ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГЕРЦОГСТВА ЛОТАРИНГСКОГО 9 глава

союзники довольно слабо поддерживали ее дело. Балдуин после долгой борьбы, о которой нам мало что известно, кончил тем, что примирился со своим дядей, ограничившись получением одного только графства Генегау. Объединенные столь недолгое время Фландрия и Генегау опять отделились друг от друга, чтобы снова объединиться лишь в конце XII века¹.

Правление Роберта Фрисландского резко отличалось от правлений его предшественников. До него фландрские князья жили главным образом в местностях, омываемых Шельдой и ее притоками, где находилась большая часть их земель и почти все крупные аббатства. Оба последние Балдуина питали, по-видимому, даже особое пристрастие к романским областям, где высились Лилль и Аррас. Именно в этих областях находились самые обильные источники их доходов, именно здесь были особенно многочис­ленные феоды их рыцарей и, наконец, именно отсюда им легче всего было двинуться во Францию, в Генегау или в Камбрэзи. Все это совершенно изменилось при Роберте, перенесшем центр своего влияния на север Фландрии. Его излюбленным местопребыванием стал Брюгге, морская торговля которого была уже довольно значительной в XI веке. Сен-Донацианский прево был назначен в 1089 г. канцлером графа и главным сборщиком всех его доходов. Таким образом, во Фландрии, где экономическое развитие шло необычайно быстро, начался тот процесс, в результате которого чисто земледельческий строй начального периода средневековья сменился новым укладом, базировавшимся на промышлен­ности и торговле, и естественным следствием этого было превращение самого крупного порта страны в главный правительственный центр. Впро* чем, к экономическим соображениям, привлекавшим взоры Роберта на Север, присоединялись также политические мотивы.

История Роберта Фрисландского до сих пор еще не написана. Даваемое мною здесь изложение во многом отличается от традиционного изложения историков. На основании легенд, созданных задним числом в оправдание узурпатора Роберта, причины восстания, приведшего его к власти, приписывались тираний Рихильды, и новые историки сочинили на этом основании объяснение, суть которого сводится к расовой борьбе между романскими народами Южной Фландрии и Генегау — с германскими народами Северной Фландрии. Этой точки зрения придерживается еще Мейер фон Кнонау (Meyer von Knonau, Jagrbucher des Deutschen Reichs unter Heinrich IV und Heinrich V, Bd. II, S. 58). Но на основании высказываний Гальберта, нашего лучшего источника, мы не можем допустить ничего подобного. Если даже здесь и существовала национальная борьба, то она была вызвана отличием культуры Северной Фландрии от Южной, а не расовыми или языковыми различиями. Рихильда разделяла пристрастие своих предшественников к внутренним областям графства. Что же касается ее мнимой тирании, то у нее не было даже времени обнаружить ее, так как Роберт очень поспешно взялся за свое дело. «Flandria generosa» (Благородная Фландрия) является источником одновременно двух легенд о Рихильде: в одной она изображается тираном, в другой — святой.

Вступив на престол благодаря помощи, оказанной ему населением побережья, он имел большинство своих приверженцев именно в приморской Фландрии. Свободные приморские крестьяне считали его своим законным главой, между тем как в глазах значительной части духовенства, рыцарей и «министериалов» (ministeriales)¹ он был лишь узурпаторрм. Примирив­шись с французским королем, он стал теперь настолько же верным вассалом этого последнего, насколько опасным врагом он был для Германии. Он вторгся в Камбрэзи и подчинил его своей власти; он помог своему пасынку графу Теодориху V Голландскому отразить нападение утрехтского епископа и Готфрида Горбатого, и можно с полным основанием полагать, что он играл роль подстрекателя в убийстве этого знаменитого герцога².

Впрочем, его деятельность простиралась далеко за пределы Нидер­ландов. При нем фландрское влияние, как и фландрская торговля, достигли, берегов Прибалтики. Политика Роберта перестала уже быть только политикой феодального князя, ведущего борьбу со своими непосредст­венными соседями. Мы видим его уже главой морской державы. В первые же годы его правления стало ясно, что Фландрии придется отныне считаться с новой державой — Англией. Сношения между фландрскими графами и англосаксонскими королями никогда не были очень оживлен­ными. Но положение резко изменилось после битвы при Гастингсе, которая заставила этот большой остров расстаться со своим изолированным существованием и вступить в постоянные сношения с континентом. В силу этого Фландрия, очутившись между тремя крупнейшими западноевропей­скими народами, заняла чрезвычайно' выгодное центральное положение, чреватое, однако, одновременно всякими трудностями и опасностями. Это обнаружилось с полной ясностью уже во время правления Роберта Фрисландского, верность которого Франции неизбежно должна была вызвать недоброжелательство со стороны Англии. Король Вильгельм, по-видимому, уже со времени битвы при Касселе помышлял о том, чтобы предъявить от имени своей жены права на Фландрию, и поддерживал все время враждебные действия Балдуина Генегауского против Роберта. Чтобы отразить нависшую над ним угрозу, Роберт заключил союз с Данией, выдал одну из своих дочерей замуж за короля Канута и стал совместно с ним подготовлять десант в Англию, который, впрочем, не состоялся (1086 г.). Однако деятельность Роберта не исчерпывалась всеми этими делами. Он состоял одновременно в оживленной переписке с папой Григорием VII, отправлял в Рим своих послов и принимал у себя в стране послов из Рима. Григорий, несомненно, помышлял о том, чтобы сделать из него второго Готфрида Бородатого. В своих многочис-

В XII веке фландрские «легитимисты» считали убийство Карла Доброго божьим наказанием, ниспосланным на графский дом за узурпацию Роберта. См. Galbert, Histoire du meurtre, p. 104, а также Herman de Tournai, Liber de restauratione S. Martini. Mon. Germ. Hist. Script., т. XIV, с. 280, 289. Meyer von Knonau, Heinrich IV und Heinrich V, Bd. II, S. 651.

ленных и настойчивых письмах папа проявлял к нему совершенно не­обычайное расположение¹. Роберт искусно использовал эту благосклонность и извлек из нее для себя новые выгоды. Предоставленная ему миссия покровителя церкви позволила ему вмешиваться в дела фландрских епис-копств и всецело подчинить их своей власти².

Благодаря папе его дочь Адель после смерти Канута была выдана замуж за герцога Рожера Апулийского, подобно тому, как Беатриче Тосканская была в свое время выдана за герцога Лотарингского. Фландр­ская династия приобрела, таким образом, еще большую известность, чем при Балдуине V. Паломничество Роберта в Иерусалим в 1087—1090 гг. довело его славу до апогея. Когда он проезжал через Константинополь, император Алексей I Комнин выразил желание повидать знаменитого маркграфа. Император пришел в восторг от прекрасной выправки и состояния войск маркграфа и получил от него обещание прислать ему вспомогательный корпус, который был ему действительно послан. Спустя некоторое время (1090 г.) византийский император обратился к нему с просьбой о помощи против турок. Это письмо, получившее вскоре широкое распространение на Востоке, значительно содействовало подготовке умов к мысли о крестовом походе³. К тому времени, когда это письмо переходило из рук в руки, Роберт стал настоящей легендарной личностью. Во Фландрии с его именем связывались различные предсказания, и, читая хронику Ламберта Герсфельдского, можно видеть, как смутные воспоми­нания о необычайных путешествиях и невероятных событиях переплетаются в ней с истиной, чтобы изобразить знаменитого графа своего рода мифическим героем⁴.

Роберт И, по прозванию Иерусалимский⁵ (1093—1111 гг.), достоин был своего отца. Его правление тоже ознаменовалось новыми успехами в непрерывно происходившем расширении территории Фландрии. Рели­гиозное рвение побудило его, подобно Готфриду Бульонскому, принять участие в первом крестовом походе. Но в то время как бедный герцог вынужден был продать свои земли, чтобы иметь возможность снарядиться в поход, и уехал без надежды на возвращение, Роберт совершил свое паломничество с большой помпой, так, как это подобало самому могу-

См. выше стр. 79.

A. dry, Gregoire VII et les eveques de Terouanne, Revue historique, t. I [1876],

p. 387 и далее. '

По поводу различных взглядов на это письмо и его датировки, а также даты путешествия Роберта в Иерусалим, см. Н. Pirenne, A propos de la lettre d'Alexis Comnene a Robert le Frison, comte de Flandre. Revue de l'lnstruction publique en Belgique, 1907, p. 217 и далее.

Lambert de Hersfeld, Annales, ed. Holder-Egger, p. 120 (Hanovre, 1894). Это прозвище того времени. Одна монета Роберта, найденная в 1905 г. и хранящаяся в Берлине, в кабинете нумизматики, снабжена надписью: Moneta Roberti comitis Hierosolymitani (Монета Роберта, графа Иерусалимского).

щественному из феодальных князей того времени. В дальних краях он искал борьбы, приключений, реликвий и чести добиться освобождения гроба господня; но он оставил у себя на родине слишком соблазнительную власть и слишком важные интересы поставленными на карту, чтобы он мог всецело отдаться крестовому походу. Последний был для него лишь героическим эпизодом и благочестивым делом. Он вернулся из похода в ореоле славы и с таким престижем, который позволял ему пуститься в ; новые завоевания.

Он сумел воспользоваться борьбой за инвеституру и своим влиянием в Риме (через свою жену Клементию он был шурином будущего папы , Каликста II), чтобы дать волю своему ненасытному честолюбию, являв­шемуся наследственным качеством в его роду. Мы уже видели, что ему; удалось с помощью французского короля отделить аррасскии диоцез от епископства Камбрэ (1093 г.) и избавиться таким образом от стесни­тельного вмешательства немецкого епископа. Но он не удовлетворился этим успехом. Он решил присоединить к своим владениям Камбрэзи и тем самым подчинить своей власти всю долину Шельды. Он принял деятельное участие в раздорах, разделявших духовенство и население Камбрэ на два враждебных лагеря; поддерживал Манассе против Вальхера и помог вступить в город Одону из Турнэ. Подобно своему отцу, он был восторженным приверженцем папства. В 1102 г. Пасхалий II в письме убеждал его напасть на Отберта Льежского, на что Зигеберт из Жамблу ответил знаменитым манифестом¹. Сказанного достаточно, чтобы понять его постоянную вражду с императорами. Впрочем, походы, пред­принятые против него Генрихом IV и Генрихом V, были столь же неудачны, как в свое время походы Генриха III против Балдуина V. Фландрия, казалось, действительно стала непобедима, и император вы­нужден был еще раз уступить графу. Роберт приобрел в конце концов права фогта над Камбрэ и Като-Камбрэзи².

Уже Роберт I оказался преданным союзником Франции. Роберт II еще более придерживался этой позиции, и по его следам пошел также его сын Балдуин VII, наследовавший ему в 1111 г. Их поведение объ-

Это письмо, датированное 21 января 1102 г. (Jaffe, Bibliotheca rerum Germani-carum, т. V, с. 202), является блестящим доказательством того, как выгоден был спор об инвеституре для территориальной политики светских князей. Действительно, папа, подстрекая в этом письме Роберта напасть на Льеж, одновременно убеждал его вторгнуться в Камбрэзи и прогнать оттуда ставленника Империи — епископа Вальхера. Само собой разумеется, что Роберт поспешил повиноваться приказу, столь соответствовавшему его собственным интересами Ср. Cauchie Querelle des investitures, t. II, p. 163 и далее. По поводу даты этого письма см. Ch. De Smet, Gesta pontif. Camerac, p. 62 (Paris, 1880); Cauchie op. cit., p. 161, и Meyer von Knonau, Jahrbucher des Deutschen Reichs unter Heinrich IV und Heinrich V, Bd. V, S. 170.

Об отношениях графов фландрских с епископами Камбрэ см. W. Reinecke, Geschichte der Stadt Cambrai, S. 225 u. f. (Marburg, 1896).

яснялось необходимостью бороться с Англией, которая после прихода к власти новой династии стала для Фландрии чрезвычайно грозным соседом. Они отказались от продолжения датской политики Роберта Фрисландского, считая более целесообразным объединить свои силы с силами Франции и попытаться совместно с Капетингами победить Англию и Нормандию. Неисчислимы были услуги, оказанные ими Капетингам. «Людовик Тол­стый без помощи графов фландрских не в состоянии был бы, пожалуй, избавиться от (английской) опасности»¹. Но не следует думать, что их услуги были бескорыстными. По существу, дело Людовика VI привлекало графов фландрских постольку, поскольку оно совпадало с их собственными интересами; они видели в нем лишь союзника и, борясь бок о бок с ним, добивались выгод только для себя самих. Разумеется, было бы ошибочно видеть в них «помощников короля»². В них не было ничего от преданности и лояльности, например, Готфрида Горбатого.

Роберт Иерусалимский дважды отходил от Людовика Толстого, и заключенные им в 1103 г.и 1110г. договоры с Англией показывают всю независимость его политики³. Он обещал в них Генриху I присягнуть ему на верность, получил от него феод стоимостью в 400 марок и обязался предоставить в его распоряжение 500 всадников. В случае, если французский король вздумает напасть на Англию, он должен был по­стараться отговорить его от этого плана, и если это ему не удастся, то он обязывался оказать ему лишь минимальную помощь, ровно такую, чтобы не лишиться своего феода. Впрочем, эти договоры, заключенные, по-видимому, с целью достигнуть перемирий, были почти немедленно нарушены. В действительности Роберт IIи Балдуин VIIбыли всегдаш­ними врагами Англии. Последний умер от ранения, полученного им в Нормандии, первый же — 5 октября 1111г., в результате падения с лошади, происшедшего у моста Мо в момент атаки его Людовиком Толстым, во время его войны с Тибо Блуасским, союзником Генриха I.

Балдуин VIIбыл последним прямым потомком Балдуина Железная Рука. Умирая (1119г.), он оставил графство своему кузену КарлуДатскому, которого он воспитал у себя при дворе, предназначив его себе в преемники. Правление последнего знаменовало в истории Фландрии начало нового периода. В течение двух с половиной веков власть графов благодаря чрезвычайно благоприятно складывавшимся для них обстоя-

A. Luchaire, Histoire des institutions monarchiques de la France sous les premiers

Capetiens, t. II, p. 258 (Paris, 1883).

A. Luchaire, Louis VI le Gros, Annales de sa vie et de son regne, p. XCIV

(Paris, 1890).

Rymer, Foedera, т. I, c. 1 и 2. У Римера эти договоры датированы 1101 и

1103 гг. Но дата первого договора, несомненно, ошибочна, как это указал уже

Лаппенберг (Lappenberg, Geschichte Englands, Bd. II, S. 241, Hamburg, 1837).

Имена свидетелей, упоминаемых в первом договоре, заставляют думать, что его

следует датировать 1110 г.

mm

тельствам — непрерывно усиливалась. Благодаря слабости последних Каролингов им достались большие аббатства на юге и все области, расположенные между реками Лис и Кант; епископы Турнэ, Теруаня и Арраса были подчинены их власти; восстания Лотарингских герцогов дали им возможность захватить Зеландию, Ваасскую область и земли между Шельдой и Дендрой; спор об инвеституре сделал их хозяевами Камбрэзи. Но начиная с XII века у них появился грозный противник, и их дальнейшим продвижениям положен был предел. Французская монархия должна была вскоре заставить Фландрию испытать на себе результаты своей политики централизации, между тем как окружавшие ее с востока и севера феодальные династии Голландии, Брабанта и Генегау воздвигли против нее такой же мощный барьер, как тот, которым оградила себя от них начиная с X века Нормандия на реке Канш.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ПРОИСХОЖДЕНИЕ

территориальных институтов.

i

История Нидерландов в X и XI веках, если рассматривать ее извне, представляется в виде истории двух территориальных групп, которые — сначала на левом берегу Шельды, а затем на правом берегу ее, — освобождаются в силу непреложного хода феодального развития от держав, которым они были подчинены: первая — от Франции, вторая — от Германской империи, — и превращаются в конце концов в независимые княжества. Чтобы правильно понять эту эволюцию, необходимо иссле­довать ее внутреннюю сущность, и после ознакомления с этапами, через которые Фландрия и Лотарингия прошли в начальный период средневе­ковья, остается узнать, какова была природа власти их князей, какие причины приводили ее в действие, как она возникла и развивалась.

Вряд ли стоит особо подчеркивать, что образование территориальных княжеств отнюдь не есть явление, присущее только Нидерландам. Подобно политической истории этих областей, история их образования тесно связана с конституционной историей Франции и Германии. Но это нисколько не лишает ее присущего ей своеобразия и не мешает ей представлять большой интерес. Рост небольших феодальных государств, образовавшихся между Маасом и морем, происходил действительно необычайно быстро и бурно. Как мы уже указывали, бельгийские князья, будучи мало доступны, вследствие своей удаленности от центра, личному влиянию своих сюзеренов и будучи совершенно чужды национального самосознания и монархических чувств, являлись феодалами в полном смысле этого слова, и тот клочок земли, где они господствовали, был страной подлинного провинциального партикуляризма. Domini terre, principes (правители земли, князья) появи­лись в Лотарингии гораздо раньше, чем в других частях Империи, а вЪ Фландрии еще раньше, чем в Лотарингии¹.

Waitz, Vefrassungsgechichte, Bd. VII, S. 306. Как известно, Австрия опередила все другие германские области в смысле образования территориальных княжеств.

4 Зак. 4468

Крупные аллодиальные владения, т. е. земельные богатства были первым и обязательным условием превращения местных правителей в территориальных князей. Балдуин Железная Рука и Ренье Длинношеий фигурируют вначале на исторической сцене в качестве крупных собст­венников. Затем постепенно их первоначальный земельный фонд стал непрерывно возрастать. Смятение, внесенное норманнскими завоеваниями, секуляризация монастырских владений и заразительный пример француз­ской феодальной знати еще более ускорили этот процесс. В X веке страна была уже густо усеяна принадлежавшими высшей аристократии аллодами и зависимыми от нее феодами.

Церковная реформа, правда, приостановила успехи секуляризации. Но то, что сеньоры проигрывали на одной стороне, они выигрывали на другой. Повсюду они захватили в свои руки права фогтов над землями церкви и зависевшими от нее людьми; они распространили даже на монастыри свое право постоя, и на многих аббатствах вплоть до XIV века лежала обязанность содержать старых слуг, лошадей и охотничьих собак своего фогта¹. К аллодам, феодам и округам власти фогтов надо прибавить еще права, принадлежавшие графам в силу их административных полно­мочий на незаселенные земли, леса, дюны и пустоши. Они располагали в силу этого огромным резервным земельным фондом, и по мере того как распахивались все новые земли, осушались болота и возводились плотины на реках, их земельные владения все расширялись и их состояния пополнялись все новыми источниками дохода². Таким образом, власть potentes (магнатов), подобно сети с мелкими петлями, распространялась постепенно на все кругом. Прежние политические деления, графства, созданные с административной целью во франкскую эпоху, превратились вскоре в бесформенный остов, поверх которого князьями заложен был новый и прочный фундамент их земельных владений. В начале XI века этот костяк раздавил под своей тяжестью остатки каролингского здания. Прежние графства были поглощены феодальными княжествами. Много­численные мелкие округа (pagi) предыдущей эпохи сменились немногими крупными территориями. Графства Газбенгау, Кондроз, Мемписк, Ломм,

Но в то время как австрийские князья приняли титул dominus patriae (государи страны) только начиная с 1192 г. (Ficher, Reichsfurstenstand, S. 57, Innsbruck, 1861), фландрские графы носили его уже с 1067 г. (см. выше, стр. 106. прим. 3), а лувенские герцоги — с начала XII века.

В 1338 г. герцог Брабантский смягчил лежавшие на аббатствах giste canum nostrorum majorum (наших больших собак), позволив выкуп canum nostrorum parvorum (содержание наших щенков). Dynter, Chron. de Brabant, ed. de Ram. t. II, p. 603 (Bruxelles, 1854).

Гизельберт (Gislebert, Chronicon Hanoniense, ed. Vanderkindere, p. 421 и далее) очень поучительно различает аллоды, округа власти фогтов и полученные в ленное владение от Империи регалии, которые в своей совокупности составляли графство Генегау.

