НА РЫБЬЕМ И ПТИЧЬЕМ СВОЁМ ЯЗЫКЕ

Стихотворения

ПЕРЕКЛИЧКА

Храни моё слово, славянская вязь.

Я билась в тенётах твоих, словно язь,

Покуда клевало страну вороньё,

Пока шили дело на слово моё.

Но рухнули царства, сдались рубежи,

И правду мою утопили во лжи.

Назойливой мухой в селеньях слепцов

она колотилась в сердца мертвецов.

Прося подаянья, как голь и рваньё,

на паперти слово стояло моё.

И, дико куражась, вертясь чумово,

прохожие хамы плевали в него.

Твоё достояние шло с молотка.

Но жизнь всё равно мне казалась сладка,

пока твой наследник, весь в пятнах чернил,

кириллицей Имя Имён выводил.

Я знала наверно, что вся не умру.

И норы точила и грызла кору

я с теми, кто свечкой горел на пиру,

трамвайною вишенкой жил на юру.

Покуда горчит и клокочет гортань,

язык мой из праха и пепла восстань.

Кипела сирень. Повилика вилась.

Царевич Димитрий был. Я родилась.

Исчезнет бумага, сгниёт береста,

и клёкот чужой преисполнит уста.

Я Имя Имён напишу на песке

на рыбьем и птичьем своём языке.

***

Лене Витечкиной

Ах, Франция! Ах, Франция!

Прелестная страна!

Провинция, шампанция,

где пьян ты без вина.

Ах, мон ами, шерше ля фам!

И в розанах лужок!

В Парижцию, во Францию

поехали, дружок!

Ах, Немция! Ах, Немция!

Цузамен хенде хох!

Там выдох – как сентенция!

Как аксиома – вдох!

И в этой фатерляндии

ты станешь сам собой.

В Берлиндию, в Германдию

поехали с тобой!

А Греция! Припомнилось,

как бел овечий сыр!

Чудак один – Макропулос

там создал эликсир.

С ним там живут – не старятся.

Сиртаки пляшут – эй!

Ах, к эллинам в Афинцию

поехали скорей!

Любовция! Романсия!

Я знаю ту страну.

Там каждый день – экспансия.

Там каждый час – в плену.

Да высока инфляция.

Да горек табачок.

И я с тех пор, душа моя,

про ту страну – молчок.

***

Никогда мне уже не войти в этот дом,

где рос худенький тополь под самым окном,

где, накат на обои недавно сменив,

глава дома насвистывал странный мотив,

где не дай Бог разбить или что-то сломать,

где из командировки приехала мать,

и по этому поводу в доме уют,

ананасы с шампанским на стол подают.

Ну, а в будние дни – всё пшено да пшено...

Скоро будет развод. Это предрешено.

Где под вечер сестра, накрутив бигуди,

спать ложится со вздохом печальным в груди.

Мой не собран портфель. За три двойки подряд

весь отряд исключил меня из октябрят.

Никогда мне так чисто про поле не спеть.

И так часто ангиной уже не болеть.

След мой смыло волной. Опалил меня зной.

Предал друг. Поглотил океан ледяной.

Как ни странно – всё это случилось со мной!

Где (всему любопытство, конечно, виной),

меня током ударило в жизни одной.

А в другой, дорогой, как последний глоток,

всё другое: и время, и тополь, и ток.

***

В последнем времени всё так же, как всегда.

Власть жаждет властвовать. Войска идут парадом.

Цветёт герань. Из крана капает вода.

И так же слесарь не идёт, хотя пора бы.

В последнем времени торгуют анашой,

старинной живописью, семечками, прочим...

И каждый рад бы подторговывать душой,

но сей товар уже не ценится – подпорчен.

Дух празднословия ласкает змейкой слух,

что речь непраздная почти во всех языках

стучит, как в сморщенном стручке сухой горох,

и, как состав порожний, лязгает на стыках.

В последнем времени всё так же ждут Христа,

но не Судью, а вновь голгофского страдальца:

грешат по-чёрному, что каплет кровь с Креста,

и ноет дух, и проступает ад сквозь пальцы.

В последнем времени, все роли проиграв,

никто не понял, где же быль была, где небыль.

Всё как всегда... Но чуть острее запах трав,

и чуть взволнованней и глубже дышит небо.

В последнем времени природа хороша

и так свежа, как в допотопном вертограде.

Закат божественен. И лишь внутри душа

всё понимает и дрожит, как зверь в осаде.

***

Георгиновый сентябрь.

Богоданная погода.

Под холстиной небосвода

мир почти такой, как встарь.

