|
|
Анатолий Владимирович МАКОВСКИЙ(в народе МАКС)
Прямой потомок художника-передвижника Маковского. Родился в середине 30-х, без вести пропал в середине 90-х. Точных дат не знаю. Толя окончил физмат МГУ, близко общался с Сабуровым и Иоффе. Окончив аспирантуру, переехал в Сибирь, в Академгородок под Новосибирском. В ЛИТО Союза писателей вошёл (пожизненно) в нашу компанию (главный друг и противник Ивана Овчинникова). Работая в НИИ Академгородка, заведовал лабораторий и под это дело взял к себе работать Ваню и Жанку Зырянову (поэтессу и нашу подругу) они, якобы, тоже математики. Их бойкая лаборатория выигрывала соцсоревнования (по крайней мере Иван так говорит, уж не знаю, правда - нет ли…). Но потом математическая жизнь резко закончилась для всех троих. Вот, что пишут о Толе критики: "Маковский странный, дикий, абсолютно внесистемный и внелитературный поэт, попирающий не только базовые законы стихосложения, но зачастую и элементарную логику вообще. Маковский… основной пользователь "антирифмы". Очень высоко ценил его Евгений Харитонов. Иван Овчинников считает, что Толя Маковский достиг того, о чём Хлебников только мечтал. ("У Хлебникова многое из головы, а у Макса всё естественное.") "Я шесть лет прожил с народом Было плохо и хорошо. Раза два дали по морде пальтишко я сам прожёг" – любимое Толино Ваней. Смешное воспоминание. Толе негде было ночевать, он заехал ко мне, я говорю, поедем в ПЕН-клуб, там писателям помогают. В такси нарочно завела разговор про киевские дела (уже всё знала). Говорю: " После смерти твоей мамы, ладно, ты роскошную квартиру государству отдал, но коллекцию живописи эпохи передвижников зачем в музей-то сдал?" И Толя аж всплеснулся весь: "Нина! Ты что! Это всё принадлежит нашему народу !" Больше я Толю никогда не видела. Народ забрал не только квартиру и картины, но и самого поэта Анатолия Владимировича Маковского. Светлая ему память. Нина САДУР
СТИХИ + + + Больше – некуда выходить. Там – моряк один живёт пехотный. И яга-баба за ним глядит.
Но ко мне – ничего относились. Правда раз – с культурой зашёл, И лицо её – перекосилось… Я тележку попёр, как осёл.
Дождь пошёл, прострелил мне спину, А мне – в Киев, затем – в Сибирь, Голодует там Таня по-видимому, Я ей мамы везу серебро.
Мельхиор, правда… пускай, дешёвый. Может быть – продержимся мы. Разорили враги державу И богатая пища уму.
И в пути я совсем загнулся, На вокзалах валялся всех С чемоданами полз, как гусеница. Выручала немного тележка.
И сочувствовали мне люди А особенно один старик Я не знал, что он выпить любит Как барашек тележка стоит.
Помню кадр только: вроде, цыгане, Или – кто-то… не знаю кто. И двенадцать зелёных поганых, Что копил, развернул, как игрок.
В вытрезвителе – всё ещё думал, Что вернут тележку, вернут… Металлический, последний друг мой, Будем помнить её в раю.
Пережил… С Танею созвонился… Может, друг один в Сибири спасёт. Ты, Москва, будешь духом нищей Пусть в сирени Брянск доцветёт. -------------- ЛЕОПАРД Мне снился белый леопард. Он заревел в лесу еловом, Как кот, что чует месяц март, К любовным шалостям готовый.
Но перед тем, - чтоб закусить. И вот в меня зрачки стрельнули. Что делать? Я люблю убить, Но – револьвер опять без пули. А он, как будто не спешил. Не он был бел, а снег, который Его, лаская, окружил И мягко шёл с деревьев бора.
Он крался меж густых дерев, Гость Африки в лесу былинном, Лишь иногда на миг присев, Кусая хвост, красивый, длинный.
Но красный блеск пронзил закат. Как в зимнем шишкинском пейзаже. Прости меня, мой милый брат, Меня сожрут сегодня заживо!
Недавно пили мы с тобой. Ты выходил из магазина И снег холодно-голубой Хрустел алмазною резиной.
Люблю я Шишкина пейзаж, Он Левитана мне дороже. Могучий лес уснувший наш – Его ничто не потревожит.
В нём нет игры полутонов Но сколько силы в построении Нет, он, конечно, не фотограф, А неподвижный русский гений.
Спи, величавый богатырь! Как сном окутана Россия. Пришли на мой кровавый пир Лишь сосны грозные, седые.
Закат был как бокал вина. Не пьём мы красных вин однако. Что ж… будет жизнь прекращена Пятнистой кошкой с острой лапой.
Желал красиво умереть. Пока лишь жил совсем позорно… И судорожно сжимаю плеть Рукой насмешливой и чёрной. Уже совсем недалеко, Вот, наконец, сейчас он прыгнет! Но плеть взвилась вокруг клыков Кривой, играющею линией.
Я понял: был не хлыст в руках И потому лишь он изломан Что нужно обмануть врага Лукаво свившимся питоном.
А змеи, как известно, всех Красивым телом побеждают. Вот чудный бесподобный мех В тисках чешуйчатых играет.
Но он ещё давал отпор, Кричал, хрипел, кусал удава… Я не стерпел, бежал, как вор Туда, где пел закат кровавый. ----------- + + + красны девичьи уборы я опять кого-то бросил в философских разговорах
я шагаю рядом с вором ты умён блатной приятель плащ твой чёрный – крылья ворона монастырь наш настоятель
с алкоголиками ходишь гладишь девичьи колени ты наверно плохо кончишь повторишь судьбу Есенина ----------- КУКЛА Кукла – мне кукла нужна кукла – шикарно одета Кукла стоит у окна Рыжеволосая девка
Взял я витрину разбил Камень был злой как ракета Вот уже стёкла в крови В – красных чернилах поэтов
Помню – качнулась толпа Помню – шарахнулись люди Кукла – простите собаку! Я – шизофреник, Вы – Люся…
Взяли расписку тогда Кажется – отпустили Кукла теперь уж – с Таганки Где же теперь та? – Простила ль? ------------- ГРУЗЧИК Своему учителю Сергею Сербину (Гаврилычу)
Он перед бочкой – как артист А бочка хочет вниз Она на лестницу рычит Как бы гепард кубизма.
Она набуськалась вином А он сегодня – трезв Как дипломат перед войной Иль утро стюардессы
Или – составщик поездов Кому сто грамм вина – Как в бочку с порохом пистон Или в обком гранату
Граниты лестницы ведут В Египет погребов Где два служителя кладут Ту мумию на бок
Чтоб Апис брюхо ей вспоров Отправил к богу Ра Но этот жест и топором К ревизии бугра
А он стоит тореадор А бочка – рыжий бык Сто килограммов помидор Для связей и гульбы
А он закусит рукавом Когда она – внизу Закончив номер роковой Как раб перед Везувием. ------------ ГОЛУБЬ Голубь голубь ты летишь Я тебя не накормил Голубь ты меня простишь День сегодняшний не мил
Станешь весело клевать Стану весело смотреть И опять не понимать Как вас птиц не пожалеть
Потому что два крыла Это пол-ещё мечты Голубь голубь тень орла Синий с искрами почтарь
Иван ОВЧИННИКОВ ПОД ОКРЫТЫМ НЕБОМ * * *
Сено, солома, вдали листопад. Лягу на листья. – Пусти-ка, милая, надо поспать. Не даёт молотилка. Колотится рядом. Да хрястко так, густо. По небу торопится стая. В соломе наткнуться – ужасно и грустно змея засыпает. Голос, Когда спишь, над тобой, Далекий, любой. * * * Понимая с великим трудом сотворённое всласть невеликими — жизнь, короче, — минуя роддом, на гармонике сроду не вскликивая, встанем. Вечером после дождя на кабине великое зарево. Ждут ребята у клуба вождя, глядя на небо, разговаривая. Но и тут постояв, отойдём, заалев, как вратарь за околицей. Пару дней, а по-нашему — дён, ходим, словно охотники по лесу. Поглядев на стволы, на себя, на товарища. До него ли? Как тогда, в Ленинграде сойдя вдруг у ”биржи” стоял над Невою. Поглядев... только это — нажим. Не изменимся, не говорите! Бросим враз, и быстрей побежим на трамвай на граните.
ГРАНИЦА
На улице Тиволи, Риволи смеялись, смеялись и тихо. Склонилася русская Ивлева. Ее еще радует ихнее! У нас тоже в полдень луна бывает и ясное небо. Под ним — за волною волна — тебе — колосистого хлеба. Сколько музык и столько готова мучиться первые дни. Сколько синего золотого в их костёлах в тени. В прохладе парижским попам внимаешь и думаешь лихо: не твой прародитель Адам, а католический, ихний.
* * * Где наши дни? Где наша не пропадала! Пока только это — правда. Бывало, словно, светло, но счастья — стой!— ещё не бывало. Днём так светло, нормально. Ночь неизвестна — я сплю, спал. Сколько ещё места у крымских, байкальских скал? Дай отвяжусь от мысли: как, да когда, да мы. И на месяц, на два, спокойно раз в жизни, здравствуйте, овеваемые мысы, море и мысли. Не у окна да стола. Тогда, значит, наша взяла. Ну, а как ваш пострел, везде поспел?
* * * На постриженных деревьях, ещё выше – на карнизах, на ветру, на лёгких снах встала выспалась весна. По закаменскии извивам, по нахаловским проулкам, по Ельцовским берегам, бродит квелый хулиган. — Ну, волглые крыши над Обью. Ну, хорошо у реки. Ну ладно, забились над окнами, как надо, по - двое, флажки. — Ты сегодня, Толь, не буйствуй. Двинь-ка прямо на Плющиху. На день с городом простись. Там тепло сейчас, проспись.
ПО-ЛЮДСКИ
По душе мне вот так. И никто, кого спросишь, не спорит. С годами сильнее пошёл совпадения глас. Только в юности книжной своей, то есть скорой, что—то ссорит вдруг с братьями, сёстрами нас. Какой же абзац, человек соблазнил отличаться, ценить нелюбимое многими, всеми почти, когда на тебя, / а, скажи, есть за что /, ополчатся знакомые люди на старом знакомом пути. Охота забиться потом, ото всех задеваться куда-то. А после ... охота пожить по-людски. Хорошее помню — когда-то годов так в двенадцать тоже мотался за шайбой среди городских. Но как на беду, как на грех, был, увы, я не ловок. Соображать на коньках, на ходу да со всеми, не мог. И это несчастье не скрыть и не выразить словом, особенно деревенским, а милый был слог. Катил вкривь и вкось. И от шайбы далёко. Не мог завернутъ. Всё по кругу, по бортику, чёрт! Какая же ненавистная, горькая мука—морока — не совпадать. Для команды не делать ничо. И я, как никто, с этих пор не хотел отличаться, Зато, если счёт добавляли мои, глянь, броски, что было со мною, со мной настоящее счастье, когда выходило у нас и на льду по-людски.
* * * Где ни одно желание не перелетало через частокол. Н. В. Гоголь
Мне не нравится ни Сцилла, ни Харибда озабоченных или лукавых лиц. Третий – лишний – правда – кривда наших перегруженных столиц. Скопище желающего люда. Старосветские помещики, меж тем, люди неплохие были, ну да как это докажешь сразу всем.
УРОК БИОЛОГИИ Осень за школой... вот она... Смирно в юннатском пруду спят не боку земноводные, сыплются листья в саду. Холодно невозможно. Что ты, природа? Ку-ку? Видишь ведь сам, я сложена На школьных столах, на току. И, правда, и, правда, жалоба на небеса, на меня... Какая-то жалость к жабам в опытах этого дня. Но на момент, на миг ведь! Это всегда, всегда с болью природа никнет у школы и у пруда.
ОБИДА
Я, предположим, постарел. Лицо – апофеоз заботы. Живу и тихо жду предел. Тяну, как тянут до субботы. А каждый день, часам к пяти Я появляюсь возле сада — Привычка лет, на ней найти Меня легко, кому, вдруг надо. Всё то же темное пальто. Где все успеть? Иду, припоминаю, кто меня не мог терпеть и для кого я был весом, даже где что ляпнул. Перебираю то и се И поправляю шляпу. Примерно десять лет назад прошло, как ты уехала. То были добрые глаза, как эхо.. Все забывается и пусть. А мы становимся умнее. хотите слышать, как я злюсь? Вот трость стучит чуть-чуть сильнее. Да, я один, седой, бездетный. В толпе сугубо автономен. Иду купить себе газету. Последний номер.
* * * Уже давно и далеко и снег, и тракторные гусеницы. Гора сбежала так легко, Решительно, как пустится. И сразу стоном бензопил день запрощался, поднял шапку. Как я сегодня все любил! Краснел, темнея шаг за шагом. Как стало очень- очень жаль терять, рассеять все на свете. Заметить только темной — шаль и тихий флаг на сельсовете.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|