, Генегау и Брабанта. Он напоминал, таким образом, еще о тех временах, когда обязанностью лотарингских прелатов было следить под руководством императора за правителями их епископств и понуждать их к повиновению. Но, напоминая о них, он в то же время указывал на начало нового режима. Действительно, мир, введенный Генрихом Верденским², был французским начинанием, несовместимым вообще с суверенной властью императора, и в конце XI века светские князья, которым он должен был быть навязан, сделались достаточно сильными, чтобы избавиться от него³. Это в достаточной мере свидетельствует об упадке государственной церкви, созданной Отгоном I. Она была могущественной до тех пор, пока гер­манские монархи были достаточно сильны, чтобы охранять ее, и она потерпела крах, как только пошатнулась императорская власть, ослабленная борьбой за инвеституру. С этого времени духовные княжества, лишенные того элемента силы, который принцип наследования, придавал светским княжествам, оказались беззащитными перед ними и надолго отданными на их произвол. В отличие от прежнего положения феодальная политика одержала верх над императорской политикой, и национальные князья заняли место тех прелатов-чужеземцев, обязанностью которых столь долгое время было обуздывать их.

Quippe de bonis quae colligit ex ea, in amoena civitatis habitatione gloriatur». («Виллой называется деревенское жилище людей, предназначенное не для роскоши или удовольствий, а для получения полезных продуктов. Если в ней подобраны искусные земледельцы, так что в ней есть все, что нужно, она не столь приятна для своего владельца, сколь весьма полезна. Ибо он в приятном городском жилище гордится благами, которые получает из нее».) Marfene et Durand, Thesaurus Anecdotorum, т. IV, с. 862.

Для предыдущих страниц ср. A. Hansay, Les origines de 1'Etat liegeois, Rev. de Г Instruction publique en Belgique, 1900, p. 1 et suiv. et 81 и далее, и, в особенности, работу G. Kurth, Notger de Liege et la civilisation de X siecle. См. выше, стр. 59.

Относительно Генегау см. Gislebert, Chronicon Hanoniense, ed. Vanderkindere, p. 14. Что касается Брабанта, то сопротивление его герцогов юрисдикции Льежа по вопросам, связанным с божьим миром, было одной из главных причин их постоянных конфликтов с епископами, начиная с конца XI века.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ

i

Южные Нидерланды делились по своему аграрному строю на две резко отличные большие области. Если провести мысленно линию от Булони через Сент-Омер, Дуэ и Монс до Маастрихта, то к северу от нее страна покрыта была изолированными друг от друга хуторами (Hof-system — подворный строй), между тем как территории, расположенные к югу от этой линии, сплошь покрыты были деревнями (Dorfsystem — сельский строй)¹. Пограничная линия между подворным и сельским строем не совпадала, как мы видели, в точности с лингвистической границей, и нам нет никакого смысла доискиваться, существовала ли она уже до возникновения лингвистической границы или же она была более позднего происхождения. Но какого бы мнения ни держаться по этому вопросу, во всяком случае можно думать, что та самая демаркационная линия, которая разграничивает в настоящее время сферу распространения двух различных систем колонизации, отделяла в римскую эпоху область городов и крупных поместий от менее возделанных и гораздо менее заселенных областей Кампина, Брабанта и Фландрии.

Мы уже видели, что крупные поместья Артуа, Генегау и Намюрской области отнюдь не исчезли в период нашествия варваров и что во франкскую эпоху число их непрерывно увеличивалось, и их значение все возрастало благодаря действию социальных и экономических причин, разрушавших повсюду мелкую собственность и вместе с нею личную свободу. Можно утверждать, что к началу X века свободное крестьянство сохранилось из всех областей Бельгии в одной только приморской Фланд­рии и в пустынных частях северного Брабанта и Кампина². Повсюду же

Meitzen, Siedelung und Agrarwesen, Bd. 1, S. 517, 529.

Иначе нельзя было бы понять столь быстрого и стремительного образования феодальных династий.

в остальных местах, за исключением этих полупустынных и трудно доступных районов, pauperes liberi homines — обедневшие свободные — уступили свои «гуфы» светским правителям и монастырям или же попали под власть какого-нибудь фогта из числа крупных землевладельцев¹. Таким образом, наряду с первоначальной группой домашних слуг, потомков римских или германских рабов, под влиянием экономических причин образовался многочисленный класс «полусвободных» (censuales, homines ecclesiastici, laeten), обнимавший почти всех крестьян (villains).

Люди, которым удалось сохранить в неприкосновенности свою свободу и свои вотчины, составили по отношению к ним аристократию, превра­тившуюся на протяжении XI века в наследственную знать. Военная профессия, которой занимались только они одни с тех пор, как конная военная служба заменила в каролингскую эпоху военную службу больших пехотных армий, объединяла их в многочисленную и сильную группу вооруженных конных воинов (militia)². Они жили для войны, точно так же, как духовенство жило ради молитвы. Неся, подобно духовенству, высокие обязанности, они, подобно ему, имели свои привилегии и так же, как и оно, существовали трудом крестьян. Социальное положение людей определяло теперь их юридическое положение. Христианский мир представлялся в XI веке одному епископу из Камбрэ разделенным на три касты: духовенство, дворяне и крестьяне, причем первые две были свободны, последняя — несвободна³.

Не считаясь с лингвистической границей, а также с демаркационной линией между территориями подворного и сельского строя, крупные земельные собственники создали округа своих «фисков» (fisci) и своих «министерий» (ministeria). Значительное число аббатств — Лобб, Сен-Нашествия норманнов, столь ужасные в Нидерландах, несомненно должны были значительно содействовать этому результату. Только крупные земельные собст­венники могли сохранить свою свободу. См. следующее место из Miracula S.-Bertini. Mon. Germ. Hist. Script., т. XV, с. 513. «Nobilitas... ex multo jam tempore ob amorem vel dominatum sibi dominirum carorum abscesserat, nativitatis patria relicta, praeter paucos, qui ita hereditariis praediti erant patrimonis, ut non esset eis necesse subdi, nisi sanctionibus publicis». («Знать... уже с давнего времени ушла и оставила родную землю вследствие преданности власти дорогих ей сеньоров, кроме немногих, которые обладали такими наследственными вотчинами, что им не было надобности подчиняться, разве лишь при условии публичных санкций».) В XI в. Gesta abbat. Trudonensium, ed. de Borman, т. I, c. 6 считали нормальным положением крестьянина — положение серва (servus).

Слова «liber» (свободный) и «nobilis» (знатный) — синонимичны в бельгийских

источниках XI века.

з

Gesta epicoporum Cameracensium. Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с. 495. — Вандеркиндере (Liberte et propriete en Flandre du IX-e eu XII-e siecle. Bullet, de 1 Acad. Classe des Lettres, 1906, p. 151 и далее) пытается доказать, что свобода крестьян сохранилась во Фландрии, вместе с мелкой деревенской собственностью, вплоть до XII века. Но приводимые им примеры почти все

nZ™2* ^{K ПрИМ}°Р^ской Фландрии, которая находилась в исключительном положении, или же в них говооится _н» „ „

юворится не о крестьянах, а о мелких дворянах.

Трон¹, Сент-Аман, Сен-Вааст, Сен-Пьер (в Генте), Сен-Ламбер (в Льеже) — были главными центрами земель, рассеянных как во фламанд­ских, так и в валлонских областях, как в областях с сельским, так и с подворным строем, и несомненно, что, подчиняя все эти земли влиянию своих прево и своих старост (villici, majores) и вводя в них одну и ту же систему управления, они содействовали ослаблению национальных и экономических антагонизмов, существовавших в Нидерландах в период раннего средневековья.

Тип сельского церковного поместья в том виде, как он просущест­вовал в Бельгии вплоть до XII века, соответствовал во всех отношениях описанию «Капитулярия о поместьях» (Capitulare de villis), но он не был создан этим «Капитулярием». Он был римского происхождения и восходил, несомненно, к более ранним временам, чем VIII век. Расположенные к югу от лингвистической границы первоначальные поместья самых старинных аббатств, несомненно, должны были быть устроены с самого же начала франкской монархии по образцу орга­низации, существовавшей в крупных земельных владениях в Галлии, и по мере того как аббатства распространялись в германских частях страны, сюда проникала вместе с ними и эта организация². Организация поместий в Бельгии, подобно организации диоцезов, была заимствована с юга. И, подобно ей, она в каролингскую эпоху уточнилась и укрепилась, но не была заново создана.

Ни во Фландрии, ни в Лотарингии нельзя было встретить таких обширных монастырских поместий, как в Германии и во Франции. Ни одно аббатство здесь не обладало такими богатствами, как, например, аббатства Сен-Жермен-де-Пре, или Корби, Кореей, или Фульда. Зато если церковные владения и имели здесь меньшие размеры, то их было такое множество, какое, пожалуй, нельзя было найти ни в одной другой области Европы.

Будучи рассеяны по всей стране, они оказали на нее глубокое влияние. Их социальное значение в аграрный период средневековья было столь же велико, как впоследствии, когда вновь ожили промышленность и торговля, значение городов. Монахи, сумевшие всецело завладеть душой народа в XI веке, были также его учителями в области экономики. Их поместья были совершенными образцами хорошо поставленной сельско­хозяйственной эксплуатации и мудрого управления, и если многие аббаты приобрели славу святых, то немало их заслужило также репутацию

Сравни карту поместий Сен-Тронского аббатства у Н. Pirenne, Le livre de Г abbe Guillaume de Ryckel (Bruxelles, 1896). " «Прёкарий» (precaria), предполагающий, несомненно, существование крупного поместья, появляется уже в Токсандрии в 711 г. Pardessus, Diploraata, т. 11 № 481. Он должен был быть известен здесь уже давно, так как носил здеа германское название «gafergarias». См. Brunner, Deutsche Rechtsgeschichte, Bd. 1 S. 210. Anm. 24.

искусных сельских хозяев¹. Религиозный энтузиазм, царивший в Нидер­ландах в период крестовых походов, несомненно значительно содействовал материальному благосостоянию аббатств. В то время когда деньги были очень редки, почти все монастыри благодаря пожертвованиям верующих обладали неоценимой привилегией, располагая обширными денежными фондами. Они умели выгодно использовать их². Они строили амбары, овины, мельницы, ввели в Бельгии культуру винограда³. Они расширяли свои поместья путем удачных покупок. Всякий голод, обрушивавшийся на страну, был для них поводом приобрести по дешевой цене земли мелкого дворянства. В то время как после плохого урожая крестьяне светских сеньоров вынуждены были продавать своих рабочих волов и разорялись, монастырские крестьяне, наоборот, благодаря помощи, ока­зывавшейся аббатством, могли сохранить свой скот⁴. К этому надо прибавить, что взгляд на церковные земли, как на вотчину какого-то святого, гарантировал им во время непрерывных частных войн и всякого рода связанных с ними волнений безопасность, являвшуюся результатом уважения к их небесному собственнику⁵. Социальное положение зависимых людей (членов «familia»), живших на этих землях, было таким образом чрезвычайно благоприятным. Сервы баронов завидовали им так же, как они завидовали впоследствии положению горожан. О притягательной силе монастырей лучше всего свидетельствует непрерывный рост вплоть до конца XI века числа цензитариев (cerocensuales или hommes de sainteur),

Аббат Луиппо из Сен-Трона был, например : «Cultor agrorum et nutritor pecorum strenuus» («рачительный полевод и скотовод»). Gesta abbat. Trud., ed. Borman, т. I, c. 63. По поводу различных мелиоративных с.-х. работ в Лоббе, см. Folquin, Gesta abbatum Lobiensium. Об организации церковных владений в Лотарингии см. A. Hansay, Etude sur la formation dt I'organisation economique du domaine de ГаЬЬауе de Saint-Trond depuis les origines jusqu'a la fin de XIII siecle (Gand, 1899).

Аббат Аделард II из Сен-Трона (1065) писал: «In edificandis per abbatiam aecclesiis et emendis aecclesiae nostrae nobilium villis et prediis de oblationibus ad altare, fideliter operam dabat» («Он преданно и усердно занимался постройкой в аббатстве церквей и покупкой для нашей церкви вилл и поместий знати на деньги, пожертвованные алтарю») Gesta abbat. Trudon., ed. de Borman, т. I, с 18 и далее.

/. Halkin, La culture de la vigne en Belgique (Liege, 1896 г.). О мерах, принятых епископом Вазо Льежским во время голода, см. следующее место у Ансельма. Gesta episcop. Leod. Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с. 221: «Ne prae instante angustia boves vendere aut de caetero terram inaratam relinquere cogerentur [rustici]». («Чтобы крестьянам не приходилось вследствие наступающей нужды продавать волов или оставлять землю необработанной».) В Gesta abbat. Trudon., loc. cit., с. 18 говорится: «Quantacumque es, set werra in patria, quantacumque san discordia in regno, securus ambulabatsecurus terram suam inhabitabat, quicumque sancti Trudonis sive servum sive ancillam se esse dicebat». («Какова бы ни была война в стране и усобица в королевстве, всякий, кто называл себя крепостным или крепостной монастыря святого Тронда, безопасно мог ездить, безопасно жить на своей земле».)

т. е. людей, которые, уплачивая весьма незначительный личный ценз и очень небольшой брачный выкуп (обычно 2 денье), становились под покровительство какого-нибудь аббатства и подчинялись его юрисдикции. Это были люди двух категорий: во-первых — освободившиеся сервы¹ и во-вторых — мелкие собственники, которые, пользуясь характерным вы­ражением источников того времени, меняли «свою свободу на зависимость, более свободную, чем сама свобода»². В лице этих цензитариев (сего-censuales) аббатства вскоре обзавелись наряду с кругом своих первона­чальных держателей множеством зависимых от них людей, живших в их окружении, принимавших участие в их молитвах, пользовавшихся их моральной и материальной поддержкой и именно в силу этого содейст­вовавших усилению их авторитета и распространению их влияния. Одним словом, эти цензитарии были для монастырей в X и в XI веках тем же, чем горожане, - жившие вне тех городских общин, которые дали им права бюргеров (haghepoorters, buitenpoorters), были для городов в XIV и XV веках; этого достаточно, чтобы прийти к заключению, что монастыри пользовались в Бельгии в первой половине Средних веков таким ,же влиянием, как и города — во второй половине их.

Нам не стоит здесь больше останавливаться на системе землепользо­вания, применявшейся на церковных землях. В общих чертах она совпадала с системой, которую можно было встретить повсюду в других частях Западной Европы, и соответствовала тем же потребностям. В Нидерландах, как и во Франции и в Германии, поместья были разделены на две части: одна из них (terra indominicata) — барская запашка, обрабатывалась непосредственно сервами землевладельца, другая же — составляла на­следственные держания, владельцы которых обложены были натуральными и денежными повинностями и обязаны были отбывать барщины, уста­новленные на основании обычного права или письменного соглашения. К сожалению, до нас не дошло ни одного такого письменного акта, но мы знаем, что они существовали уже в очень давние времена. В *Х веке епископ Ротард Камбрэский (979—995 гг.) определил путем писаного акта (lex scripta) положение зависимых людей своего диоцеза³.

До тех пор пока экономической целью поместий было лишь удовлет­ворение потребностей собственника и его familia, т. е. до тех пор пока

¹ Ch. Plot, Cartulaire de Saint-Trond, t. I, p. 13, 15, 18, 27. Add. Miracula S. Gisleni. Mon. Germ. Hist. Script., т. XV, с. 583; Miracula S. Gengulfi, Ibid., p. 795. — Cp. L. Vanderkindere, Les tributaries ou serfs d'eglise en Belgique au moyen age. Bullet, de l'Academie de Belgique, 3-е serie, t. 34 [1897]. Ch. Plot, Cartulaire de Saint-Trond, t. I, p. 41.

A. Wauters, Libertes communales. Preuves, p. 1. Gesta episcoporum Cameracensium. Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с. 421. Add. Gesta abbatum Lobiensium. Ibid., т. IV, с 61, Guerard, Cartulaire de S. Bertin, p. 396; Duvivier, Le Hainaut ancien, p. 361. См. очень интересный фрагмент, вероятно, XI века, относительно организации поместий Сен-Тронского аббатства в Analectes pour servire а 1 histoire ecclesiastique de la Belgique, t. XIV, p. 31.

производство поместий регулировалось исключительно непосредственным потреблением и совершенно не зависело от каких бы то ни было ком­мерческих интересов¹, их организация оставалась в неизменном виде. Каждое поместье составляло небольшой замкнутый мир, который жил для себя и сам удовлетворял свои потребности. Взаимоотношения, су­ществовавшие между сеньорами и его сервами или его вилланами, были не только отношениями собственника к своим слугам и держателям. Они охватывали все житейские отношения во всех их самых разнообразных проявлениях. Аббат был одновременно господином, судьей и покровителем зависевших от него людей. От имени святого заступника монастыря, представителем которого он был на земле, он осуществлял над своими подданными патриархальную власть. Старосты, которые тщательно вы­бирались из числа лучших «министериалов» (ministeriales) и были несме­няемы до конца XI века, не ограничивались только взиманием цензов и повинностей; они, кроме того, творили еще и суд. Каждый барский двор был не только главным складочным местом для всех поступлений в пользу сеньора с данного округа (ministerium), центром которого он являлся, но он был в то же время и местом заседаний (вотчинного) суда, в котором судили под председательством старосты семь эшевенов, избиравшихся на всю жизнь из числа членов «familia». Суд аббатов являлся верховной инстанцией по отношению к этим низшим судам (laethoven); в нем получали свое окончательное разрешение дела несвободных людей.

Поместья светских сеньоров сильно отличались от церковных поместий. В то время как аббаты сами руководили эксплуатацией своих земель и следили за ее ходом, князья и бароны, всецело поглощенные своими военными или политическими обязанностями, ограничивались получением доходов и совершенно не интересовались сельским хозяйством. Между ними и их держателями не было никакого непосредственного контакта. На их землях нельзя было встретить тех патриархальных отношений, которые были столь характерны для монастырей. Они перелагали на своих министериалов (ministeriales) заботу об управлении и о суде над своими подчиненными. Все их требования по отношению к ним сводились только к аккуратному сбору причитавшихся им оброков, с тем, чтобы их замки всегда широко были обеспечены продовольствием.

Мы уже видели, что фландрским графам с давних пор удалось централизовать под наблюдением своих канцлеров сбор доходов со всех своих земель. Они, несомненно, руководствовались при этом чисто фис­кальными и финансовыми интересами: между ними и их крестьянами стояли «нотариусы», и, поскольку представлявшиеся ими отчеты (brefs)² были точны, они очень мало заботились о том, в каких условиях жили крестьяне. Но более того: в то время, как духовные сеньоры собирали

См. цитированный выше документ на стр. 113, примеч. 2. См. выше, стр. 103—104.

свои доходы лишь на основании своего права собственности, светские сеньоры присоединяли еще к оброкам, взимаемым ими со своих собственных земель, повинности, которых они требовали себе, кроме того, за осущест­влявшиеся ими политические и юридические функции. Обладая публич­но-правовой властью в качестве графов, кастелянов или фогтов, они взимали со своих крестьян ежегодную подать (taille), заставляли их работать над укреплением своих замков и обязывали их нести повинность содержания сеньора (droit de gite). О том, каким тяжелым бременем эти налоги ложились на деревенское население, можно судить на основании жалоб монастырских хронистов. Чтобы освободить от них своих крестьян, аббатства прибегали очень часто к средству, ясно показывающему размеры этого зла. Они давали феоды своим фогтам при условии, что последние откажутся на будущее время от своих «дурных обычаев» (malas consu-etudines) и своих поборов (exactiones). В некоторых местах разражались бурные восстания, как например, в графстве Гинь, в приморской Фландрии и в Голландии¹.

Вполне понятно, что светские сеньоры пытались создать себе из этих налогов дополнительные источники дохода. Так как они обязаны были давать феоды своим рыцарям, то доходы с их наследственных земель уменьшались с каждым новым царствованием. Действительно, феодальное держание было бесплодным земельным держанием. Вытекавшая из него военная служба заменяла все другие повинности, и хотя с каждым аллодом, превращавшимся в феод, к армии сюзерена прибавлялся лишний воин, однако его амбарам или его казне наносился тем самым соответ­ствующий ущерб, так как все полезные доходы с феода принадлежали вассалу. Эти доходы позволяли ему вести соответствовавший его общест­венному положению образ жизни и содержать боевого коня.

В XI веке число рыцарей во всех частях Бельгии было чрезвычайно велико. Значительная часть министериалов (ministeriales) успела уже к этому времени раствориться в рыцарстве. Дело в том, что издавна установился обычай — вероятно, заимствованный из Франции, — давать феоды министериалам². Благодаря этому последние вскоре потеряли при-

Lamprecht, Wirtschaftsleben, Bd. I, S. 864. Ср. Lambert d'Ardres, Chronique, ed. Menilglaise, c. 87.

См. в Gesta abbat. Trudon., ed. de Borman, т.. I, c. 152 — интересный пример превращения одним министериалом должности, порученной ему монастырем, в свободный феод на правах рыцарского держания «liberum militare feodum». Ср. также упоминающееся у Calbert, Histoire du Meurtre de Charles le Bom, ed. Pirenne, p. 12, расследование, произведенное по приказу Карла Доброго с целью установить его министериалов (ministeriales), ошибочно принимаемых за свободных (liberi). В результате французского влияния растворение министериалов в ры­царстве предшествовало во Фландрии развитию этого же процесса в Лотарингии. Последние министериалы исчезли в Брабанте и во Фландрии лишь в конце XII века. Фокема Андрэу (Fockema Andreae, Le Ministerialiteit in Nederland. Berichten en medehngen der K. Akad. der Wettenschappen, 1886) полагает, что

знаки своего несвободного происхождения. Военная профессия, которой они занимались, превратила их в дворян, и хотя в течение некоторого времени то тут, то там можно было встретить — в особенности в соседних с Германией областях: в Генегау, в Брабанте и в Намюрской области, — рыцарей, крепостных сеньора и подчиненных праву «мертвой \ руки» и праву на лучшую голову скота¹, но все же подавляющее боль­шинство milites составляло ко времени крестовых походов класс людей,* которые, ведя одинаковый образ жизни и занимая одинаковое общественное положение, поставлены были и в одинаковое правовое положение. Браки между членами семей министериалов и свободных вассалов были очень часты², и после одного или двух поколений в общей массе нельзя уже было отличить свободных от несвободных.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: