Сделай Сам Свою Работу на 5

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГЕРЦОГСТВА ЛОТАРИНГСКОГО 5 глава





1879).

Относительно королевских лесничих во Фландрии (forestarii) см. L. Vanderkindere, .

Le capitulaire de Servais, p. 103.


Настоящая, не легендарная история Фландрии начинается только с Балдуина I или Балдуина Железного (Balduinis Ferreus), как его энергично именовали в наиболее ранних документах, или Балдуина Железная рука, как выражались впоследствии. Он, по-видимому, уже обладал значитель­ным могуществом в северных областях бассейна Шельды, где он воевал с норманнами, когда внезапно смелый шаг решил его судьбу, необычайно возвысив его над всеми его окружающими. Ему удалось похитить дочь Карла Лысого и вдову англосаксонского короля Этельвольфа, Юдифь, из Санлиса, где она находилась под присмотром нескольких духовных лиц. Из-за своих интимных отношений со своим пасынком Юдифь вынуждена была незадолго до этого покинуть Англию (862 г.). Несмотря на протесты Карла, на его отказ согласиться на этот брак и угрозы, что он лишит Балдуина его ленных владений, последний и не подумал выдать свою супругу. Он сделал вид, будто хочет вступить в союз с норманнами, и опасения, как бы он действительно не выполнил свою угрозу, заставили реймского архиепископа Гинкмара и даже самого папу вступиться в его пользу. После долгих и тяжких переговоров достигнуто было примирение, и Карл согласился признать своего нового зятя. Последний смог благодаря этому присоединить к своим родовым владениям богатое наследие своей жены и оставить своим преемникам, наряду с ореолом их каролингского происхождения, великолепный предлог для вмешательства во французские дела. Таким образом, во Фландрии, как и в Лотарингии, феодальная история началась одинаковым образом: похищение принцессы королевской крови, как здесь, так и там послужило причиной возвышения только что образовавшихся династий.



Балдуин II (879—918 гг.) сумел воспользоваться блестящим положе­нием, доставшимся ему в наследство от его отца. Нашествия норманнов прекратились, и он мог всецело заняться расширением границ своего государства. Он, естественно, направил свои усилия на южную область, более богатую, более населенную и более доступную, чем территории, граничившие с его землями на севере и востоке. В оправдание своих' захватов, он непрерывно вмешивался в гражданские смуты, происходившие в это время во Франции, переходя в соответствии с большей выгодой для себя то на сторону одного, то другого союзника, поддерживая то Эда против Карла Простоватого, то Карла Простоватого против Эда, неизменно преследуя своей политикой балансирования только одну цель — увеличение своего могущества и использование всегда и всякой возмож­ности для приобретения новой добычи. Будучи кроме того неразборчивым в средствах, он не колебался в их выборе, подобно своим соседям Герберту Вермандуа или Вильгельму Нормандскому, не задумываясь, прибегал то к хитрости, то к силе. В эту эпоху,«когда рыцарский идеал не успел еще подчинить кодексу чести буйные души феодалов, убийство считалось ultima ratio (последним доводом) хищнической политики, путем которой созданы были первые территориальные княжества. Герберт Вер-




мандуа приказал убить Рауля, брата Балдуина, а позднее сам был убит по приказу графа Фландрского1. Религиозные соображения не могли обуздать страсти последнего к завоеваниям и его жажды мести. В 900 г. он завлек в западню Фулька, реймского архиепископа, оспаривавшего его право на Аррас, и приказал убить его.

Балдуин II, подобно Ренье Длинношеему, был гораздо больше, чем простым графом. Возможно, что он принял уже титул маркграфа, которым продолжали пользоваться его преемники до начала XII в.2 Он распрос­транил свою власть почти на все земли, завоеванные франками во времена Хлогиона, т. е. на области Куртрэ, Турнэ, Артуа (в течение нескольких лет), Тернуа и Булонь, которые, хотя и сохранили своих особых графов, но были подчинены его власти3. Фландрия стала при нем граничить с Вермандуа и Нормандией. Ему принадлежала значительная часть морского побережья между Звином и Соммой. Со времени его царствования датируют также первые политические взаимоотношения между Фландрией и Англией: он женился на англосаксонской принцессе, дочери Альфреда Великого.



Балдуин I и Балдуин II подготовили почву, на которой со времени Арнульфа Старого развертывалась история Фландрии. Более удачливые, чем Ренье Длинношеий и Гизельберт, они оставили после себя долговечное творение: созданное ими княжество является единственным из крупных французских феодальных владений, которое французской короне никогда не удалось поглотить.

A. Eckel, Charles le Simple, p. 57.

L. Vanderkindere, Formation territoriale des principautes beiges, t. I, p. 42 и далее.

L. Vanderkindere, loc. cit., p. 45 и далее.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ИМПЕРИЯ, ЦЕРКОВЬ

И ФЕОДАЛИЗМ В НИДЕРЛАНДАХ

В X И XI ВЕКАХ

После многих перемен, имевших место в каролингскую эпоху, равновесие между обеими территориальными группами, разделяемыми течением Шель­ды, было окончательно установлено. Расположенные вправо от нее земли составили часть Германской империи, между тем как лежавшие налево —-отошли к Франции. Таким образом, если их рассматривать с точки зрения публичного права, то они кажутся сначала совершенно чуждыми друг другу, и лишь очень медленно, под влиянием хода политических событий и экономических причин, они постепенно сблизились друг с другом и в конце концов в XV веке объединились под скипетром бургундской династии. Действительно, история Бельгии в Средние века —-это история части Германии и части Франции, которым удалось, сомк­нувшись друг с другом, образовать новое государство между обеими крупными державами, от которых они отделились. Но нетрудно понять, что история этого государства, не может не быть связанной с историей Франции и Германии. Наоборот, она постоянно переплетается с ними; только через них она получила значение и именно в силу этого приобрела, если можно так выразиться, европейский характер. Не было ни одной крупной политической перемены, или какого-либо значительного идеоло­гического движения между Эльбой и Пиренеями, которые не отразились бы на Нидерландах. Судьба феодальных династий Фландрии и Лотарингии всегда зависела от судеб их сюзеренов, и легко заметить, что в ответ на всякую перемену у последних происходило соответствующее изменение У первых. Почти полнейшая независимость, которой фландрские графы пользовались до XII века, объяснялась слабостью французского королев­ства в это время, — подобно тому, как могущество германских импе­раторов в этот же период послужило причиной того, что лотарингские князья так медленно добились своей независимости.


I

Победа при Андернахе открыла новый период в истории Лотарингии. Она позволила Оттону I изъять эту страну из-под власти мятежной династии, созданной Ренье Длинношеим. Наученный последними собы­тиями, император понял, что обладание герцогством будет ему обеспечено только в том случае, если он очистит его от тех национальных князей, которые использовали всякий благоприятный случай для того, чтобы поднимать восстания и не стеснялись прибегать к иностранной помощи против своего сюзерена, как только дело касалось их честолюбивых замыслов. Чтобы покончить с этой постоянно возобновлявшейся опас­ностью, чтобы защитить западную границу Германии от притязаний французских Каролингов, которые, чувствуя, что в бассейне Сены почва уходит у них из-под ног, пытались более настойчиво, чем когда-либо, стать хозяевами Лотарингии, необходимо было лишить эти области, расположенные на левом берегу Рейна, их относительной независимости и сделать их прочным оплотом против Франции1.

Первые же шаги Отгона ясно свидетельствовали о том, что именно таковы были руководившие им соображения. Он доверил графу Оттону, сыну Рикуина Верденского, воспитание Генриха, младшего сына Гизель-берта, который, впрочем, лишь на несколько лет пережил своего отца2, что касается герцогского титула, то он был отдан родному брату короля — Генриху, будущему герцогу Баварскому. Но Генрих, бесспорно, не обладал нужными качествами для управления страной, еще не оправившейся от последних восстаний. Первые же шаги его были неудачны, и после восстания (940 г.У его пришлось заменить графом Отгоном, которого вскоре сменил Конрад Рыжий (944 г.), находившийся в родстве благодаря своему браку с королевской семьей. Это был твердый и энергичный человек, своего рода военный наместник, и, ощутив на себе его крепкую руку, аристократия впервые почувствовала, что времена переменились. Он сделал Лотарингию германской провинцией и принудил к повиновению племянников Гизельберта4, которые, опираясь на свой замок в Монсе,

При известии о смерти Гизельберта французский король Людовик IV Заморский вступил в Лотарингию и тотчас же женился на Герберге, вдове герцога. Однако он не решился остаться в стране. Ph. Lauer, Le regne de Louis IV d'Outre-Mer, p. 48. Оттон предоставил ему владение несколькими «pagi» (Генегау, Газбенгау, Масалан), скорее под видом приданого Герберги.ч Parisot, De la cession feite a Louis d'Outre-Mer par Otton I de quelques pagi de la Lotharingie occidentale. Annales de l'Est et du Nord, 1906, p. 81 и далее.

Он умер в 943 или 944 г. L. Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 15. Возможно, что это восстание связано было с новой попыткой вторжения в Лотарингию со стороны Людовика IV Заморского. См. Lauer, Le regne de Louis IV d'Outre-Met, p. 62.

Видукинд (Widukind, Res gestae Saxonicae, lib. II, с 28) говорит о «nepotes Isilberthi» (племянниках Гизельберта). Достоверно известно лишь об одном


все еще продолжали борьбу в лесах Генегау. Он внушил к себе ненависть, но в то же время и уважение1, и благодаря его суровому управлению присоединение герцогства к Германской империи стало непреложным фактом.

Конрад наделен был страстной душой и буйным темпераментом. Оттон I дал ему поводы для недовольства собой, и самая дикая ненависть вскоре заняла место прежней преданности. Он принял участие в заговоре Ли-удольфа и, когда разразилось восстание (953 г.), выступил самым ожес­точенным врагом Отгона I. При этом обнаружилось очень любопытное явление, бросающее яркий свет на природу лотарингского партикуляризма: вместо того, чтобы воспользоваться переходом герцога во враждебный лагерь и сбросить германское иго, аристократы остались верными импе­ратору. Не видно также, чтобы они в то время сблизились с Францией. Они стремились не переменить отечество, а освободиться от своего правителя, которого они считали узурпатором, с тем, чтобы восстановить под номинальной верховной властью Германии независимость, которой они до недавнего времени пользовались. Ренье III Генегауский вскоре увидел себя окруженными всеми недовольными и озлобленными непре­клонностью и суровостью Конрада. Подобно Ренье Длинношеему в его борьбе с Цвентибольдом, он явился перед лицом ненавистного чужеземца воплощением сопротивления национального феодализма. Ожесточенное сражение разыгралось на берегах Мааса. Конрад был разбит и вынужден был бежать из той самой страны, которую он недавно заставлял трепетать, в которой он мог считать свое положение чрезвычайно прочным и которая вдруг ускользнула от него2. Он отомстил за это жесточайшим образом. Призванные Лиудольфом венгры вторглись в Германскую империю. Тогда он устремился к ним, довел их до Маастрихта и направил на Лотарингию. Газбенгау, Намюрская область и Генегау были опустошены варварами, добравшимися до Камбрэ, затем проникшими в Артуа, откуда они продолжали свои набеги на Францию и Бургундию (954 г.).

Оттон не дожидался, пока закончится восстание, чтобы назначить в Лотарингию нового герцога. Несмотря на право Ренье Генегауского на его благодарность, Оттон однако и не думал поручить ему управлять страной: это означало бы восстановить могущество Гизельберта, дать местной аристократии популярного вождя и вновь оживить каролингские

племяннике Гизельберта — Ренье III Генегау. Граф Рауль Газбенгауский,

несомненно, был вторым племянником. См. L. Vanderkindere, Formation territoriale,

t- II, p. 133. Нам известно, кроме того, из хроники Флодоарда (924 г.), что

У Ренье II, брата Гизельберта, было несколько сыновей.

Widukind, op. cit., lib. Ill, с. 17: «Ei infesti essent, eo quod decatum super eos

administraret, ipsis nivitis». («Они были к нему враждебны, так как он управлял

герцогством, подчиняя их, против их воли».)

Kopke-D'iimmler, Kaiser Otto der Grosse, S. 219 (Leipzig, 1876).


притязания. Но с другой стороны — не приходилось ли опасаться, что германский князь рано или поздно последует примеру Конрада? Не лучше ли было окончательно отказаться от услуг светских князей и положиться на преданность и верность епископов? Отгон остановил на этом свой выбор. Он решил поставить себе на службу высшее духовенство и сделать из него послушное орудие германского господства и влияния. Осуществ­ление своих планов он возложил на своего собственного брата Бруно (953 г.). Он дал ему титул герцога и наряду с этим назначил его архиепископом Кёльнским, соединив таким образом в его руках духовную власть со светской. Пожалуй, никогда еще в Средние века не проявлялось так ясно стремление использовать церковную иерархию в интересах го­сударства.

К тому времени когда Бруно поставлен был во главе лотарингской церкви, ее положение было уже совершенно иным, чем во времена Карла Великого и Людовика Благочестивого. В разгар непрерывных смут конца IX и первой половины X века она очутилась в беспомощном положении и была отдана на произвол аристократии; она потеряла всякую незави­симость и уверенность в прочности своего существования. Епископы почти всегда навязывались клиру светской аристократией. В Льеже Стефан обязан был своим избранием своему родству с могущественными графами Гергардом и Матфридом. Его преемник Рихер был изгнан герцогом Гизельбертом, заменившим его кандидатом по своему выбору1. Фульбер из Камбрэ тоже был креатурой герцога; Адальберон Мецкий — одним из его приверженцев2.

Подобранные таким образом церковные сановники не могли быть поддержкой для Германской империи. Если, как общее правило, епископы не принимали участия в восстаниях, то в то же время они ничего не делали для борьбы с ними и, большей частью, довольствовались соблю­дением благоразумного нейтралитета. Все они жили обособленно, будучи заняты управлением своими церковными имуществами и восстановлением разрушений, причиненных набегами норманнов. Культивирование науки, некогда так процветавшей в лоне церкви, почти полностью прекратилось. Большинство прелатов, поглощенных своими мирскими заботами, скорее походили на феодальных князей, чем на тех епископов каролингской эпохи, из среды которых короли выбирали себе советников и посланников и которые окружали себя богословами, грамматиками и поэтами. Борьба с притязаниями жадных и смелых соседей поглощала всю их энергию и все их таланты. Епископы Камбрэ вели упорную борьбу с графом Исааком

По поводу этого дела см. Parisot, Le royaume de Lorraine, p. 637 и далее.

О мнимом родстве епископа Бальдерика Утрехтского с Гизельбертом см. Parisot, op. cit., p. 610, а также L. Vanderkindere, Bullet, de l'Acad. de Belgique, Classe des Lettres, 1900, p. 37 и далее.


из-за обладания своей столицей, а льежские • епископы трепетали перед сеньорами из Шевремона1.

Между тем силы церкви не были столь незначительны, чтобы можно было пренебрегать ими, и если бы епископы не вынуждены были всегда проявлять обходительность по отношению к светской аристократии, то они могли бы играть наряду с ней очень важную политическую роль. Они были не только собственниками обширных земель, но им принад­лежало также с конца IX века значительное число регалий. Они не были лишь простыми сеньорами, пользовавшимися иммунитетными правами и осуществлявшими на своих землях вотчинную юрисдикцию, но в силу особых жалованных грамот, тщательно хранившихся в их архивах, они обладали значительной долей государственной власти. С целью привлечь их на свою сторону Цвентибольд наделил их обширными прерогативами, и с этого времени различные государи страны следовали его примеру, либо для того, чтобы обеспечить себе их преданность, либо для того, чтобы создать себе противовес против могущественных аристократов. В 908 г. взимание налогов в Маастрихте и право чеканки монеты были переданы льежским епископам. В 948 г. епископы Камбрэ получили графскую власть в этом городе. В особенно благоприятном положении находилось утрехтское епископство, расположенное в области, где короли благодаря малочисленности аристократии были более свободны в раздаче различных пожалований. Оно приобрело постепенно право чеканки монеты, взимания налогов в пределах всего диоцеза, право рыбной ловли в Амстеле и Зюйдерзее. Королевская щедрость в отношении Утрехта принесла свои плоды. Епископ Бальдерик, рассчитывая на свои силы, оказал сопротив­ление графу Гатто, единственному из лотарингских князей, принявшему участие в восстании Конрада. Бальдерик поддерживал близкие отношения с германским двором и руководил воспитанием Бруно. Его поведение было очень показательно. Оно явственно доказывало, что как только епископы освободятся от ига аристократии, корона найдет в их лице самых преданных слуг для себя и самую прочную опору. Впрочем, Оттон уже давно это понял. Он не упускал тех редких случаев, которые ему представлялись, для привлечения на свою сторону высшего духовенства Лотарингии. В 950 г. ему удалось посадить на епископскую кафедру в Бердене одного из своих родственников — Беренгара.

Это мероприятие может считаться исходным пунктом коренной реформы лотарингской церкви, происшедшей при Бруно. Из феодальной и наци­ональной, какой она была до этого времени, она в течение нескольких лет стала королевской и германской. Достаточно просмотреть списки епископов, чтобы убедиться, что начиная с 953 г. огромное большинство

С Kurth, Le Comte Immon. Bullet, de l'Acad. de Belgique, 3-е serie, t. XXXV [1898], p. 320.


упоминающихся в них епископов не принадлежало к знатным фамилиям Лотарингии. Церковные назначения производились теперь так же, как и назначения должностных лиц. Отныне выбирали только надежных людей, которые были всем обязаны королю и для которых он был единственным прибежищем. Таков был прежде всего знаменитый Ратер, который, будучи дважды изгнан из Вероны, нашел себе убежище при дворе Отгона и который получил в 954 г. льежское епископство; затем пробст Бонна Эракл, саксонец по происхождению. Другой саксонец, Беренгар, был послан в Камбрэ, где романское население считало его варваром из-за его языка и нравов1. Его преемник Энгран был простым монахом, другом Бруно, знавшим его в Германии, где он управлял имуществами аббатства Сен-Пьер (в Корбии); за ним последовал другой монах, Ансбер, обязанный епископским саном свои личным взаимоотношениям с императором.

Аристократия, разумеется, оказала упорное сопротивление реформе, последствий которой она не могла не предвидеть и всю опасность которой она тотчас же оценила. Она великолепно осознала, что новые епископы должны были стать послушным орудием короны. Она сделала все, чтобы помешать им пустить прочные корни в стране. В Льеже она вызвала беспорядки, направленные против Ратера, сделавшегося вскоре невыно­симым для духовенства из-за его резкого и сварливого характера; она заставила его отказаться от своих обязанностей, и в течение некоторого времени диоцезом управлял один из родственников Ренье Генегауского — Бальдерик. В Камбрэ вспыхнул сильнейший мятеж против Беренгара, но знатный саксонец не был человеком, которого можно было запугать, и он потопил восстание в крови. Той же участи подверглось в 959 г. другое восстание, руководимое Иммоном, старым другом герцога Гизель-берта2. Впрочем, аристократии скоро пришлось смириться. Император ревниво охранял свое непререкаемое право назначать епископов и не позволял никому вмешиваться в свой выбор. Достаточно было после смерти Вибольда из Камбрэ вмешательства городской знати, высказав­шейся перед ним в пользу некоего монаха Роберта, для того, чтобы он отверг этого кандидата и назначил еще одного саксонца Тетдо, пробста церкви Сен-Северен в Кельне3. Такого рода факты очень показательны. Волей-неволей феодальной аристократии пришлось смириться: церковь была изъята из-под ее влияния.

Gesta episcop. Camerac, Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с. 431: «Lingua et

natione sed etiam moribus populo suo barbarus». («Для своего народа варвар и

по языку, и по нации и даже по нравам».) О том, что романское население

Камбрэ не в состоянии было понять языка своих епископов, имеется еще одно

свидетельство, относящееся к епископу Тетдо.

Flodoard, Annales, Mon. Germ. Hist. Scrit., т. Ill, с 404.

Gesta episcop. Camerac, Ioc. cit. с 438.


В то же время церковь благодаря щедрости императора стала столь могущественной, как она никогда не была до этого. Отныне государство, уверенное в епископах, сосредоточивало в их руках земли и регалии. Действительно, все, что церковь приобрела, приобреталось ею за счет феодальной аристократии, и это обогащение ее не было ущербом для королевской власти, ибо чем могущественнее она была, тем более сущест­венные услуги могла она оказывать короне. Таким образом, более чем на протяжении столетия к церкви стекались всякого рода дары и при­ношения к вящей выгоде епископов. Начиная с Отгона I и до Генриха IV германские императоры непрестанно заботились о расширении церковных владений Лотарингии. При каждой новой смене государей церковь не­прерывно занята была поглощением все новых территорий, она все расширялась, стремясь соединить одни свои владения с другими, как если бы целью ее было окружить железным кольцом разделявшие их светские сеньории. Епископы Камбрэ с начала XI века (1007 г.) были господами всей области Камбрэ; льежские епископы приобрели одно за другим графства: Гюи, Бруненгерунц, Гаспинга и почти всю область Кондроз; утрехтские епископы приобрели Гамаланд, Остерго и Вестерго. Ко всему этому надо прибавить множество отнятых у светских аббатов монастырей и речных налогов, рынков, замков, королевских земель, лесов, мест рыбной ловли, словом — всякого рода земли, права и доходы, которыми могли располагать императоры.

Бруно до самой своей смерти (965 г.) оставался правителем Лота­рингии. В течение одиннадцати лет его управления Кельн сделался подлинной столицей страны. Он вновь стал для западных областей Бельгии тем, чем он был в римскую эпоху, т. е. средоточением оживленной деятельности и культурным центром. Школы его посещались не только лицами, готовившимися к духовной карьере, но и молодыми дворянами, которых их семьи вверяли руководству архиепископа-герцога. Все они возвращались оттуда патриотически настроенные к Германской империи и покоренные обаянием своего учителя. О силе его влияния можно судить, если сравнить с воинственными и мятежными феодалами предшествующего периода, такого человека, как его ученик, брабантский граф Ансфрид, который, отдав все свои силы на службу императору, сделался затем утрехтским епископом и умер аскетом1.

Правда, подобные примеры были редки, и Руотгер, биограф Бруно, впал, как мы увидим, в явное преувеличение, вменив своему герою в заслугу то, что он якобы превратил лотарингцев из диких и кровожадных,» какими они были, в кротких и миролюбивых людей. Тем не менее разительная перемена была все же налицо. Новый режим вскоре пустил

Об этой личности см. L. Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 295 и
далее. В противоположность Ренье он может считаться типичным представителем
нового режима. .


прочные корни благодаря стараниям епископов и благодаря безопасности, которой одно время пользовалась страна, гарантированная от каких бы то ни было враждебных действий со стороны Франции, молодой король которой, Лотарь, находился под опекой Бруно. В 964 г. Оттон мог в составе армии, шедшей под его водительством на Рим, увидеть проходящие перед ним тяжелые эскадроны лотарингской кавалерии, которые он до этого встречал лишь в рядах своих врагов.

Хотя Лотарингия давно уже перестала быть королевством, тем не менее она сохраняла до Бруно еще некоторую видимость независимости. Ее продолжали называть regnum Lotharii (королевством Лотаря), но что еще более показательно, она имела, кроме того, в лице Трирского архиепископа особого великого канцлера отдельно от великого канцлера Германии. Однако когда она преобразована была в имперскую провинцию, ей пришлось расстаться с этими напоминаниями о ее былой независимости. С 956 г. она не имела больше особого великого канцлера1, а ее территория с 959 г.2 была разделена на две части, из коих одна, примерно, соот­ветствовала Трирской церковной провинции, а другая — кёльнской3.

Таким образом, новая система управления привела к исчезновению Лртарингии каролингской эпохи. Отныне здесь были налицо два лота-рингских герцогства, судьбы которых должны были сложиться совершенно различным образом. Во главе каждого из них Бруно поставил подчиненного ему герцога, наделенного главным образом военными полномочиями. Южные области — ducatus Mosellanorum — он передал члену одного могущественного феодального рода, Фридриху Барскому, от которого пошла линия герцогов лотарингских. Для управления северными областями он избрал нового человека, своего воспитанника Готфрида, умершего в 964 г. в Италии, на службе у императора. После него в северной Лотарингии не было некоторое время герцогов. Одно время Оттон, по-видимому, хотел сделать из этой страны своего рода «церковную марку»4, управляемую епископами.

Н. Bresslau, Handbuch der Urkundenlehre, Bd., I, S. 311 (Leipzig, 1889).

Относительно времени создания двух лотарингских герцогств см. Vanderkindere,

Le premier due de Basse Lotharingie. Bullet, de Г Acad, royale de Belgique, Classe

des Lettres, 1901, p. 749 и далее, а также его же Formation territoriale, t. II,

p. 18 и далее, з

Относительно границ обеих Лотарингии см. L. Vanderkindere, Formation territo­riale, t. II, p. 37 и далее.

Вандеркиндере (Vanderkindere, Formation territoriale, t. II, p. 25) пытается объ­яснить этот факт созданием вдоль Шельды трех «марок» — Валансьенской, Гентской и Энамской, которых должно было быть достаточно для охраны границы. Но, по-моему, эта точка зрения несостоятельна, ибо она совершенно не учитывает южной границы вдоль Генегау, самой незащищенной из всех. Кроме того, в Генте никогда не было ни марки, ни даже имперской крепости. L. Willems, Les frontieres de la France et de l'Empire a Gand et dans le pays de Waes. Annales de la Societe d'Histoire de Gand, 1908, p. 311.


II

В течение полутора веков церковь удерживала Лотарингию в повино­вении императору; ее верность ни разу не нарушалась на протяжении всего этого времени, и если ее епископы не всегда были немцами по происхождению, то зато все они были немецкими патриотами по своему умонастроению.

В царствование Оттона III и Франконской династии, введенная Бруно в Лотарингии полусветская, полуцерковная система управления достигла своего завершения. Епископы действительно считали себя в это время имперскими наместниками. Они сознавали, какая высокая миссия на них возложена, и выполняли ее не только лояльно, но и с энтузиазмом. Почти все они выделялись своими знаниями и добродетелями, и многие из них оказались в числе лучших правителей и самых замечательных политиков того времени.

Таков был в особенности шваб Нотгер Льежский (972—1008 гг.), который наряду с управлением своим диоцезом, был одним из ближайших советников императрицы Феофано и императора Генриха II, принимавшим участие в важнейших государственных делах1. По тону писем Герберта к нему можно судить о том, с каким огромным уважением относился к нему этот горячий сторонник саксонского дома и этот исключительно ловкий дипломат. Нотгер представлял двору кандидатов на освободившиеся места в лотарингские диоцезы. В руководимых им школах воспитывалось непоколебимо преданное германскому императору духовенство, и ничто так не свидетельствовало о силе нового режима, как превращение Льежа, этого романского по своему языку и населению города, в центр германского влияния. Из него вышли люди вроде Одельбольда Утрехтского, будущего биграфа Генриха II, или того самого Вазо, позднейшего епископа Льежа, который однажды заявил, что «если даже император велит выколоть ему правый глаз, то он не преминет употребить для службы ему и для прославления его свой левый глаз»2. В Камбрэ епископ Гергарт в своем отдаленном диоцезе, расположенном на французской границе и зависевшем от реймских церковных властей, зорко охранял права и прерогативы своего государя на этом посту Германской империи. Когда его французские коллеги убеждали его ввести по их примеру мир божий, то он отказался сделать это, ссылаясь на то, что забота о поддержании мира является Делом только государя, и что столь же неприлично, как и незаконно, присваивать себе эту прерогативу королевской власти3.

По поводу него см. С. Kurth, Notger de Liege et la civilisation au X siecle 2 (Paris, 1905). Anselme, Gesta episcop. Leod. Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с. 225. Gesta episcop. Camerac. Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с 474, 485.


Под руководством подобных прелатов лотарингская церковь полностью во всех делах ориентировалась на Германию. Немногого не хватало, чтобы император Генрих II присоединил Камбрэ к Кельнской провинции и ввел в нем новое церковное устройство1.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.