Пламенеют кромки крон.

Рдеет трав хитросплетенье.

Будто до грехопаденья

воздух благорастворён.

Но внезапно по садам

пронеслись сухие тени.

И попрятались в Эдеме

птицы, звери и Адам.

Вся природа напряглась.

Ветер ринулся навстречу.

– Где ты? Где ты, человече? –

Прокатился трубный Глас.

Человек не отвечал.

Выпил чай. Вздремнул немножко.

С кресла встал, прикрыл окошко,

глянул в сад и заскучал.

Колотила капель дрожь –

Божьих слёз по гулкой крыше.

Человек, конечно, слышал.

Но подумал – это дождь.

***

Господи, как же мне холодно и неуютно.

Как неуютно, и мутно на сердце, и смутно.

Дерево – дурень, река – недотыка, и камень – дурак.

Господи, как неуютно и холодно как.

Господи, с чем мне собраться и как мне согреться?

Как успокоить своё неспокойное сердце?

Как из глубокой печали, из праха восстать?

К белому молу, причалу, пределу пристать?

Как же пути наши глухи, темны и неясны.

Как же страшны небеса твои, Господи, как же прекрасны

в гроздьях свинцовых, в клубах облаковой резьбы,

не приклонившие ухо на наши мольбы...

***

Путь был извилист, и компас утерян.

Верный мой друг оказался неверен.

Ну, а неверный меня не предал.

Каждый из них мне урок преподал.

Долго брела я не там и не с теми

средь ядовитых зверей и растений.

Бил меня ветер, колола стерня.

Но и отрава лечила меня.

Так постигала я с пылом, и с жаром

смерти науку по прописям старым.

И, наконец, этот мир плотяной

жизни учебник раскрыл предо мной.

Что за учебник! Лучась и сверкая,

каждое слово горит, не сгорая,

горькой слезой промывает глаза,

в душу врезается словно фреза.

***

Лишь созвездий многоточья

вспыхнут над рекой,

заплыву глубокой ночью,

ой, как далеко…

Где в глухих водоворотах

крутится песок,

где за дальним поворотом

лес шумит, высок.

Где ни птичьей, ни звериной

не видать души.

Лишь в запруде комариной

шепчут камыши.

Унесёт меня рекою,

унесёт от бед.

Ты по берегу за мною

побежишь вослед.

Вздрогнет дерево ночное

чёрною листвой.

По ногам хлестнёт густою

мокрою травой.

Я прощу тебе обиду,

милым назову.

Я к тебе на берег выйду.

Если доплыву.

Про овечку

Если б я была горою

из гранита и асбеста,

я б гляделась горделиво

в безвоздушный окоём,

и, кристаллами сверкая,

в платье снежном, как невеста,

я не сдвинулась бы с места.

Я б стояла на своём.

Если б я была горянкой,

я бы песню песней пела,

и как маков цвет пылала,

и на свадебном пиру

я б шашлык хрустящий ела,

и монистами звенела,

подливая в звонкий кубок

цвета крови Хванчкару.

Если б я была овечкой,

я бы думала о вечном.

А о чём ещё мне думать,

глядя в пляшущий костёр?

Чтобы ухало сердечко,

чтоб свивалась шерсть в колечко,

чтоб устойчив был треножник,

чтобы ножик был остёр.

Дмитрий СОСНОВ

Игорь СЕНИН

ДОРОЖНОЕ КИНО

Стихотворения

Дорожное кино

Зимний вечер, тёмное окно,
Наклонясь у столика в вагоне,
Я смотрю дорожное кино
В антикварном чёрно-белом тоне.

В сумерках фонарики горят,
Изогнувшись, словно знак вопроса,
Мчатся лесополосы назад,
Да стучат вагонные колёса.

Замелькали окон огоньки,
Подъезжаем, видимо, к посёлку.
Кто живёт в том доме у реки,
И о чём мечтает втихомолку?

Промелькнули церковь и погост,
И под снегом спящие деревья,
Снова речка, через речку мост,
За мостом какая-то деревня.

Что же к ней притягивает взгляд,
Чем, какими дивами богата?
Как игрушки домики стоят,
Снег лежит на крышах, словно вата.

Стук колёс, дорожное кино
На вечернем чёрно-белом фоне.
Мой экран – вагонное окно,
Я в купе у столика в вагоне.

Дочери Ольге

Восемнадцать лет тебе уже,

Восемнадцать лет тебе ещё,

И на трудном этом рубеже

Рад тебе подставить я плечо.

Жизнь прекрасна, хоть и не легка,

Нас вперёд зовёт она и ввысь,

Но, порой бывает, облака

Так закроют солнце, что держись!

Будь меня сильнее, мудрой будь,

И твои исполнятся мечты,

Всё в тебя Господь сумел вдохнуть –

От ума до женской красоты!

Жар дракона дал тебе Восток,

Одарил Весами зодиак.

Благородства, верности залог –

- Для тебя рябины красной знак!

Жизни светлой и любви большой,

Бескорыстных дружеских сердец

Я тебе желаю всей душой –

- Повзрослевшей дочери отец.

Русский лес

Подмосковный лес – обычный, смешанный,

Ничего особого в нем нет.

Он – давно исхоженный, изъезженный,

Но его я помню много лет…

Что нашёл я в нём, а может, выдумал?

Только стал мне другом этот лес…

Лето, детство, школьные каникулы,

Ожиданье радостных чудес…

Сосен кроны, солнцем обогретые,

Что взметнулись ввысь над головой…

Как же мог я долго жить без этого

В суете бесцельной городской?

– Без грибов корзины тяжелеющей,

Что собрать не сразу удалось,

Без поляны, земляникой рдеющей,

Где однажды встретился мне лось.

Следопытом, первооткрывателем

Видел я себя тогда, в лесу.

Знал – подарков много обязательно

Из него в корзине принесу…

Вспоминаю часто те мгновения

В современных джунглях городских.

Тишина и умиротворение…

Как мне не хватает нынче их!

Всё в порядке в жизни этой вроде бы,

На висках лишь – белая пурга. …

Почему ж я на любимой Родине –

Как разведчик в логове врага?

Всюду – словно заросли колючие,

Ямы потаённые впотьмах.

Кожу рвут кусты, как будто крючьями,

Оставляя клочья на ветвях.

Шаг неверный – и капкан захлопнется,

Помощи жди разве что с Небес!

…Где тот лес, который с детства помнится,

Сказочный, чудесный, добрый лес?

Казаки

Терские, кубанские, донские…
Разные персты одной руки –
Все вы дети матушки-России,
Вольные как ветер казаки.

Да, душа казачья просит воли,
Ей скучна нагретая постель.
Дайте ей суровой, бранной доли,
Дайте неосвоенных земель!

Дайте жить казачьим общим кругом,
Веруя, надеясь и любя,
На коне скакать, идти за плугом
И зависеть только от себя.

Но при всём при том, любить Россию,
Родину прекрасную свою.
За её свободу и святыни
Постоять в неистовом бою.

Русские военные крестьяне,
Нипочём вам пекло и мороз.
В мирном поле и на поле брани
Всё у вас на совесть и всерьёз.

Всадники лихие и рубаки,
Яростная, доблестная рать!
Помнят ваши славные атаки,
Те, кто с Русью вздумал воевать.

Воля – вот всё ваше прегрешенье.
За неё в эпоху мрачных лет
Вы терпели травлю и гоненье,
Шли дорогой горестей и бед.

Но не может быть, чтоб ваша сила,
Крепче стали, твёрже, чем скала,
Навсегда покинуть вас решила,
Безвозвратно в прошлое ушла.

Возвратятся годы золотые,
Снова клич казачий, а не стон
Разнесётся громом по России,
Радуя Кубань и Тихий Дон.

Молитва белогвардейца

Бой угас. Затишье, передышка.
Степь для павших – мягкая постель…
Жаль корнета, ведь ещё мальчишка,
Унесла свинцовая метель.

Ковыли колышутся над мёртвым,
Догорает церковь за холмом,
И затянут дыма шлейфом чёрным
Солнца диск на небе голубом.

Но я жив, и на плечах погоны,
И за всё заставлю отвечать,
Преступивших Господа Законы,
И носящих дьявола печать.

Знать, и над моею головою
Закружится скоро вороньё,
Но не повернусь к врагу спиною,
Не сложу оружие своё.

Позвала на бой меня Россия –
Родина любимая и мать.
Не могу её я в руки злые
Красным на заклание отдать.

Упокоит, раньше или позже,
Всех сырая матушка-земля,
Об одном прошу, Великий Боже,
Чтоб не даром жизнь прошла моя.

Чтоб ещё я силой и талантом
Послужил бы Родине не раз,
И мой финиш стал достойным стартом
Тем, другим, кто будет после нас.

Там, где не стрекочут пулемёты
И никто не целится в меня,
Не покоя дай мне, а работы
Для Отчизны завтрашнего дня.

Всё, труба сыграла нам тревогу,
В зареве пожаров небосклон,
Время снова ставить в стремя ногу
И вести в атаку эскадрон.

Глаза космоса

Мы живём как обычно, всё до боли привычно,
Удивить невозможно чем-то новеньким нас,
Мы на кухнях за чаем о своём рассуждаем,
А на нас смотрит космос миллионами глаз.

Мы толкаем друг друга, говорим как нам туго,
Предаём и бросаем, что бывало не раз,
Покупаем, меняем, на работе скучаем,
А на нас смотрит космос миллионами глаз.

В этом городе дымном по делам муравьиным
Мы несёмся, рискуя угодить под КАМАЗ,
Звёзд ночами не видно, это нам не обидно,
А на нас смотрит космос миллионами глаз.

Кто для них мы, ответьте, может малые дети,
Вроде тех, что шагают по утру в первый класс?
Мы в невежестве стойки и, наверное, двойки,
Ставят нам те, кто смотрит миллионами глаз.

Люди, видите сами, что-то сделалось с нами,
Непонятное что-то происходит сейчас.
Хватит, стоп, не бегите, на себя посмотрите,
Как на нас смотрит космос миллионами глаз.

Арина КОНДАКОВА

* * *

Стали к ночи ржаветь, почернели углем
Злато вечера, ясность вечера,
И в решетке ночи огоньки от избушек застряли, как птицы.
И далёко Аленка зашла от избы,
И без свечки-то. Делать нечего.
А закат все катался в траве рыжей сытой лисицей.

Возвратиться б домой – только ноженьки все несли вдаль ее,
Несли вдаль ее.
Прямо вниз, по тропинке да к речке кричаще-сиреневой
До единой все звезды, безумные, в реку попадали, мигом попадали
И Аленке взглянуло в глаза... не ее отражение.

Будто бы в паутине, метался в груди ее крик мотыльком,
И застрял в горле ком.
Побежала Аленушка прочь, да за восемь верст.
Хоть минули года, но отныне Аленка и ночью, и днем,
Даже солнечным днем
Видит в речке огни с той ночи
Не растаявших звезд.

* * *

Девочка с рыжими
косами.
Старое мамино
платьице.
верит: в любимых кармашках незабудки
могут цвести.
- самое вре...
- нет, что вы? Разве ей – время печалиться?
Дедушка змея воздушного
на чердаке смастерил.

Как из янтарных
кусочков
свежезакатного
солнца
Змей.
Только ветер дворняжка
хвостик ему тормошит.
Змей улетает от внучки.
Дедушка с нею смеется.
Солнце хохочущих глаз
светит сквозь
ветви морщин.

Бабушка с белой
косою...
Те же цветочки
В карманах...
Дедушка,
Персики в небе жуя,
Смотрит с любовью
За ней.
- время, наверное...
- что вы!
Полно печалиться
Рано.
Парит, улетевший когда-то,
Но
снова вернувшийся змей!

* * *

Вечер бесшумный в наручных часах робко присел на карниз.
Нервно, волнуясь, звезды он пил, в стакане с водой растворив их.

Дрема капризным ребенком сидит на коленях моих.
Пианист
Часы напролет мне играет, играет мне тихо.
Он мне играет. Мне снится что будет, а может, и было давно:
Как норовила метель замести – листву, человеков седых.
Так неизбежность в неравном бою побеждает последнее "но...",
Как под напором осенних дождей навсегда умирают костры.
Я просыпаюсь. Полная тишь. Поседевший уснул пианист.
Все еще
Клавиши спят под щекой его мягкой – звуков сочится струя.
Все еще
Домик простой с пианино в углу нежно качает земля...
Кажется мне,
Или я исчезаю,
Где
Же
Я?...

* * *

Слитки золота осени обесценились на жалость
Людям, стоявшим за ними в очередях, а сейчас
Люди сели за скудно накрытый Зимою стол,
позабыв этикет: подпирали руками усталость,
Что валилась невольно из глаз.
Люди молча пошли по домам, как медведи, шатаясь, идут по
Берлогам; только лапу не взяли в рот едва.
А с приходом весны удивлялись, что вечность упала до минуты:
Все так просто: они отвернулись – и, смущаясь, переоделась листва.
Очень страшно моргнуть, отвернуться, а потом впервые как будто чему
-либо старому, знакомому, пожимать руки, говорить: "дружище!"
Звездам, изредка падающим в трубы потресканной крыши,
А что самое важное – себе самому.

* * *

Март. Природа не спит –

только все притворяется спящей.
Выдает ее шелковый шелест зевнувших деревьев спросонья,
Небо слепит снега, как пират, раскрывающий ящик
С золотыми лучами. И снег растворяется, тонет.
И смешались, шумя и шурша, светло-серые краски асфальта
С сине-розовой пенкой бурлящих сырых облаков.
И шушукаются, и шевелятся ветки: февраль-то,
Пощадив, отпустил до зимы их легко.
Остается лишь иней шипучий. И что-то шипучая кошка
Понарошку шипит вместе с тающим снеговиком.
Прошлогодние листья все шепчут, шурша понемножку.
На окошке смеющийся март корчит рожи дождем.

* * *

По берегу ползали, скрючившись, бабушки-волны.
А небо рассыпалось брызгами синими, яркими.
- послушай, а чайки сегодня тихи и безмолвны.
- Я знаю. Не веришь – я в мыслях с парящими чайками.

Мне чайки поведали: все мы немножко бессмертны.
А жизнь – бескрайнее море, проснемся крылатыми.
(Нас звезды вечерние слышат. Как жаль, безответно.)
Согласны они? Значит, чайками станем когда-то мы?

Но осень с зимой не позволили длиться свиданиям.
И вечером солнце на берег свой нос не сует.
И чайки вдали уже, но, вопреки расстояниям,
На крыльях своих вместе с ними свершаю полет.

* * *

Засиделся неприлично долго вечер.
И не лечит
От температуры градусник из ртути:
Мне до жути
Тяжело узнать об этом было в детстве,
Только вместо
Дозы той печали без похмелья
Разочарование, как зелье
Стало крепче,
В нем как больше спирта.
Как открыты
Были всякие Нептуны да Плутоны
Вновь законы
Человека, как большой вселенной
Приоткрыла: Что в них неизменно
Что они, как градусники, вроде
По своей породе:
Кажется, и рядом при простуде...
Кажется.
Но нет.
И так же люди.

* * *

Тают капли пунцового света
И стекаются в водную гладь.
Предо мной – два немых силуэта:
Тот, что был, ну, и тот, что встречать.
Истекает, измучившись, солнце
Мелкой струйкой багряных лучей.
В воду скатится... Утром вернется
(только раны залижет ручей).
Веет грустью, дышать все труднее:
Воздух, будто бы мед, даже слаще.
Вот снимает с себя вечер тени,
И бросает небрежно их в чащу.
И смеркается... Небо в заплатках
Облаков. Вместе в прожитым днем
Время – смирная детства лошадка
Торопливым помчится конем.

* * *

Всю ночь промозглый ветер кашлял хрипло,
И пробирал его ноябрьский озноб.
Я чью-то слышала забытую молитву,
Невнятный шепот и печальный чей-то зов.

Последние листочки клен сжал в пальцах,
Но лунный луч замерзший стол обвил,
Заставив выбросить последнее, расстаться
С тем, что держал он из последних сил.

А я мечтаю, чтоб умершее воскресло,
И чтобы посчастливилось кому-то
Увидеть, как в безжизненную бездну
Весна в веночке спрыгнет с парашютом.

* * *

Чьи-то тени в серых шляпах
Серые несут зонты.
Все захваченные в лапах
Серо-черной суеты.

Под мостом, по серой глади –

Очертания теней.
Снова молятся... досаде,
Клонясь жалости своей.

Три, одиннадцать, пятнадцать...
Завтра взрослой я проснусь.
Значит, к ним мне собираться?
Жаль, обратно не вернусь...

* * *

Под небес бирюзово-лазурным стеклом
Догорели последние, робкие звезды.
И, сплетая свой свет – лоскуток с лоскутком –

Солнце вьет для себя золотистые гнезда.

Словно утром луна, догорает усталость,
Исчезает в тумане всей прелести лет.
Повзрослел Человек, беспрестанно качаясь
На качелях – с рассвета на новый рассвет.

* * *

И скиталась душа , и бродила одна, беспризорная
И безнадзорная.
Кто владелец ее? Где искать? Потерявших – полсвета!
Улететь все пыталась – за небом, увы, стена черная,
И отчаянно черная.
Ложь разгадана поздно, уже
За чертогом рассвета.

И с тех пор – тишина, мысли – в звуках веками не тающих
И не смолкающих.
Та душа – верно, ангел. Запутался в неводе звездном.
Его видела в стае я птиц, в никуда улетающих,
Вдаль улетающих.
Только то, что придуман он мной,
я узнала так поздно...

Жанн АНГЕРМАНН

(Доминикана)

ЧЕСТЬ

ему стало плохо с сердцем

до этого тоже аж так хорошо не было

но грешили на иное ...

а тут он схватился за грудь

пошатнулся

застонал заскрежетав утробно

и ...

рухнул охнув глухо

как дуб выворачиваемый с корнями

могутный с виду но в сердцевине отрухлявевший ...

.…

на глазах всех повалился там где стоял

как подкошенный

в ту болотную жижу

и лежал те несколько долгих секунд

и грызя воздух

и от боли перекошенный

и всё ещё держась за грудь

царапал её как будто боль ту силился выцарапать

разрывая себя чтобы продохнуть

как гнилую трухлядь из себя выворотить ...

мужики кинулись к нему - поднимать

побросав всё

вытащили все сиденья из уазика - сзади

закинули его

и погнали ...

наперегонки со смертью ...

пашка сидел на полу

оглушённый случившимся

притихший

оглохший

онемевший

и держал голову сан саныча ...

берёг от тряски в той бешеной пляске по кочкам - по не гладеньким дорожкам ...

словно из считалочки про чёртовых мух - как мук ...

из ямки в ямку - бух

ну да ...

гнали то ведь как с цепи сорвавшись ...

да разве ж её обгонишь?!

иль обхитришь?!

смерть то ...

спрашивается:

чего кожилились?!

жилы - машину - нервы рвали

и всё зазря

пашка был новым и аж целым павлом петровичем

он только что перевёлся к новому месту службы

молодой досрочный майор ...

и столько всего было уже в те дни что он вливался в тот коллектив

и не описать:

голова шла кругом ...

ни единого выходного ...

круглые сутки на казарменном положении

ну и надо же:

и той недели не отслужил:

едва пообвыкся как его позвали на охоту:

выезжал весь командный состав ...

ну - была-не была -заодно и познакомлюсь со всеми:

под беленькую легче пойдёт ...

хоть и не пил новый санитарный врач

а тем не менее важно ему было со всеми быть

а сан саныч был как раз главным хирургом

светилой

как и мотором

сердцевиной всего госпиталя

и пашка был под его началом как и под крылом

и за эту неделю они буквально срослись

и пашка - пал петрович - глядя на сан саныча думал:

вот же свезло то мне - так удачно попасть ...

и вот надо же ...

попал ...

попал так попал:

они не успели и приехать то толком

пара машин была уже здесь

и ждали тех кто поотстал ...

и едва выложив рюкзаки побрели в разные стороны

кто засиделся - ноги размять

кому вообще по нужде с дороги приспичило

а ему - санычу- было плохо - мутило его ...

да кто ж знал?!

утром ещё когда сюда ехали сан санычу похеровело:

пробивала испарина и был он мертвенно-бледным ...

ну да:

знать бы что инфаркт даёт все симптомы отравления

так откуда же?!

все эти <светила> - мать иху так - почти двадцать мужиков

весь <цвет> - как видим липовый - окружного госпиталя ...

и?!

ни хрена не высветилось у них ...

толку то?!

так позорно засветились ...

кричали:

щас приедем - ветерком пообдует ...

полегчает ...

опять же - шашлык да водочка …

дёрнем и полегчает …

вот тебе и шашлык и водочка и хвост селёдочки ...

в машине - хмурая тишина - напряжение

и все оглядывались без конца:

голова саньки верно покоилась на его - пашкиных - коленях

а сам он поддерживал её на весу чтобы не ударялась

да и дышать едва мог - как будто боялся жизнь спугнуть

и голову сан саныча держал бережно - почти с нежностью:

как сырое <яичко> - так пашкина бабка говаривала ...

а сам он туго знал своё дело:

был ловким медиком

мало что санитарным врачом ...

хм ...

не <светило> однако ...

сан саныч пробовал открыть глаза и морщился ли щурился ли

и всё пытался что-то сказать но не смог как ни силился ...

потом замолчал вконец ослабев а может собираясь с последними силами

и ...

вдруг еле слышно вышептал:

прости ... оля ...

из глаз его побежали слёзы

он наконец-то продохнул - вздохнул как всхлипнул и ...

его не стало ...

павел сам почти плакал ...

сил ещё не было плакать

слишком рядом была смерть - такая простая и лёгкая

и было ему не по себе

именно так как будто он в своих руках её - смерть ту - держал ...

да ...

он понял что это было смертью ...

почему-то понял ...

что тот <вздох> и был уходом саньки ...

почувствовал что тот ушёл ...

постучал по борту ...

говорить не мог ...

остановились ...

без слов все всё поняли ...

....

мужики вышли и курили

молча

а пашка всё сидел с ...

санькой ли

со смертью ли

и не мог отпустить голову

не мог

казалось ему предательством

и так и сидел с остывающим телом

сан саныча

и ...

плакал ...

да ...

уже смог ...

да ...

не суждено ему было тот день пережить:

как приговорили ...

как прокляли ...

и зря оказалось летели в надежде ещё ...

хотя было и так ясно что напрасно

шестьдесят вёрст ...

по горам да выбоинам

ну то и дало разве что добило

бы ...

и добило ...

патологоанатом так и сказал а вернее прорычал

вне себя будучи и устраивая разнос:

ну да ...

хера пёрли то?!

покой нужен ...

рация то была?!

на что вам рация?!

ну ни усраться же?!

ироды …

вызывали бы вертолёт ...

идиоты …

и вроде ведь ещё и не пили?!

трезвые ж были?!

или нет?!

тьфу …

заставь дураков богу молиться

так они и лбы снесут ...

срамотища:

<медики>

<гении>

<хирурги>

<военная медицина>

полевая …

<боги> мать иху так …

а - тупее санитаров ...

мясники безмозглые ...

он - григорьич - долго ещё орал в сердцах ...

маты сыпались ...

да и слёзы лились ...

лютовал ...

оно и понятно - был санькиным другом ...

а павел слышал мимо:

не мог <освободиться> от пережитого

и всё ещё держал голову санькину на коленях

и всё ещё ощущал то тепло - жизни

как и тяжесть ту - смерти

и всё смотрел и смотрел на руки свои всё помнящие:

санька был всё ещё в его ладонях ...

задержался

и не спешил особо исчезать ...

....

и сызнова вспоминал павел весь этот безумный день

взорвавший жизнь всех без единого взрыва ...

и всё крутил и прокручивал тот <урвавшийся фильм>

и вспоминал детали - эпизоды - мгновения

и казалось ему что может он лишь что-то упустил

и вдруг сейчас всё ещё поправимо

а это всё - всего лишь сон наяву …

но не явь …

похороны были горем …

почти всенародным ...

боже ...

толпы народу

все те с кем работал

все те с кем жил

все те кого он лечил спасал

он - сан саныч - талант - звездатый хирург золоторукий

пашке неприятно резануло что баб уля - санитарка старенькая - не пошла

причём уважив смерть молчала

не скрывая при этом неуважения к саньке

и всё молчала - намеренно и зло молчала и отворачивалась ото всех

кстати её тоже все избегали

была она эдаким старым печёным грибом

согнутым скорчившимся и усохшим от тяжёлой жизни и по старости

но всё ещё работала

хотя лет уже двадцать как на пенсии должна была бы быть

да кто ж её уволит ...

она лет пятьдесят при госпиталях - с санитарок в войну

была она навроде гласа народного - есть такие - душа госпиталя

пашке и резануло что она ни слова не проронила ...

более того - при ней не стонали о саше …

смолкали - как хвосты поджимали

она не пошла на похороны а паша отпросился на пару часиков:

у него было дежурство

и были они ночью с бабкой сам на сам и он спросил в лоб:

баба уля

почему вы не пошли на похороны?

не тот он чтобы его чтить

заслужил то что получил

да и все это знают - чего думаешь все рожи то воротят?!

мёртвые сраму не имут а пока жив о совести думай …

а я сама чисто прожила

мне ещё от поганца грязи не хватало

я при жизни его уж с ним скончила - с гнидой не говорила

паша оцепенел

так это жутко было сказано

как приговор

баб уля

вы что?!

вы о чём?!

о чём?!

да все знают о чём я …

спроси вашего важного брата …

и …

да все знают об чём я ...

молчат?!

а чтоб не врать - ведь врут все - все врут ...

тут паша призадумался ...

что-то стало мелькать …

точно ...

ведь ему сказали чтобы он забыл что услышал от саши

что паша ошибся ...

пашка то старался всем последние слова саньки передать …

про олю - что мол нужно той оле передать его слова ...

а все просили молчать …

забыть …

уговаривали его что он ошибся … ослышался …

да-да - не так понял или перепутал …

ну он и молчал ...

он пошёл за бабкой:

баб уля

так а кто такая оля?

оля ...

не было оли ...

был зато коля ...

вот и спроси у друзьёв разлюбезных ...

и - крестилась бабка

у пашки было такое чувство что он стоит перед чем-то

что может либо как бомба жахнуть либо как змея броситься

ну да

врали ведь все ...

ведь он сказал про ту олю

а все шипели на него -

нет - не было никакой оли …

и при этом дальше не шло

а теперь оказывается был какой-то коля …

так почему не сказать что с тем колей?!

почему он просил колю простить его?

разбирали вещи саньки

чтобы передать его родне - приехала семья издалека - с украины

с тёплого моря ...

все шушукались что они в секте

ну а пашке то чего:

девять дней и есть девять дней ...

а он к тому же и с похорон всех уже знал

правда там был коротенько - он же дежурил - и только к опусканию гроба и успел

и сразу уехал ...

поминки были необычными:

на кладбище

из чужих оказался только павел

и его удивило что никто больше не пришёл ...

а ведь на похоронах были сотни людей

и сегодня каждый кого он спросил сюда ехать - отказался - сославшись кто на что …

но <за компанию> так ни один и не поехал …

только всё та же баба уля проехалась вскользь:

кто ж пойдёт то к сектантам тем?!

все ж партейные …

не проси касатик - не дозовёшься никого …

пал петрович и поехал один …

его попросили - звонила сестра саньки - и он обещал …

было их человек двадцать

семья?

такая большая?

а может в самом деле секта?

ну …

всё было странным

кем бы они ни были - все в чёрном стояли вокруг могилы обнявшись за плечи

образуя необычный хоровод - словно горестное сиртаки

и так стояли они и печально раскачивались и …

гудели …

как сквозь зубы что-то пели что-ли

а если закрыть глаза то могло послышаться жужжание пчёл ...

павлу было не по себе

муторновато

опять

страшновато если честно было

он уже понял что точно баб уля сказала - секта

и точно - санька не был коммунистом ...

что толку что был офицером?!

прежде всего врачом был - хирургом ...

а тех не заставляли особо то ...

сестра та - валя - рукой позвала его

он и не хотел вроде да не мог отказать

да и отказать в тот моменты было выше его сил

он ведь тоже скорбил

и он присоединился ...

так постояв с ними - пожжужав - правда про себя - он откололся ...

жуткий озноб пробирал до костей - не мог он больше и …

побрёл к выходу

валя догнала его:

паша

прошу

приходи вечером

мы улетаем - хотели бы попрощаться с тобой ...

мы хотим тебе что-то сказать …

ну ...

пашке не улыбалось встречаться с сектой

но валя была ему мила

и опять же как всегда - последняя воля усопшего ...

прийдя заметил что ждали

но от поминального настроения не осталось и следа

что его очень удивило - и не сказать - неприятно:

ему полегчало

он потому и идти не хотел

думал - ну вот на кладбище то сдерживались

а сейчас точно начнётся ...

а оказалось наоборот:

ему сразу объяснили

что поминки и кладбище - всего лишь ритуал

на самом деле нет прощания

есть расставание и то - символическое …

павел замер ожидая подвоха

но вроде ничего такого не чуялось

или играли?!

и если играли - то в открытую:

ты должен нас понять

всего лишь

пусть даже не принять

но - услышать и понять что мы - не враги …

зря люди так предвзяты и враждебны

мы вовсе не против коммунистов

но понимаешь?!

в коммунизме есть страшный перекос:

ведь они думают только об обществе …

так ведь?!

и это хорошо ...

но - зато о человеке не заботятся

вообще …

нет нет …

они заботятся о члене общества

а член - это человек

личность

это не средство производства

не продукт или предмет - бездушный причём предмет

нет

и самое главное в человеке - не руки и не ноги и не здоровое тело

и даже не мозги которые должны на пользу общества так же варить

нет

самое главное - душа

а коммунизм её не признаёт …

мы даже не понимаем толком - а причём здесь религии вообще?!

религии мира возможно и зло

ведь они всего лишь монополизация веры

каждый верит в своё и не суть что все правы

но в одном мы едины - все

когда мы верим в бога - мы верим в душу

душа и есть - божественное начало в человеке …

а согласно коммунистам - это вред?!

и что же получается?!

получается что душа человека сама по себе сиротливая не охвачена

в планах то государственных

и подумай сам:

чем может кончиться это?!

бедой ...

ведь общество - это не объединение животных

парнокопытных там каких или иных ...

водоплавающих …

да без разницы

общество - это объединение человеков

это товарищество душ

и?!

как же так?!

вы же сами говорите что всё у вас решает человеческий фактор

а человек - это душа ...

пашка оторопел:

идейный враг говорил убедительно ...

валя подсела ближе и взяла его руки в свои:

пашенька …

милый ...

не убирай руки ...

не бойся ...

и в этот момент она наклонилась

и потом как-то легко опустилась перед ним на колени

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: