|
Новаторство романной техники. 2 глава
Пластика изображения. Одна из феноменальных особенностей творческой манеры Толстого заключается в его способности создавать такие картины жизни, которые вызывают почти физическое ощущение реальности изображаемого. «Нарисованное» словом писателя вырастает перед читателем с неотразимой убедительностью второй природы, не менее правдивой, чем сама действительность. По словам М. Горького, рука в таких случаях невольно тянется, чтобы пальцем потрогать то, что высказано Толстым.
Глубокой психологической мотивировкой поступков И СОСТОЯ персонажей этого эффекта не объяснить. Его причины лежат в ^ бой организации художественной ткани повествования. Она строится Толстым в расчете на психологию читательского восприятия. Этой проблеме он не случайно уделял такое повышенное внимание как практик, и как теоретик искусства. «Описания, — замечает он тогда хороши и действуют на читателя, когда читатель сливается душой с описываемым, а это бывает только тогда, когда описываемые впечатления и чувства читающий может перенести на себя». Толстой так строит повествование, что все, о чем говорит автор, читатель получает возможность представить себе так, как подсказывает ему его собственный жизненный опыт, пережитые им когда-то и переживаемые сейчас, в процессе чтения, мысли и чувства, испытанные и испытываемые ощущения. Возникает своеобразный подтекст изображаемого. Автор заставляет напряженно, творчески работать воображение читателя, делает нас как бы самостоятельными творцами художественного образа. Как это ни парадоксально звучит, но впечатление конкретности, физического бытия изображаемого возникает именно потому, что он оставляет за читателем право дополнить писателя собственными представлениями и сознательно не дорисовывает картину. В особенности это заметно в правке Толстым текста, готового отравиться в печать.
Текст гранок («Война и мир») Он отворил окно- Перед самым окном был ряд подстриженных лип. черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. За липами была какая-то блестящая крыша, правее большая береза и выше ее почти полная луна на светлом, почти беззвездном небе.
Авторская правка
Он отворил окно...Перед самым окном был ряд подстриженных дерев. черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Дальше за черными деревами была какая-то блестящая росой крыша, правее под деревами какая-то мокрая кудрявая растительность с серебристыми кое-где листьями и стеблями и большое кудрявое дерево с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном весеннем небе.
Толстой словно избегает называть вещи своими именами. «Перед самым окном был ряд подстриженных лип», — пишет он и затем меняет единственное слово на более неопределенное: «дерев». «Правее под деревами была какая-то мокрая кудрявая растительность с серебристыми кое-где листьями и стеблями», - дополняет он картину, не говоря, однако, что это за «сочная кудрявая растительность», и предоставляя, видимо, читателю самому предположить, что это такое; и наконец, «большая береза» становится после авторской правки таким же зашифрованным образом: «большое кудрявое дерево с ярко белым стволом и сучьями».
Толстой смотрит на мир глазами героя, но дает теперь уже не результат его раздумий, а самый процесс движения его мысли, иными словами говоря, читатель оказывается втянут в творческий процесс воспроизведения картины жизни, появляющейся перед ним. Это один из тех примеров, а их множество, который дает особенно ясно понять, какое значение имеет стремление Толстого активизировать читательское воображение. Именно в силу того что перед читателем возникает возможность воспроизвести то, что ему показывает художник, на основе личного опыта, обращаясь к испытанному им самим, и возникает то редкое в искусстве явление, когда словесное изображение развертывается порой перед нами с удивительной реальностью картины, не менее правдивой, чем сама жизнь.
Анализируя еще в 60-х годах лучшие образцы художественной прозы, Толстой приходит к выводу, что «в истории русской литературы со времени Пушкина» нет ни одного выдающегося произведения, которое вполне бы укладывалось в традиционные европейские формы.
Но его собственный опыт был таким же: он открывал своим творчеством новые горизонты искусству, давал миру новые литературные формы, каких никогда не бывало прежде.
Драматургия
«Власть тьмы». Гениальный прозаик, Толстой оставил свой след в истории мирового и русского искусства как выдающийся драматург.
В 1886 г. создается пьеса «Власть тьмы». Патриархальная русская деревня рушилась на глазах Толстого. Денежные капиталистические отношения, вторгающиеся в жизнь, калечат судьбы людей, и писатель спешил высказать свое отношение к этому безжалостному историческому процессу, считая его величайшим несчастьем: неумолимо наступающей «властью тьмы», вытесняющей свет христианских заповедей. Используя реальный судебный факт (уголовное дело крестьянина Тульской губернии Ефрема Колоскова, которого он посетил в тюрьме), писатель создает не просто драматический, а трагедийный сюжет: Никита начинает с содействия в отравлении хозяина дома, Петра, у которого служит в работниках, а кончает убийством собственного только что родившегося ребенка. Анисья (сначала любовница Никиты, потом жена) и в особенности его мать, Матрена; - еще более зловещие фигуры. Они одержимы жаждой богатства и ни перед чем не останавливаются, хотя предельно правдивы и достоверны во всем как художественные лица: одной движет женская любовь' другой — любовь материнская. Но обе так или иначе невероятно же' стоки в стремлении к своей цели — прибрать к рукам нехитрое крестьянское богатство, достаток всего лишь средней руки. Сам Никита раз ступив на скользкий путь, безвольно катится в пропасть преступления, не имея сил противиться злу, опускаясь все ниже и ниже. Предает сироту, девушку, любящую его (Марина); прежде веселый работящий, энергичный, добродушный крестьянский парень, в финале он - опустившийся пьяница; открыто, на глазах Анисьи и матери, живете падчерицей. Своего ребенка он убивает в погребе дома, доставшегося ему во владение за соучастие в первом преступлении. Подзаголовком пьесы Толстой выбрал русскую пословицу: «Коготок увяз, всей птичке пропасть».
Только в самый последний момент наступает просветление, и Никита кается перед народом в своих грехах.
Провозвестником, - вполне можно было бы сказать, прямым «рупором», - авторских идей в пьесе оказывается в высшей степени странный герой, Аким, отец Никиты. Толстой исключает ощущение резонерства и сохраняет чувство правды, используя совершенно неожиданный художественный прием: он доверяет высказать любимейшие свои идеи (о христианском миропонимании — единственной опоре добродетельной жизни, о разрушительной власти денег) какому-то косноязычному «проповеднику», который и слов-то не может толком связать и объясняется едва ли не жестами и междометиями. Вот образец его «красноречия»: «Я, значит, к тому говорю...потому, значит, так, трафлялось. Ладишь, значит, как себе лучше, да про бога, так, и запамятуешь; думаешь лучше„.на себя воротишь, глядь, ан накошлял на шею себе, значит; думая, как лучше, ан хуже много, без бога-то».
Герой в какой-то мере комичен по своему простодушию, но именно он поднимается в финале до трагедийного пафоса, поддерживая сына в его страшном признании, не давая ему отступить назад в решимости прилюдно покаяться перед народом в своих грехах:
Аким (в восторге). «Бог простит, дитятко родимое. (Обнимает его.) Себя не пожалел, он тебя пожалеет. Бог-то, бог-то! Он во!..»
Впереди Никиту ждет каторга, но человек нашел себя вновь, а это главное, утверждает автор. Власть тьмы не всесильна, если жить по христианским заветам.
«Плоды просвещения». Еще не закончив трагедии, Толстой одновременно с ней начал работу над новой пьесой, комедией «Плоды просвещения». В первоначальном варианте она возникла в виде текста для домашней постановки (по просьбе дочери писателя Татьяны Львовны) и, как всегда, не имела того широкого дыхания значительных социальных и нравственных идей, какие получит в позднейших редакциях.
Одно из ее ранних заглавий («Исхитрилась») отражало довольно простую комедийную основу действия — плутни дворовой девушки, дурачащей господ. Однако шло время, и пьеса, по мере увлечения автора ею, приобретала все более резкую сатирическую направленность, а в сюжете развертывалась драматическая ситуация: борьба мужиков за землю.
Под пером Толстого возникает резкий контраст: люди интеллигентного круга, владельцы земли (Звездинцев, хозяин дома, где развертывается действие, имеет 24 тыс. десятин земли в разных губерниях), коротающие время в праздности, не занятые делом, — и крестьяне деревни, попадающие в барский дом в надежде приобрести так необходимую им землю, пораженные не только роскошью, но прежде всего нелепостью, неразумием господ, их бездельем, рабочему люду кажущимся противоестественным, невозможным.
Большое значение в комедии имеет группировка персонажей: там, где появляются мужики, всегда возникает оппозиция господам, которых не щадит автор. Сатирические краски ложатся крупными мазками, комизм оказывается временами гипертрофированным, хотя герои остаются в высшей степени правдоподобными.
Подчеркнутый тон сатирической откровенной насмешки проявляется еще до начала действия — уже в перечне и в кратких авторских характеристиках персонажей. Например, Василий Леонидович Звездинцев, сын хозяина дома: 25 лет, кандидат юридических наук, без определенных занятий, член общества велосипедистов, общества конских ристалищ и общества поощрения борзых собак. Молодой человек, пользующийся прекрасным здоровьем и несокрушимой самоуверенностью. Говорит громко и отрывисто. Либо вполне серьезен, почти мрачен, либо шумно-весел и хохочет громко.
Подстать ему его приятель, Петрищев: лет 28, кандидат филологических наук, ищущий деятельности, член тех же обществ, как и Василий Леонидыч, и, кроме того, общества устройства ситцевых и коленкоровых балов. Плешивый, быстрый в движениях и речи и очень учтивый.
И в поступках своих герои комедийно заострены. Звездинцев, ближайшее его окружение, единомышленники и противники - все помешаны на спиритических явлениях; жена, истерическая барыня видит «инфекцию» и дифтерийную заразу и кропит вдоме «гадость'0^ дети мечутся между балами, спевками, репетициями, посещениями d личного рода собраний, модных вечеров; между «делом» поучают мужиков: что, где и когда нужно сеять; и все заняты новым повальнь увлечением — составлением нелепых шарад. Если мужики едины в своих вкусах, привычках, в своем стремлении во что бы то ни стало добиться земли, без которой им «зарез», то в барской среде идут раздоры и грызня: мужа с женой и сыном; жены — с мужем и дочерью; Коко (бя. рон Клинген) терпеть не может Вово; Бетси — Коко и Петрищева и т.д
Иногда самодурство господ перерастает в холодную жестокость- княгиня Мосолова (сестра хозяина дома) не вошла в комнату, где умирала ее дочь, из-за опасения заразиться, в то время как за ребенком самоотверженно ухаживали слуги. Баре вызывают у мужиков осуждение и смех; они потешаются над их времяпрепровождением, невоздержанностью, глупостью, рассказывают забавные всевозможные байки о причудах господ. Таня, крестьянская девушка, сохраняет и на службе в качестве горничной недюжинную силу, нужную в деревенском труде: чего стоит, говорит она, каждый день затягивать «рыхлую» хозяйку в корсет: то же самое, что «засупонить», смеются мужики, т.е., применяя немалое физическое усилие и ловкость, сноровку, закрепить хомут на лошади.
Общение с барством не проходит даром и для самих крестьян, нередко заканчиваясь или трагическим исходом (судьба деревенской девушки Насти), или нравственным уродством — слуга молодого хозяина Григорий, подловатый человек, усвоивший внешние барские ухватки, очень напоминающий чеховского Яшу из «Вишневого сада». Он способен на прямое предательство.
Однако и мужики, носители патриархальных деревенских начал, так дорогих автору, рисуются в подчеркнуто комедийном духе, всегда появляясь на сцене не иначе как вместе, да еще под условными именами: «1-й мужик», «2-й мужик», «3-й мужик». Они так же косноязычны и немногословны, как и Аким во «Власти тьмы». Автор комедии предвосхитил Чехова с его Епиходовым («Вишневый сад»), предлагая герою (1 -й мужик»)высказаться, например, подобным образом: «Двистительно, это как есть. Происходит...значит, насчет покупки собственности земли. Так мир нас, примерно, и вполномочил, чтобы взойтить, значит, как полагается, через государственную банку с приложением марки узаконенного числа». Или: «Двистительно, как за подписью руки при- ложенья, дело в окончании, мы только денежки предоставить с нашей благодарностью».
Толстой развивает комедийный прием, разработанный еще Островским, когда персонажи из простонародной среды, наслушавшись господ, пускаются плести свои «словеса», коверкая чужие речевые ухватки на свой лад.
Между тем земля, о которой идет речь, нужна мужикам, как воздух, без нее они пропадут, без нее им «жить нельзя». Беспокойство и крайнюю их нужду высказывает 3-й мужик (в тексте комедии он назван Чиликин, т.е. как и Аким во «Власти тьмы»). Автор наделяет его единственной репликой, которую тот постоянно повторяет (она оказалась настолько выразительной, что со временем стала пословицей): «Земля малая, — не то что скотину, а курицу, скажем, и ту выпустить некуда». («Нам без этой земли надо жизни решиться», — вторит ему 2-й мужик.)
Тане все-таки удается исхитриться и провести господ: чудеса на спиритическом сеансе устраиваются ею так, что барин подписывает купчую. И хотя в последний момент обман открывается (предает Таню лакей Григорий), Звездинцева и его ученых друзей невозможно переубедить. Чего только не вытворяет необразованная деревенская девушка в тот вечер, но откровенное и грубое шарлатанство истолковывается как бесспорные факты, свидетельствующие о вмешательстве потусторонних сил, и как «слишком серьезные вещи», чтобы о них можно было рассуждать дилетантам или людям несведущим. «Да, как мы еще далеки от Европы!» — глубокомысленно заключает профессор Кругосветлов.
Плоды «просвещения» оказались горьки. Мир господ в сатирической трактовке автора комедии не только смешон, но и страшен в своей деградации, тупой самоуверенности, равнодушии ко всему, кроме них самих. «Кабы знать, ни в жисть не взялся бы. Это засушит хуже любой болести», — резюмирует один из мужиков. По словам самого Толстого, он стремился к тому, чтобы образы крестьян возбуждали сочувствие к безвыходному их положению. Между тем и комедийный эффект пьесы оказался исключительно ярок, и она с успехом прошла по театральным сценам России и европейских стран.
«Живой труп». Как и во «Власти тьмы», в основу сюжета пьесы было положено известное в судебных кругах уголовное дело - супругов Гимеров, обвиненных в «двоеженстве», в то время сурово каравшемся. Оттолкнувшись от реального факта, Толстой создал сложную психологическую и социальную коллизию, даже в незавершенной редакции ставшую одним из шедевров русской и мировой драматургии.
В центре пьесы - образ Федора Протасова, человека, принадлежавшего к высоким слоям общества. Его «падение»: запой и разгул, увлечение цыганки хора, промотанное собственное состояние и состояние жены, знакомство с «дном» жизни, — автор объясняет не слабость характера своего героя, а обостренным чувством фальши, несправедливости, в чем бы ни проявлялись они: в частной в частной ли жизни, в семенных отношениях или в общественном устройстве. Горький пьяница, отщепенец. Федя, как его все зовут, хранит в душе более высокие требования чести, долга, справедливости, чем окружающие его люди «порядочного общества».
Оригинальность построения конфликта в пьесе состоит в том, что в нем нет ни правых, ни виноватых, нет борьбы, доброй или злой воли а есть драматическое стечение обстоятельств. Не случайно работа над пьесой началась в 1900 г. после того, как Толстой побывал на спектакле Московского Художественного театра: в тот вечер, 14 января, шел «Дядя Ваня» Чехова, вызвавший его отрицательную оценку, но его новое произведение по способам организации, конфликта тоже оказалось новаторским явлением в драматургии.
Одной версии 1 чеховской - крушения человеческой судьбы Толстой противопоставил другую, где в полной мере высказался его темперамент протестанта, бунтаря, ниспровергателя существующего порядка вещей.
Федор Протасов порывает не просто с жизнью своей семьи, с любящей женой (Лиза), с размеренным, добропорядочным укладом, а со всей окружающей его жизнью, лишающей человека внутренней свободы и права выбора. Вот почему он чутко вслушивается в цыганскую песню, которая так захватывает его: «Это степь, это десятый век, это не свобода, воля». В песне заключены для него такие проявления души, какие не знает жизнь: «И где же делается то все, что тут высказано?.. И зачем может человек доходить до этого восторга, а нельзя продолжать его?»
Герой настолько странен и так «выламывается» из норм обыденной жизни, что оказывается между нескольких огней: одни относятся к нему с ненавистью (Каренина и мать Лизы), другие — с презрительной снисходительностью (князь Абрезков), третьи — с любовью и восхищением (цыганка Маша, Саша - сестра Лизы Протасовой), третьи находят возможным использовать его с целью шантажа. «Он сам себе враг», 1 говорит о нем князь Абрезков. Но он враг и другим: промотав собственное состояние, транжирит состояние жены, опускается все ниже по социальной лестнице, превратившись, наконец, в бродягу, в люмпена. Он вполне осознает, что приносит несчастье близким ему людям, но не может остановиться. Он готов уйти, чтобы не мешать чужой жизни. Но в условиях, в какие его поставило общество с его законами, это можно сделать только через суд и через процедуру развода, а это значит - снова придется кривить душой: взятки в консисторию (.церковные присутственные места) и судебным чиновникам, снова ложь, потому что нужно брать вину на себя, причем вину в супружеской неверности, хотя он ни в чем не погрешил против уз брака. Он так и не научился спокойно лгать, в этом его «несчастье». Остается единственный путь, убрать самого себя, пойти на самоубийство. Он готов и это сделать, но, уже при- ставив револьвер к виску, слабый, безвольный человек, он не отваживается на этот шаг. Выход находится неожиданно простой. Его подсказывает Федору цыганка Маша. Пожалуй, это редчайший эпизод, когда Толстой начинает выдумывать своих героев и их психологию, в чем он справедливо упрекал М.Горького. Приятельница-цыганка, не то что увлекающаяся литературой, а говорящая-то плохо по-русски, вдруг спрашивает: «Читал ты «Что делать?»? Скучный это роман, а одно очень, очень хорошо». Хорошо — это мнимое убийство: нужно сделать вид, что утопился, тем более что все знают — он не умеет плавать.
Это и станет решением, которое впоследствии приведет к кровавой, роковой для героя развязке. Федор Протасов инсценирует самоубийство; отныне считается, что он погиб. Сам же он, совершенно опустившийся, появляется в темных притонах Саратова, обитает в ночлежных домах, пока в запущенном трактире какой-то проходимец, подслушав его признание, выдает его полиции. Недолгое судебное разбирательство должно закончиться тем, что, согласно уголовному законодательству, новый брак Лизы с Карениным должен быть расторгнут, и она вместе с прежним мужем отправится в ссылку в Сибирь, будет подвергнута церковному покаянию, и ее опять свяжут с Федей узами брака, постылого и ей и ему. Перед вынесением приговора Федор Протасов, незаметно получив все тот же пистолет, который когда-то уже появлялся у него в руках, на глазах у публики и судейских чиновников стреляется и умирает, тем самым освободив Лизу от ужаса ссылки, себя — от ужаса существования с тяжелым грехом на душе.
Такова достаточно простая фабула пьесы, но напряженная и динамичная, заканчивающаяся смертью героя. Сюжет же произведения оказывается очень необычным и своеобразно построенным: в нем нет сквозного движения событий, он распадается на несколько сцен, давая три отчетливых социальных среза: привилегированное сословие (здесь — преимущественно светское общество); простонародная среда, обитатели «дна» и третий план, всегда вызывавший особенно острую критическую атаку Толстого, — бездушная судебная система и произвол судейских чиновников. В этих трех сегментах сюжета представлены различные персонажи: люди «порядочного общества», аристократии высшего чиновничьего круга (Каренин, несмотря на молодость, - уже камергер и статский советник; его мать, имеющая влияние в свете; семейство Лизы; князь Абрезков), мелкая сошка - следователи, адвокаты, офицеры — собутыльники Феди, и, наконец он сам. в финале пьесы - полунищий, полубродяга в окружении опустившихся, сомнительных личностей. ■ .
Резким контрастом на фоне «сливок общества» и обитателей «дна» рисуется образ цыганки Маши. Она как раз и олицетворяет нравственную силу народа. Это своеобразная художественная параллель характеру Федора Протасова: человек такой же цельности, искренности «Только любовь дорога», - говорит она. Простая цыганка хора, воспитанная «на корысти», несет в себе самоотверженное, чистое чувство, все отдает, не требуя ничего. Этот луч света, по словам Феди, согревший его, эта любовь, которую он тоже ничем не осквернил, всегда остается в нем, поддерживает его, дает силы жить как самое задушевное воспоминание. Умирая, он представляет себе рядом именно Машу. Ее образ, слитый с песней, возникает в гаснущем сознании героя. Последние его слова обращены к ней: «Маша опоздала... (Плачет). Как хорошо-как хорошо...(Кончается)».
В заключительном шестом действии драмы то, что было уже высказано в экспозиционной части: необходимость судебных действий и вся ложь, связанная с ними, - обретает живую плоть и кровь конкретных действующих лиц. Федя Протасов оказывается в мертвой хватке суда и судейских чиновников. Но суд над «преступником» становится у Толстого судом над судом: такие резкие, безжалостные выпады против бессмысленных законов и судебного делопроизводства можно найти только в «Воскресении». В схватке с судейскими деятелями Толстой достигает страстной силы обличения, вершин публицистической патетики. Здесь не только обнажены бесчеловечность и отсутствие всякого смысла в законе, но и показаны во всей красе их исполнители: жалкое племя чиновников, их желание безмерно, безнаказанно оскорблять и унижать человека, попавшего в судебную западню. Они не просто равнодушны к порученному делу, а наслаждаются беспомощностью, беззащитностью своих жертв. Требованием закона творится на каждом шагу беззаконие - вот мысль Толстого.
«Ах, господин следователь, - говорит Федя, - как вам не стыдно. Ну что вы лезете в чужую жизнь? Рады, что имеете власть, и, чтоб показать ее, мучаете не физически, а нравственно людей, которые в тысячи раз лучше вас». И затем он развертывает суть человеческой драмы, которая, попадая под пресс судебной машины, убивает в человеке все человеческое: Федя. Нечего просить. Я скажу все, что думаю. (Письмоводителю.) А вы пишите. По крайней мере в первый раз будут в протоколе разумные человеческие речи. (Возвышает голос.) Живут три человека: я, он, она. Между ними сложные отношения, борьба добра со злом, такая духовная борьба, о которой вы понятия не имеете. Борьба эта кончается известным положением, которое все развязывает. Все успокоены. Они счастливы — любят память обо мне. Я в своем падении счастлив тем, что я сделал, что должно, что я, негодный, ушел из жизни, чтобы не мешать тем, кто полон жизни и хороши. И мы все живем. Вдруг является негодяй, шантажист, который требует от меня участия в шантаже. Я прогоняю его. Он идет к вам, к борцу за правосудие, к охранителю нравственности. И вы, получая двадцатого числа по двугривенному за пакость, надеваете мундир и с легким духом куражитесь над ними, над людьми, которых вы и мизинца не стоите, которые вас к себе в переднюю не пустят. Но вы добрались и рады...
Судебный следователь. Уведите его. Я арестую вас.
Федя (к Каренину и Лизе). Так простите.
Каренин (подходит и подает руку). Так, видно, должно было быть.
Лиза проходит. Федя низко кланяется.
В зале суда происходит то, на что никто не рассчитывал: «Не их судят, а они судят общество», — говорит молодой адвокат.
Финал, как часто бывает у Толстого, обращен к началу всей композиционной структуры пьесы: первая попытка самоубийства — и роковой выстрел, развязавший узел невольной уголовной драмы; даже орудие убийства то же — револьвер, дважды предлагаемый Протасову одним и тем же лицом (несостоявшимся самоубийцей, имевшим когда- то отношение к судейской среде, Иваном Петровичем). Пьеса, которую Толстой считал незавершенной, демонстрирует внутреннюю цельность и законченность в реализации авторского замысла.
Существующая ныне редакция «Живого трупа» была окончена к концу 1900 г. Толстой не продолжил работу над ней. Впервые пьеса была представлена на сцене — уже после смерти писателя — в Московском Художественном театре в 1911 г. С этого момента идо настоящего времени продолжается триумфальный успех ее постановок в России и во многих странах мира.
АНТОН ПАВЛОВИЧ ЧЕХОВ (1860-1904)
Творческая судьба А.П. Чехова полна драматизма, несмотря на внешне спокойную биографию писателя. Его дед был крепостным крестьянином, а отец - мелким лавочником, но дело вел неудачно и бежал из провинциального, захолустного Таганрога, где жила семья шумную Москву, чтобы там, в многолюдье, скрыться от кредиторов. Подростком Чехов испытал все тяготы «амбарной» жизни, исполняя роль мальчика-приказчика, и долго ему потом приходилось, по его признаниям, «выдавливать из себя по капле раба».
Он получил раннюю известность, но его ждала и ранняя гибель: Чехов умер 44 лет в полном расцвете своего гения. Он был врач, окончил (1879-1 884) медицинский факультет Московского университета, лечил других, но себя не мог спасти от туберкулеза (скончался 2 июля 1904 года в небольшом немецком городке Баденвейлере).
В момент уже упрочившейся известности, в преддверии славы Чехов совершил в 1890 г. загадочный для многих поступок: уже больной чахоткой, отправился один, без спутников на Сахалин через Сибирь по ужасным, разбитым дорогам, точнее было бы сказать, по русскому бездорожью, в весеннюю распутицу (выехал из Москвы в конце апреля 1890 г.), в открытых повозках, у которых то и дело ломались оси, переплывал разлившиеся сибирские реки, т.е. не раз рисковал головой, чтобы оказаться на острове Сахалине - месте каторги и «невыносимых страданий, на какие только бывает способен человек вольный или подневольный», как сам писал. Вернулся Чехов в Москву лишь в декабре 1890 г. Тогда же он сообщал А.С. Суворину: «Работа у меня была напряженная; я сделал полную и подробную перепись всего сахалинского населения и видел все, кроме смертной казни... чувство же привез я с собою нехорошее... Сахалин представляется мне целым адом». Следствием этой поездки стала книга очерков (1893—1894) «Остров Сахалин» (Чехов гордился тем, как весело говорил, что в его «беллетристическом» гардеробе появился и «арестантский халат»), а также рассказы «Гусев», «Бабы», «В ссылке», «Убийство».
Долгие годы он выступал под псевдонимами в юмористических развлекательных газетках и журналах. Его пародии и рассказы, живые, полные остроумия и самого неподдельного веселья, сразу же обратили на себя внимание. Но уже в ранних произведениях проявились, помимо юмора, и другие черты его дарования: тонкий лиризм («Верба»), лирико-драматические сюжетные построения («Цветы запоздалые»), резкая социальная критика («Смерть чиновника», «Устрицы», «Унтер Пришибеев»), постановка болезненных общественных проблем, выходящих за пределы «поэтических» тем: например, борьба с проституцией, скрытой и явной («Хористка», «Знакомый мужчина», «Припадок»), ужас деревенской жизни, калечащей судьбы людей («За яблочки», «Барыня»).
Со временем его произведения становились все более насыщенными философскими проблемами: человек и природа, человек и общество, русская жизнь и мировая цивилизация (один из его героев с горечью говорит: мы отстали от Европы лет на двести). Уже в середине 80-х годов дала о себе знать провидческая сила его идей. Чехов первым обнаружил следы надвигающейся экологической катастрофы, созданной человеком, но несущей страшные беды самому человеку и человечеству. Именно он поставил тогда же с исключительной силой и глубиной вопрос о трудности соотнесения естественнонаучного и гуманитарного образа мысли, что превратится в одну из актуальнейших проблем лишь спустя столетие, в конце XX в. Один из его героев, естествоиспытатель фон Корен, говорит в повести «Дуэль», что гуманитарные науки тогда только будут удовлетворять человеческую мысль, когда в движении своем они встретятся с точными науками и пойдут с ними рядом, но скорее земля покроется ледяной корой раньше, добавляет он, чем это случиться. Так и произошло: научно-техническая революция (НТР), выдвинув идею экспансии точных дисциплин, не приблизила разрешение проблем духовности, тайн работы сознания, творческой деятельности, а скорее отдалила их постижение, отправив научную мысль по ложному следу.
Чехов по-своему интерпретировал вопрос и о свободе личности, когда-то так волновавший автора «Братьев Карамазовых»: счастье невозможно среди неизбывных несчастий других, можно лишь, утверждает Чехов, приближать его — своими страданиями, своими усилиями и трудом. Наконец, само искусство рассматривалось им в духе его гениальных предшественников — Толстого и Достоевского — как величайшая сила воздействия на людей, зловещая или благородная в зависимости от того, какие цели ставит перед собой.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|