ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГЕРЦОГСТВА ЛОТАРИНГСКОГО 13 глава

Смуты, связанные с борьбой за инвеституру, и вызванная ею дезор­ганизация имперской церкви привели к упадку школ в Лотарингии. Льеж перестал быть «северными Афинами» и центром крещения умственных движений, шедших из Германии и Франции¹. Наличие таких людей в XII веке, как теолог Альгер или Руперт из аббатства св. Лаврентия и в особенности Вибальд из Ставело, свидетельствовало о продолжавшейся еще духовной жизни, которая, хотя и ослабевая, все же оставалась по-своему замечательной; но тем не менее резиденция Нотгера утратила уже ту притягательную силу, которой она обладала еще в предыдущем столетии, и нидерландские студенты все в более широких размерах стали устремляться теперь в Парижский университет.

Роль культурного центра, которую Льеж играл в Лотарингии, выпала во Фландрии на долю Турнэ, но здесь, разумеется, роль эта была более скромной и менее блестящей. Школа св. Марии ни в каком отношении не могла соперничать со школой св. Ламберта². Чисто французская как

Последним известным мне документом, где упоминается об универсальном значении льежских школ, является замечание Эккегарда, в котором Льеж фигурирует еще как «studiis litterarum prae caeteris adprime famosa» («в высшей степени знаменитый по сравнению со всеми изучением наук»)., Mon. Germ. Hist. Script., т. IV, с. 253.

Об этой школе см. Herman de Tournai, Liber de restauratione S. Martini Tornacensis. Mon. Germ. Hist. Script., т. XIV, с. 274. В X веке фламандские монахи были призваны в Англию королем Альфредом. Histoire litteraire de la France, t. IV, p. 239. Зато в следующем столетии фламандцы отправлялись учиться в английские монастыри. Fundatio monasterii Arroasiensis. Mon. Germ. Hist. Script., т. XV, с 1119.

по составу своих учителей, так и по преподававшимся в ней предметам, она чрезвычайно содействовала распространению французского влияния среди фламандского духовенства. В ней занимались, главным образом, как в Шартре, в Туре или в Париже, теологией и диалектикой. Самый выдающийся представитель ее, Одо, учился в Орлеане.

Фландрские монастыри и в духовном отношении сильно отстали от лотарингских аббатств. После Гукбальда из Сант-Амана, они не дали больше ни одного сколько-нибудь значительного писателя. Но интересно отметить, что историография перестала здесь носить, как на правом берегу Шельды, исключительно религиозный характер. Родословные графов флан­дрских, продолженные и расширенные сен-бертенскими монахами, соста­вили в начале XII века настоящую хронику правящей династии.

II

До нас дошло очень много произведений лотарингских ученых, но зато следы искусства, существовавшего в X и XI веках в диоцезах Льежа и Камбрэ, в настоящее время чрезвычайно незначительны. В восточной части Бельгии нет ни одной церкви, которая могла бы пойти в какое-нибудь сравнение с великолепными соборами Вормса, Шпейера или Майнца. А между тем нам известно, что вызванное немецкими епископами литера­турное возрождение сопровождалось также подлинным возрождением искусства. Прелаты не ограничивались только укреплением своих рези­денций, но заботились также об их благоустройстве, застраивая их зданиями, украшенными скульптурами, росписью и мозаикой¹. В Льеже еще до Нотгера Эракл построил церкви св. Павла и св. Мартина, и мы видели выше, с каким жаром его преемники следовали его примеру. Со времени правления Гергарда I Камбрэ тоже покрылся архитектурными памятниками. Великолепный собор, над которым трудились в течение семи лет, с 1023 по 1030 гг. заменил прежнюю церковь, которая стала уже мала и архитектура которой казалась слишком варварской. Вскоре вокруг него выстроились базилики св. гроба господня, св. креста и св. Вааста. Монастыри, со своей стороны, развили не меньшую деятельность. Хронисты наперебой отмечали строительство новых монастырей, новых

В Vita Lietberti episcopi Cameracensis. Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с. 537, о зданиях, построенных епископом Литбертом, говорится следующее: «Quod duabus ex causis eos fuisse constat: ut civitas amplioribus aedifiiciis et plurimis habitatoribus nobilitaretur, et circummanentes ipsi loco civitatis firmitate munirentur» («Они, как известно, возводились по двум причинам: чтобы город славился большими зданиями и многими жителями и чтобы окрестные жители находили защиту в городских укреплениях»). В Сен-Юбере аббат Теодорих приказал нанятым в Льеже каменотесам восстановить подземные пещеры и монастырь, используя для этого колонны, оставшиеся от римских развалин Арлона. Chronicon S. Heberti, ed. Hanquet, с. 49 (Брюссель, 1906).

трапезных и новых храмов. Маленькие деревянные церкви в деревенских приходах были снесены и заменены каменными сооружениями. При Аделарде II было начато втроительство не менее 14 церквей в одном только Сент-Тронском аббатстве¹.

Лотарингские епископы, будучи сами большей частью немцами по происхождению, естественно, поручали строительство своих зданий не­мецким архитекторам. Поэтому архитектурный стиль, господствовавший в долине Рейна, быстро распространился на Западе. Мы встречаем его в самых старинных образцах романской архитектуры на берегах Мааса: в Маастрихте — в соборах св. Сервация и Божьей матери, в рурмондском соборе, в Льеже — в соборах св. Варфоломея, св. Якова и св. Иоанна, из коих последний был построен Нотгером по образцу аахенского собора. За архитекторами шли разного рода художественные ремесленники: скульп­торы, каменотесы, художники, граверы, литейщики меди или бронзы. Епископы не упускали также случая привлечь в свои резиденции италь­янских художников, отправлявшихся в поисках счастья к северу от Альп: так было, например, с тем живописцем Иоанном, который при Нотгере поселился в Льеже и покрыл фресками стены собора св. Якова².

Все эти иностранцы находили себе последователей в Бельгии. Многие их помощники стали по их примеру учиться, заимствовали их технические методы и вскоре оказались в состоянии соперничать с ними. Скоро стало совершенно ненужным тратить большие средства на доставку из Германии колонн и капителей, служивших для украшения церквей³. Каменоломни долины Мааса давали теперь не только строительный материал, но также и камни, необходимые для скульпторов. Однако местные художники не создали нового стиля. Они продолжали идти по стопам своих учителей. До XII века они свято хранили немецкие традиции. Маасская школа была подлинной дочерью Рейнской школы как в области архитектуры, так и в области миниатюры, скульптуры, эмалировального, ювелирного и гравировального искусств, а также искусства литья металлов. Но не следует думать, что она была рабски подражательной. Дошедшие до нас — к сожалению, чрезвычайно немногочисленные — произведения определенно свидетельствуют о жизненности и стихийной силе этого искусства. Флореффская библия является основным, из произведений того собрания живописи, самые богатые образцы которых мы находим у

Gesta abbat. Trudon., ed. de Borman, т. I, c. 20; Folquin, Gesta abbatum

Lobiensium, Mon. Germ. Hist. Script., т. IV, с. 60, 62, 70 и ел.; Chronicon,

S. Huberti, ed. Hanquet, p. 50.

G. Kurth, Le peintre Jean. Bulletin de l'lnstitut archeologique liegeois, 1904, p. 220.

В Сент-Троне аббат Рудольф ввел музыкальные ноты, изобретенные Гвидо из

Ареццо. Gesta abbat. Trudon., loc. cit., с. 123.

В Gesta abbat. Trudon., loc. cit. с 19 упоминается о колоннах, привозившихся

из Вормса в Сен-Трон «...cum in tota Hasbania non possint reperiri» («...так

как во всей Гасбании их нельзя было найти»).

Гильдесгейма¹. Скульптуры на дверях соборов Божьей матери и св. Сер-веция в Маастрихте принадлежат к числу лучших скульптурных творений XI века², а купели собора св. Варфоломея в Льеже, созданные между 1107 и 1118 гг. Ренье из Гюи, являются редким шедевром как по величию и благородству своего замысла, так и по совершенству своего технического исполнения. Восторженное описание их, оставленное нам одним хронистом того времени, свидетельствует о том, как сильно было еще в Льеже в начале XII века художественное чутье³. Впрочем, в это время слава о лотарингских художниках распространилась по соседним странам, и мы знаем, что Сугерий обратился к их искусству при предпринятых им тогда работах в аббатстве Сен-Дени⁴.

Но долина Мааса была до XII века не единственным центром искусства в Нидерландах. Маасским архитекторам и скульпторам нисколько не уступали — если даже не превосходили их — архитекторы и скульпторы Турнэ⁵. Собор Турнэ, единственная большая романская базилика в Бель­гии, может поспорить по величию и гармонии своих форм с самыми знаменитыми рейнскими соборами. Его боковой придел, заканчивавшийся двумя абсидами, по бокам которых находилось по две башни, — такое расположение часто встречалось в немецких церквях — несомненно, было произведением мастера, находившегося под влиянием немецкой архитек­туры. Но господство последней в Турнэ отнюдь не было исключительным. Подобно Льежу в научной области, Турнэ в художественном отношении находился на стыке двух различных художественных направлений. Хотя в его соборе и доминировал немецкий стиль, но все же в нем были налицо также мотивы, заимствованные у тогдашних больших церквей Нормандии. Под этим двойным влиянием создалась туземная школа, воздействие которой вскоре испытали на себе соседние области в Пикардии, в Артуа и в особенности во Фландрии. Турнэ был в ^период раннего средневековья не только религиозной резиденцией Фландрии, но и ее главным художественным центром. До XV века большинство крупнейших памятников Фландрии было построено из великолепных камней, добы­вавшихся в окрестностях Турнэ и доставлявшихся на судах по Шельде.

¹ A. Michel, Histoire de Г art, t. II, p. 303 (Paris, 1906).

/. Rousseau, La sculpture flamande. Bulletin des Commissions royales d'art et

d'archeologie, t. XIII, p. 133.

Canonici Leodiensis chronicon rhythmicum. Mon. Germ. Hist. Script., т. XII,

с. 419. Ср. С. Kurth, Renier de Huy. Bulletin de l'Acad., Classe des Lettres,

1903. Ренье из Гюи был, по-видимому, также создателем великолепного кадила

в Лилле. См. /. Destree, Renier de Huy auteur des fonts baptismaux de

Saint-Barthelemy de Liege et de l'encensoir Iu musee de Lille (Bruxelles, 1904).

Suger, Liber de rebus in sua administratione gestis. Recueil des hist, de France,

t. XII, p. 99.

Об архитектурной школе Турнэ см. L. Cloquet, Compte rendu des travaux de

congres archeologique de Tournai, p. 268 (Tournai, 1896).

Повсюду, куда только попадали эти каменные глыбы, они обрабатывались архитекторами из Турнэ или их учениками. По следам архитектуры, используя ее успехи, шла ее неизменная спутница, скульптура. Скульпторы из Турнэ тут же на месте, в каменоломнях, изготовляли стержни колонн и купели, вывозившиеся затем в разные отдаленные места. Но они были не только хорошими рабочими. Поразительные барельефы Porte Mantile¹ свидетельствуют о том, что среди них были настоящие художники.

Двери собора в Турнэ. Репродукцию этих барельефов см. Rousseau, La sculpture flamande, p. 135.

КНИГА ВТОРАЯ

НИДЕРЛАНДЫ . В XII И XIII ВЕКАХ

ВВЕДЕНИЕ

С XII века в истории Нидерландов начинается новый период. Видо­изменяются взаимоотношения с соседними державами, изменяется эконо­мическое и социальное положение, и за этим идут соответствующие перемены в нравах, взглядах и учреждениях.

Прежде всего произошла коренная ломка существовавшего до этого политического положения. -Лотарингия, столь тесно связанная до конца XI века с Германией, начала постепенно со времени борьбы за инвеституру, отделяться от нее, и император вскоре стал только номинальным сюзереном небольших, образовавшихся здесь феодальных государств. Зато с другой стороны Фландрия, некогда совершенно независимая от Франции, сде­лалась теперь жертвой захватнических попыток династии Капетингов, стремившихся подчинить ее своей власти. В этой неравной борьбе Флан­дрия теряла одну позицию за другой: сначала Артуа, а затем большую часть валлонской Фландрии. При Филиппе Красивом она была на короткое время присоединена к французской короне, и заключенный в Лувр Гюи де Дампьер напоминает Ренье III, высланного Отгоном I в глубь Богемии. Французское влияние вскоре проникло по другую сторону Шельды и распространилось в землях Германской империи. В XII веке казалось, что французский король является настоящим сюзереном графов Генегау и герцогов Брабантских. Так всеобщая история Европы, для которой в то время характерны были растущее могущество Франции и все усиливавшаяся слабость Германии, нашла свое точное отражение — правда, соответственно уменьшенное — в истории Бельгии.

Но Европа XII века не состояла уже только из Франции и Германии. Рядом с ними стояла теперь Англия, которая, в свою очередь, выступила на арену борьбы за Нидерланды, чтобы принять участие в поединке, происходившем между более старыми державами. На равнинах Бувина войска графа Фландрского и герцога Брабантского сражались бок о бок с армиями трех крупнейших государей Западной Европы.

Подобно тому, как в аграрный период средневековья в Нидерландах сложилась необычайно сильная феодальная знать, точно так же со времени оживления промышленности и торговли доминирующую роль стали играть города. Действительно, находясь в центре соприкосновения трех великих западноевропейских государств, Бельгия в то же время лежала на скре-

щении больших торговых путей. Она была не только основным театром военных действий в Европе, но и главным европейским рынком. Эта страна широких эстуариев и больших судоходных рек была для Северного и Балтийского морей тем же, что Италия для Средиземного моря. Рост городов во фландрской равнине был почти столь же бурным, как и в Ломбардской долине, и как и там, так и тут экономическое могущество привело к политическому господству городов. Не было таких крупных политических событий, в которых они не принимали бы участия. Короли Франции и Англии точно так же вели переговоры с Брюгге и Гентом, как папа и император вели переговоры с Миланом, Вероной и Падуей. Территориальные князья вынуждены были считаться с бюргерством, и поэтому их феодальные войны, если к ним присмотреться ближе, часто принимали характер торговых войн. Однако бельгийские города не пре­вратились, подобно итальянским городам или вольным городам Германской империи, в независимые республики. Им не удалось избавиться от зависимости от своих князей. Бельгийские князья в Средние века рас­полагали, благодаря своим городам, настоящими королевскими бюджетами. Взимавшиеся ими с городских коммун денежные налоги позволяли им, — несмотря на незначительные размеры их территорий, — быть наравне с самыми могущественными государями. Доходы с поместий не были уже для них, как для других их современников, основной частью их бюджета.

Начиная с XII века основное содержание истории Нидерландов сводится к роли, которую играли в ней города. Именно этим Нидерланды резко отличались от своих соседей, в этом заключалось их своеобразие, нало­жившее на них совершенно особый отпечаток. Нигде, кажется, нельзя исследовать при более благоприятных условиях, какое влияние оказали города на средневековое общество, как в этих областях, не имевших собственной национальности. Действительно, это влияние здесь раскры­вается в чистом виде, свободном от всяких осложняющих моментов. Оно не перекрещивается и не сталкивается ни с национальным сознанием, ни с политической программой могущественной монархии. Оно предстает перед нами, так сказать, во всей своей наготе, сведенное к своей основной сущности, как грандиозное проявление мощного и жизненного движения, зародившегося в бассейнах Мааса и Шельды.

Благодаря своему необычайно быстрому экономическому развитию, Фландрия сделалась в XII и XIII вв.'могучим притягательным центром для всех частей Бельгии. Вся промышленность и торговая жизнь страны от Мааса до моря устремилась к ее портам. Вследствие этого обе территориальные группы, отделявшиеся франко-германской границей, стали все теснее сближаться друг с другом. Существовавший до этого опреде­ленный антагонизм между Фландрией и Лотарингией начал постепенно ослабевать, и между ними установились разнообразные и все упрочивав­шиеся связи. Феодальные войны не происходили теперь только на правом или только на левом берегу Шельды: они распространяются одинаково

на оба берега. В борьбе между д'Авенами и Дампьерами, к которой в XIII веке сводились почти все политические события, имевшие место в области между побережьем и Арденнами, действующими лицами были как вассалы французского короля, так и вассалы германского императора. Словом, хотя Нидерландам предстояло еще ждать до XY века, пока они будут объединены единой династией и составят единое государство, однако не подлежит сомнению, что во второй половине Средних веков они были уже на пути к этому. Ослабевшая Империя видела, что Лотарингия уходит из ее рук, ориентируется на Запад и объединяет свою судьбу с судьбами Фландрии. И именно от Фландрии зависели теперь судьбы Нидерландов в целом. Ставкой в борьбе, которую она вела против Франции, была не только ее собственная независимость, но и независимость всех соседних княжеств, и благодаря сопротивлению, оказанному ею Филиппу Красивому, она помешала монархии Капетингов добраться до рейнской границы.

Духовное влияние Франции на Нидерланды превосходило даже ее политическое влияние. Французское искусство и литература проникли как в германские, так и в романские части страны, подобно тому, как в XI веке здесь распространились из Франции клюнийская реформа и рыцарство. Здесь переводили французский эпос, фаблио и поэмы, или подражали им. Во Фландрии, в Генегау, в Брабанте и Лимбурге дворянство усвоило французские нравы и язык. В архитектуре готический стиль заменил романский. Парижский университет стал объединяющим центром как для валлонских, так и фламандских студентов. Усвоение французской культуры прежде всего Фландрией явилось естественным следствием ее разнообразных связей с Францией. Именно при посредстве Фландрии, французская культура распространилась в Лотарингии, а затем из Ло­тарингии проникла в Германию, так что в XII и XIII вв. еще более, чем в XI, Нидерланды были своего рода посредниками в духовном общении между двумя большими западноевропейскими государствами, граница, которых проходила по их территории.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГОРОДОВ

i

С того времени, как Европа ощутила первые признаки начавшегося возрождения промышленности и торговли, Бельгия приобрела тот облик, который она сохранила с тех пор на протяжении веков: она стала преимущественно страной городов. Нигде в другом месте к северу от Альп они не были многочисленнее, богаче и влиятельнее. Но в то время как итальянские города. — как, впрочем, и большинство французских и рейнских городов — были, если можно так выразиться, не чем иным, как воскресшими римскими городами, большинство бельгийских городов — дети средневековья. До вторжения варваров в Нидерландах существовало одно-единственное более или менее значительное поселение городского типа: это был Тонгр, гражданский административный и военный центр, и, в общем, искусственное порождение Римской империи. Поэтому он исчез вместе с нею, был покинут епископами и оставался с тех пор на положении маленького провинциального города. Фамар и Бавэ, являвшиеся просто гарнизонными городами, были заброшены в меровингский период. С этого же времени стены Арлона превратились в каменоломни¹. Аррас, разрушенный до основания франками, не смог в дальнейшем оправиться, и тот город, который в настоящее время носит его название, не находится на месте старого Арраса. Теруань навсегда остался большой деревней. Из крупных пунктов в бассейнах Шельды и Мааса только Камбрэ и I урнэ возникли ранее V века. Но напрасно стали бы мы искать в Древности названий Лилля, Гента, Ипра, Брюсселя, Лувена, Мехельна, Валансьена, Гюи, Динана и Льежа. Таким образом, в то время как в Других странах колыбелью городских учреждений были прежние римские города, в Нидерландах, наоборот, эти учреждения — продукт нового

См. Chronicon S. Huberti, ed. Hanquet, p. 49.

социального строя — сложились в новых городах. Промышленность и торговля не только создали здесь городские учреждения, но и вызвали самый рост поселений городского типа.

Мы уже говорили, что в начале каролингской эпохи в бассейнах Шельды и Мааса существовала уже довольно развитая торговля и что порты побережья находились тогда в оживленных сношениях с областями Северной Европы¹. Страны, расположенные между Рейном и Сеной, составляли центр франкской монархии, и поэтому здесь наблюдается весьма оживленное передвижение людей и товаров. Но так как благо­состояние этих стран полностью зависело от существования франкского государства, то оно и исчезло вместе с ним. Разоренная войнами между наследниками Людовика Благочестивого, разграбленная норманнами, ос­париваемая Францией и Германией и, наконец, разрубленная на два куска, Бельгия больше, чем какая бы то ни было другая страна, претерпела от разделов и потрясений, ознаменовавших собой начало феодального периода. К началу X века она была покрыта развалинами. Ее монастыри были разрушены, а поселения, основанные купцами в Квентовике, Дур-стеде, Валансьене и Маастрихте, превращены были в груды пепла.

Но хотя до конца XI века экономический строй Нидерландов носил — впрочем, как и повсюду в Европе, — преимущественно аграрный и ограниченно локальный характер, однако здесь раньше, чем в других странах, расположенных к северу от Альп, можно было заметить признаки, предвещавшие широкое развитие торговли. Нидерланды благодаря длине своей береговой линии соседству с Англией и трем глубоким рекам, пересекавшим их и соединявших их естественными путями с южной Германией, с Бургундией и с центральной Францией, — благодаря всем этим обстоятельствам Нидерланды призваны были сыграть в бассейне Северного моря ту же роль, что Венеция, Пиза и Генуя в Средизем­номорском бассейне. Купцы, привозившие пряности из Италии или Про­ванса, судовщики, перевозившие по Мозелю и Рейну избыток продукции немецких виноградников, вынуждены были встречаться в Нидерландах ввиду направления путей сообщений, обусловленного рельефом Западной Европы. Через Нидерланды же проходили паломники и англосаксонские монахи, направлявшиеся в Рим или в аббатства, расположенные на континенте². Кроме того, найденные в Дании, Швеции, Пруссии и России фламандские и лотарингские монеты показывают, что бельгийские купцы добирались в конце X и, в первой половине XI века — либо по Северному морю, либо пересекая Германию, — до берегов Прибалтики, где они встречались с восточными купцами, приезжавшими по Днепру³.

См. выше, стр. 32-33.

Miracula S. Bertini. Acta Sanctorum, сент., т. I, с. 597.

Господин Монтелий, директор археологического музея в Стокгольме, любезно

сообщил мне, что бельгийские монеты X и XI вв., найденные в Швеции, в

Таким образом на фоне экономического застоя, царившего в северной Европе в начале Средних веков, Partes advallenses выгодно отличались своей богатой и разнообразной жизнью. По этим странам, служившим центром соприкосновения французской и немецкой культуры, непрерывно двигались караваны купцов и .судовщики, занимавшиеся странствующей торговлей. Постепенно вдоль берегов их рек вновь появились, как и в каролингскую эпоху, пристани, места для выгрузки и зимние стоянки купцов; на Шельде это были — Валансьен, Камбрэ и Гент, на Маасе — Динан, Гюи, Льеж и Маастрихт.

Торговля долины Мааса сосредоточилась прежде всего вокруг главного рейнского города — Кельна. Объединение Лотарингии с Империей, естественно, облегчило сношения между ней и Германией, и хотя многие льежские купцы высаживались в голландских портах, однако подавляющее большинство их направлялось на восток, к дорогам Тюрингии и Франконии, или к Рейну.

На другом же конце Бельгии центром экономической деятельности было преимущественно морское побережье. С X по XI век завязались очень оживленные сношения между обоими берегами Северного моря. Фламандские, валлонские, германские, фрисландские и англосаксонские купцы встречались в» Брюгге, выросшем в глубине Звинского залива, и в Тиле, который заменил старый Дурстед. Эти нарождавшиеся города с самого же начала' носили характер международных центров, и здесь, среди разноплеменных стекавшихся сюда людей, стало складываться тор­говое право.

Влияние нового образа жизни, порожденного торговлей, вскоре привело к определенным последствиям. Мало-помалу образовался класс людей, живших куплей и продажей. Странствующие купцы исчезли, и на месте их появился вышедший из недр сельского населения новый слой профес­сиональных купцов. Он стал необычайно быстро расти благодаря постоян­ному притоку значительного числа тех безземельных людей, которых было так много во Фландрии в XI веке¹. Наряду с земельным богатством теперь появилось также богатство, состоявшее из движимого имущества. Собственность купца состояла из его судна и его ломовых лошадей. Работавшие на него по найму люди были не сервами, а свободными, нанятыми по договору слугами². Сам он был странствующим и подвижным

особенности на Аландских островах и на острове Готланде, а также в восточных провинциях Швеции, начиная от Ангерманланда до Скании, были вычеканены в следующих местах: Антверпене, Берг-Сен-Виноке, Больсварде, Бульоне, Брюг­ге, Брюсселе, Селле, Девентере, Динане, Дохуме, Гронингене, Гюи, Левардене, Льеже, Маастрихте, Мюнстербильзене, Намюре,, Ставорене, Тиле, Туене, Визе и Зволле.

См. выше, стр. 125—126.

Miracula S. Waldburgis, Mon. Germ. Hit Script., т. XV, с. 765; Miracula S. Trudonis, ibid., с 827.

человеком, свободным от всех тех разнообразных уз, которые связывали в крупных поместьях крестьянина с землей и через посредство земли с сеньором. В странах, через которые ему приходилось проезжать, он был чужеземцем: здесь никто не знал его первоначального происхождения. Всюду, где бы он ни бывал, он считался свободным человеком. Его могли судить только государственные суды. Но мало того: князья пок­ровительствовали ему и брали его под свою защиту. Это объяснялось тем, что купцы представляли для князей необычайную ценность. Они платили налоги за проезд по рекам, бродам, мостам, скрещениям дорог, рынкам. Благодаря купцам монетным мастерским обеспечен был сбыт вычеканенных ими оболов и денье. В случае войны суда mercatores (купцов) давали возможность снарядить флот. С другой стороны, они, и только они, были поставщиками тех шелков, пряностей, мехов и ювелирных изделий, которые составляли роскошь сеньоров¹.

Не подлежит сомнению, что значение, приобретенное нидерландской торговлей стало оказывать, начиная с XI века, соответствующее влияние на политику князей. Войны епископов Льежа и Утрехта против графов голландских были, по крайней мере частично, вызваны пошлиной за проезд, которую голландские графы взимали с судов, проходивших мимо Дордрехта. Роберт Фрисландский, как мы уже видели, устроил свою резиденцию вблизи Брюгге и пытался сделать фламандское влияние доминирующим во всей приморской области. А в другом конце страны льежский епископ Отберт приступил к осаде замка Клермон, сеньоры которого притесняли купцов долины Мааса.

Завоевание Англии нормандцами дало сильнейший толчок экономи­ческому развитию областей, расположенных вдоль морского побережья. Со времени победы при Гастингсе (1066 г.) началась широкая эмиграция с материка в Великобританию. Неизбежным последствием завоевания было мирное нашествие крестьян, рабочих и купцов. Дворяне, прелаты, аббаты, сопровождавшие Вильгельма Завоевателя по другую сторону канала, привели с собой множество людей, говоривших на французском языке, и установившиеся с этого времени регулярные сношения между обоими берегами канала вызвали широкое развитие морской торговли. Этим положением воспользовалась не одна только Нормандия. Послед­ствия его были не менее благотворны и для Фландрии. Среди тех

В письме Реймского архиепископа Гервазия к Балдуину V Фландрскому говорилось: «Quid [divam] de caeteris divitiis, auro videlicet et argento, pallis et lapidibus, preciosis et concnis? Нес quidem et alia quecumque sub sole naschentia, Balduine princeps, promptissima tibi feruntur, quacumque parte terrarum et maris tibi defluunt». («Что сказать мне о прочих богатствах, а именно о золоте_ и серебре, драгоценных плащах, каменьях и раковинах? Все это и прочее, что рождается под солнцем, о князь Балдуин, очень быстро тебе доставляется, притекает к тебе со всех концов суши и моря».) Mon. Germ. Hist. Script., XV, с. 885.

иностранцев, к которым хронисты без всякого различия применяли название «Francigene» (французы), особенно многочисленны были фламандцы¹. И мы уже выше отмечали, что до начала XII века наблюдался постоянный приток колонистов в Англию из бассейна Шельды. Одновременно не­обычайно развилась торговля, и усилившееся значение Лондона способ­ствовало процветанию Брюгге.

Брюгге вместе с небольшими соседними портами сделался главным рынком сбыта для товаров, отправлявшихся в Нидерланды из Италии и Центральной Европы. Здесь грузились для Англии французские вина, ,| прибывшие по Шельде, и немецкие, прибывшие по Рейну, камень, ^; добывавшийся в каменоломнях Турнэ, привезенные ломбардцами пряности и шитые золотом ткани и, наконец, льняные и шерстяные ткани, изго­товлявшиеся в самой Фландрии. Распевая «Kyrie eleison», моряки под­нимались вверх по Темзе², они разгружали привезенные ими товары в склады, находившиеся на берегу реки, откуда они отправлялись в глубь страны на ярмарки и в города. В течение второй половины XI века судоходство Фландрии сделало поразительные успехи. Фландрские суда курсировали к берегам Дании, Норвегии и появлялись часто в Балтийском море. Роберт Фрисландский фигурирует в одной легенде, как вождь народа моряков³, и он действительно сумел собрать флот, который мог попытаться сделать высадку в Англии.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: