|
РАЗВИТИЕ ГУМАНИЗМА В КОНЦЕ XIV И В XV ВЕКЕ
Начатое Петраркой и Боккаччо гуманистическое движение развивается уже во второй половине XIV в. в кругу их ближайших учеников и последователей. Центром гуманистического движения становится Флоренция, игравшая крупнейшую роль в экономической и политической жизни Италии. Наиболее видными из флорентийских гуманистов второго поколения были Марсили и Салутати.
Луиджи Марсили (Luigi Marsili, умер в 1394 г.), ученый, монах августинского ордена, был восторженным почитателем античных писателей. Он создал нечто вроде платоновской академии, в которой происходили ежедневные беседы по вопросам философии, науки и нравственности; здесь он поражал друзей и учеников своими обширными познаниями в области римской литературы. Хотя Марсили был монахом, он восставал против церковной зависимости Флоренции от Рима. Им было написано известное «Послание против пороков папского двора», послужившее идеологическим оружием в происходившей в это время борьбе флорентийской буржуазии против папской курии.
Сходную с Марсили позицию занимал Колуччо Салутати (Colluccio Salutati, 1331 — 1406), посвятивший свою гуманистическую ученость государственно-политической деятельности. Салутати занимал в течение нескольких лет должность папского секретаря, которая дала ему возможность хорошо изучить нравы папской курии и накопить аргументы против нее. Этот опыт он использовал, когда, став государственным секретарем флорентийской республики (1375), он повел энергичную борьбу с папами, отстаивая независимость Флоренции. Салутати первый начал пользоваться для дипломатической переписки классической латынью.
Несмотря на всю свою занятость государственными делами, Салутати находил время и для филологических занятий. Он воспитал целое поколение ученых-гуманистов. Занимался он также и художественным творчеством и написал по-латыни 8 эклог и дидактическую поэму «О судьбе и счастье», в которой выступал против астрологических суеверий. Будучи ярым республиканцем и тираноборцем, Салутати после восстания «чомпи» все же занял враждебную восставшему народу позицию и приветствовал поражение «чомпи».
Гуманизм Марсили и Салутати, преемников Петрарки и Боккаччо, еще сохранял связь с демократическими традициями свободных городов-коммун, пронизывающими все творчество великих флорентийцев. Это видно хотя бы из той жесточайшей борьбы, которую Салутати вел против миланского тирана Висконти, одного из первых представителей новой формы государственной власти — принципата, приходящей в XV в. почти повсеместно на смену республиканскому строю.[248]
Ученый гуманизм, порывающий все связи с народным движением, утвердился в Италии в XV в. вместе с установлением принципата, или тирании, в бывших городах-коммунах. Новая власть выкорчевывала вместе с городскими вольностями также и старые культурные традиции городов. Она охотно использовала в своих целях антинациональные и антидемократические настроения второго поколения гуманистов, мечтавшего о возрождении античного язычества и проводившего последовательную латинизацию итальянской литературы. Почти все гуманисты XV в. являлись идеологами принципата, консультантами и панегиристами князей. Переходя от одного двора к другому, подчас торгуя своим пером, они пользовались поднявшимся значением писательского труда. Так как гуманистическая литература укрепляла и возвеличивала новый порядок вещей, то правители сами стремились приобщиться к ней. Многие князья, кардиналы, даже папы, становились под знамена гуманизма, создавали при своих дворах академии (во Флоренции, в Неаполе, в Риме) и поощряли литературное творчество на латинском языке.
Гуманисты стремятся теперь сделать науку достоянием верхушки общества, связанной с правящими классами. Одним из первых симптомов аристократизации гуманизма является разрыв его с народным творчеством, отказ от народного языка в пользу латинского и создание ученой литературы, недоступной широким читателям.
Латинская литература гуманистов XV в. носила главным образом научно-философский и публицистический характер. В центре внимания гуманистов стояло собирание и изучение рукописей древних писателей, среди которых все большее значение приобретали греческие авторы. После падения Константинополя (1453) эмигрировавшие в Италию византийские ученые познакомили гуманистов со всеми писателями древней Греции. Это значительно расширило кругозор поздних гуманистов по сравнению с Петраркой и Боккаччо.
Гуманисты XV в. окончательно эмансипируются от учения католической церкви и вступают в решительную борьбу со средневековой схоластикой. Они ощущают себя подлинными язычниками и возрождают целый ряд течений античной философии. Сначала у гуманистов пользуется большой популярностью стоическая философия, разработанная Леонардо Бруни и Поджо Браччолини. Затем на смену ей приходит увлечение эпикурейским учением, крупнейшим представителем которого был Лоренцо Балла. Во второй половине XV в. во Флоренции начинается увлечение платонизмом; начало ему положил Марсилио Фичино, который становится во главе учрежденной Козимо Медичи Платоновской академии. После Платона в XVI в. наступает очередь Аристотеля, освобожденного от средневековой схоластической оболочки. Пропаганда его в Италии является заслугой Помпонацци.[249]
К наиболее видным гуманистам XV в. принадлежит Леонардо Бруни (Leonardo Bruni, умер в 1444 г.), ученик Колуччо Салутати, который, подобно своему учителю, был одно время папским секретарем, а затем государственным секретарем Флоренции. С юных лет он изучил греческий язык и перевел на латинский язык ряд сочинений греческих авторов. Он написал по-гречески «Историю Флоренции», которую осветил в духе истории Афин, но к движению народных масс относился отрицательно и объявил восстание «чомпи» «бунтом бессмысленной черни». Он вел энергичную борьбу с аскетизмом и с феодальными предрассудками («Спор о дворянстве») и дал первое систематическое изложение гуманистических воззрений, основанное на учении стоиков.
Это учение было затем развернуто Поджо Браччолини (Poggio Bracciolini, 1380—1459), который также в течение многих лет служил секретарем папской курии. Он много путешествовал по Европе и открыл ряд новых рукописей античных писателей. Он написал несколько философских трактатов («О скупости», «О благородстве», «О несчастье государей»), посвященных пропаганде гуманистической морали. В своем трактате «О благородстве» он утверждал, что «кичиться своим древним дворянским происхождением — значит кичиться происхождением от закоренелых разбойников» и что источником истинною благородства следует считать личные достоинства человека. Наиболее популярным произведением Поджо являются «Фацетии» (1452) — собрание остроумных бытовых анекдотов, в которых он высмеивает нравы папского двора, местами в духе острой антиклерикальной сатиры.
Весьма плодовитым писателем-гуманистом был Энеа-Сильвио Пикколомини (Enea Silvio Piccolomini, 1405 —1464), сделавший блестящую карьеру и в конце жизни избранный папой под именем Пия II. В юности он сочинял игривые стихи и написал весьма вольную комедию «Хризида» (1444). Ему же принадлежит «История Эвриала и Лукреции» — чувствительная новелла, основанная на действительном происшествии и написанная в манере Боккаччо. Впоследствии он написал ряд исторических и географических трудов.
Одним из крупнейших гуманистов XV в. был Лоренцо Bалла (Lorenzo Valla, 1405 — 1457). Он составил себе славу трактатом в диалогической форме «О наслаждении и об истинном благе» (1431), в котором он развернул эпикурейскую доктрину, объявив наслаждение конечной целью всех человеческих стремлений и утверждая, вразрез с учением церкви, что душа умирает вместе с телом. Воззрения Валлы отличались глубоким критицизмом по отношению ко всем явлениям жизни и культуры, в том числе и по отношению к гуманистической доктрине. Так, Балла опровергал веру гуманистов во всемогущество знания, хотя в то же время активно боролся вместе с ними против остатков средневековой лженауки. Балла был также историком, достигшим больших успехов в области критического исследования первоисточников.[250]
Большое влияние в эпоху Реформации имел его памфлет «О ложности дара Константина» (1440), в котором он доказал подложность так называемой грамоты императора Константина, на которую папы ссылались, предъявляя свои притязания на светскую власть. Тем самым Bалла нанес папству сильнейший удар, выбив из его рук мощное орудие политического воздействия.
Гуманисты писали не только латинской прозой, но и латинскими стихами. Стремясь воскресить латинский язык как живой язык художественной литературы, они возродили многие жанры античной лирики, сочиняли дидактические и описательные поэмы, делали попытки возродить античную эпопею. Так, Веджо написал продолжение «Энеиды», а Филельфо — «Сфорциаду», в которой изложил высоким эпическим стилем жизнеописание знаменитого миланского кондотьера Сфорца.
Некоторые гуманисты добивались больших художественных успехов. Особенно процветали занятия поэзией среди неаполитанских гуманистов. Из них широко прославился своими стихами Джовиано Понтано (Gioviano Pontano, 1426 — 1503), крупнейший неолатинский поэт во всей Европе. Понтано оставил целую серию больших дидактических поэм («Урания», «Метеоры», «Сады Гесперид») и множество лирических стихотворений, исполненных великолепных описаний природы, прославляющих чувственную красоту и наслаждения чувства. Латынью Понтано пользовался, как своим родным языком, с такой непринужденностью и непосредственностью, какую можно встретить только у античных поэтов.
Несмотря на торжество в гуманистической литературе XV в. ученого, аристократического течения, оттесняющего литературу на народном языке, разрыв гуманистов с национальной литературой XIII —XIV вв. не был полным. Даже самые ярые сторонники античности и латинского языка не могли полностью подавить интереса к достижениям итальянской национальной литературы. Так, Филельфо комментирует «Божественную комедию», Манетти пишет биографии Данте, Петрарки и Боккаччо, многие гуманисты подражают Петрарке, а некоторые пишут даже итальянские стихотворения в народном стиле (например, венецианец Джустиниан).
Но самым ревностным защитником напиональной литературы и итальянского языка среди гуманистов XV в. был Леоне-Баттиста Альберти (Leone-Battista Alberti, 1407 — 1472). Типичный для эпохи Ренессанса «универсальный человек», он одновременно был писателем, архитектором, художником, музыкантом, математиком, физиком, механиком. Ему принадлежит несколько тракта-юв о различных искусствах (живописи, скульптуре, архитектуре), а также по вопросам морали. Среди последних выделяется обширный трактат «О семье» (1437—1441), рисующий идеал буржуазной семьи XV в. с ее лозунгами «святой семейственности» и деловой морали. Книга Альберти представляет собой мозаику мыслей и сентенций, заимствованных у античных авторов. Но все это поставлено на службу чисто ренессансному универсализму и культу гармонически развитого человека.[251]
Трактат «О семье» написан в диалогической форме, живым и выразительным народным языком.
Помимо прозаических трактатов, Альберти писал также итальянские стихи. Он первый перенес в итальянскую поэзию гекзаметр, первый сочинял по-итальянски элегии и эклоги. С целью содействия развитию итальянской поэзии он убедил правителя Флоренции Пьеро Медичи организовать в 1441 г. конкурс на сочинение итальянских стихов. Хотя конкурс этот и не имел практических результатов, он все же интересен проявившимся в нем новым для гуманистов отношением к итальянскому языку в литературе.
ГЛАВА
ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
КРУЖОК ЛОРЕНЦО МЕДИЧИ
Во второй половине XV в. заканчивается период безраздельного господства ученого гуманизма и вызванной им латинизации итальянской литературы. Гуманистическое движение теряет свою академическую замкнутость и дает толчок новому расцвету национальной литературы. Начинается период так называемого «высокого» Ренессанса, который характеризуется стремлением примирить в новых, социально-исторических условиях античную и национальную, ученую и народную традицию итальянской литературы.
Новый период в развитии литературы итальянского Возрождения начинается опять-таки во Флоренции, игравшей ведущую роль на всех этапах культуры Ренессанса. Предпосылкой для очерченных процессов литературного развития является своеобразный политический строй, установленный во Флоренции ее некоронованными правителями, богатейшими банкирами Медичи. Начало грандиозной политической карьеры этой знаменитой буржуазной семьи относится еще ко второй половине XIV в., когда Сильвестро Медичи во время восстания «чомпи» пытался использовать это народно-революционное движение против своих конкурентов, представителей торгово-промышленного капитала. В начале XV в. Медичи, ставшие едва ли не самыми богатыми людьми в Евроие (они вели все денежные дела папской курии), продолжали ожесточенную борьбу с этими группами, демагогически разжигая недовольство ими в народных массах.
Придя к власти, Медичи сумели создать себе огромную популярность у народа всякого рода подачками бедноте, снижением налогов на беднейших горожан и т. д. В результате такой тактики Козимо Медичи, правивший Флоренцией без всякого официального титула в течение тридцати лет (1434-1464), заслужил прозвище «отца отечества». Козимо вед очень простой, скромный образ жизни и в то же время тратил огромные деньги на украшение города, на сооружение общественных зданий, на поощрение наук и искусств.[252]
Он основал Платоновскую академию и способствовал превращению Флоренции в крупнейший центр интеллектуальной и художественной жизни Италии.
Тактику Козимо Медичи продолжали его сын Пьеро и в особенности его внук Лоренцо, прозванный Великолепным (Lorenzo il Magnifico, 1448-1492). Время Лоренцо Великолепного было периодом величайшего могущества Флоренции, ее влияния на политическую жизнь почти всех стран Европы. Экономический и политический расцвет Флоренции обусловил также высший подъем ее культуры. Лоренцо окружил себя выдающимися поэтами, философами и художниками. При его дворе жили такие великие художники, как Ботичелли, Донателло, Леонардо да Винчи и Микельанджело, такие видные философы-платоники, как Марсилио Фичино и Пико делла Мирандола. Вместо прежней простоты нравов, господствовавшей при Козимо, Лоренцо Медичи заводит при своем дворе невиданную пышность, роскошь, щегольство. Он организует блестящие пиры и маскарады; устраивает грандиозные празднества, во время которых по улицам Флоренции разъезжают колесницы с мифологическими и аллегорическими персонажами, а также происходят театрализованные рыцарские турниры — свидетельство тяготения купеческой аристократии к рыцарскому быту. В празднествах времен Лоренцо Великолепного непринужденно переплетаются средневековые и античные элементы, но ведущую роль играет языческая тематика и образность, культ земной жизни и наслаждения, за что впоследствии сурово порицал Лоренцо знаменитый религиозный проповедник Савонарола.
Сам Лоренцо был выдающимся поэтом, пробовавшим силы в различных жанрах. Он получил блестящее образование и уже в возрасте 18 лет преподнес принцу Фридриху Арагонскому составленный им сборник лучших итальянских стихотворений. Вскоре после этого он сам начал писать стихи и сочинил ряд канцон, сонетов и секстин с философским комментарием. Вслед за тем Лоренцо воспел в стиле Петрарки свою платоническую любовь к Лукреции Донати в сборнике стансов «Леса любви». Стихотворения эти отличаются большим изяществом, но в то же время манерны и неглубоки.
Лоренцо сочинил также пастушеские идиллии «Коринто» и «Амбра», освоив жанр, разработанный Боккаччо. Его «Амбра» даже по сюжету напоминает «Фьезоланских нимф» Боккаччо. Но если у Боккаччо этот жанр имел реалистический характер, то Лоренцо придает ему жеманную манерность. В то же время Лоренцо обнаруживает интерес к народной поэзии и делает первую попытку использования народных мотивов и размеров в ряде шутливых стихотворений на бытовые темы, а также в поэмах «Ненча из Барберинс» и «Пир, или Пьяницы». В первой из этих поэм Лоренцо переводит идиллию в житейско-реальный план, рисуя грубовато-комическими черточками любовь горожанина Валеры к крестьянке Ненче. В поэме «Пир, или Пьяницы» он дает целую серию реально нарисованных народных персонажей.[253]
К числу лучших произведений Лоренцо относятся его «Карнавальные песни», распевавшиеся во время карнавальных шествий — «триумфов». В этих песнях античная тематика нередко облекается в форму, заимствованную из народной поэзии. Одной из знаменитейших карнавальных песен Лоренцо является «Триумф Вакха и Ариадны». Ее основное настроение выражено в повторяющемся несколько раз припеве:
Бурно молодость резвится
В вечном вихре и круженье.
Веселей лови мгновенье!
Кто ж за завтра поручится?
Лоренцо дает здесь вариацию горациевской темы «Лови мгновение». Гедонистическая тематика карнавальных песен Лоренцо временами перебивается меланхолическими нотками, выражавшими неуверенность Лоренцо в устойчивости насаждаемого им праздничного мира.
К поэзии Лоренцо Медичи очень близко подходит поэзия Полициано, который был самым талантливым из поэтов его кружка. В деятельности этого замечательного мастера, виртуоза поэтической формы, наиболее полно выражается эстетическая культура позднего гуманизма, поставленного на службу флорентийской буржуазной аристократии.
Анджело Амброджини, принявший имя Полициано (Angelo Poliziano, 1454 — 1494), был сыном провинциального юриста. В возрасте 14 лет он прибыл во Флоренцию, где получил высшее образование и изучал греческий язык под руководством ученого-грека Аргиропуло. Еще подростком он обратил на себя внимание Медичи своими огромными способностями. В 17 лет он уже свободно писал по-гречески оды, элегии и эпиграммы. С Лоренцо Медичи он сблизился еще в школьные годы. Их дружба продолжалась до самой смерти Лоренцо. Полициано называли «тенью» Лоренцо, который недаром поручил ему воспитание своего сына.
Подобно Петрарке, Полициано был одновременно поэтом и ученым-гуманистом, блестящим знатоком античной литературы. Он перевел на латинский язык «Илиаду» и опубликовал несколько работ об античных писателях (о Гомере, Аристотеле, Вергилии и других). Кроме того, он был образцовым комментатором античных текстов.[254]
Полициано был восторженным почитателем классической древности. Он жил мыслями и чувствами в античном мире и стремился облекать окружавшую его действительность в античные одежды. Но в то же время Полициано, принадлежа, к поэтическому кружку Лоренцо, приобщился к господствовавшим в нем художественным интересам, в частности к борьбе за восстановление прав итальянского языка в литературе н к культивированию тем и мотивов народной поэзии.
Одним из ранних произведений Полициано является мифологическая драма «Сказание об Орфее» (1471), начинающая историю гуманистической драмы в Италии. Полициано воспользовался в «Орфее» формой итальянских мистерий, но вложил в нее античное содержание. Центральный образ пьесы — мифический певец Орфей, укрощающий своим дивным искусством людей, животных и даже силы ада,— является символом культуры Возрождения, торжествующей победу над мрачным миром средневековья. Античная мифологическая фабула используется Полициано для утверждения ренессансного культа земной жизни, противопоставленного ее аскетическому отрицанию. После того как Орфей вывел из подземного мира свою умершую жену Эвридику и затем снова утратил ее, нарушив приказ Плутона не смотреть на нее, пока они не вернутся на землю, он совершает в порыве отчаяния преступление перед природой, отказываясь от женской любви. За такое нарушение законов природы его разрывают на куски неистовые вакханки. Пьеса завершается гимном в честь Вакха, который символизирует упоение радостями жизни:
Вакх, о Вакх,— сильней кричите!
Правьте бег хмельной пяты!
В буйной пляске бубны мчите!
Пей и ты, и ты, и ты!
Все кричите: эу, оэ!
Все, о Вакх, вослед тебе!
Вакх, о Вакх, Эвой, Оэ!
Поэтическая форма «Орфея» отличается огромным мастерством. Однако действия в пьесе совсем нет.[255] Дарование Полициано было не драматическим, а чисто лирическим. В основе его понимания поэзии лежал созерцательный момент. Эта особенность поэзии Полициано ярко выразилась в его незаконченной поэме «Стансы для турнира» (1475), написанной для турнира, устроенного Джулиано Медичи в честь его возлюбленной Симонетты. Описания самого турнира в поэме нет; Полициано ограничился описанием любви Джулиано к Симонетте.
«Стансы для турнира» написаны в полупасторальном, полуаллегорическом стиле. Поэма представляет собой серию отдельных эпизодов, блестящих описаний природы и женской красоты. Полициано обнаруживает здесь большой живописный дар при отсутствии особой психологической глубины. Целый ряд эпизодов поэмы напоминает картины художников Ренессанса. Так, описание рождения Венеры из моря кажется пересказом картины Ботичелли на эту тему, а появление Симонетты напоминает картину «Весна» того же Ботичелли. Полициано обращается своими мыслями в далекое прошлое, к легендарному золотому веку. Такое «возвращение к природе» являлось одним из лозунгов кружка Медичи, для которого было столь типично увлечение народной поэзией. Это увлечение сказалось и в ряде превосходных лирических стихотворений Полициано, выдержанных в народном духе («Баллада о розах», «Майская песня»).
Значительно более демократический характер имело творчество другого поэта кружка Лоренцо Медичи ― Луиджи Пульчи (Luigi Pulci, 1432—1484). Он родился во Флоренции в купеческой семье и был связан узами личной дружбы с Лоренцо Великолепным, который спас семью Пульчи от разорения после банкротства его старшего брата. Пульчи воспевал в стихах победы Лоренцо на турнирах, увеселял его шутливыми сонетами и в то же время выполнял дипломатические поручения Лоренцо в различных городах Италии.
Пульчи разделял симпатию Лоренцо и Полициано к народной поэзии, весьма искусно используя ее сюжеты, мотивы и ритмы. Но он шел гораздо дальше Лоренцо и Полициано, так как вносил в обрисовку явлений реальной действительности струю буффонного реализма. Так, продолжая разработку жанра комической идиллии типа «Ненчи из Барберино» Лоренцо, Пульчи превращает легкую шутку Лоренцо в острый шарж.[256] В его «Бека из Дикомано» крестьянин Нуто воспевает свою возлюбленную, которая мала ростом, хрома, имеет бельмо на глазу, бородата и бела, «как старая монета». Юмор Пульчи носит сочный, грубоватый, плебейский характер. Эти черты дарования Пульчи особенно ярко отразились в его тучшем произведении — комической рыцарской поэме «Морганте» (1483).
В этой поэме Пулъчи, с одной стороны, отразил тяготение купеческой и финансовой знати Флоренции к рыцарскому быту и тематике, а с другой стороны, преподнес этот сюжетный материал в комической трактовке, отчасти навеянной изучением наивного искусства флорентийских уличных сказителей, так называемых кантасториев (cantastorie), развлекавших народ на площади Сан-Мартино своими повествованиями о подвигах героев поэм каролингского цикла и романов Круглого стола.
Эти французские сюжеты проникли во Флоренцию через северную Италию, где они получили большое распространение благодаря сходству североитальянских диалектов с французским языком. Рыцарские поэмы кантасториев писались октавами и отличались огромными размерами. Они разделялись на песни, каждая из которых начиналась религиозным воззванием, а заканчивалась приглашением слушателей вернуться на следующий день, для чего повествование в конце каждой песни обычно прерывалось на самом интересном месте. В содержании поэм кантасториев на первое место был выдвинут сказочный, авантюрный и романический элемент, отвечавший вкусам народного слушателя. Наивная фантастика сочеталась с комической, бытовой трактовкой некоторых персонажей и эпизодов; забавные черточки должны были как бы разряжать атмосферу, созданную серьезностью основной фабулы. Этот комический элемент был чрезвычайно усилен Пульчи, потому что он соответствовал общему шутливому, ироническому складу его ума, а также присущему ему стремлению к демократизации рыцарской поэзии.
«Морганте» состоит из 28 песен. В первых 23 песнях Пульчи точно следует сюжету анонимной народной поэмы «Орландо» (около 1380 г.), представляющей итальянскую переделку «Песни о Роланде», а в последних 5 песнях он более вольно использует поэму кантасториев «Испания», повествующую о Ронсевальской битве.
Вслед за кантасториями Пульчи повествует о вражде между родом Кьярамонте, к которому принадлежат герои Орландо (Роланд) и Ринальдо, и родом Маганца, к которому принадлежит предатель Гано (Ганелон). Гано удается оклеветать героев перед глупым стариком, императором Карлом, который сам посылает на гибель своих верных вассалов. Последняя интрига Гано, приведшая к Ронсевальской битве, губит его самого, так как у Карла наконец открываются глаза на его измену. Поэма завершается описанием мести Карла за гибель Роланда.
Поэма названа именем второстепенного персонажа — крещенного Роландом и беззаветно преданного ему добродушного великана Морганте, обладающего колоссальной силой и не меньшим аппетитом. (Он съедает за ужином слона, которого предварительно поджаривает на вертеле, сделанном из вырванной из земли ели, и т. п.).[257]
Морганте, вооруженный огромным языком от колокола, с помощью которого он совершает чудеса храбрости, всюду следует за Роландом. В качестве гротескного контраста Пульчи заставляет этого великана умереть от укуса рака в пятку. Наименование поэмы именем Морганте является не простым капризом Пульчи, как думали некоторые критики, а сознательным приемом, подчеркивающим ведущую роль в поэме буффонного элемента и сравнительную несущественность ее основной рыцарской фабулы.
Буффонада Пульчи находит особенно яркое выражение в двух комических эпизодах поэмы, изобретенных самим Пульчи, — эпизоде с Маргутте (песни XVIII—XIX) и эпизоде с Астаротом (песнь XXV). Если Морганте — воплощение грубой силы, то Маргутте — воплощение хитрости, плутовства и всяческих пороков. Это отъявленный циник, развратник, богохульник, вор и обжора, издевающийся над христианскими верованиями и привлекающий симпатии читателей своим редкостным остроумием и откровенностью. Образ Маргутте дает Пульчи возможность развернуть во всю ширь свое ироническое отношение к феодально-религиозным идеалам. Маргутте умирает также не вполне обычным образом — он лопается со смеху, увидав, как обезьяна надевает утащенные у него сапоги.
Еще более ярко проявилось насмешливое отношение Пульчи к религии в образе дьявола Астарота, которого Пульчи заставляет проповедовать христианские догматы и защищать истинность католической веры. Знаменитым стал эпизод поэмы, в котором Пульчи вселяет Астарота в коня Ринальдо и тот совершает бешеную скачку из Египта в Ронсеваль, чтобы поспеть на поле битвы Роланда с неверными. Во время этой дикой скачки Астарот читает рыцарю лекцию о существовании других материков, замечательную тем, что она написана за десять лет до открытия Колумбом Америки. Возможно, что эти рассуждения Астарота навеяны беседами Пульчи с знаменитым математиком и астрономом Паоло Тосканелли, который поддерживал Колумба в его смелых замыслах.
Но буффонада проникает не только в комические эпизоды поэмы, она окрашивает и ее основной сюжет. Излюбленным комическим приемом Пульчи является чудовищное преувеличение, нагромождение самых невероятных происшествий и подвигов. Пульчи сначала делает вид, что рассказывает совершенно серьезно, а затем неожиданно разрушает иллюзию читателя ироническим замечанием. Такое разрушение иллюзии имеет место в самых патетических местах поэмы, например в рассказе о Ронсевальской битве, во время которой архангел Гавриил, напутствующий умирающего Роланда, сообщает ему новости с того света о Морганте и Маргутте, а дряхлый апостол Петр обливается потом, ежеминутно открывая двери рая душам праведников, и глохнет от громкого пения «Осанны», которым встречают в раю погибших на поле битвы героев.
Весь «Морганте» по существу является грандиозной буффонадой, направленной против рыцарского мира, которым так увлекалась аристократизировавшаяся верхушка флорентийской буржуазии.[258]
Это и обеспечивает Пульчи особое место в ряду поэтов кружка Лоренцо Медичи. Поэма Пульчи оказала влияние на ряд крупнейших поэтов Ренессанса других стран, в первую очередь — на Рабле, работавшего сходным методом систематической буффонной гиперболизации.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|