Маасгау и т. д. исчезли, либо превратились лишь в географические понятия¹. Слово «граф» перестало уже быть званием должностного лица, оно стало титулом территориального князя, который был связан со своим сюзереном исключительно вассальной зависимостью и феодальной присягой (оммажем) и которого называли по его наследственным землям или по его излюбленной резиденции, графом Фландрским, графом Лувенским, графом Монсским, графом Намюрским, графом Лимбургским или графом Люксембургским².

Что касается княжеской власти, то с ней дело обстояло так же, как и с княжескими землями. Подобно тому, как последние образовались из объединения прежних административных делений с аллодами и феодами, точно так же и власть князя образовалась из своеобразного сочетания частных прав, вытекавших из его собственности на землю, с публичными правами, захваченными им у государства. И те, и другие права смешивались под названием potestas, principatus, dominatio, justitia, и это смешение началось уже в очень ранний период. Припомним, что уже Ренье Длинношеий присвоил себе звание «missus» (государева посланца) и управление Лотарингией. Его преемники считали себя законными наслед­никами не только его земель, но также и осуществлявшейся им почти суверенной власти; они всегда оспаривали право императора распоряжаться по своему усмотрению государственными функциями. Несмотря на со­противление герцогов и епископов, indisciplinati mores carlenses³ все же в конце концов восторжествовали в политической истории. Отправление судопроизводства, взимание налогов, право чеканки монеты, словом, — все полномочия, осуществлявшиеся в свое время графами в качестве представителей государства, сделались их наследственными правами. Они передавали эти права друг другу по наследству, отдавали в ленное владение и продавали и покупали их, как частную собственность⁴. Хотя им приходилось еще иногда вспоминать о государственном происхождении своей власти, но все же они гораздо чаще говорили о своем regnum

По поводу растворения многочисленных отдельных графств в одном едином территориальном княжестве см. Vanderkindere, Le capitulaire de Servais et les origines du comte de Flandre. Bullet, de la commission royale d'histoire, 1897. В Брабанте нельзя было уже больше найти тех четырех графств, из которых эта территория состояла еще в 870 г. во время Мерсенского договора (Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 102). To же самое относится и к Газбенгау, также обнимавшему в 870 г. четыре графства (Ibid., p. 129).

Обычай называть графства по имени резиденции графа был заимствован из Франции Нидерландами, где он появился раньше, чем в других частях Гер­манской империи. Waitz, Verfassungsgechichte, Bd. VII, S. 22. Gesta episcoporum Cameracensium. Mon. Germ. Hist. Script, т. VII, с. 496. Единственный упоминаемый Вайцом (Waitz, Verfassungsgeschichte, Bd. VII, S. 14) случай продажи графства его владельцем относится к Лотарингии.

(королевстве) и своей monarchia (монархии). Фландрский граф доходил до того, что величал себя post Deum princeps¹ («после бога первый»).

В качестве крзтшых земельных собственников, сеньоров многочисленных рыцарей, фогтов аббатств, владельцев регалий, графы полностью заслу­живали уже в X веке названия potentes, под которым они фигурируют в источниках; но они не были еще настоящими князьями.

Их власть была, в сущности, в этот период только фактической, она складывалась из различных элементов, ей недоставало правового титула, который поставил бы ее носителя над окружающими и выделил бы его, как истинного представителя законной власти. Этот правовой титул был ими получен в XI веке, когда они стали — сначала во Фландрии, а потом в Лотарингии — блюстителями мира на своих территориях.

Как известно, во время царившей в X веке феодальной анархии во Франции введен был божий мир. Это начинание, возникнув по инициативе церкви, быстро распространилось, перебрасываясь с места на место. Охватив постепенно Реймское архиепископство, оно вскоре достигло границы Нидерландов. Холодно встреченный здесь имперской церковью божий мир был зато тотчас же введен во Фландрском графстве. Сооб­ражения епископа Камбрэ, считавшего его незаконным посягательством на прерогативы верховной власти, не могли встретить сочувствия у светского князя². Восторженное благочестивое рвение графов располагало их в пользу начинания, связанного с клюнийской реформой, которой они всеми силами сочувствовали. К тому же они могли видеть, какие вели­колепные результаты оно дало во Франции, и слышали повсюду кругом, как измученный бесконечными частными войнами народ настойчиво тре­бовал его установления³. Введя божий мир на своих территориях, они совершили культурное дело, и предание правильно сохранило на протя­жении веков воспоминание о суровом графе Балдуине, который однажды приказал сжечь живым рыцаря, виновного в присвоении коровы некоей бедной женщины, и о добром графе Карле, убитом во время богослужения грабителями народа, которые морили народ голодом и которых граф хотел наказать⁴.

Епископы Реймской провинции нашли таким образом в лице фландрских князей деятельных помощников, всецело преданных делу умиротворения, начатому французской церковью. В 1030 г. Балдуин V и епископ из Нуайон-Турнэ заставили принести клятву о соблюдении мира на собрании, состоявшемся в Уденарде, куда для сугубой торжественности церемонии

Miraeus, Opera diplomatica, т. I, с. 273. Ср также ibid., с. 513: Majestas comitis. («графское величество»).

См. выше, стр. 59. з Gesta episcoporum Cameracensium. Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с. 486,

487.

Chronicon comitum Flandrensium, Corpus chronicorum Flandriae, т. I, c. 70, 81;

Chronicon S.-Andreae Castri-Cameracesii. Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с. 546.

были присланы аббатствами со всего графства их самые драгоценные реликвии¹. Спустя некоторое время божий мир был провозглашен: он должен был продолжаться каждую неделю со среды вечером до поне­дельника утром и, кроме того, с рождественского поста до недели богоявления, затем со среды на первой неделе великого поста до пасхальной недели и с воскресенья недели крестных ходов до троицы, т. е. около 254 дней в году². В 1092 г. Роберт Фрисландский принес присягу о соблюдении аналогичных условий, принятых на синоде в Суассоне³. Божий мир — это религиозное по своему происхождению начинание — вскоре стал во Фландрии графским делом. Епископы были слишком слабы, чтобы сделаться его блюстителями, они не смогли ни устроить, как во Франции, судов божьего мира, ни навербовать в своих епархиях людей, которые составили бы «армию мира». Их роль была тотчас же заслонена ролью графа, присвоившего себе право наказания нарушителей мира и выступившего таким образом на своей земле в роли блюстителя порядка и общественной безопасности. Вскоре божий мир из временного института, каким он был вначале, стал постоянным и вечным⁴. Это дело было закончено в начале XII века, когда по всей стране установлен был уже не божий мир, а графский мир.

Таким образом, божий мир завершил тот процесс, который был вызван крупным землевладением и вассалитетом. Благодаря ему к феодальным узам, связывавшим вассалов с их сеньором, прибавились еще новые отношения — политического подчинения. Граф не был уже только круп­ным земельным собственником, королевским должностным лицом, он выступил в роли верховного судьи на своей земле. Без его разрешения нельзя было построить ни одного замка', перед ним должны были открываться все двери, по его приказу должны были прекращаться частные войны. Путешественники, купцы, клирики, вдовы, сироты по­ставлены были под его защиту, и он приказывал без снисхождения убивать мечом или вешать грабителей с большой дороги и похитителей женщин. В обществе того времени, когда потребность в безопасности была первейшей необходимостью, князь в силу осуществлявшейся им полицейской власти был необходимейшим лицом, и объем его полномочий всегда соответствовал той власти и тому влиянию, которыми он пользовался.

Sigiberli, Gemblac. Auctariurn Affligemense. Mon. Germ. Hist. Script, т. VI, с. 399. — Ср. Gesta episcop. Camerac, loc. cit., с 487. " По поводу божьего мира в 1036 и 1067 гг. см. Sdralek, Wolfenbutteler Fragmente, S. 143. Knopfler, Schors, Sdralek, Kirchengeschichtliche Studien, Bd. I, S. 143, Munster, 1894. Ibid., стр. 140.

Walter, Vita Karoli comitis Flandriae. Mon. Germ. Hist. Script., т. XII, с. 547; Galbert de Bruges, Histoire du meurtre de Charles le Bon, ed. Pirenne, p. 8. О линии поведения князей по отношению к владельцам замков см. очень поучительный документ в «Thesaurus Anecdotorum», т. Ill, с. 785.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: