ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГЕРЦОГСТВА ЛОТАРИНГСКОГО 1 глава

СРЕДНЕВЕКОВЫЕ

ГОРОДА БЕЛЬГИИ

ЕВРАЗИЯ

Санкт-Петербург 2001

За помощь в осуществлении издания данной книги издательство «Евразия» благодарит Кипрушкина Вадима Альбертовича

Перевод с французского под редакцией проф. Косминского Е. А.

Анри Пиренн

Средневековые города Бельгии. Пер. с фр. под редакцией проф. Косминского Е. А. —

СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001.— 512с.

Книга известного бельгийского историка Анри Пиренна (1868—1947гг.) посвящена истории средневековой Бельгии в V—XIVвв. Автор ярко и образно исследует самые разные стороны жизни этой страны в эпоху средневековья: появление франков, набеги викингов сменяются борьбой между церковными и светскими княжествами и триумфом городов, неожиданно для всего христианского мира одержавших победу над феодальными сеньорами, Особое внимание Пиренн уделяет городам Бельгии, в XI—XIVвв. достигшим небывалого экономического расцвета и кровавым распрям за власть между горожанами. Не остается в стороне экономическое и социальное развитие Бельгии, сумевшей посреди бурь, сотрясавших средневековое общество, сохранить своеобразие своей культуры и независимость.

Космнискин Е. А., перевод
и составление словаря, 1937
© Карачинский А. Ю-.,
вступительная статья, 2001
© Лосев П. П.. обложка, 2001
ISBN 5-8071-0093-Х© Издательская группа «Евразия», 2001

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

«Средневековые города Бельгии» — книга, с которой начинается семитомный труд об истории Бельгии, созданный А. Пиренном (1862— 1935 гг.), известным бельгийским историком, профессором университета в Генте в 1886—1930 гг. А. Пиренн — необычайно многогранный исследователь. Из-под его пера вышли работы по самым различным проблемам, посвященным в основном западноевропейскому средневековью. Пламенный патриот своей страны, автор посвятил множество работ истории Бельгии в средние века, ее городам Динану и Сент-Омеру. Вся история средневекового Запада рассматривалась им через призму эконо­мических, точнее торговых отношений, которые представляли для Пиренна своеобразный «двигатель» социально-политического развития. Труды Пи­ренна всегда отличались необычайно смелым, нестандартным подходом к наиболее спорным феноменам в истории средневекового Запада: так, феодализм он рассматривает как следствие гибели городов Средиземно­морского побережья под ударами арабов, что привело к господству в Европе натурального хозяйства и прекращение монетного обращения, а зарождение городов в Западной Европе объясняет образованием поселений иностранных купцов, притягивавших к себе окрестное население. Однако наряду с экономическими факторами Пиренн уделяет значительное место и средневековому человеку, его надеждам и чаяниям, психологическим и патриотическим мотивам поведения: так, объясняя причины победы фла­мандских горожан над, французской рыцарской конницей в 1302 г., Пиренн указывает на непокорный нрав и стремление к независимости, свойственное жителям приморских районов Фландрии, которые впослед­ствии сыграли значительную роль в освободительной борьбе Нидерландов против испанского владычества. Особый психологический облик Пиренн приписывал основателям городов — купцам, впоследствии превратившимся в городской патрициат, которым, по его мнению, были свойственны трудолюбие, упорство, предприимчивость, качества, превратившие их в первых «капиталистов». Пиренна интересовали и проблемы взаимоотно­шений между западным христианским и восточным исламским обществами, их различиями в экономическом плане, которые он проследил в своей книге «Магомет и Карл Великий». Безусловно, заслуги Пиренна не ограничиваются одними только историческими исследованиями: его ученики

писали, что он «был не только знаменитым ученым, но и крупным преподавателем. Он любил говорить, что более всего ценит в своей карьере то, что создал историческую школу: школу Гента». Учениками Пиренна были такие маститые бельгийские историки, как Ф.-Л. Гнасхов, Ф. Веркотерен, Э. Сабле, В. Фриз и др. Именно как патриару историков Бельгии А. Пиренну было поручено выступить со вступительным словом на V историческом конгрессе, собравшемся после Первой мировой войны в Брюсселе.

Средневековая Бельгия была страной городов и потому города являются центральным сюжетом в творчестве Пиренна. Именно они с XI в. становятся средоточием торговли, столь дорогой сердцу автора. В работе Пиренна город предстает как самостоятельный организм, чуждый окру­жающему его феодальному миру; автор особенно подчеркивает разницу в мировоззрении городского населения и правителей средневековой Ев­ропы — в первую очередь короля Франции и графа Фландрии — часто не понимавших и ущемлявших его интересы. Он показывает, как постепенно исчезал и менялся слой рыцарства, уступая главенствующее место пред­ставителям городской буржуазии. Слегка модернизируя суть противосто­яния между феодальными князьями, рыцарями и купечеством Бельгии, Пиренн представляет ее как борьбу между феодализмом и капитализмом, по его мнению, зарождавшемся в городской среде. Пиренн также реши­тельно делит на два лагеря и внутренний мир городов Бельгии: долгая и кровавая битва между ними сопровождалась борьбой за независимость от французского господства, в ходе которой городское население постепенно стало обретать национальное самосознание.

Но даже если тема городов доминирует в книге Пиренна, то ученый вовсе не ограничивает этим свое исследование; его целью стало показать средневековую Бельгию во всем ее многообразии. Наряду с городами и их экономической деятельностью Пиренн прослеживает развитие полити­ческих организмов: феодальные и церковные княжества, которыми так было богата Бельгия, их взаимоотношения с могущественными соседями — Францией, Германской империей, Англией. Можно даже сказать, что Пиренн написал историю не только средневековой Бельгии, но одновре­менно и историю Франции, Германии,⁴ Англии той эпохи, ибо интересы всех этих стран сталкивались в областях, входящих в состав Бельгии. Однако Пиренн не остановился на социально-политическом и экономи­ческом аспекте и уделил особое внимание культурному развитию бель­гийского региона в эпоху Средних веков, подвергавшемуся перекрестному влиянию Франции и Германии, показав, как зарождалась своеобразная, со своими отличительными чертами, литература, архитектура, развивался фламандский язык. Тем самым работа А. Пиренна, посвященная всем сторонам жизни средневековой Бельгии, может быть полезной и интересной как специалистам, так и самой широкой читательской аудитории.

КНИГА ПЕРВАЯ

НИДЕРЛАНДЫ ДО XII ВЕКА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

РИМСКАЯИ ФРАНКСКАЯ ЭПОХИ

I

Название «Бельгия» в применении к интересующей нас стране было заимствовано гуманистами эпохи Возрождения у древних и было офици­ально освящено в XIX веке. Однако современная Бельгия составляет лишь часть первоначальной Бельгии, простиравшейся от берегов Рейна до подступов к берегам Сены. Некоторые из населявших ее некогда народов исчезли, другие же — резко изменились благодаря смешению. Тем не менее, несмотря на разделяющие их 20 столетий, обе эти страны обладают поразительным сходством в одном отношении. Подобно тому, как в наши дни фламандцы германской языковой ветви и валлоны романской языковой ветви постоянно сталкиваются в области, лежащей между морем и Арденнами, точно так же еще до римского завоевания здесь сталкивался арьергард кельтов с авангардом германцев. Наиболее восточные народы из северных белгов — эбуроны (Либмург и Льеж), кондрузы (Кондроз), церозы (область Прюм?), пэманы (Фамен), сегны (верхняя часть долины Урт?) и адуатуки (Намюр) — по-видимому, восприняли очень много германских элементов, и когда Цезарь (в 57 г. до н. э.) осведомлялся об их происхождении, то предание хранило еще воспоминание об эпохе, когда они жили к востоку от Рейна. Зато к западу и к югу от них бассейны Шельды и Мааса заселены были только народностями кельтской расы — нервиями (юг Брабанта и Генегау), менапиями (Фландрия и северный Брабант), моринами (область Теруаня), атребатами (Артуа) и треверами (Арденны и Мозель)¹.

По мнению К. Жюлиана (С. Jullian, Historie de la Gaule, t. I, p. 315, Париж, 1908 г.), первые племена белгов поселились в стране около 300 года до н. э. Эбуроны и их соседи, чисто германского происхождения, или с резко выраженной германской примесью, появились здесь позднее, около 150 года (Ibid., стр. 525).

Эти народы, несмотря на свое различное происхождение, прежде всего восприняли кельтскую культуру, которая благодаря своем относительному превосходству вскоре подчинила себе проникшие в среду кельтов посто­ронние элементы¹. Поэтому все они ожесточенно боролись, всячески стараясь помешать слишком сильному продвижению германцев на левый берег Рейна и вторжению в их страну. В этом состоянии непрерывных столкновений с соседями они были застигнуты обрушившимися на них легионами Цезаря. В конце концов они были без больших трудностей покорены, несмотря на обнаруженный ими героизм, поразивший их по­бедителя. Эбуроны погибли из-за оказанного ими слишком отчаянного сопротивления. Они были частью истреблены, частью проданы в рабство и исчезли с лица земли, а на их территории поселилось новое племя — тунгров, которое образовалось из смешения остатков эбуронов с призван­ными Цезарем германцами. По имени этого племени и стала называться впредь эта территория.

Римское завоевание превратило Рейн из до тех пор постоянно изме­нявшейся этнической границы между белгами и германцами в прочную государственную границу. По эту сторону этой границы под влиянием римского управления и культуры расовые различия постепенно стали стираться. Белги романизовались вместе с германцами и постепенно утратили свои национальные черты благодаря одинаковому новому, вос­принятому ими образу жизни. Но официальный язык сохранил воспоми­нание о различном происхождении их обитателей в названиях, данных им обеим провинциям, созданным между Рейном и морем. Восточные территории составили часть «Germania inferior» (Нижней Германии), между тем как западные отошли к «Belgica secunda»² (Вторая Белгика).

Что касается адуатуков, то их поселение произошло еще позже, так как Цезарь сообщает нам (II, 29, 4), что они представляли собой лишь отряд, оставленный за собой кимврами и тевтонами. Разумеется, все эти племена в момент их поселения в этой стране уже нашли там каких-то других жителей. Это более раннее население, о котором мы не располагаем другими сведениями, кроме данных доисторической археологии (каменные орудия и оружие, утварь и т. д.), по мнению Жюлиана принадлежало к лигурийской расе. Но в Бельгии, как и в Галлии, оно смешалось с новыми пришельцами, продолжая однако отличаться от них своим физическим типом: низким ростом и черными волосами. Германцы же и кельты, наоборот, очень походили друг на друга своим высоким ростом, голубыми глазами и белокурыми волосами. Между этими двумя народами не было резкого различия. Белги — кельтской расы были даже, по-видимому, в большей или меньшей степени, — смешаны с германцами (С. Jullian, Histoire de la Gaule, t. II, p. 9).

/. Asbach, Zut Geschicte und Kultur der roomichen Rheinlande (Berlin, 1902); A. Schoop, Die romischen Besielung des Kreises Duren. Zeitschrift des Aachener Geschichtsvereins, Bd. XXVII [1905]; С Jullian, Histoire de la Gaule, t. II, p. 467.

«Germania inferior», с главным городом Кельном, состояла из двух городских округов — Кельна и Тонгра, «Belgica secunda», с главным городом Реймсом,

Из двух названных провинций «Германия» была более богатой, более населенной и более цивилизованной (policee). Гарнизоны, расположенные вдоль по течению Рейна, являлись здесь активнейшими очагами римской культуры. Будущая «поповская дорога» была в то время дорогой легионов и чиновников. Вдоль реки один за другим были расположены соединенные шоссейной дорогой города Ремаген, Бонн, Кельн, Нейс, Ксантен, Ним-веген, Лугдунум, первоначальный Лейден, в настоящее время представ­ляющий собой затопленный район напротив Катвика. Особенно большое значение приобрел вскоре Кельн. Подобно Лиону в центре Галлии, он на севере этой страны стал превосходным орудием романизации. Именно в Кельне начиналась дорога, которая, пересекши Маас у Маастрихта, шла через Тонгр, затем, пройдя «Угольный лес» (Garbonaria silva), вилась вдоль течения Мааса и Самбры, доходила у Камбрэ до Шельды и отсюда уходила на северо-запад — по направлению к Булони, и на юг — по направлению к Суассону и Реймсу. Это была артерия, по которой римская культура, столь деятельная на берегах Рейна, проникала вглубь Второй Бельгии, и еще до сих пор на ее протяжении, в областях Намюра, Генегау и Артуа, встречается множество фундаментов вилл и монетных кладов. В южных Нидерландах, где реки текут с юга на север, она была первой дорогой, которая вела с востока на запад. На протяжении всего средневековья она оставалась под названием «дороги Брунгильды» (chemin Brunehaut) главным сухопутным трактом между Рейном и морем, и еще теперь легко можно проследить по карте ее прямолинейную трассу. Эта трасса идет довольно точно по лингвистической границе, отделяющей в наше время валлонскую часть Бельгии от фламандской. Но в III веке путешественник, следовавший по пути из Кельна в Булонь, встречал справа и слева от дороги лишь народы, имевшие одинаковые обычаи и один и тот же язык. Оставив Тонгр, который, по-видимому, был вплоть до IV века довольно крупным городом¹, он попадал в чисто земледель­ческую страну, где городские поселения были редки и имели лишь второстепенное значение. Турнэ, Камбрэ, Теруань и Аррас, по всей видимости, были всего лишь небольшими провинциальными городами. Они служили рынками для окрестных крестьян, с успехом занимавшихся разведением лошадей и другого скота. Менапийские окорока и гуси моринов издавна приобрели широкую славу. Вдоль побережья были

насчитывала к концу императорской эпохи 12 городских округов: Реймс, Аррас, Кабрэ, Турнэ, Теруань (civitas Morinorum), Булонь, Суассон, Шалон, Верман, Санли, Бовэ, Амьен. Я, разумеется, останавливаюсь в дальнейшем изложении лишь на тех из них, территории которых вошли в состав Нидерландов. Следует также отметить, что страна треверов причислялась к «Belgica prima», отделявшей своим острым выступом, тянувшимся по течению Мозеля вплоть до Кобленца, Первую Германию от Второй.

Ammianus Marcellinus, «Res gestae», lib. XV, с. 7: «Вторую Германию... защищают большие и богатые города Агриппина (Кёльн) и Тунгры (Тонгр)».

расположены солеварни, а в долинах Шельды, где текстильной промыш­ленности предстояло впоследствии достигнуть столь необычайного расцвета, уже в это время выделывались благодаря особой тонкости овечьей шерсти, получавшейся в этой сырой местности, шерстяные ткани (sage) и шерстяная верхняя одежда (birri), вывозившиеся даже и по ту сторону Альп. В Турнэ существовала даже мастерская военного обмундирования¹.

Судя по раскопкам, страна была довольно густо населена. Следы римских жилищ, правда, особенно многочисленны по течению Самбры, Мааса и Мозеля, но не следует думать, что приморская область, в которой их было найдено значительно меньше, была пустынным краем. Почти полное исчезновение материальных следов римской культуры в этой местности легко объясняется морским наводнением III века, по­крывшим песком старую торфяную почву, и в особенности тем, что в этих аллювиальных землях, где камни редки и. дороги, жители с давних времен начали использовать остатки римских памятников² в качестве строительного материала. Во всяком случае, мы знаем, что остатки римских поселений были многочисленны еще в XI веке в области Сент-Омера и что в окрестностях Брюгге, у Уденбурга, к этому же времени еще существовали крупные военные сооружения³. Ввиду этого не будет, по­жалуй, слишком смелым предположить, что уже во времена Империи берег был защищен от морских наводнений плотинами и искусственными сооружениями.

Но если жители будущих Нидерландов могли благодаря царившему в Империи миру возделывать свои поля, расчищать свои леса и достигнуть, по-видимому, довольно высокой степени благосостояния, то зато они в силу сложившихся условий должны были в, течение долгого времени сохранять особенности своих наречий и свои племенные культы. Влияние больших городов, окружавших на востоке и на юге эту крайнюю границу цивилизованного мира, могло быть лишь чрезвычайно слабым. Только христианству суждено было завершить их романизацию⁴.

О качествах шерсти и текстильной промышленности в Бельгии см. С. Jullian, Histoire de la Gaule, t. II, p. 282, 283, 298. Он указывает (р. 298, note), что приводимый Павлом Орозием (VII, 32, 8) рассказ о дожде из шерсти, упавшем с неба в Артуа, должен быть, по-видимому, связан с какой-то поговоркой, напоминающей об изобилии шерсти в этой местности. Несомненно, именно этим объясняется то, что в окрестностях Ренэ, где открыто было множество остатков римской утвари, почти не найдено было следов жилищ. Hariulf, Tractatus de ecclesia S.-Petri Aldenburgensis. Mon. Germ. Hist. Script, т. XV, стр. 872; Lambert d'Ardres, Chronique, ed. Godefroy Menilglaise, p. 227, 241; Chronica monasterii Watinensis. Mon. Germ. Hest. Script., т. XIV, стр. 163. — Большие черные камни, служившие укреплениями Уденбургу, были, по свидетельству Гариульфа (loc. cit.), использованы для сооружения стен графского замка в Брюгге.

В начале III века романизация не была еще закончена, но делала уже успехи. Надписи свидетельствуют о том, что родители носили языческие имена, между

Новая религия, разумеется, прежде всего стала распространяться в наиболее населенных и богатых частях страны, т. е. в долинах Мозеля и Рейна. Не подлежит сомнению, что первые христиане пришли к берегам Мааса и Шельды именно из Кельна и Трира¹. Впрочем, у нас нет никаких данных о подробностях принятия христианства. Предания, отно­сящие создание различных епископств севера к I веку, не имеют под собой никаких исторических оснований и должны быть отнесены к числу легенд.

Возможно, что епископальное устройство было впервые введено в Трире во второй половине III века. Со времени св. Матерна (313 г.) Кельн составлял отдельное епископство; и так же обстояло, по-видимому, и с Тонгром. Во всяком случае, спустя 30 лет и этот округ, несомненно, имел особое епископство²; св. Серваций, подпись которого имеется в актах Сардикского собора (343—344 гг.) и присутствие которого засви­детельствовано на соборе в Римини (359 г.), является первым подлинным епископом, о котором упоминает история Нидерландов³.

Но если нам так мало известно о происхождении Тонгрского диоцеза, то еще гораздо меньше мы знаем о диоцезах Арраса, Турнэ и Теруаня⁴. Имея меньшее значение, чем Тонгр, и будучи более удалены на север от очагов римской культуры, эти города лишь очень поздно и очень медленно стали доступны христианству. К концу IV века морины были еще язычниками, и тот факт, что их апостол, святая Виктрис (около 383 г. — около 407 г.), происходила из отдаленного города Руана, заставляет предполагать, что диоцезы северной Бельгии имели в это время еще очень несовершенную организацию, или вернее, что образо­вавшиеся здесь христианские общины зависели от епископства Реймского, церковного центра городов этой провинции.

тем как дети — римские. См. /. P. Waltzing, Les inscription latines trouvees a la citadelle de Namur. Compte-rendu du Congres archeologique et gistorique de Dinant, t. II, p. 560 (Намюр, 1904). Последние кельтские следы исчезли, по-видимому, лишь ко времени вторжения франков. Asbach, Zur Geschichte und Kultur der romischen Rheinlande, S. 4.

В конце II века Ириней Лионский упоминает о христианах из Германии. Alb. Hauck, Kirchengeschichte Deutschlands, Bd. I, S. 6 (Leipzig, 1887). L. Duchesne, Memoire sur l'origine des dioceses episcopaux dans l'ancienne Gaule. Memoire des Antiquaires de France, t. L, 1889, p. 337, и в особенности — Harnack, Die Mission und Ausbreitung des Christentums in den ersten drei _з Jahrhunderten, 2 Ausgabe, S. 230, 231 (Leipzig,- 1906). Относительно Сервация см. В. Krusch, Mon Germ. Hist. Scripn. rer. Merov., т. Ill, стр. 83, а также G. Reuth, Le Pseudo-Aravatius. Analecta Bollandiana, т. XVI (1897), стр. 164.

По поводу крещения моринов см. письмо святого Паулина из Нолы, у Migne, • Patrologia latina, т. LXI, с. 839. Что касается Турнэ, то нет никаких доказа­тельств, что диоцез здесь был создан в это время. См. /. Warichez, Les origines de l'eglise de Tournai, p. 28 et suiv. (Louvain, 1902).

II

К тому времени, когда в северных провинциях «Второй Белгике» и «Нижней Германии» стало распространяться христианство, в этих областях уже не царила больше та полнейшая безопасность, которой они пользо­вались в течение двух веков. Мощный барьер, удерживавший со времени Цезаря варваров на правом берегу Рейна, стал подаваться под натиском франков, и романизованным потомкам белгов предстояло вскоре навсегда уступить часть своей территории тем самым германцам, переправе которых через эту реку старались некогда помешать их отцы.

Более чем вероятно, что медленная германизация Нидерландов началась еще до III века. Велико было число германцев, переправлявшихся через Рейн с целью поступить на службу в римские легионы или обосноваться в качестве земледельцев в бассейнах Шельды и Мааса. Впрочем, эти пришельцы, рассеявшись среди белго-римских племен, вскоре смешивались с ними. Из смешения старых обитателей с новыми, как и во всех колонизуемых странах, образовалась смешанная народность, обладавшая, однако, общей культурой. Среди населения провинций вскоре стало невозможным распознать элемент, внесенный варварами. Люди, населяв­шие страну между морем и Рейном, — будь то германцы или белги по своему происхождению, — все считали своим отечеством Римскую им­перию и все называли себя римлянами.

Во второй половине III века жители северной Галлии впервые стол­кнулись с германцами, вторгнувшимися к ним в качестве завоевателей и грабителей¹. Дезорганизованная гражданскими смутами в Империи рейн­ская армия не в состоянии была отбросить их. Полчища франков и аламанов стали опустошать провинции, между тем как другие варвары — фризы и саксы — совершали набеги на побережье, заселенное моринами и менапиями.

Правда, императорам в конце концов удалось отбросить вторгнувшиеся полчища, но неисчислимы были причиненные ими бедствия. О них можно судить по тому, что Максимин в 286 году поселил франков в качестве колонистов в «опустошенных частях» областей моринов и треверов². Была организована серьезная защита побережья (litus saxonicum): отныне пред­стояло оказывать сопротивление не только на Рейне, но также и вдоль морского побережья врагу, мощь которого обнаружилась только теперь.

Эта первая тревога заметно изменила облик страны. Саксонским пиратам удалось все же поселиться в некоторых местах на побережье, и до сих пор нетрудно распознать путем изучения названий местностей следы их колонизации в окрестностях Булони³. Если же они реже

Первый набег франков на левый берег Рейна произошел около 240 г. н. э.

Incerti panegyricus Constantio Caesare dictus. Panegyrici latini, ed. Baehrens, стр. 147 (Лейпциг, 1874).

(.

встречаются в приморской Фландрии, то это, несомненно, объясняется тем, что оседание почвы, которое произошло в этой местности к концу III века и привело к исчезновению части ее под водой, заставило завоевателей удалиться, из нее, вызвав в то же время и окончательный уход отсюда романизованного населения¹. Вскоре благодаря восстанию Карозия (286—293 гг.), которому поручена была охрана побережья, салические франки силой захватили Батавский остров и стали угрожать Бельгии с севера, в то время как рипуарии угрожали ей с востока. Таким образом северные провинции, находившиеся одновременно с трех сторон под ударом варваров, являлись лишь форпостом Римской империи на германской территории, и неустанные усилия, требовавшиеся для защиты этой открытой со всех сторон и лишенной естественных границ равнины, могли только на время отсрочить неизбежную катастрофу.

С самого начала IV века область, ограниченная коленом, образуемым Рейном на протяжении от Кельна до моря, была театром непрерывных военных действий между франками и римлянами. Отброшенные Конс-танцием Хлором, Константином и Юлианом, вторгнувшиеся завоеватели неустанно продолжали свои нападения, и отражение их ударов становилось с каждым днем все труднее. Область к северу от отрогов Арденн и Генегау, по которой все время проходили войска и которую грабили варвары, превратилась постепенно в пустыню, и население ее исчезло. Рейн не был уже больше достаточным оплотом. Пришлось возвести вторую защитную линию за ним. С помощью остатков сооружений, колонн, надгробных плит старались насколько можно укрепить города². Были возведены укрепления по берегам Мааса, построены редуты и вырыты рвы вдоль большой дороги из Булони в Кельн³. Эти новые укрепления свидетельствовали лишь об опасности, которую они не в состоянии были отразить. В 358 г. победитель салических франков, Юлиан вместо того, чтобы отбросить их за Масс, позволил им поселиться в необитаемых частях Токсандрии (Кампин)⁴. Правда, они заселили эту область в качестве римских подданных, но когда в начале V века (402 г.) '

—------------------

G. Kurch, La frontiere linguistique en Belgique, p. 530 (Bruxelles, 1896, t. XLVIII, «Meraoires couronnes et autres memoires», publies par l'Academie). Последние римские монеты, найденные в приморской области, почти все относятся к царствованию Постума (273 г.). См. R. Blanchard, L'invasion marine dans la plaine de Flandre. Annales le 1'Est et du Nord, 1905, p. 538, и его же — La Flandre, p. 143 и далее (Dunkerque, 1906).

Бланше — A. Blanchet, Les enceintes romaines de la Gaule, p. 97, 106, 110, 134, 137 (Paris, 1907) — указывает на римские каменные постройки, остатки которых были найдены, в Тонгре, Аррасе, Арлоне и Намюре. Kurth, La frontiere linguistique, p. 545.

Koch, Kaiser Julian der Abtriinnige, S. 402 (Leipzig, 1899). По мнению Аккерсдика (W. С. Ackersdijck, Over Toxandrie. Nieuwe werken der Maatschappij der Nederl. — Letterkunde, t. V, Лейден, 1838 г.), границами Токсандрии были: на севере и востоке — Маас, а на западе — Донж, впадающий у Гертруйденберга в Старый Маас.

Стилихон собрал вокруг себя северные легионы, чтобы защитить Италию от готов, франкские племена, видя перед собой огромные свободные пространства, расселились в Бельгии и начали заселять долины Шельды и Лиса. С этого времени Рейн перестал уже быть северной границей Римской империи. Граница шла теперь по линии, проходившей через Марк (Па-де-Калэ), Аррас, Фамар и Тонгр¹. Вскоре она еще больше отклонилась к югу. Около середины V века салические франки захватили Турнэ, между тем как рипуарии перешедшие через Рейн несколько позднее 406 года, идя с востока на запад, переправились на левый берег Мааса.

Таким образом, на севере в провинциях Бельгии и Германии, предо­ставленных Римом их собственной участи, как и во времена появления в них Цезаря, снова противостояли друг другу два народа — германцы и белго-римляне.

Если в наши дни установить на карте между Дюнкирхеном и Маас­трихтом лингвистическую границу, отделяющую в южных Нидерландах жителей, говорящих на романском языке, от их соотечественников, го­ворящих на германском языке², то сейчас же бросаются в глаза два очень любопытных факта. Эта граница составляет непрерывную линию, не образуя нигде излома: установленное ею разграничение между обоими народами абсолютно четко. На всем ее протяжении фламандский и валлонский языки, подобно морю вдоль побережья, соприкасаются друг с другом, не сливаясь: внутри отделяющихся ею лингвистических групп нигде нельзя встретить чуждых языковых островков или клиньев. Это положение объяснялось бы очень просто, если бы языковая граница совпала с географической и проходила бы, например, по течению большой реки или вдоль подножья горной цепи. Но фактически она нигде не определяется ни направлением рек, ни рельефом почвы. Почти повсюду она проходит по равнине, и нет никакого материального признака, который предупреждал бы путника о том, что он ее пересекает.

Столь странное положение, не имеющее, пожалуй, аналогии ни в какой другой стране, становится совершенно понятным, если принять во внимание исторические условия, в которых произошло германское завоевание, и если учесть состояние страны в это время. Салические франки V века не обрушились на Нидерланды подобно потоку, сносящему все на своем пути. С того момента, как Римская империя разрешила им обосноваться в Токсандрии, с того момента, как их многовековые усилия утвердиться

¹ Notitia Dignitatum Occid., XXXVIII, XLII, ed. Seeck (Berlin, 1876). Об установлении этой границы см. Kurth, Frontiere linguistique, p. 17 и далее, а также — О. Bremer, Ethnographie der Germanischen St'amme, у Paul, Grundriss der Germanischen Philolohie, 2 Ausgabe. (Stasburg, 1900). Она почти полностью совпадает с границей расселения «деревень» (Dorfer) и хуторов (Einzelhofen). См. Meitzen, Siedelung und Agrarwesen der Westgermanen und Ostgermanen Bd. I, S. 517, (Berlin, 1895).

на левом берегу Рейна увенчались успехом, они надолго прекратили борьбу с римскими армиями и принялись возделывать землю своего нового отечества. Эта задача облегчалась для них тем, что, так как коренное население покинуло эти опустошенные в результате непрекращавшихся войн области, то первые поселения новых пришельцев были основаны на полупустынных равнинах. Позднее, когда отозвание в Италию северных легионов открыло им дорогу в Бельгию, они двинулись вглубь страны по долинам рек Лис и Шельды и окончательно завладели Фландрией и значительной частью Брабанта. По-видимому, все это произошло мирно, без необходимости браться за оружие. По пустынным пастбищам менапиев франки продвигались вперед, не встречая сопротивления. Попадавшихся им очень немногочисленных белго-римских крестьян, задержавшихся в этой открытой, издавна подвергавшейся нашествиям местности, они убивали или обращали в рабство. За завоеванием следовало заселение новых земель. В названиях ряда фламандских деревень сохранилось на протя­жении веков слегка измененное суффиксом ghem (heim, hem) родовое имя воина, некогда осевшего здесь вместе со своей семьей.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: