ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГЕРЦОГСТВА ЛОТАРИНГСКОГО 10 глава

Его «курия» (curia) превратилась в верховный суд, и из него выделился в начале XII века постоянный политический совет, в котором заседали его доверенные люди, выбранные из среды его баронов¹. Его «министе-риалы» (ministeriales) мало-помалу превратились в чиновников²; его су­дебные доходы, как, например «Balfart», военный налог в пользу графского замка, приняли характер государственных налогов. В XI веке во Фландрии существовал уже наряду с графским миром настоящий графский налог, по крайней мере в случае войны³.

Одновременно с тем, как власть графа стала суверенной, она сделалась также и неделимой. В X веке после смерти графа ему наследовали еще все его сыновья, делившие между собой его земли⁴. Ничего подобного не было уже в ХГ веке. Теперь правилом стало единонаследие по мужской линии. Единственный сын покойного, обыкновенно старший, наследовал отцовскую землю и корону⁵; его младшие братья получали лишь феоды и уделы. Этот принцип уже настолько утвердился ко времени смерти Балдуина V, что Роберт Фрисландский в глазах агиографов того времени был узурпатором. В том случае, когда у графа не было прямого потомка, он сам назначал себе наследника, и таким путем Карл Датский наследовал Балдуину VII.

Вполне понятно, что фландрские графы решались иногда принимать титул монарха, так как, достигнув такой степени могущества, они были почти королями. Феодальные узы, связывавшие их с Францией, были

См. Galbert, Histoire du meurtre, etc. ed. Pirenne. p. 48: «Isaac... de consilio comitis» (Исаак... из графского совета). К этому времени графская курия (curia) уже в такой мере сделалась постоянным территориальным учреждением, что ее называли «curia Flandrensis» (курия Фландрии). См. Duvivier, Actes et documents anciens interessant la Belgique, p. 260 (Bruxelles, 1898).

2 "

Слово' «ministerialis» согласно французскому обычаю употреблялось во Фландрии только в значении «чиновник». См. W. Ganzenm'iiller, Die flandrische Ministe-rialitat bis zum ersten Drittel des XII Jahrhunderts (Tubingen, 1907). Однако во Фландрии, как и во Франции, существовал «министериалитет» в юридическом смысле слова. Но вместо того, чтобы называться, как в Империи и в Лотарингии ministeriales, члены его назывались famuli (прислужники), servi (слуги), ligii и т. д.

■х

См. документ, относящийся к 1038 г. у Miraeus, Opera diplomatica, т. II, с. 659. См. пример у Folquin, Gesta abbatum S. Bertini, ed. Guerard p. 140. Lambert de Hersfeld, Annales, ed. Holder-Egger, p. 121. Любопытная фраза Германа Турнэского по поводу графини Клементин, жены Роберта II, показы­вает, до какой степени вопрос о наследовании занимал княжеские семьи. «Cum de viro suo comite Roberto genuisset tres filios infra tres annos, timens nesi plures adhuc generaret, inter se de Flandria contenderent, arte muliebri egit, ne ultra pareret». («Родивши от своего мужа графа Роберта трех сыновей в течение трех лет, она опасалась, что если она родит еще больше, то они будут враждовать между собой из-за Фландрии, и прибегла к женским средствам, чтобы не рожать больше».) (Mon. Germ. Hist. Script., т. XIV, с. 282) По поводу права наследования во Фландрском графстве см. Ficker, Reichsfurstenstand, S. 242, считающего, что оно было французского происхождения.

скорее номинальными, чем реальными. После смерти Карла Доброго жители Брюгге утверждали, что граф лишь обязан доставлять своему сюзерену военные доспехи в виде рельефа (выкупа) за свой феод, и оспаривали право Людовика Толстого вмешиваться в их дела и навязывать им князя по своему выбору¹.

Уже с давних пор при графе функционировал весьма развитый адми­нистративный аппарат; по-видимому, ничего подобного нельзя было в то время встретить ни в каком другом крупном феоде. Этот аппарат, разумеется, создался сначала на землях князя, но из частного органа, каким он был вначале, он вскоре превратился в публичный. Образчик и прообраз этого устройства можно было найти уже в «Капитулярии о поместьях» (Capitulare de villis). Каролингская эпоха оставила такой глубокий след, что вражеские нашествия и смуты IX века не могли его уничтожить. Земли графа делились на округа, и каждый из них был приписан к определенному замку. В этот замок с его амбарами и овинами направлялись под наблюдением старост (villici) и министериалов продукты, доходы, ренты и цензы со всего зависевшего от него округа (officium, ministerium)². Такие замки имелись повсюду: в Брюгге, Генте, Ипре, Фюрне, Бурбуре, Касселе, Лилле, Дуэ, Аррасе и т. д. В каждом замке существовало лицо, которое соответствовало прежнему каролингскому управляющему (judex) и которое вело счет различных доходам: это был так называемый «нотариус» (notaire). Составлявшиеся им описи (brefs, brevia reddituum)³ посылались в Брюгге, где они хранились в замке, наряду с сокровищами графской казны. Таким образом уже в XI веке существовала поразительная иерархия и централизация. При Роберте Фрисландском она была доведена до совершенства благодаря созданию в 1089 г. должности канцлера Фландрии. Последний был не только хранителем княжеской печати, но также и главой всех «нотариусов». Но под его руководством они перестали быть простыми домениальными чиновниками и превратились постепенно в сборщиков всех графских доходов, независимо от того, были ли это доходы от земель, ленных

Calbert, Meurtre de Charles le Bon, p. 152 — F. Lot, Fideles ou vassaux? Essai sur la nature juridique du lien qui unissait les grands vassaux a la royaute, p. 7 и далее (Paris, 1904). Автор, по-моему, преувеличивает значение феодальных уз, связывавших графа с королем. Их правовая сущность определилась и утвердилась только в XII веке и только тогда в источниках поднимается вопрос об «оммаже» (hommage lige). Юридическая определенность, приписываемая Лотом публичному феодальному праву позднего средневековья, на мой взгляд, весьма спорна. Точность правовых норм всегда соответствует средствам юриди­ческого принуждения, а нам известно, как недостаточны они были при фран­цузских королях до Людовика VI.

Начиная с XIII века, эти слова в разговорном языке очень точно передавались по-французски словом «metier», по-фламандски — «ambacht». Из этих первоначальных описей «brefs» произошли выражения «bref» или «brier de Flandre», означавшие еще в конце XVIII века некоторые земельные доходы.

владений или налогов. Уже в XI веке они получили звание счетчиков: ratiocinatores, reneurs, redenaers¹. Их собрания походили на собрания ан­глийской Палаты Шахматной Доски, и из них в XIII веке образовалась Chambre des renenghes (camere van hovetredeninge), бывшая вплоть до создания герцогами бургундскими Счетной Палаты, главным органом по управлению финансами графства².

Наряду с «нотариусами», характерной особенностью фландрского ад­министративного аппарата были кастеляны . Их первоначальные обязан­ности были не домениального, а военного характера. Как показывает само их название, они были сначала начальниками рыцарских гарнизонов, содержавшихся в каждом замке, или, выражаясь точнее, в многочисленных обведенных стенами укреплениях (castra), возводившихся графами в период норманнских нашествий. Вначале они вербовались из среды министериалов, и, несомненно, из их же числа набирались и находившиеся под их началом milites castrenses (рыцарские гарнизоны). Но «министериалитет» гораздо раньше прекратил свое существование в Нидерландах, чем в Германии. Прежние несвободные люди, выполнявшие военные обязанности, очень скоро утратили признаки своего низкого происхождения. В XII веке кастеляны являлись уже первыми вассалами графа. Они занимали такое' же положение, как и собственники аллодов, бароны. И те, и другие, помещавшиеся по своему рангу непосредственно за князем, составляли верхушку феодальной иерархии. Одновременно расширились первоначаль­ные полномочия кастелянов. Они перестали' быть простыми военными начальниками: от имени своего сюзерена, они творили суд на территории целого округа, и источники весьма определенно называют их виконтами, т. е. заместителями графов (vicecomites, «вице-графы»)⁴.

Примеры «ratiocinatores» встречаются в 1067 и 1121 гг. Miratus, Opera deplo-matica, т. I, с. 513, 522.

Об этом см. Н. Pirenne, La chancellerie et les notaires des comtes de Flandre avant le XIII siecle (Melanges Julien Havet, Paris, 1895), а также ср. Espinas, Les finances de la commune de Douai des origines au XV siecle, p. I и далее (Paris, 1902).

Наиболее раннее из известных мне упоминаний о кастеляне относится к 1012 г. Но в X веке в Сент-Омере встречается «castelli praetor urbanus» (Guerard, Cartulaire de Saint-Bertin, p. 142, 154), что, по-видимому, одно и то же. Зато Adela Castellana Ardensis, упоминаемая в 964 г. Варнкенингом (Warnkoenig, Flandrishe Staats- und Rechtsgeschichte, Bd. II, 2, S. 43), известна нам лишь по легендарному преданию, сохранившемуся в хронике Ламберта Ардрского. Слово «vicecomes» часто встречалось во Фландрии и Лотарингии. Оно фран­цузского происхождения и не употреблялось в других частях Империи. Waltz, Verfassungsgeschichte, Bd. VII, S. 34. Ритшель (Rietschel, Das Burggrafenamt, S. 201, Leipzig, 1905) полагает, что фландрские кастеляны могли оказать известное влияние на рейнских «бургграфов». Но эта догадка, по-моему, не основательна, так как фландрские кастеляны были простыми заместителями графов (vicecomites), приставленными к их «castra» и поэтому сильно отличались от немецких «бургграфов».

Подобно тому, как в финансовом отношении Фландрия в XI веке делилась на «официи» (officia) или «министерии» (ministeria), точно так же в военном и юридическом отношениях она была разделена на касте-лянства. Было бы очень интересно узнать, как произошли эти кастелянства. Нет сомнений, что некоторые из них, как, например, кастелянства Гента, Брюгге и Фюрна, представляли собой прежние графства, поглощенные княжеством. Другие же, по-видимому, совпадали с домениальными ок­ругами, «министериями» (miniSterium). Таким образом, административные деление феодальной Фландрии были различного происхождения. Но каково бы ни было их происхождение, они все в начале XI века представляли одинаковое зрелище. Возвышавшийся в центре каждого из них графского замок служил во время войны убежищем для окрестных жителей, точно также, как в мирное время он служил местом собраний для эшевенов кастелянства и складом для доходов в натуре, доставлявшихся с княжеских поместий всего округа. Важнейшие хозяйственные и судебные органы того времени были здесь защищены от ударов извне как бы могучим щитом¹.

Таким образом, в тот период, когда городов еще не существовало, замки стали главными центрами страны². За их каменными стенами возвышался один дом для графа, другой для кастеляна, амбары (espiers, spijkers), погреба и сводчатая комната, где хранилась казна³. Над стенами замка высилась церковная колокольня. Вокруг нее расположены были дормиторий, жилые комнаты и трапезная каноников. Остальная часть внутреннего пространства занята была местом заседаний эшевенов и жилыми помещениями для постоянного гарнизона рыцарей и для целого персонала чиновников и слуг (castrenses). Местоположение этих замков тщательно выбиралось с точки зрения удобства и легкости сообщений. Во Фландрии, пересеченной во всех направлениях водными потоками, замки почти всегда строились на берегу реки, так что барки, привозившие из близлежащих поместий злаки, хлеб и овечью шерсть, могли разгружаться

Н. Pirenne, Les villes flamandes avant Ie XII siecle. Annales de 1'Est et du Nord, t. 1 [1905], p. 12 и далее.

Gislebert, Chronicon Hanoniense, ed. Vanderkindere, p. 3: «Hermannus comes, qui comes Montensis dicebatur, quia ipse Mons caput erat et est semperque erit totus Hanonie». («Граф Герман, который назывался графом Монсским, потому что Монс быд, есть' и всегда будет главой всего Генегау».)

Galbert, Meurtre de Charles le Bon, p. 49, п. Сравни план Брюгге в начале XII века, приложенный к изданию этого автора Пиренном. — От этих амбаров или espiers (латинск. «spicarium»), где первоначально хранился собиравшийся с графских земель урожай, произошло выражение «rentes de l'espier», которое носили во Фландрии вплоть до конца XVIII века ряд доходов с государственных доменов. Таково же происхождение «rentes du lardier», также просуществовавших до конца XVIII века. В 1067 г. в грамоте Балдуина V (Miraeus, Op. dipl-, т. 1, с. 513) говорилось о копченых окороках, «quae in villa mea Bergensi, servitio meo praeparantur», «которые приготовляются для моих надобностях в моем поместье Берге».

перед их воротами. Тем самым замки уже в этот аграрный период истории Фландрии наметили местоположение будущих городов. Как только пробудилась торговая жизнь и речные пути стали торговыми путями, купцы устремились к этим замкам, обосновались под их защитой, и здесь создались первые населенные пункты городского типа.

Стоя во главе целой иерархии вассалов и чиновников, граф распрос­транял до известной степени свое влияние также и на церковь.

Мы уже видели, что начиная с X века ему принадлежали права фогта в отношении всех монастырей страны. Аббаты никогда не играли полит­ической роли во Фландрии, они вынуждены были строго ограничиваться здесь кругом своих религиозных обязанностей. В этом отношении чрез­вычайно характерен рассказ, приводимый Германом из Турнэ. Когда Сен-Бертенский аббат прибыл в Берг, где находился двор Карл Доброго, в день богоявления, то граф удивился, увидев его, и откровенно выказал ему свое недовольство тем, что он оставил свое аббатство и пренебрег участием в богослужении вместе с монахами. А когда аббат объяснил в свое оправдание, что он приехал жаловаться на поборы одного рыцаря, то Карл сказал: «Надо было переслать мне это сообщение через слугу. Ваша первейшая обязанность — молиться за меня, ибо я всецело поглощен защитой и покровительством церкви»¹.

Церковная реформа лишила графов права назначать аббатов, но это не относилось к назначению пробстов. Почти во всех церквях они назначались князьями. Многочисленные созданные князьями капитулы, из среды которых они брали себе нотариусов и капелланов, находились в тесной зависимости от них. Щедроты, которыми князья их осыпали, давали князьям права на них, и они чуть ли не считали их дополнением к своим доменам². Что касается епископов, то мы уже указывали, что они были слишком слабы, чтобы оградить свою независимость. Они находились под фактическим покровительством графа. Графы были все­могущи в Теруани; Турнэ, Зависевший от отдаленной епископской кафедры в Нуайоне, был фактически фламандским городом; Арраский диоцез, восстановленный только в конце XI века, был слишком недавнего про­исхождения, чтобы он мог пользоваться какой-нибудь независимостью; наконец, диоцез Камбрэ, со времени упадка имперской церкви, мог оказывать сопротивление Фландрии, лишь противопоставляя ей Генегау.

Впрочем, Фландрские графы подчинили своему влиянию не одних только епископов. Графы Гинские и сеньоры Ардрские принесли им присягу на верность и появлялись при их дворе в качестве вассалов.

Для государственного устройства Фландрии характерны не только быстрота его роста, но и его единообразие. От Звина до реки Канш графская власть была везде одинаково сильна и осуществлялась с помощью

Mon. Germ. Hist. Script., т. XIV, с. 285. См. выше, стр. 98.

одинаковых органов. Сопротивление оказывали вплоть до XII века только жители побережья, и Карл Добрый пал жертвой своих усилий заставить их уважать учреждения божьего мира. За исключением их, все без различия жители графства, независимо от того, были ли они германского или романского происхождения и языка, подчинены были одинаковой системе управления. Разумеется, существовали различия в обычном праве к северу и югу от лингвистической границы, но это не касалось полити­ческой организации. Последняя была тем более мощной, чем шире была власть князя. Эта организация была не только одинаковой для валлонов и фламандцев, но также и для различных частей графства, как тех, которые зависели от Франции, так и для зависевших от Империи. Она преодолела как этнические, так и государственные границы, она была той великолепно приспособленной формой, которая самым совершенным образом объединяла в одно целое территорию, лишенную национального единства.

II

Нам не стоит столь же подробно останавливаться на территориальном государственном устройстве лотарингских княжеств, как мы останавлива­лись на фландрских. По существу, первые были лишь более слабыми копиями вторых. Их развитие — которое, впрочем, нам гораздо менее известно — не могло происходить — мы уже видели почему — в столь же благоприятных условиях. Арнульф Старый был уже крупным князем в то время, когда преемникам Ренье Длинношеего приходилось еще бороться за свое существование. До середины XI века они выступали лишь в качестве претендентов в борьбе со своим сюзереном, и их фактическая власть покоилась лишь на их наследственных поместьях, благодаря которым они могли содержать многочисленное рыцарство, не­обходимое им для того, чтобы оказывать сопротивление герцогам и епископам. Их аллоды были отданы в качестве феодов рыцарям (milites), их земельные богатства шли лишь на содержание войск. Ламберт Лу-венский, желая примириться с епископом Бальдериком, предложил ему для его льежского диоцеза земли, которые он сумел добыть толька хитростью. Он захватил в плен графиню Валансьенскую, заключил ее в замок и не отпускал ее на свободу до тех пор, пока она не уступила ему деревню, которую он поспешил преподнести прелату¹. Это положение изменилось лишь тогда, когда благодаря развалу в Империи лотарингским правителям удалось беспрепятственно присвоить себе регалии и завладеть графствами, — словом, захватить в свои руки государственную власть. Подобно фландрским графам, они стали тогда верховными судьями на

Vita Balderici episcopi Leocliensis. Mon. Germ. Hist. Script., т. IV, с. 724 и ел.

своих землях и верховными фогтами над своими церквями; подобно им они окружили себя двором вассалов и «министериалов» (ministeriaies), и, наконец, подобно им они назначали кастелянов. Хотя их власть была еще некоторое время менее прочна, чем власть их соседа по ту сторону Шельды, хотя органы, через которые она осуществлялась, были менее совершенными и менее постоянными, хотя на их землях существовали еще почти независимые бароны (сеньоры д'Авены в Генегау и сеньоры Гримберг в Брабанте) — однако каждый из них стоял теперь во главе местной власти. Они не были уже больше простыми правителями, простыми potentes, даже сами их враги перестали называть их tiranni (тиранами) или praedones (разбойниками) и вынуждены были считаться с ними, как с законными князьями. Правление Рихильды в Генегау и Генриха III в Брабанте настолько знаменовало собой начало нового порядка вещей, что с их именами как в Генегау, так и в Брабанте связаны зачатки провин­циальной историографии. До Рихильды (1070 г.) генегауские хронисты сообщали лишь благочестивые легенды о святой Вальдтруде или святой Альдегунде, а до Генриха III (1079—1095 гг.) брабантские летописи состояли из одних лишь каролингских преданий¹.

Положение различных небольших феодальных государств, образовав­шихся в Лотарингии ко времени борьбы за инвеституру, было далеко не одинаковым. Расположенному на юге Генегау, прижатому к французской границе и стиснутому между епископствами льежским и Камбрэ, пред­стояло, казалось вначале, быть поглощенным ими. Но мы уже видели, что, несмотря на конфискации и ссылки, графам Ренье удалось удержаться. Их замок в Монсе (Mons castrati loci), который по гордому заявлению Гизельберта в XII веке был и всегда будет столицей Генегау², являлся, несомненно, лучшей крепостью того времени. С занимавшегося им когда-то места на вершине холма, по склонам которого расположился в настоящее время город, открывался вид на широкую и волнистую долину, пересе­ченную небольшими речками. Ни одна армия не могла продвинуться по этой стране, чтобы не быть тотчас же обнаруженной. В случае осады закрома замка, набитые до отказа продуктами, собиравшимися с окрестных земель, обеспечивали гарнизону обильное пропитание и позволяли ему, под защитой крепостных стен, терпеливо выжидать момента, когда голод принудит врага к отступлению³. Благодаря такому превосходному военному положению графы могли противостоять всем ударам и оказывать сопро­тивление Арденнскому дому, который император натравил на них. Брак Ренье V с внучкой Готфрида Пленника необычайно усилил влияние их

Можно еще прибавить, что предание приписывало Рихильде создание в Генегау

«officia hereditaria», наследственности должностей. Gislebeii, Chronicon Hanoniense,

ed. Vanderkindere, с. 10.

См. выше, стр. 105, прим. 2.

См. характерный рассказ у Gislebert, op. cit., ed. Vanderkindere, с. 174.

дома. Когда в 1071 г. Рихильда, с целью добиться помощи льежского епископа Теодуэна, объявила себя вассалом его церкви, она владела уже, помимо графства Генегау, Валансьенской маркой и восточной частью Остревана¹. Таким образом генегауская династия отныне так же прочно утвердилась на правом берегу Шельды, как фландрские графы на левом ее берегу. Река, отделяющая Францию от Германии, не была таким препятствием, которое могло бы помешать захватническим попыткам князей. Им, если можно так выразиться, ничего не стоило перешагнуть через границу, проведенную Верденском договбром, не считаясь с ней; они приближались друг к другу, пользуясь тем, что, находясь теперь одновременно в зависимости и от французского короля, и от германского императора, они поставлены были в положение исключительно благопри­ятное в смысле свободы действий.

Неуклонно продвигаясь на запад, генегауская династия стремилась в то же время расширить свои границы на востоке в Намюрском графстве и в Арденнах. Отношения вассалитета, связывавшие ее с льежскими епископами, нисколько не стесняли ее независимости, а наоборот, оказались для нее вскоре великолепным предлогом для вмешательства в епископские выборы.

Генегау был чисто валлонским по своему населению. Брабант же, будучи романским к югу от Брюсселя, заселен был на севере исключительно фламандскими народами. Лувен играл здесь такую же роль, как и Монс в Генегау. В начале XI века граф Ламберт построил здесь замок и основал монастырь². Смерть Готфрида Горбатого, смуты, связанные с борьбой за инвеституру, позволили его преемникам захватить в свои руки всю среднюю часть Лотарингии, еще очень мало заселенную в то время и покрытую на большом протяжении пустошами. Графства этих двуязычных областей перешли в их владение, и в 1086 г. Генрих III именовал себя уже Bracbatensis patriae comes et advocatus³ (графом и фогтом Брабантской страны). После' того как Готфрид Бульонский отправился в крестовый поход, Готфрид I Лувенский наследовал ему в Антверпенской марке⁴ и

См. Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 66, 91, 93.

H. Van der Linden, Histoire de la constitution de la ville de Louvain, p. ,4

(Gand, 1892).

Miraeus, Opera diplomatica, т. I, c. 73. Ср. Van der Linden, op. cit., с 11,

прим. 10. Одно место в Chronicon Affigemense показывает, какое выдающееся

положение занял в XI веке Лувенский дом в Брабанте. В ней говорится

следующее: «Comitem Heinricum, qui summum tunc locum in his finibus obtinebat».

(«Графа Генриха, который в этих странах занимал высшее положение».) При

этом речь шла еще лишь о фактическом, а не о юридическом положении. О

дальнейшем расширении Брабанта см. Vanderkindere, op. cit. t. II, p. 102 и

далее.

Она, быть может, принадлежала некоторое время до него Генриху Лимбургскому,

которому император Генрих IV пожаловал в 1101 г. Лотарингское герцогство.

Vanderkindere, Fotmation territoriale, t. II, p. 126. Однако документ, якобы

удостоверяющий этот факт, несомненно, является подложным.

завладел Кампином. С этого времени Брабант, доходя на западе до Шельды, а на севере до Мааса, и примыкая своими границами к графствам Намюрскому, Генегау, Фландрскому, Голландскому и княжеству Льежскому, стал как по своему географическому, так и по своему политическому положению подлинным сердцем Нидерландов. Получение брабантскими князьями в начале XII века герцогского титула и их каролингское происхождение, на которое они ссылались, еще более подняли их авторитет и укрепили их уверенность в себе. Им предстояло сыграть в ближайшем будущем решающую роль в Лотарингии, и их стране суждено было объединить вокруг себя всю совокупность территорий, составивших впоследствии Бургундское государство.

Совсем иначе сложились судьбы графства Голландского. В отличие от генегауской и брабантской династий, голландские князья не присоеди­нились к Ренье Длинношеему и не появились на исторической арене в качестве мятежников. Они, наоборот, обязаны были своим благосостоянием императорам. В 985 г. Оттон III отдал графу Теодориху II огромные владения в области Мааса и в Западной Фрисландии¹. Император, по-видимому, хотел создать себе таким образом прочную опору на севере против фризов и датчан, совершавших еще иногда в X веке набеги на побережье. Арнульф, сын Теодориха, женился на Лиутгарде Люксем­бургской, свояченице императора Генриха II, а его брат Эгберт сделался трирским архиепископом и канцлером Империи². Однако в конце концов с голландской династией произошло то же самое, что и с ее соседями. Начиная с XI века она вступила в борьбу с имперским епископом Утрехта, Защищенный непроходимыми болотами дельты Рейна и Мааса, «граф над водами» (comes aquarum, comes aquaticus) отразил все удары, и его соперник епископ был вскоре оттеснен на задний план. С этого времени Голландия твердо вступила на путь завоеваний. Будучи оста­новлена на Шельде Фландрией, подобно тому, как в свое время сама Фландрия была остановлена на реке Кант Нормандией, она до XIII века не вмешивалась больше в дела своих южных соседей. Но это лишь развязало руки голландским князьям, позволив им направить все свои силы на Фрисландию, которую они в конце концов завоевали, подобно тому, как в другом конце Империи Бранденбургские маркграфы завоевали страну вендов.

Фландрия, Генегау, Брабант и Голландия были во второй половине Средних веков не единственными странами, участвовавшими в исторической

«Es lasst sich kein zweites Beispiel anfuhren, wo class Territorium so durch einen grossen Akt, mit diesem Gard von Absicht von der hochsten Gewalt selbst gegmndet ware». Hirsch, Jahrbiicher des Deutschen Reichs unter Heinrich II Bd. I, S. 343. («Нельзя указать другого примера того, чтобы княжеская территория была столь намеренно, путем такого крупного акта, создана самой верховной властью».) Ср. также Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 277 и далее. P. /. Block, Geschiedenis van het Nederlandche Volk, т. I, c. 127.

жизни Нидерландов. Если небольшие территории Гельдерн, Лооз, Лим-бург, Намюр и Люксембург, простиравшиеся вдоль течения Мааса или расположенные на Арденнских холмах, играли в ней лишь второстепенную роль и представляли лишь незначительный интерес, то совершенно не так обстояло дело с церковными княжествами, и картина феодальной Бельгии была бы неполна, если бы им не было уделено соответствующего внимания. В самом деле: окруженные со всех сторон светскими территориями, они продержались на протяжении всего средневековья, как какие-то пережитки исчезнувшей эпохи. Со времени борьбы за инвеституру положение епископов несомненно чрезвычайно пошатнулось. Диоцезы не были уже больше им­перскими штатгальтерствами. Светская и духовная власть осуществлялась теперь различными органами. Значительно урезанные в качестве админист­ративных подразделений, епископства сумели сохраниться лишь в качестве церковных округов. Они продолжали представлять вопреки границам, раз­делявшим феодальные государства, как когда-то вопреки границе, разделявшей фламандцев и валлонов, прежние римские civitates: диоцез Камбрэ обнимал часть Фландрии, Генегау и Брабанта; Льежский диоцез охватывал остальную часть обеих последних территорий, Намюрскую область, Лимбург, а также кусок Гельдерна и Люксембурга.

Будучи ограниченными в светских княжествах чисто религиозными функциями, епископы сохранили зато княжескую власть в полученных ими в ленное владение от императора графствах и доменах. Светские и духовные княжества существовали бок о бок с той лишь разницей, что первые образовались вопреки государству¹, в то время как вторые были созданы самим государством. Далеко не все духовные княжества пользо­вались одинаковым влиянием. Епископство Камбрэ, сжатое с двух сторон Фландрией и Генегау, играло на протяжении всего средневековья весьма преходящую роль. Утрехтский «Стихт», гораздо больший и простиравшийся далеко за Фрисландию, довольно рано, как мы видели, подпал под власть графов Голландии, и его история с этого времени была лишь дополнением к их истории. Совершенно иначе обстояло дело с Льежским княжеством. Ему удалось сохранить на протяжении веков свою независимость, и после упадка имперской церкви — как и до него — оно всегда вмешивалось во все войны и политические осложнения, имевшие место в Нидерландах.

Это объясняется его географическим положением. Вокруг первоначаль­ного ядра церковных земель императоры сосредоточили начиная с X века жалованные земли и регалии — освободившиеся или конфискованные у мятежников графства, замки, налоги, леса и т. д. Из простого собствен­ника, каким он был вначале, епископ стал, со времени пожалования графства Гюи в 980 г., обладателем верховной судебной власти и приобрел постепенно, в течение последующих лет, государственную власть над всей вотчиной св. Ламберта. Но образовавшись из целого ряда пожалований — а не как светские княжества из завоеваний, производившихся из единого

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: